- тигр лежал, немного приподняв  голову,
словно какой-то звук пробудил его от сна. Глаза были сделаны из  маленьких
зеленых камешков. Удачно проданная, эта вещица  могла  бы  обеспечить  ему
безбедную, возможно, даже в роскоши,  старость.  Мне,  например,  отчаянно
захотелось протянуть руку и потрогать камешек.
   Актриса заговорила первой. Она казалась напуганной, и, я думаю,  вполне
искренне.
   - Это что, один из тех богов, о которых мы сейчас говорили?
   - В этих краях я назвал  бы  его  талисманом,  майне  фрау.  Его  зовут
Баргар. Он не настоящий, конечно. Когда  мой  отец  -  младший  из  многих
братьев - отправился  искать  счастья  в  чужих  краях,  настоящий  Баргар
предсказал, что он  никогда  не  вернется  к  родному  очагу,  и  разрешил
изготовить копию.
   - Он... он... говорит с вами?
   Морщинистое лицо немолодого воина скривилось в уклончивой улыбке, и  он
снова завернул янтарного тигра в тряпицу.
   - Для профессионального солдата я  прожил  очень  долгую  жизнь,  майне
фрау. Не раз и не два судьба моя зависела от его советов.
   Каким бы он ни был солдатом, задатки рассказчика у  него  имелись,  это
точно. Даже толстый купец, задремывавший в своем кресле, открыл глаза.
   Тигра вернули в убежище. Еще один древесный ствол треснул в лесу, и  на
этот раз я услышал далекое эхо. Солдат сделал  знак  Фрицу  наполнить  его
кружку, и трактирщик вскочил с места.
   - Так вот, то дело, о котором нам рассказывал майстер Омар... Много лет
назад мне случилось побывать на родине отца, и  я,  естественно,  навестил
нынешнего главу семьи, дабы засвидетельствовать  свое  почтение.  Поначалу
меня встретили несколько настороженно,  но,  когда  я  показал  им  своего
маленького Баргара, мне обрадовались и приняли  меня  со  всем  положенным
радушием.
   Демонстрируя замечательное  чувство  паузы,  солдат  отхлебнул  пива  и
усмехнулся.
   - Боюсь, мои благородные родичи  нашли  меня  довольно  неотесанным.  Я
плохо вписывался в их балы и званые обеды, да и речь моя была прямее,  чем
у них принято даже в общении друг с другом. Но я завязал  дружбу  с  парой
младших сыновей, которые брали меня с собой на охоту. Это было мне  больше
по душе и по способностям. Мы неплохо повеселились тогда.
   Наши поездки завели нас однажды в древний  дом  нашего  рода,  замшелую
развалину среди лесов. И в этом самом доме мне показали как-то ночью очень
любопытные документы.
   Я сел прямее.
   Капитан Тигр заметил мое движение и загадочно улыбнулся.
   - Могу я угостить тебя кружкой пива, майстер Омар?
   Я  с  благодарностью  принял  предложение.  Фриц  нехотя  поднялся   за
кувшином. Подразнив нас еще немного, старый вояка продолжил рассказ:
   - Один из моих... кажется, они приходились мне двоюродными  братьями...
в общем, младший из  моих  новых  друзей  как-то  вечером,  выпив  немного
лишнего, имел неосторожность проболтаться, что при всех  своих  титулах  и
регалиях, при всех своих высоких связях все мои знатные родственники ведут
свой род от простого солдата удачи вроде меня самого. Он нашел это  ужасно
забавным - по крайней мере в тот вечер. В  конце  концов  он  поднялся  на
какой-то  чердак  и  вернулся  с  полурассохшейся   деревянной   шкатулкой
альгазанийской работы, с ибисами и гепардами... впрочем, это не важно.
   В этой шкатулке хранились воспоминания  того  самого  основателя  рода.
Многие страницы оказались утеряны,  а  многие  выцвели  так,  что  их  уже
невозможно  было  прочитать,  но  отдельные  части  сохранились   неплохо.
Несколько следующих дней... да, мне стоило упомянуть о том, что я  потянул
лодыжку. Не могу  сказать,  чтобы  я  имел  склонность  к  чтению,  однако
временно я оказался прикованным к дому, так что  перебрал  почти  всю  эту
кипу документов. И кое-что действительно представляло интерес.
   Так, эти записи подтверждали то, что поведал нам майстер  Омар,  вплоть
до мельчайших подробностей. Так, например, полное имя  моего  предка  было
Долгопамять Баргарский, но беженцы в Альгазане находили  такие  громоздкие
имена не соответствующими обстановке и боялись, что они станут поводом для
насмешек. Как и следует из рассказа майстера Омара, они сокращали их.  Как
меня зовут Тигр, его знали как Пами.
   В молодости он участвовал в  неудавшемся  восстании  Утрозвезда  и  был
ранен, хотя и не слишком серьезно. Он бежал из Кайлама на том же  корабле,
что и Волнорез.
   Все не сговариваясь посмотрели на актрису. Я даже удивился тому, что  у
нее осталось стыда хотя бы на то, чтобы покраснеть. Я с  нетерпением  ждал
рассказа о том, как же на самом деле удалось Белорозе бежать  от  Вандока,
но так и не услышал этого. То ли этих подробностей в таинственной шкатулке
капитана Тигра не обнаружилось, то ли он решил пощадить чувства актрисы  и
не поднимать больше этот вопрос.
   - Итак, майстер Омар прервал рассказ на  самом  интересном  месте,  как
справедливо заметил его честь.  Я  прочел  воспоминания  непосредственного
свидетеля встречи, которая произошла той ночью. Я расскажу ее вам так, как
она запечатлелась в моей памяти. Если для рассказа необходимо название,  я
назвал бы его так: "Рассказ о невероятном претенденте на трон".



11. РАССКАЗ СОЛДАТА

   В двадцать пять лет Пами был изгоем на костылях и без гроша в  кармане.
В  пятьдесят  -  почтенным  гражданином,  знаменитым,  богатым  и  глубоко
несчастным. Ну, если и не несчастным, то, во всяком случае, не счастливым.
   Ему везло, возможно, даже слишком  везло.  Он  знавал  сотни  беглецов,
покинувших родину одновременно с ним. Среди них были люди умелые и  умные,
отважные и решительные, но мало кто из них добился такого  положения,  как
он. Ему нравился почет и уважение, нравился роскошный  дом  со  множеством
слуг. Он любил жену и дочь, и они любили его.
   Если бы он добился всего этого отвагой, опасным  ратным  трудом  -  или
хотя бы везением, случайным полетом стрелы или ударом меча в битве,  -  он
мог бы хоть немного гордиться своим положением, но он боялся, что все  это
лишь заслуги Баргара. Он был благодарен богу, но этого ему было мало.
   Как раз накануне прибытия Пами на остров  эмир  распорядился  пополнить
ряды альгазанского Иностранного Легиона. Благодаря опыту боев с  варварами
и полученному при Мельничном ручье ранению Пами пришелся весьма кстати. Он
показал себя храбрым,  верным  и  исполнительным  воином,  но  не  забывал
следовать советам своего бога, который не раз и не два спасал его от беды.
За следующие двадцать лет он  дослужился  до  высших  постов  альгазанской
армии, неоднократно приводя войско эмира к победе.
   При всем том у него нашлось время и на ухаживания, и он завоевал сердце
дочери богатого купца. Их брак и теперь, много лет спустя,  мог  по  праву
считаться счастливым. Пами даже думал, что тут сыграли  немалую  роль  его
частые отлучки - им никогда не удавалось побыть вместе  достаточно  долго,
чтобы надоесть друг другу. В конце концов, он не измучил жену бесконечными
родами, как это бывает во многих семьях.
   Теперь он был  слишком  стар,  чтобы  оставаться  солдатом,  а  другого
ремесла он не знал. Трубы возвещали о  его  появлении,  когда  он  навещал
дворец эмира, но он редко заходил  туда,  ибо  терпеть  не  мог  дворцовых
интриг. Его шурины и без него неплохо справлялись с торговыми делами. Хотя
честность  их  по  отношению  к  посторонним  вряд  ли  могла   почитаться
образцовой, сестру свою они, во всяком случае, не обманывали,  так  что  в
деньгах недостатка не было.
   В пятьдесят Пами мог надеяться еще на десять, а то и больше лет  жизни.
Вот только что с ней делать?
   Освободить  родину,  подсказывал  ему  внутренний   голос.   Вести   из
Междуморья  продолжали  приходить  душераздирающие.  Вандок   Безжалостный
продолжал править страной,  убивая  каждого,  в  ком  видел  угрозу  своей
власти, - даже, говорили, и собственных сыновей.  Его  убийцы  рыскали  по
стране, грабя  и  убивая  всех,  кто  под  руку  попадется,  состязаясь  в
жестокости. Самый верный способ завоевать расположение царя  это  обрушить
на жителей страны к югу от гор какой-нибудь новый ужас. И месяц за месяцем
юношей и девушек угоняли на север, чтобы принести в жертву Холу.
   Семь городов лежали в развалинах, да и все окрестности были опустошены.
Заморские купцы избегали заходить в порты, ибо местным жителям нечего было
предложить  на  продажу.  Единственным  исключением   были   работорговцы,
наполнявшие трюмы своих судов множеством добровольцев.
   Беженцы в Альгазане помогали чем могли, но  помощь  эта  была  мизерна.
Мало кто из них разбогател настолько, чтобы делиться. Время от времени они
фрахтовали корабль и вывозили оттуда новую партию беженцев - редко  в  сам
Альгазан, ибо эмир справедливо опасался потока нищих иммигрантов,  разреши
он это. Но даже подобные благодеяния  были  редки.  Беженцы,  в  какую  бы
страну ни забросила их  судьба,  чаще  всего  обречены  были  прозябать  в
нищете. Все хорошо понимали это, и все же каждый корабль, покидавший порты
Междуморья, ломился от толп беженцев.
   Но не все убежали из страны, и не все искали  такую  возможность.  Пами
знал многих жителей Междуморья, состоявших с ним  в  дальнем  родстве.  Он
предлагал им убежище под своим кровом и получил отказ; он делал  все,  что
мог, чтобы помочь им, хотя золото и не всегда достигало адресатов.
   Собираясь,   изгнанники   всегда   заводили   разговор    о    создании
освободительной армии и высадке в Междуморье,  чтобы  изгнать  ненавистных
варваров, но подобная кампания требовала куда  больших  средств,  чем  они
могли бы собрать. Более того, никто из них всерьез  не  верил,  что  такая
попытка увенчается успехом. Вандок слишком опытный тиран, а Хол -  слишком
сильный бог.


   Итак,  через  несколько  дней  после  своего  пятидесятилетнего  юбилея
Долгопамять Баргарский, известный семье и друзьям как Пами,  а  правителям
Альгазана как Пами-паша, мучался тревогой и беспокойством.
   Поздней ночью, распрощавшись с  друзьями,  Пами,  мучимый  бессонницей,
неприкаянно бродил по своему темному дому. Жена его давно уже  отправилась
спать. Как обычно, разговор в этот вечер зашел  о  страданиях  Междуморья.
Как обычно,  новости  были  плохими.  Как  обычно,  все  предложения  были
скоропалительны и неосуществимы. Пами-паша  достаточно  повидал  на  своем
веку,  чтобы  сразу  узнавать  безнадежное  дело,  а  каждый  новый  план,
выдвинутый за столом, был еще безнадежнее предыдущего.
   Человек не может ходить бесконечно. В конце концов  он  забрел  в  свой
кабинет, к нише, в которой обитал Баргар. Пора было спать - значит,  самое
время для вечерней молитвы. Он опустился на колени,  как  делал  несчетное
количество раз до этого, и сделал подношение богу, как делал это  еще  его
отец много лет назад. Только  отец  его  предлагал  богу  медяки,  а  Пами
предлагал ему золото. Он положил перед нишей золотой, добавив его  к  семи
уже лежавшим там монетам. Рано или поздно перед богом накапливалась вполне
солидная сумма, но рано или поздно Баргар  говорил  об  этом,  давая  Пами
распоряжение купить на  нее  жене  новый  экипаж,  или  одарить  нежданным
богатством случайного нищего бродягу, или сделать еще что-нибудь столь  же
непредсказуемое. В конце концов, золото принадлежало богу, и он волен  был
поступать с ним как ему заблагорассудится.
   Когда  с  приношением  бывало   покончено,   Пами   говорил   о   своей
благодарности богу и о своих печалях. И всегда  кончал  простой  молитвой:
"Скажи, как могу я помочь им, о Пресвятой Отец?"
   Иногда бог отвечал, иногда  нет  -  и  боги,  и  тигры,  как  известно,
отличаются непредсказуемым характером. Но когда отвечал,  ответ  его,  как
правило, звучал одинаково: "Я твой бог, сын мой, но не бог твоего  народа.
Тебя я могу хранить, могу содействовать твоему процветанию,  но  над  ними
нет моей власти. Я не могу устоять против Хола, ибо я всего лишь маленький
бог. Малые боги не могут тягаться с великими богами - это познали на своем
опыте еще  твои  предки.  Так  что  живи  и  наслаждайся  теми  житейскими
радостями, что доступны тебе".
   И в эту ночь Пами упрямо повторил свою  обычную  молитву:  "Скажи,  как
могу я помочь им, о Пресвятой Отец?"
   И в эту ночь Баргар ответил просто: "Ступай к воротам и  найди  отрока,
что ждет там. Пригласи его в дом, и выслушай его, и поверь ему".


   На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать -  тощий  как  удилище,  не
слишком чистый, но,  похоже,  сообразительный  и  здоровый.  На  нем  была
потрепанная набедренная повязка, и он  так  стискивал  в  руках  маленький
сверток, словно тот был ценнее короны эмира. Волосы его слиплись  прядями,
один глаз заплыл. Он стоял в  свете  фонаря  Пами,  улыбаясь  ему  и  дыша
тяжело, словно только что бежал, но Пами наблюдал  за  ним  в  окошко  уже
несколько минут и знал, что  паренек  стоял  на  месте  -  вернее,  сидел,
скрестив ноги, в пыли, словно намереваясь провести здесь  всю  ночь,  если
понадобится. Возможно, он ждал здесь уже несколько часов.
   - Паша, мне сказано было прийти к тебе  и  повидаться  с  тобой!  -  Он
говорил мальчишеским дискантом на языке Безбожных.
   - Кто ты и кто сказал тебе это?
   - Я - Дусс, паша. Гордуспех Кравский мое  настоящее  имя.  И  это  Крав
сказал мне.
   Крав? Пами смутно помнил бога с таким именем, но не помнил, чей это был
бог.
   - Тогда тебе лучше войти, Гордуспех. Меня зовут Долгопамять Баргарский.
   Крав? Крав?
   На спине юнца запеклась кровь. Судя  по  всему,  он  дрался,  и  совсем
недавно. От него разило луком. Впрочем, он  оказался  воспитан  настолько,
что, входя в дом, даже снял сандалии, хотя вряд ли они  были  грязнее  его
босых ног.
   В светлом кабинете он показался еще более худым, а в волосах его  стали
заметны гниды. Глаза его расширились от удивления  и  восторга,  когда  он
разглядывал мебель, ковры, картины, портьеры. Потом взгляд его остановился
на нише с янтарным тигром и золотом перед ним. Он поклонился богу и бросил
тревожный взгляд на Пами, не рассердится ли тот за такую вольность.
   - Это Баргар, мой бог, - объяснил Пами. - Это  он  велел  мне  впустить
тебя и выслушать то, что ты имеешь сказать, Гордуспех.
   Оборванец радостно заулыбался.
   - Тогда не мой ли бог говорил с твоим, паша?  Святой  Крав  никогда  не
говорил со мной до сегодняшнего вечера, а...
   - Погоди! - рассмеялся Пами. -  Серьезное  дело  не  допускает  спешки.
Сначала сядь-ка... - он выбрал  простой  деревянный  стул,  который  потом
можно было бы вымыть, и подвинул его вперед, - ...вот сюда. Теперь, могу я
предложить тебе... - Вино наверняка свалит мальчишку с ног.  Еда?  Конечно
же, еда! - Я  прикажу  принести  тебе  что-нибудь  поесть.  Чего  бы  тебе
хотелось?
   Мальчишка плюхнулся на стул и удивленно разинул рот.
   - Давай же! - сказал Пами. - Что ты любишь больше всего?
   Гордуспех Кравский еще раз огляделся по сторонам.
   - Мясо? - прошептал он так, словно просил трон эмира. Он облизнул губы.
   Пами потянулся к шнурку звонка.
   - Когда ты последний раз пробовал мясо?
   - Не помню. Но рыбу ел прошлым летом, целых два раза!
   - Гм. Могу я поинтересоваться, что это ты принес?
   - Это Крав, паша. Он велел мне взять его с собой.
   Пами только успел усесться сам - в обитое шелком кресло, - но при  этой
новости вскочил. Собирать в одном помещении двух  богов  всегда  считалось
нежелательным. Это непочтительно, во  всяком  случае,  если  и  не  прямое
кощунство, но тут, похоже, сами  боги  устроили  эту  встречу.  Интересно,
подумал он, и как положено себя вести в такой ситуации?  Обычно  никто  не
делит место с тигром.
   - Тогда, возможно, его лучше развернуть и поставить на почетное  место.
Например, на эту полку?
   Поспешно кивнув, мальчик  развернул  тряпку  и  достал  из  нее  что-то
похожее на черный камень.
   - Крав - это зуб дракона! - гордо объяснил он. Он положил его на полку,
поклонился ему и вернулся на место.
   Впрочем, с драконами тоже место не делят. Надо же, какая компания!
   Недоверчивый сонный слуга преклонил  колена  в  дверях.  Пами  приказал
принести хлеба и мяса, сладких пирожков и фруктов - ничего особо дорогого,
все простое и питательное, в расчете на двоих. И побыстрее. Потом он сел и
улыбнулся этим живым темным глазам. Мальчишка того и  гляди  лопнет,  если
ему не дать высказаться.
   - А теперь, Гордуспех Кравский, что твой бог велел рассказать мне?
   Слова полились потоком - слова, перевернувшие все вверх дном  в  голове
его собеседника. Волнорез Кравский! Ну конечно же!
   Не успел Пами  переварить  одно  откровение,  как  на  него  обрушилось
второе. Совсем еще юношей сражался он в отряде  Волнореза  при  Мельничном
ручье. Они и в изгнание отплывали на одном корабле, но в те  дни  Волнорез
был сыном магистрата, а Долгопамять - всего лишь крестьянина. Через год  с
небольшим, когда Пами вернулся из  первой  своей  кампании  в  Иностранном
Легионе, до него дошли слухи, что дочь Утрозвезда бежала и тоже  находится
в Альгазане. Он даже слышал, что десять  лет  спустя  имя  ее  упоминалось
среди жертв Великого Поветрия. И с тех пор - ничего больше.
   Выслушай, говорил его бог, и поверь.
   - И он сказал, что ты можешь помочь,  паша!  -  закончил  свой  рассказ
мальчишка, глядя на Пами  с  отчаянной  надеждой  в  глазах.  Несмотря  на
поздний час, сам мажордом стоял в дверях, давая понять, что обед готов.
   - Ступай и поешь, а я пока подумаю. - Пами проводил своего юного  гостя
в столовую. - Садись. Скажи, с чего ты хочешь  начать.  Разбавь  вино  как
следует, Мустаир. Мне тоже красного.
   Паша славился своим гостеприимством. Когда  он  сказал  "в  расчете  на
двоих", его слуги поняли  это  так,  что  дом  их  навсегда  будет  покрыт
позором, если два любых едока в Альгазане - пусть даже самых прожорливых -
сочтут угощение недостаточным. Не веря своим глазам, смотрел мальчишка  на
полные подносы, на золотые тарелки, потом неуверенно ткнул пальцем в блюдо
жирной свинины. Слуга поднес его  поближе,  собираясь  отрезать  несколько
кусков, но Дусс схватил весь ломоть обеими руками и впился в него зубами.
   Выслушай и поверь!
   Пами выслушал. Пами мог поверить  рассказу  -  право  же,  он  был  рад
увидеть, что черты Волнореза проглядывали в лице этого голодного оборвыша.
Пами мог поверить в то, что освободительная  война  под  предводительством
внука Утрозвезда  имеет  значительно  больше  шансов  на  успех,  чем  все
предыдущие восстания. В правление Вандока восстания были частым делом,  он
сам поощрял их. Но верит ли Пами в то, что оно увенчается  успехом?  Верит
ли он в то, что оно  поможет  его  народу?  Еще  одно  поражение  того  же
масштаба, что при Утрозвезде, превратит страну в пустыню.
   Следующим шагом, несомненно,  будет  найти  старшего  брата,  неученого
грузчика, которому предстояло  стать  Освободителем.  Судя  по  тому,  как
обстряпывали дела Крав с Баргаром, Пами предстояла работа натаскать  этого
незаметного  труженика,  сделав  из   него   героя-патриота   и   великого
полководца.
   "Это научит меня спорить с Тигром!"
   Пами приказал приготовить экипаж, а  охране  -  ждать  его.  Он  хорошо
платил своим людям: если он требовал чего-нибудь даже среди ночи, это было
вопросом нескольких минут.
   Мальчик сказал, что его брат участвует в кулачных боях в  Змеиной  Яме,
самой злачной дыре в припортовых кварталах. Что  ж,  это  говорило  о  его
храбрости, но не об уме! Конечно, такое вечернее времяпровождение было  по
силам не каждому, но как быть с качествами вождя, харизмой и всем  прочим?
От  внука  Утрозвезда,  сына  Белорозы,  можно  было  ожидать   храбрости.
Возможно, если верить преданиям, дочь выказала ее даже больше, чем отец. И
отец парня, Вол... Нет.
   Долгопамять Кравский чуть не уронил свой кусок.
   - Сколько, ты сказал, лет Верну?
   Дусс торопливо проглотил непрожеванный кусок.
   - Двадцать три, паша. Через