необходима. Он опустился на колени перед  стоявшим  на  ящике
богом, и Дусс стал на колени рядом с ним.
   - Отец Крав, - молвил Дусс. - Благодарим тебя за то, что  ты  хранил  и
оберегал нас весь этот день, и за пищу нашу. - Эту молитву он запомнил еще
с тех пор, как их отец произносил ее, и он повторял ее каждый вечер.
   Бог не ответил. Бог никогда не отвечал.
   Жители Безбожного квартала получили свое прозвище за то, что никогда не
посещали ни одного из сотни храмов на острове. Они и не нуждались в  этом,
ибо у каждой семьи был свой бог вроде Крава.
   Крав это настоящий  зуб  дракона  -  старый,  черный,  размером  с  два
здоровых кулака Верна - весьма  угрожающе,  если  представить,  какого  же
размера должен был быть весь дракон.
   Но он никогда не говорил. Другие мальчишки рассказывали Дуссу,  что  их
семейные божества разговаривают с их отцами, а иногда даже с ними  самими,
но Крав не говорил никогда. Зато настоящий  зуб  дракона  был  куда  более
впечатляющим богом, чем какая-нибудь фигурка  из  глины,  или  камня,  или
металла, и Дусс гордился своим богом.
   Они обедали молча. Дусс  как  младший  взял  себе  меньшую  часть.  Они
проголодались, поэтому обед  не  занял  много  времени.  Они  не  достигли
состояния сытого блаженства, следующего обычно за сытной трапезой,  однако
Дуссу это состояние было вовсе незнакомо, так что и  не  было  повода  для
огорчения. В комнате было уже почти темно, подходило время ложиться спать.
Почти каждый вечер братья перед сном разговаривали. Верн рассказывал Дуссу
про родителей, которых тот почти не помнил. Потом они засыпали, готовясь к
новому дню.
   Посуды у них не водилось, так что мыть было нечего, и никому из них  не
хотелось пить настолько, чтобы спускаться для этого на семь  этажей.  Дусс
забрался в тайник и достал оттуда книгу.
   После самого Крава книга была самым ценным их  имуществом.  Берн  более
или менее научился читать у матери, а потом сам научил этому Дусса,  и  по
вечерам теперь они читали книгу вдвоем. Дусс читал уже  лучше,  чем  Берн,
хотя старался этого не показывать. Впрочем, чтецы из них  обоих  были  так
себе. Книга оказалась сложной; она  рассказывала  историю  страны,  откуда
много лет назад приплыли их родители, и написана была  на  языке  предков.
Хотя они говорили на нем с друзьями и соседями, в повседневной  жизни  они
пользовались  альгазанианским,  заметно  от  него  отличавшимся.  Так  что
многого в книге братья просто не понимали.
   Верн улыбнулся, как бы извиняясь, и покачал головой.
   - Не сегодня, - сказал он. - Сколько у нас денег?
   Дусс быстро отвернулся, чтобы скрыть свое огорчение. Хотя ответ он знал
и так, он на коленях подобрался к половице, скрывавшей тайник.
   - Серебряная рыба и четыре гроша. - Всего несколько  дней  назад  здесь
лежало четыре серебряные рыбы, но у Верна разболелся зуб мудрости,  и  его
пришлось вырвать.
   - Завтра день рождения Жемчужины, - вздохнул Верн.
   - Ох! Я не знал.
   Верн ухаживал за дочкой Твердоупряма-извозчика. Она давала ему  понять,
что его старания ей отнюдь не неприятны, хотя ее мать имела на  этот  счет
серьезные возражения. Дусс относился к  этому  неоднозначно.  Он  искренне
желал брату счастья. Он признавал, что общество девушек довольно  приятно,
хотя и не испытывал пока такой потребности. Он понимал, что  будет  думать
по-другому, когда повзрослеет. Разумеется, пройдет не один год, прежде чем
Верн наберет достаточно денег, чтобы говорить о женитьбе. Подарок на  день
рождения представлялся куда более насущной проблемой.
   - Пожалуй, схожу-ка я сегодня вечером, - пробормотал Верн.
   Дусс старался не показывать, как ему страшно.
   - Я пойду с тобой, посмотрю.
   - Нет, не ходи! Мне неуютно, когда ты смотришь, и  тебе  это  прекрасно
известно! А теперь не тревожься понапрасну. Все будет хорошо.  -  С  этими
словами Верн вскочил и вышел, прежде чем Дусс  успел  возразить.  В  споре
Дусс был гораздо сильнее его.
   Они не могли прожить на заработок Верна - даже  теперь,  когда  к  нему
прибавились те гроши, которые приносил Дусс. Когда  погибли  их  родители,
они сами чуть не умерли с голоду. Все их пожитки сгинули  в  огне  пожара,
когда городские власти боролись с эпидемией в Безбожном квартале. В те дни
Верн был слишком молод, чтобы ему платили, как взрослому, хотя он был выше
и сильнее своих сверстников. Они выжили только благодаря  тому,  что  Верн
зарабатывал на жизнь кулачными боями. Он начинал в  поединках  подростков,
которые  устраивались  перед  началом  взрослых  боев  для  раздразнивания
зрителей. Теперь он выступал со взрослыми. Иногда он выигрывал  целых  две
или три серебряные рыбы за вечер.
   - Его ни разу еще не изувечили! - сказал Дусс сам себе - он знал, что в
комнате, кроме него, никого нет. Но что станется с ними обоими,  если  его
все-таки изувечат?
   Одна мысль об  этом  была  ужасна.  Без  этих  денег  братьям  придется
отказаться от своей комнаты и переехать в  жалкие  ночлежки.  Без  них  не
будет ни подарков подружкам, ни надежд на женитьбу.  Единственным  выходом
станет преступление - шайка Цветка для Дусса, а  для  Верна  что-нибудь  и
того хуже. Увы, честным трудом в Альгазане не проживешь.
   Кулачные бойцы часто получали увечья,  некоторые  даже  погибали.  Верн
как-то  раз  выбил  глаз  противнику  и  после  этого  несколько   месяцев
отказывался драться, хотя ему обещали награду золотом,  если  он  еще  раз
сделает это.
   Дусс и так стоял уже на коленях, так  что  только  повернулся  лицом  к
ящику. Он коснулся лбом пола.
   - Отец Крав, молю тебя, не оставляй Верна сегодня и сделай так, чтобы с
ним ничего не случилось!
   - Я не могу.
   Дусс медленно разогнулся. Еще медленнее он обвел взглядом  комнату.  Он
увидел именно то, что ожидал увидеть, и это было еще страшнее, чем если бы
в ней оказалась сейчас вся шайка Детей Вузза. Никого.  Четыре  стены,  два
коврика, ящик... все, как должно быть.
   Конечно, кто-то из соседских приятелей мог разыгрывать  его,  но  голос
был не детский. Нет, он не напоминал даже срывающийся  баритон  Бесстраха,
которым тот так гордился.
   - Кто это говорит? - дрожащим голосом спросил Дусс.
   - Я.
   Голос казался сильным и звучным, хотя слышался как  бы  издалека.  Дусс
подавил сильное желание вскочить и броситься вниз, в сортир.
   - К-к-кто т-ты? - спросил он у пустой комнаты.
   - Я, Крав, твой бог.
   Голова Дусса стукнулась об пол. Его зубы отбивали  дробь,  а  на  спине
выступил холодный пот.
   - Чего ты боишься? - спросил голос немного удивленно. - Я -  твой  бог.
Ты - мой сын. Тебе вовсе нечего меня бояться.
   - Ты... Ты никогда еще не говорил со мной!
   - Ты сам никогда не обращался ко мне, когда мы с тобой были одни, вот и
все. И потом, ты уже взрослый, чтобы понять. Ну, почти взрослый.
   Дусс осторожно приоткрыл один глаз. Большой черный зуб  был  таким  же,
как всегда. Дусс почти ожидал увидеть вокруг него призрачное драконье тело
или что-то в этом роде, но видел только зуб.
   - Но почему ты не разговаривал с Верном?
   - Потому что он не мой, - терпеливо объяснил бог. - Ты мой.  Только  ты
можешь поклоняться мне, и я не буду говорить ни с кем другим.
   - Но Верн мой брат!
   - Он твой сводный брат. Ты - Гордуспех Кравский. Я - Крав,  бог  твоего
отца, и отца твоего отца, и многих отцов, что были до них. Думаю,  я  даже
не слишком обиделся бы на тебя,  зовись  ты  некоторое  время  Гордуспехом
Верлийским, хотя увлекаться этим тебе, пожалуй, не стоит. Верл  бог  твоей
матери. У нее не осталось детей, кроме вас двоих,  так  что  я  не  против
поделить тебя с ней. Ну, не всего тебя, конечно,  но  немного.  Иногда,  -
добавил бог, и голос его зазвучал чуть менее уверенно.
   Слабый свет забрезжил в сбитой с толку голове мальчика.
   - Наша мама? Она была замужем за другим, прежде чем вышла за отца?
   Бог вздохнул.
   - В некотором роде. Твой отец знал, что Верноместь был сыном...
   - Кто?
   - Верн, глупыш! Его подлинное имя - Верноместь. Волнорез знал,  что  он
не отец ему, но принял его. А я -  нет,  так  что  скажи  своему  сводному
брату...
   - Но почему?
   - Дусс! - свирепо рявкнул дракон. -  Богов  не  перебивают!  Тем  более
когда они объясняют. Боги не любят объяснять!
   Дусс снова ткнулся носом в пол.
   - Ладно, - сказал бог. - Так о чем это я?
   - Ты говорил...
   - Я сам  знаю,  Дусс!  Вопрос  был  чисто  риторический.  Скажи,  пусть
Верноместь... пусть он не пытается поклоняться мне. Намекни  ему  помягче.
Если хочет, он может называть себя Верноместь Верлийский.
   - Но тогда где он, его бог... как его, Верл? Бог матери?
   - Очень далеко отсюда, но, думаю, в безопасности.
   - Ничего не понимаю!
   Крав усмехнулся. Смех дракона, даже очень далекий,  не  самый  приятный
звук. По спине Дусса опять пробежал холодок.
   - Дай-ка сюда книгу, Гордуспех.
   Дусс поспешно исполнил приказание.
   - Перелистай до конца. Теперь несколько  страниц  назад  -  пока  я  не
скажу, чтобы ты остановился...
   Дусс сидел на полу с раскрытой книгой на коленях, и Крав,  видимо,  мог
читать, хотя в  комнате  было  почти  темно.  Страницы  в  книге  не  были
пронумерованы, но бог сказал Дуссу, как найти нужную ему строку,  и  потом
заставил его читать, подсказывая каждый раз, когда тот  запинался.  Почерк
писавшего к концу книги стал совсем неразборчивым, потому-то Дусс обычно и
не читал эту часть - а еще  потому,  что  книга  кончалась  так  печально.
Начиналась-то она довольно бодро:  про  то,  как  Утрозвезд  поднял  знамя
восстания, отрубив царю Гросалю голову на его же собственном троне.  Потом
дела шли все хуже.
   В комнате становилось все темнее, и рассказ становился  все  мрачнее  и
мрачнее:  поражение  восстания,  чудовищная  месть  Вандока,   Белороза...
Некоторые подробности были просто ужасны. Берн никогда не  позволял  Дуссу
читать такое.
   - Ладно,  хватит,  -  сказал  бог  наконец.  -  Ты  слышал  раньше  про
Утрозвезда?
   - Да, Отец. - Дусс с облегчением опустил тяжелую книгу на пол.
   - Ну и что думают о нем люди?
   Мальчишка, который не знал, что такое сытый  желудок,  вряд  ли  считал
политические дела дальних стран насущной проблемой. Он мало  прислушивался
к тому, что говорят.
   - Ну... некоторые, наверное, проклинают его? -  неуверенно  предположил
он. - Другие считают, что нам нужен новый Утрозвезд, чтобы попробовать еще
раз?
   - Неплохо, Гордуспех! Но история  в  этой  книге  не  окончена.  Дочери
Утрозвезда удалось бежать.
   - Вот здорово! - улыбнулся Дусс, услышав такое. Ему все еще было не  по
себе от описанных в книге жестокостей.
   - Она бежала сюда, в Альгазан. Но она  сменила  имя.  Как  ты  думаешь,
почему?
   - Гм... Наверное, потому что кое-кто не одобрял  того,  что  сделал  ее
отец? Они могли отомстить ей?
   Бог снова усмехнулся, и на этот раз звук этот показался  Дуссу  уже  не
таким страшным.
   - А ты вовсе не глуп! Впрочем, от сына Белорозы  этого  можно  было  бы
ожидать, не так ли?
   - Белорозы... Но тогда Утрозвезд... Мой дед? Моя мать? И Верна?
   - И Верна тоже. Думай, думай, сын мой! Ты умнее Верна. Подумай,  прежде
чем спрашивать дальше.
   Дусс сел, подперев голову руками, и сосредоточенно воззрился на бога  -
ни один смертный не вынес бы такого долгого взгляда, не  моргнув,  но  зуб
дракона это явно не смущало. Дусс думал не спеша, как  привык,  и  наконец
спросил:
   - Почему она назвала его Верноместью?
   - А ты как думаешь, почему?
   - Потому, что он внук Утрозвезда! Чтобы Верн возглавил новое восстание,
и изгнал варваров, и убил царя Вандока! Он сможет?
   - Он может попытаться.
   А почему тогда  Гордуспех?  Исполнившись  вдруг  волнения,  Дусс  снова
преклонил колена и коснулся лбом пола.
   - Отец, а я могу помочь ему в этом?
   - Да, - ответил бог. - Да, можешь. Готов ли ты начать сегодня?
   Дусс вскочил. Он ощущал легкую слабость в ногах,  но  не  колебался  ни
минуты.
   - Да, Отец!
   - Тогда заверни меня в чистую ткань и возьми с собой. Ты должен пойти и
рассказать все это человеку, который может помочь тебе. Если он не сможет,
тогда я не знаю, кто еще способен помочь, и дело твое безнадежно.
   И Дусс завернул бога, и сбежал по лестнице в ночной город.  Он  никогда
не вернулся в Дом Множества Богов.



10. ВТОРОЙ ПРИГОВОР

   - Но это же не все! - фыркнула старуха. - Это только половина рассказа!
   - Я  обещал  вам  историю  избавления?  -  возразил  я.  -  Я  не  могу
рассказать, что было дальше, потому что сам не знаю. Я могу  догадываться,
но я никогда не полагаюсь на догадки, только на несомненные факты.
   - Ладно, кто по крайней мере был тот человек, к которому он пошел?
   - Даже этого я не знаю точно. Мне не называли его настоящее имя, только
местное прозвище, дабы не навлекать опасность на некоторых людей.
   Девять пар глаз недоверчиво смотрели на меня.
   - Все это было двести лет тому назад, - прохрипел менестрель, в  глазах
которого отразился панический ужас перед чем-то сверхъестественным.
   Я почувствовал, что допустил некоторую неосторожность.
   - Прошу прощения. Я хотел сказать, имя не было открыто тому,  кому  эту
историю поведали первому и который передал ее нам.
   - Вздор! -  буркнул  купец.  От  вина  его  лицо  приобрело  еще  более
интенсивную окраску. - Терпеть  не  могу  рассказчиков,  которые  обрывают
историю на самом интересном месте и требуют денег за продолжение.
   -  И  я  тоже!  -  от  всей  души  подхватил  я.  -  В  высшей  степени
непрофессиональное поведение! Просто беспринципное! Тем не  менее  в  этом
случае у меня нет выбора. Я просто не знаю продолжения. Может, кто из  вас
знает?
   Последовало долгое молчание.
   Я постарался как следует вспомнить намек, что уловил раньше  в  надежде
узнать это продолжение - я никогда не могу устоять перед соблазном  узнать
новую историю, а этой я ждал два... в общем, долго. Но был ли это в  самом
деле намек или так, случайная оговорка?  Если  интересующий  меня  человек
откажется говорить, моя игра проиграна.
   Старый солдат откашлялся и сел прямее.
   - Возможно, я владею некоторой интересующей всех информацией.
   Я с облегчением перевел дух.
   - Тогда молю вас, поведайте ее. Я искал ее очень, очень долго.
   - Фу! - презрительно бросил купец. - Ветер стих.  Честным  людям  давно
пора баиньки - не так ли, птичка моя?
   Его жена с готовностью улыбнулась в ответ, но тут же  бросила  на  меня
беспокойный взгляд.
   - Забирай этого негодяя, трактирщик,  -  заявил  ее  муж,  с  некоторым
усилием поднимаясь на ноги. - Переломай ему все кости, если хочешь. Пошли,
женщина. Труба зовет, так? - Он пьяно хихикнул.
   Фриц бросил на меня голодный взгляд и потер руки.
   - Как насчет небольшого рассказика на сон грядущий? - предложил я.
   Менестрель  насвистел  несколько   тактов   популярного   танцевального
мотива...
   - Э... милый? - поспешно произнесла актриса, упираясь, как ни тащил  ее
супруг в сторону лестницы. - Мне так хочется послушать еще чего-нибудь, а,
милый! Я хочу сказать, если благородному капитану есть что рассказать нам,
с нашей стороны было бы только вежливо посидеть и послушать, так ведь?  Ну
еще один рассказик! О, да мы ведь не допили свое вино! Нехорошо, чтобы оно
пропадало зазря, ты ведь столько за него заплатил!
   Последний аргумент заставил толстяка остановиться. Недовольно пробурчав
что-то себе под нос, он плюхнулся обратно в кресло и потянулся за флягой.
   - Ну если только пару кружек на ночь...
   Старая дама слушала этот диалог с явным неодобрением. Она обратила свой
взгляд василиска на менестреля, потом на меня... и, наконец,  на  солдата,
сидевшего рядом с ней.
   - Вы хотите принять участие в этих пустяках, капитан? Вряд ли это место
подходит для того, чтобы выдавать информацию личного порядка.
   Вот это намек, тонкостью не уступающий приставленному к горлу клинку!
   Однако старого вояку предупреждение не  смутило.  Он  спокойно  кивнул,
потом оглянулся на меня. Он был стар, но от этого не менее  опасен  -  как
его старая кожаная куртка, потертая и кое-где  порванная,  но  вполне  еще
годная к носке. Такой человек не стал бы носить меч, не  умей  он  пустить
его в дело. Смерив меня долгим взглядом кровожадного хищника, он  в  конце
концов провел рукой по своим коротко стриженным седым волосам.
   - Множество древних легенд говорят нам  о  странствующем  сказителе  по
имени Омар, человеке, что оказывается во многих местах и во многих...
   - Я слышал их. - Я одарил его самой своей  обезоруживающей  улыбкой.  -
Мифы порождают мифы, капитан. Множество  мошенников  брали  себе  это  имя
благодаря легендам, а это в свою очередь порождало  новые.  Совсем  другое
дело я. Я был Омаром задолго до  того,  как  сделался  менялой  историй  -
впрочем, возможно, эта традиция повлияла на мой выбор профессии.
   - Ты не старишься и снова становишься молодым - и так без конца?
   - Эту легенду я тоже слышал. Вам  не  кажется,  что  так  мне  было  бы
несколько трудно завязывать дружбу,  нет?  Но  не  относитесь  к  подобной
ерунде слишком серьезно, капитан. Вспомните, что  многие  рассказы  звучат
убедительнее, если их исполняют от первого лица. В своей  истории  майстер
Гвилл  рассказал  нам  об  одном  Омаре.  Белороза  отдала   своего   бога
чужестранцу, подозрительно напоминающему того, первого,  верно?  Так  вот,
если бы я не следовал истине  так  скрупулезно,  я  мог  бы  изложить  это
событие так, словно  я  сам  находился  там,  словно  сам  я  и  был  этим
человеком... Вот так и возникают легенды, капитан.
   Он продолжал изучать меня взглядом, словно я был  многообещающим  полем
боя.
   Я начал ерзать, хотя не помнил,  когда  в  последний  раз  обыкновенный
взгляд заставлял меня чувствовать себя столь неуютно.
   - Я могу сделать вывод, что второй круг состязания остался за мной?
   Фриц тяжело нахмурился.
   - Похоже, никто еще  не  готов  отдавать  тебя  в  руки  правосудия,  -
согласилась старая дама, окинув всех взглядом в  поисках  не  согласных  с
такой точкой зрения.
   Несогласных не обнаружилось. Гвилл, чихая, успел  ободряюще  подмигнуть
мне. Служанка не отрывала глаз от своих рук. Нотариус, казалось, засыпал.
   Где-то за стеной раздалось громкое "крак!".
   Актриса подпрыгнула.
   - Что это?
   - Мороз, фрау. - Фриц покосился на меня, чтобы проверить,  понял  ли  я
намек. - Когда ветер стихает, становится теплее. Мы ведь с вами  высоко  в
горах. Этот звук произвело треснувшее от мороза дерево.
   - О! - только и  сказала  Марла  и  хлебнула  вина.  Ее  лицо  исказила
гримаса, когда она попыталась проглотить эту мерзость.
   - Уже поздно! - сурово объявила старуха. - Надеюсь, вы быстро, капитан?
   Наконец-то, словно увидев то, что хотел, отвел он от меня свой взгляд.
   - Я буду краток насколько возможно, сударыня. Вы ведь знаете, я  вообще
человек немногословный. - Он порылся за пазухой. - Всю свою  жизнь  я  был
вольным мечом, наемником. Я бился за добро и за зло, хотя  по  возможности
старался выбирать добро. - Он вытащил маленький сверток, завернутый в  то,
что напоминало бурый шелк. - Мое имя мало что значит... Нет, если говорить
правду, когда-то мое имя значило, и много. Мой  отец  отказался  от  него,
дабы не навлечь дурной славы на благородных людей нашего рода. Еще  юнцом,
подавшись в наемники, я был известен под дурацкой  кличкой  "Тигр".  Я  не
возражал, и она прилепилась ко мне. Теперь, боюсь, я старый беззубый  кот,
но кое-где меня еще помнят как капитана Тигра.
   Возможно, мои нынешние спутники и не одобрят меня, хотя  мало  кто  еще
видел это. -  Он  протянул  руку,  развернул  сверток,  и  на  ладони  его
оказалась маленькая резная статуэтка размером немного больше его  большого
пальца.
   Мы разом склонились над  ней  посмотреть.  Казалось,  она  вырезана  из
янтаря, ибо она горела на свету. На ней, конечно, не было полос, и все  же
она, несомненно, изображала тигра