ым, словно был вырезан из дуба. Меч и лук с колчаном приторочены  к
седлу.
   - Говорят, он хуже всех в роду, - говорил ей отец.  -  Но  этого  можно
было ожидать. Говорят, он ужасно похож на самого Ханнаила.
   Утрозвезд рассчитывал на полгода подготовки. Вандок оставил ему  меньше
месяца. Он  вышел  абсолютным  победителем  в  кровавой  смуте,  неизбежно
следовавшей за смертью каждого царя варваров,  перешагнув  через  четверых
старших братьев. Словно смерч пронесся он по  степям,  собирая  войско,  и
перешел перевалы еще до первого снега. Не прошло и месяца  со  дня  смерти
его отца, как он ворвался в Междуморье, почти как его прадед пятьдесят лет
назад.
   Огонь вспыхнул в его светлых глазах, когда он увидел потемневшую цепь в
руках у женщины и кровавые пятна на полу у ее ног. Он должен был понимать,
чья это кровь. Возможно, он понимал, и кто она такая. Она подавила желание
схватиться за рукоять стилета. Он должен подойти к ней. Он просто  обязан!
На глазах у всех этих его людей - он должен!
   Но Вандок не подошел.
   Он подал знак. Четверо воинов спрыгнули с  седел  и  бросились  к  ней.
Стальные руки стиснули ее с такой силой, что она вскрикнула. Один  из  них
отобрал у нее цепь и отнес ее царю. Тот долго рассматривал  цепь,  наконец
кивнул и надел на себя.  Помедлив  еще  немного,  он  спешился,  остальные
последовали его примеру.
   Но и тогда не подошел он к Белорозе.
   Он отдавал приказы, не двигаясь с  места.  Голос  его  был  негромок  и
спокоен, и он  подкреплял  свои  слова  жестами.  Варвары  рассыпались  по
зданию, разглядывая бумаги на столе, отводя лошадей с прохода.
   Белороза беспомощно стояла, удерживаемая тремя дюжими воинами. Странно,
но кинжала они до сих пор не обнаружили. Они держали ее за запястья -  так
крепко, что у нее затекли кисти - и за плечи. Сапогами  они  придавили  ее
босые ноги к полу. Чьи-то пальцы  вцепились  ей  в  волосы  и  запрокинули
голову. Но никто не нашел еще нож.
   Она  поняла,  что  не  обошлось  без  предательства.  Новые   и   новые
воины-варвары   вводили   в   зал   пленных:   Чистохрабра,    Высокосила,
Верноклятва... Сопротивление предали.  И  поделом!  Сопротивление  предало
страну, потерпев поражение. Они обещали свободу,  а  принесли  лишь  новые
страдания.
   И наконец Вандок снова обратил на нее внимание. Он  направился  было  к
помосту, но остановился в нескольких шагах.
   - Имя?
   Она попробовала ответить, но во рту  пересохло.  Ей  стали  выкручивать
руки,  она  задохнулась  от  боли  и  еле  выдавила   шепотом:   "Белороза
Верлийская".
   - Громче!
   Она повторила свое имя.
   Вандок улыбнулся:
   - Раздеть ее!
   Одежды ее были мгновенно сорваны с тела. Стилет лязгнул о пол.
   Вандок только рассмеялся. Один из мужчин отшвырнул ногой оружие, другой
убрал тряпки. Третий сорвал с шеи цепочку и  безжалостно  вырвал  из  ушей
серьги. Она подавила крик боли.
   Только тогда сам царь шагнул на помост  и  подошел  к  ней  вплотную  -
хищный зверь, от которого пахло конским потом и дымом,  пахло  кочевником,
который много недель провел в седле.  Он  презрительно  посмотрел  на  нее
сверху вниз - она стояла, обнаженная и беспомощная в руках грубых  солдат.
Он был очень высок, очень крепок и казался прочным,  как  дубовая  мебель.
Она вздрогнула от ненависти, горевшей в его глазах. Знала ли  она  раньше,
что такое настоящая ненависть? Надежда умерла. Мама!
   - Ты и впрямь думала, что со мной так легко справиться? - произнес  он.
- Твой отец убил моего - здесь? На этом месте?
   Она кивнула.
   Он протянул руку и взялся за левую грудь. Ухмыляясь, сжал  он  ее  так,
что она вскрикнула. Потом оглянулся и обвел зал взглядом - толпа скаливших
зубы воинов, пленников... Зал заполнялся народом. Зрителей предостаточно.
   - Как надлежит поступить с отродьем мятежника? - спросил он.
   Зал взревел. Ответ был известен заранее.
   - На пол ее! - приказал Вандок. - Прямо сюда,  где  кровавые  пятна!  И
подведите пленных поближе. Наказание начнется прямо здесь и сейчас - пусть
полюбуются.
   Он еще раз посмотрел на Белорозу, улыбнулся и расстегнул пояс.



6. ПЕРВЫЙ ПРИГОВОР

   - Майне либе дамен унд... геррен, да? Ладно, в общем, надеюсь, что  моя
история пришлась вам по вкусу.
   На этот раз никто не кивнул в ответ. Старая дама  сердито  смотрела  на
меня; полосы румян горели на ее пергаментных  скулах,  как  следы  побоев.
Купец и солдат смотрели на меня столь же  неодобрительно.  Актриса  кусала
губки и печально качала головой.  Маленькая  старухина  служанка,  похоже,
плакала, закрыв лицо ладонями. Впрочем, в  этом  я  не  был  уверен  из-за
проклятой шляпки.
   - Тише, детка! - сказала старая дама. - Но  Белороза  ведь  не  умерла,
майстер Омар, правда?
   - Ну, не сразу, конечно. Не в тот день.
   - Тогда мне кажется, ты мог бы закончить свой рассказ более приемлемо!
   - Но я ведь не знаю, когда и как она умерла!  Ведь  не  хотите  же  вы,
чтобы я выдумывал то,  чего  не  знаю?  Вандок  прилюдно  изнасиловал  ее.
Возможно, он и намеревался убить ее, но потом передумал и решил произвести
впечатление, выставив дочь Утрозвезда напоказ во всех семи городах.  Право
же, я не знаю, что он там думал. Я знаю, что он взял ее с собой в  Иомбину
и там, на рынке, в телеге...
   - Хватит! - взвизгнула старая жаба. -  Это  не  тема  для  разговора  в
благородном обществе.
   - Из этого я заключаю, что вы голосуете  против  меня,  сударыня?  -  с
досадой спросил я. - Тогда  не  угостит  ли  кто-нибудь  приговоренного  к
смерти кружкой пива? - Огонь  в  камине  уже  догорал,  и  тени  из  углов
подступили ближе. Возможно, буран уже не так свирепствует,  но  все  равно
погода убийственная.
   Молчание становилось зловещим.
   Солдат  кашлянул.  Его  обветренное  лицо  было  прочерчено   глубокими
морщинами, напоминавшими дороги на карте. Карте долгой и, возможно, бурной
жизни? Если бы я выбирал партнера для игры из этой компании, собравшейся в
пропахшей пивом комнате, Фрида была бы первой, тут даже и думать нечего, а
актриса - второй с очень незначительным отрывом. Но если бы мне требовался
напарник для опасного дела, я бы однозначно выбрал старого вояку. Ну,  для
настоящей махаловки, возможно, сошел бы еще Фриц с боевым топором...
   - Чужеземец? - переспросил солдат. - Тот, что взял бога? Ты  не  назвал
нам его имя. Ты знаешь, кто это был?
   - Да, капитан. Но это совсем другая история.
   Актриса хихикнула, как маленькая девочка.
   - Хитрый майстер Омар играет с нами в очень старую игру!
   Я слегка нахмурился - пусть знает, что мы  помним  и  кое-какие  другие
игры!
   - Отлично, - молвила старая дама. - Давайте решим, чей рассказ лучше.
   - Если мне позволено высказаться, сударыня, - просипел менестрель, -  я
бы проголосовал за майстера Омара.
   -  Не  уверена,  что  это  лучший  выбор.  Давайте  опросим  по  кругу.
Бургомистр? - Она улыбнулась купцу. Предложенная  ею  процедура  оставляла
последний голос за ней.
   Толстяк надул губы и покосился на свою спутницу.
   - Ты лучше меня разбираешься в искусстве, дорогая.  Проголосуй  за  нас
обоих.
   - О, рассказ майстера Омара, конечно, был изрядно шокирующим. - Актриса
помолчала, вглядываясь  в  мое  лицо.  Она  прекрасно  понимала,  что  мне
известно, в каких искусствах она преуспела более всего, так что  я  вполне
могу рассказать и более шокирующие истории.  -  Но  мне  кажется,  он  был
поведан нам лучше, так что будем считать, первый раунд за ним.
   Менестрель уже проголосовал. Фрида слабо улыбнулась мне. Фриц насупился
- ничего другого я от него не ожидал.
   - Выбор, конечно, непростой, - сказал я, - но в целом я голосовал бы за
себя.
   Нотариус поерзал на лавке и поднял на меня глаза.
   - Как давно все это имело место?
   Ему-то, черт возьми, какая разница?
   - Полагаю, около двухсот лет назад. Возможно, чуть больше.
   - Я считаю оба рассказа неуместными. Я отказываюсь голосовать.
   Служанка промолчала.
   - Думаю, я проголосую за майстера Омара, - буркнул солдат.  -  Как  уже
заметила дама, он играет с нами в старую игру,  но  мне  пока  не  хочется
спать. До утра еще далеко - как  знать,  может,  позже  у  него  получится
лучше.
   - Значит, большинство за меня! - Я не особенно беспокоился.  Менестрель
сам сдал этот круг. - Так никто не хочет угостить победителя пивом?
   Никто так и не откликнулся.
   Фриц встал и подошел к камину подбросить еще дров. Я нащупал в  кармане
записку, но оставил ее пока лежать там.  Великан  поднял  с  полки  медный
кувшин и с надеждой обвел собравшихся взглядом. Желающих не  обнаружилось.
Он вернулся на место с кислой миной, не красившей его.
   - Ну и кто будет следующим рассказчиком? - Старуха изогнулась в кресле,
словно огромная мохнатая черная гусеница. Или, возможно, паучиха.
   - У-у! - Актриса возбужденно стиснула ручки на груди  и  оглянулась  на
своего благодетеля за поддержкой. - Милый,  тебе  не  кажется?..  Тебе  не
кажется, что мне стоило бы попробовать?.. Разреши, я попробую, милый!
   - Валяй, голубка моя.
   - О, замечательно! - воскликнула она.
   Я собрался с мыслями - должен  признаться,  это  получалось  у  меня  с
трудом. На лице Фрица появилась улыбка, что само по себе уже плохой  знак.
Впрочем, считать он умел не хуже меня.
   С ее-то пухлыми губками-бутончиками и пышными как опахало ресницами она
могла бы собрать голоса всех мужчин, даже рассказав  рецепт  приготовления
борща - если только ей приходилось хоть раз в жизни готовить  борщ.  Я  не
мог представить себе никого, кто проголосовал бы против этой  кокетки,  за
исключением, быть может, старухи. И ее служанки,  разумеется.  Хуже  того,
компанию начинало клонить в сон. Каковы бы ни  были  рассказы,  состязание
может прекратиться без злого умысла - только по  невнимательности.  И  как
только большинство проголосует против  меня,  Фриц  исполнит  свою  давнюю
мечту.
   Не собирался я убивать его проклятую собаку! Знай я, что он так  к  ней
привязан, я бы спрятал тело в лесу. Так он никогда  бы  и  не  узнал,  что
случилось, да и я бы не нарвался на неприятности.
   - Дайте  подумать,  -  начала  наша  новая  рассказчица  своим  детским
голоском,  поудобнее  устраивая  белоснежную  горностаевую  муфту.  -  Мне
положено начинать с рассказа о том, кто я, да? Ну ладно, звать меня Марла.
Я - подкидыш. Меня нашли как-то морозной  зимней  ночью  девятнадцать  лет
назад на пороге обители Богини Чистоты в Лютцфройле, так что я  ничего  не
могу рассказать вам о моих родителях, хотя  они  должны  быть  благородных
кровей, ибо на  углу  одеяла,  в  которое  я  была  завернута,  был  вышит
серебряными и золотыми нитками вензель. Увы, одеяло  позже  украли,  а  ко
времени, когда я выросла, никто  уже  не  помнил,  какие  там  были  ихние
инициалы.
   Росла я, ясное дело, в обители. Я как раз должна была пройти  последние
посвящения, когда - боги, это было уже месяца четыре  или  пять  назад!  -
бедная сестра Заух  получила  ужасное,  право  же,  ужасное  известие!  Ее
любимый брат, единственный, кто остался у нее на всем белом  свете,  лежал
при смерти. Ну, сестра  Заух  и  сама  была  уже  совсем  старенькая,  вот
мать-настоятельница и послала меня с ней. Вот так я и оказалась в  большом
мире, словно маленький птенец, впервые покинувший родное гнездо.
   Если таково было ее вступление, рассказ обещал стать впечатляющим.
   - И там, в Бельхшлоссе, повстречала я милого Йоханна, и  мы  с  первого
взгляда полюбили друг друга, не так ли, милый? - повернулась она к купцу.
   - Ну конечно, светоч моей жизни!
   Болезный менестрель рядом с ней покосился  на  меня  с  очень  странным
выражением лица: глаза в красных кругах,  сжатые  губы  побелели.  Что,  и
кулаки стиснуты? Может, это у него припадок начинается?  Тут  я  вспомнил,
что развлечения в том заведении, где я впервые повстречался с этой  дамой,
включали в себя музыку. Юный Гвилл вполне мог выступать там, в  "Бархатном
стойле". Не за деньги, конечно, - ему  платили  натурой.  Такие  заведения
обычно  расплачиваются   так   с   артистами   -   певцами,   музыкантами,
сказителями... так мне, во всяком случае, говорили. Возможно,  Гвилл  знал
эту даму и ближе, чем я, но уж наверняка он не встречался с ней  в  святой
обители.
   Так называемая Марла  набиралась  самоуверенности  как  горная  лавина,
катясь вниз по склону.
   - Я поведаю вам историю куда приятнее и романтичнее той, что  рассказал
Омар! Майне либе дамен унд геррен, надеюсь, мой рассказ понравится вам!  Я
ничего начала, а, милый?
   - Ты все делаешь восхитительно, розочка моя!
   Девятнадцать? Если уж на то пошло, скорее двадцать пять. Звали ее вовсе
не Марла, она в жизни  близко  не  подходила  к  обители,  и  у  нее  были
татуировки на местах, о которых не принято говорить в обществе.



7. РАССКАЗ АКТРИСЫ

   После того как  царь  Вандок  опозорил  Белорозу  на  глазах  городских
властей и своих людей, он  приказал  отправить  ее  под  охраной  в  ихний
лагерь. Остаток дня он грабил и разрушал Кайлам.  Это  было  ужасно!  Дома
пылали, и повсюду валялись мертвые тела! Пожалуй, я не буду  вам  говорить
эти ужасные, кошмарные подробности.
   Вечером он приказал привести Белорозу в его шатер и снова возлег к ней.
Он несколько раз против ее  воли  овладел  ею.  Он  был  такой  большой  и
сильный, что сопротивляться даже не имело смысла!
   И на следующий  день  она  оставалась  у  него  в  плену,  хотя  стража
обращалась с ней не так уж жестоко - они ведь знали, что  она  принадлежит
царю. То есть они принесли ей много-много всякой еды и красивых одежд. Еще
они говорили ей, какая она красивая - даже в несчастье.
   Так вот, и на следующую ночь царь призвал ее к себе  и  насладился  ею.
Снова она безуспешно пыталась противостоять его  грубой  силе,  но  он,  в
общем, даже не хотел сделать ей больно - просто такой уж он был  страстный
и неодолимый!
   Наутро он повел свое войско на Иомбину и там выставил  ее  на  рынке  в
цепях -  показать  всем,  что  дочь  человека,  возглавлявшего  восстание,
находится теперь в его  власти.  На  ней  было  простое  черное  платье  и
украшений никаких, но все равно она была такая красивая, что все  плакали,
глядя на нее!
   Потом Вандок вернул ее в лагерь, а ближе к вечеру сам пришел  к  ней  и
принес красивые платья, что награбил в городе, и  красивые  драгоценности.
Она, конечно, знала, что они все краденые, но решила надеть их, потому что
боялась: вдруг он рассердится и выместит свою  злость  на  бедных  жителях
города. Ведь она видела дым пожаров!
   И этой ночью ее снова отвели в его шатер, но  только  теперь  она  была
такой красивой в своем красивом платье и прекрасных каменьях. Он ей так  и
сказал!
   - Я знал много красивых женщин, - сказал он, - но никого красивее тебя.
   Тогда она увидела, что он чисто умыт и выбрит, да и одет  получше,  чем
прежде, - в шелковую мантию, так что даже на царя стал похож. И вообще  он
был такой весь симпатичный - волосы длинные-длинные и блестящие, и усы,  и
глаза голубые. Он настоял, чтобы она пообедала с ним, а  после  обеда  сам
раздел ее - осторожно и даже нежно, и когда потом он  прижал  ее  к  своей
груди, мускулистой и в золотой шерсти, она начала опасаться, что  может  и
влюбиться в него, потому что до него она никогда не спала еще с  мужчиной,
а женщине очень трудно не влюбиться в мужчину, который первый занимался  с
ней любовью, даже если она его ненавидит!
   Конечно, если бы она с  самого  начала  полюбила  его...  да  нет,  это
невозможно!
   Я ведь не говорила, что Белороза забыла  того,  кого  любила  на  самом
деле, Волнореза, или как она рассталась с  ним  в  ссоре,  потому  что  не
рискнула сказать ему, что хочет убить вражеского царя.  Она-то  надеялась,
что Волнорезу удалось переплыть море и  что  он  будет  счастлив  в  чужой
земле.
   А наутро царь повел свое войско дальше на... в общем, на другой  город.
Когда они вступили в него, он подъехал верхом  к  экипажу,  в  котором  ее
везли.
   - Госпожа моя, - так он сказал ей, -  я  хочу  и  здесь  показать  тебя
людям, но я хочу, чтобы ты ехала рядом со мной  верхом  на  этом  красивом
белом коне, и я хочу, чтобы ты надела платье покрасивее, и я  принес  тебе
еще красивых каменьев, чтобы ты их носила, и они все будут  плакать,  видя
тебя такую красивую в моей власти.
   - О, ваше величество, - ответила Белороза. - Молю вас, не срамите меня,
заставляя мой народ поверить, будто  я  их  предала.  Лучше  закуйте  меня
обратно в цепи - пусть их знают, что я ваша беспомощная рабыня!
   Царь нахмурился, но потом согласился сделать все как она просила, и  он
сделал золотую цепь, и повесил ее ей на шею, а другой конец держал в руке.
И Белороза проехала по городу на красивом белом коне, и она  лила  горькие
слезы, глядя на его - то есть города, а не царя - страдания!  И  все  люди
видели, как она прекрасна и как беспомощна во власти царя, и они все  тоже
плакали! И даже некоторые варвары тоже плакали, такая она была красивая  и
беспомощная во власти ихнего царя!
   И когда она вечером пришла к нему в шатер, он  подпрыгнул  и  поцеловал
ее.
   - О прекрасная царевна Белороза, - сказал он. - Я покорил эту страну, и
все здесь теперь мое, и все должны делать как я хочу,  но  ты  мне  дороже
всего, потому что ты так красива и отважна.  Я  хочу  принести  мир  твоей
стране, сделав тебя моей царицей и соединив наших два народа.
   Тогда Белороза заплакала.
   - Не плачь! - сказал царь. Я хочу, чтобы ты улыбалась,  потому  как  ты
еще никогда не улыбалась мне. Почему ты плачешь, когда  я  предлагаю  тебе
стать царицей над всей этой страной и страной моего народа тоже?
   Белороза хотела сказать ему, что никогда не сможет полюбить его,  какой
бы он ни был большой, сильный и красивый, потому что любит другого и будет
любить его всегда, если даже больше никогда его не увидит, но  испугалась,
что царь разозлится на нее и выместит злость на бедных горожанах.
   - Твои слезы меня тронули, - сказал царь. - Я не хочу  принуждать  тебя
против твоей воли. Но, может, ты ляжешь со мной по своей охоте?
   Тогда Белороза прекратила плакать.
   - Ваше величество! - объявила она. - Если это принесет мир моей  стране
и прекратит страдания невинных людей, я сделаю все, что вы хотите от меня.
   - Нет, мне этого мало, - сказал царь. - Ты должна честно  сказать  мне,
что любишь меня как мужчину, потому как я люблю тебя так, как не любил еще
никакую другую женщину.
   Но Белороза не ответила ему, так как дамы не приучены врать.
   Тогда царь кликнул своих солдат и приказал отвести Белорозу  обратно  в
ее шатер. И покуда она лежала там одна, глядя в темноту и думая, не  выйти
ли ей все-таки за царя, чтобы принести мир  своему  народу,  она  услышала
странный шорох. И тут полог шатра откинулся, и вошел человек.
   Она открыла рот, чтобы закричать, и вдруг услышала знакомый голос:
   - Ты ли это, любовь моя? Ты, Белороза, которая снится мне каждую ночь?
   И Белороза узнала голос, и ее сердце чуть не разорвалось от радости!
   - Да, это я, Белороза. А ты, правда ведь. Волнорез, любовь моя?
   - Да, я Волнорез, - ответил мужчина, - и я, рискуя жизнью, пришел сюда,
чтобы спасти тебя!
   И тогда Белороза спрыгнула с кровати - да, я забыла  сказать,  что  она
была все еще прилично одета, потому  что  слишком  горевала,  чтобы  снять
красивое платье, и красивые каменья, и другие ихние  подарки  -  и  обняла
Волнореза, и он был даже выше и сильнее, чем царь, и она любила его больше
даже жизни, и она подумала, что вот бы им с Волнорезом заниматься  любовью
каждую ночь - ну, я хотела сказать, почти каждую ночь - вместо Вандока.
   - Скажи мне, дорогой, - спросила она, - как это ты  оказался  здесь,  в
самом сердце лагеря свирепых варваров?
   - Это печальная история, любовь моя, - отвечал Волнорез. - Когда я ушел
от тебя, я пошел в порт, чтобы сесть на корабль,  который  увезет  меня  в