он  с  ожесточением
сморкался в рукав; чихал он тоже с завидной регулярностью.  Я  помнил  его
как второразрядного менестреля, но в этот вечер можно было не бояться, что
он запоет.
   Дальше всех от меня на этой лавке сидела,  оставаясь,  как  и  подобает
хорошей хозяйке, дальше  всех  от  огня,  волшебная  Фрида.  Вспомнив  наш
невинный флирт и шуточки в прошлый мой визит сюда, я подумал,  встанет  ли
она на мою сторону против брата. Это  представлялось  маловероятным,  если
только она не относилась к покойной собаке с такой же антипатией, как я.
   С другой стороны камина кресло у огня было занято пожилой дамой,  почти
не  видной  под  длинной  шубой  из  дорогих  соболей  и  меховой  шапкой,
надвинутой на воротник, что милосердно помогало закрывать ее волосы и шею.
Руки она прятала в соответствующей муфте. Алые полосы румян на выступающих
скулах лишь подчеркивали морщины и дряблость кожи.
   Рядом сидел высокий, худощавый мужчина с  глазами  голодного  орла.  По
отметинам от кольчуги на его бурой кожаной куртке и короткой стрижке седых
волос - обыкновенно так стригутся те, кто привык носить шлем  -  я  решил,
что  он  военный.  Кроме  того,  на  поясе  его   висел   двуручный   меч.
Путешествовал ли он один или сопровождая даму, я пока не понял. Он был уже
немолод, но все еще явно из тех, с кем стоит считаться.
   Рядом с ним сидела женщина помоложе в линялом шерстяном плаще,  слишком
легком для такой погоды, и низко надвинутой на глаза  шляпке.  Потупленные
глаза и простой наряд заставляли предполагать, что она -  служанка  старой
дамы. Побитый молью нотариус сидел следом за ней.
   Вот такой  компании  предстояло  решить  мою  судьбу:  купец,  актриса,
менестрель и Фрида, с одной  стороны;  старая  дама,  солдат,  служанка  и
нотариус - с другой.
   Вернулся Фриц и протиснулся  между  лавками,  чтобы  подать  купцу  его
кружку. Потом от отступил на шаг и уставился тяжелым  взглядом  то  ли  на
огонь, то ли на меня. Рот мой наполнился слюной при мысли  о  глотке  пива
или даже о куске чего-нибудь съестного, но я был не в том положении, чтобы
о чем-то просить.
   Во всяком случае, не открыто.
   - Мой уважаемый друг, - произнес я - имея в  виду,  разумеется,  купца,
хотя мой сарказм мог и не понравиться всем присутствующим,  -  поторопился
вынести приговор на основании не совсем точной информации. Как  я  пытался
объяснить,  мой   конфликт   с   нашим   хозяином   вызван   исключительно
недоразумением. Поэтому суд должен принять во внимание истинное  положение
вещей. До тех  пор,  пока  он  не  выслушает  мои  показания,  повсеместно
принятые  законы  гостеприимства  требуют,   чтобы   путник,   застигнутый
непогодой и темнотой,  получил  приют.  Я  вполне  могу  удовольствоваться
местом у огня и возможностью завернуться в свой  плащ,  когда  он  немного
просохнет. Конечно, ломоть-другой хлеба и...
   - Вон! - взревел Фриц, стоявший на заднем плане, скрестив  ручищи,  как
два древесных ствола, перекрученных смерчем. - Можешь завернуться в тряпку
у двери, если ее еще не унесло ветром.  И  учти,  я  позаботился  укрепить
замки на дверях конюшни и амбаров.
   -  Приятно,  когда  человек  знает,  чего  хочет,  -   заметил   купец,
самодовольно смахивая пену с пухлых губ.
   - Но в такую ночь это означает верное  убийство!  -  взвизгнула  старая
дама.
   - Разумеется, означает, госпожа, - согласился я, благодарно улыбаясь. -
И боюсь, вы все будете считаться соучастниками этого злодеяния.
   - Действительно будем? - резко спросил до сих пор молчавший солдат. - И
кто осудит нас? В чьих владениях стоит  твой  двор,  трактирщик?  Кому  ты
платишь налоги?
   - Налоги, капитан? - Фриц изумленно вылупился на воина. - Налоги? -  Он
один стоял на ногах, возвышаясь над всей компанией, как бык в курятнике.
   Обветренное лицо старого вояки сморщилось в некотором подобии улыбки.
   - Тогда кто защищает тебя?
   Фриц поднял кулак весом с хорошую кувалду.
   - Что ж, желаю тебе подольше полагаться на это, парень,  -  пробормотал
солдат. - Нотариус! Чья власть законна в этих краях?
   Нотариус беспокойно дернулся.
   - Неплохой вопрос, капитан! Вольный город Гильдербург не заявляет  прав
на земли по эту сторону перевала,  впрочем,  я  не  уверен,  что  и  южные
кантоны на них претендуют...
   - Значит, ничейная территория?
   - Да, полагаю, что принцип "terra nullius" вполне применим.
   - Но если здесь не правит никто, - сказал купец, - значит,  мы  сами  и
есть Закон?
   Нотариус  помялся,  не  желая  вслух  признавать  правомерность   столь
дерзкого предположения, но в конце концов утвердительно кивнул.
   - Вон, мерзавец! - произнес Фриц, однако не пошевелился,  оставаясь  на
заднем плане. Он получал удовольствие от этого спектакля - и  явно  не  он
один.
   -  Воистину  драматическая  ситуация,  -  возгласил   купец.   -   Есть
какие-нибудь предложения?
   Изогнув красивую бровь, актриса хмуро покосилась на меня. Возможно, она
тоже помнила нашу прошлую встречу. Она явно не собиралась упоминать о ней,
но не переоценивала своего влияния  на  возлюбленного,  даже  пожелай  она
вступиться за меня.
   - Ну, - буркнул солдат, - сдается мне, тридцать талеров слишком большая
сумма за какую-то псину. При всем моем  уважении,  трактирщик,  серебряная
крона ей красная цена.
   - Я был исключительно привязан к этой собаке, капитан, - стоял на своем
Фриц.
   - О, я не сомневаюсь! Я и сам люблю животных.  Но  если  ущерб  нанесен
твоим чувствам, а не кошельку, как может золото возместить его?
   - Что вы предлагаете, майн герр? - В светлых глазах  зажегся  нехороший
огонек; губы угрожающе скривились.
   - Будь я на твоем месте, - задумчиво промолвил старый  вояка,  -  я  бы
потребовал удовлетворения хлыстом. Подобное действо утешило  бы  мою  душу
куда лучше, чем деньги.
   - Воистину отличное предложение! - радостно  заметил  купец.  -  Ты  не
согласен, дружище Фриц?
   - Надо подумать, ваша честь.  Так  это,  выходит,  вы  предлагаете  мне
выпороть его, прежде чем вышвырнуть на улицу?
   - Именно в таком  порядке.  Видишь,  Омар,  насколько  улучшилось  твое
положение? Мы уже сбавили сумму до каких-то двадцати талеров.
   - Ну уж нет! -  возмутился  Фриц.  -  Вы  включили  пятерку  за  ночлег
сегодня, а он этого не получит. Так что пусть  будет  пятнадцать.  Спускай
штаны, ворюга, а потом проваливай.
   - Всего пятнадцать! - восхитился купец. -  Сущий  пустяк.  Ба,  да  моя
голубка на утренние покупки тратит больше! Разве не так, дорогая?
   Актриса изобразила на лице улыбку.
   - Ты так добр ко мне, любовь  моя!  -  Она  склонилась  к  нему,  чтобы
обнять, и чмокнула его в щеку.
   Моя спина уже вполне прожарилась, но я боялся отодвигаться от огня,  по
крайней мере пока  положение  мое  не  станет  более  определенным.  Вьюга
завывала за стеной еще громче. Весь дом содрогался под порывами  ветра,  и
тени на стенах угрожающе кривились. Я  отчаянно  нуждался  в  спасительном
озарении, но мои обыкновенно бойкие мозги  упрямо  оставались  тупыми  как
пробка.
   - И мы договорились, что стоимость плаща и башмаков как раз  составляет
пятнадцать талеров, - продолжал купец. - Так что нашему хозяину достаточно
осуществить порку, и тогда с вопросом  о  собаке  будет  покончено  раз  и
навсегда... Я ничего не пропустил, а, Меняла Историй?
   - Развлечение, - спохватился я. -  Развлекая  благородное  общество,  я
обыкновенно ожидаю компенсации, а вы сейчас получаете удовольствие за  мой
счет, даром.
   Его глаза, казалось, потемнели. Он прикусил  пухлую  губу,  как  ломоть
бифштекса с кровью.
   - Конечно. Пожалуй,  стоимость  кружки  пива  на  дорогу  будет  вполне
справедливой компенсацией.
   - У меня предложение, - объявила скрипучим голосом старая дама.
   Все почтительно посмотрели в ее сторону.
   - Сударыня? - пробормотал солдат.
   - Не тот ли это Омар, про  которого  говорят,  что  он  лучший  в  мире
рассказчик?
   - Так утверждают другие, - поспешно сказал я, - но никак не я.
   Глаза, уставившиеся на меня, напоминали мне два янтаря.
   - Так ты отрицаешь это?
   - Я не вправе выносить такое суждение! - Я пошевелился, чуть  отодвинув
спину от огня. - Я не могу слушать себя самого  так,  как  слушаю  других.
Таким образом, я не в состоянии сравнивать.
   - Но  разве  реакция  публики  не  дает  тебе  возможности  сравнивать?
Впрочем, это не важно. Я не собираюсь карабкаться по этой лестнице  наверх
в ледяную спальню до тех пор, пока не стихнет пурга. Я останусь здесь!  И,
думаю, многие со мной согласятся.
   - Действительно! - задумчиво произнес купец, хотя рука  его  скользнула
на бедро его спутницы. - Полагаю, это самое теплое место в доме.  Так  вы,
сударыня, предлагаете позволить Омару развлечь нас одной из своих баек?
   Она усмехнулась - звук напоминал шорох змеи в сухих листьях.
   - Я предлагаю состязание! В конце концов, у нас здесь сегодня еще  один
профессионал. - Старая карга вытащила из муфты костлявую  кисть  и  ткнула
длинным пальцем в менестреля.
   Тот вздрогнул.
   - Простите великодушно, госпожа, но я не в состоянии петь  сегодня  для
вас, ибо... - Он оглушительно чихнул, сложившись чуть не вдвое.
   - Нет, мы не просим тебя петь,  трубадур.  Но  если  я  попрошу  нашего
хозяина приписать к моему счету еще  кружку  пива  с  пряностями,  как  ты
считаешь, сможешь ли ты рассказать нам что-нибудь?
   Он заметно просветлел.
   - Вы очень добры, госпожа!
   Она улыбнулась, прикрыв отсутствие зубов все той же костлявой рукой.
   - А потом Омар может попытаться превзойти твой рассказ! А мы все  будем
судьями.
   Старая жаба умело пользовалась своим возрастом и положением: никто даже
не пытался возражать ей. Я решил, что она, возможно, и не так ядовита, как
может показаться. Моя жизнь продлевалась по меньшей мере на полчаса.
   - Замечательное предложение, сударыня, - произнес солдат. - Однако ночь
еще только начинается. Почему бы нам не продлить состязание?
   Она подозрительно покосилась на него.
   - Что это вы задумали, капитан?
   Я решил, что они знакомы и он, судя по всему, состоит у нее на  службе.
Я с трудом мог представить ее верхом, а из всех присутствующих он один мог
быть ее кучером.
   - С позволения нашего хозяина, сударыня, я предлагаю, чтобы  каждый  из
нас рассказал по истории. И после каждой этот Омар должен будет предложить
свою историю. Мы будем голосовать по каждой паре.
   - Ага! Вы говорите, как настоящий стратег! А если он проиграет?
   - Как только он проиграет, состязанию конец. Мы все  отправимся  спать,
предоставив  хозяину  вымещать  свою  скорбь  по   безвременно   погибшему
животному и после этого вышвыривать Омара из дома, на что у него есть  все
права.
   Старая дама кивнула.
   - Ты не возражаешь, трактирщик?
   Только в кишащих  крокодилами  болотах  Черной  Аринбы  доводилось  мне
видеть улыбку шире, чем улыбка этого увальня при мысли  о  том  количестве
еды и питья, что он продаст этой ночью.
   - Сударыня, сейчас он отсюда выметется или на рассвете, мне все  равно.
Эти бураны часто продолжаются по нескольку дней. Я не против, если решено,
что он уберется отсюда.
   - А ты принимаешь эти условия. Омар? - спросил солдат.
   Если он и хотел сказать мне что-то взглядом, я не смог прочесть этого.
   - Конечно, нет, - ответил я.
   Скрипнул ставень. Девять пар хмурых глаз уставились на меня.
   Ах, эта юношеская нетерпеливость! Фриц заговорил первым:
   - Думаю, капитан, я не буду возиться с кнутом. Голыми руками сподручнее
будет. Я всегда вспоминаю бедного Крошку, когда слышу хруст костей. - Этот
недоумок вовсе не шутил; он просто вел себя как всегда.
   - Тебе виднее, парень. У тебя встречное предложение, Омар?
   Перспектива семи словесных поединков меня вовсе не смущала, но  мне  на
ум пришло несколько дополнений к правилам. Первым  из  них  было  условие,
согласно которому в случае, если я сумею одолеть  всех  своих  соперников,
мне будет позволено уйти беспрепятственно и с целой шкурой. В то же  время
подобное условие требовало, чтобы Фриц отказался от своей кровной мести, а
это означало, что кому-то придется его подкупить. Из  всех  присутствующих
только купец и дама обладали достаточным для этого состоянием, и  ни  тот,
ни другая не горели желанием сделать это добровольно.
   В любом случае веселье продлится до рассвета, а  кто  знает,  что  боги
пошлют нам с новым днем?
   - Я не имею возражений против состязания, - объяснил я,  -  но  у  меня
позади тяжелое путешествие. Я голоден и измучен жаждой. Что хуже, я, можно
сказать, совсем не одет. Абсурдно ожидать от меня, что я в  моем  нынешнем
наряде смогу рассказать что-либо убедительное.
   - Нищие не выбирают, - заявил Фриц.
   - А честные люди не злорадствуют! - вскричала Фрида, подскочив к нему.
   Он удивленно повернулся к ней, потом вскипел от злости. Она не дала ему
сказать ни слова, погрозив пальцем. При том, что Фриду никак  нельзя  было
назвать миниатюрной женщиной, рядом с ним она казалась маленькой.
   - И вовсе тебе нечего дуться, братец! Разве не ты приказал  собаке  его
сторожить и при этом додумался дать ему топор? Ты, наверное, считаешь, что
это потому, что ты такой умный, он пришел обратно в твой дом и оказался  в
твоей власти? Так я скажу: это боги рассудили так! И  еще  скажу,  что  не
намерена смотреть на то, как человека  выставляют  на  всеобщее  обозрение
раздетым. Это приличный дом! Ты сейчас же пойдешь наверх и  принесешь  ему
чего-нибудь из одежды!
   Выходит, у меня появился союзник. Точнее, даже два, ведь старый  солдат
постарался отсрочить мою казнь на несколько часов.
   Фриц попытался было возразить, но сестра уперлась руками в его  широкую
грудь и толкнула. Вряд ли она сумела бы сдвинуть его хоть на дюйм, вздумай
он сопротивляться, но он безропотно позволил повернуть  себя  к  лестнице.
Сердито бурча, он поднялся наверх.
   Фрида забежала за стойку, на ходу сорвала с крючка лампу и  исчезла  на
кухне.
   Со своего места на полу я окинул взглядом  публику.  Лицо  старой  дамы
оставалось непроницаемым, солдат явно  потешался,  наблюдая  происходящее,
маленькая  служанка  испуганно   таращила   глаза,   невзрачный   нотариус
недовольно  хмурился.  Сопливый  менестрель,  похоже,  вообще  ничего   не
замечал, углубившись в размышления  о  том,  что  он  будет  рассказывать.
Актриса едва заметно подмигнула мне, а  купец  приподнял  густые  брови  в
циничном восхищении.
   Фрида вернулась первой. Она быстрыми шагами подошла  ко  мне,  держа  в
руках деревянный поднос с белым сыром, желтым маслом, круглыми  луковицами
и двумя  толстыми  ломтями  ржаного  хлеба  ее  собственноручной  выпечки,
который я запомнил еще по предыдущему посещению. Я вскочил.  Я  не  принял
угощения, хотя при виде его у меня чуть рот не свело.
   - Боги воздадут вам за доброту, друг мой, - произнес я, - но я не могу.
Я не могу вносить разлад в этот дом.
   - С чего это вдруг не можете? Вот - ешьте быстрее!
   Но тут тяжелые шаги на лестнице объявили о том, что Фриц  спускается  с
чердака. Я многозначительно покосился на старую даму.
   - Ее милость  предложила  этот  поединок  и  приняла  меры,  чтобы  его
участник предварительно подкрепил свои силы... если она  также  будет  так
добра, что примет на себя ответственность за этот  ваш  благородный  жест,
чтобы я состязался на равных условиях, неприятностей можно будет избежать.
   Старая ведьма свирепо на меня зыркнула. Ноги Фрица  показались  уже  на
верхних ступенях лестницы, она еще немного помедлила и наконец кивнула.
   Увидев меня за едой, Фриц взревел как разъяренный бык,  но  его  быстро
уняли,  объяснив  все.  Он  хмуро  покосился  на  сестру,  показывая,  что
догадывается, чья была идея, потом отошел к стойке приписать заказанное  к
старухиному счету.
   Я натянул вполне пристойные штаны  и  накинул  принесенную  им  куртку.
Конечно, и то,  и  другое  было  мне  до  смешного  велико,  зато  штанины
закрывали даже пальцы ног - с точки зрения  тепла  так  гораздо  лучше,  а
бегать в этот вечер, надеюсь, мне не придется.  Длинные  рукава  куртки  я
подвернул. Теперь я был неповоротливый, как черепаха, и по  уши  утонул  в
воротнике, принявшись за еду.
   Ну и что? Передо мной поставили кружку горячего пива  с  пряностями,  и
кое-кто из зрителей счел, что пора и им наполнить опустевшие кружки -  это
явно взбодрило нашего хозяина. Я примостился на лавке рядом с нотариусом и
наслаждался едой так, как редко чем наслаждался в жизни.  Фрида  вернулась
на свое место напротив. Фриц уселся рядом с  ней.  Это  означало,  что  мы
оказались неприятно близко друг к другу, почти соприкасаясь  коленями,  но
он вроде бы совладал с желанием меня прикончить, и решил подождать.  Месть
сладка предвкушением.
   В конце концов мы все приготовились к рассказу, и в  комнате  наступила
тишина, нарушаемая лишь завыванием бури и, наверное, хрустом, с которым  я
жевал лук.
   - Можешь начинать, менестрель, - милостиво разрешила старая дама.  -  И
представься сначала, чтобы мы хоть знали, с кем имеем дело.
   Вместо ответа менестрель четырежды  чихнул  и  провел  по  носу  мокрым
рукавом.
   - Меня зовут, сударыня, - просипел он, - Гвилл, сын  того  Гвилла,  что
служил придворным трубадуром правителя Лейлы. Отец мой,  да  упокоят  боги
его душу, определил меня в ученики  к  Рольфо,  менестрелю,  имя  которого
хорошо известно в Винлянде. Мой наставник хорошо относился ко мне и обучал
своему искусству, как и обещал моему отцу. Он научил меня владеть лютней и
цитрой, исполнять баллады и романсы. По его рекомендации я  был  принят  в
цех трубадуров Файмы. Устный рассказ - не мое...
   - Что ты делаешь в северных болотах? - перебила его  старая  карга.  По
тому, как она пялилась на него, я сделал вывод,  что  она  близорука.  При
таком освещении она не видела почти ничего.
   Лицо юнца скривилось в скорбной улыбке.
   -  Я  отправился  в  Фолькслянд  в   надежде   устроиться   при   дворе
какого-нибудь знатного господина.
   - И что тебе помешало?
   - Увы, сударыня, я оказался неподготовленным к тому  большому  миру,  в
который попал. В день, когда я пришел в вольный город Гильдербург, когда я
еще бродил по улицам, задрав голову  и  любуясь  на  пышные  здания,  меня
окликнула пожилая дама. Опираясь на  клюку,  она  согнулась  под  тяжестью
наполненной доверху корзины. Она робко спросила меня, не  буду  ли  я  так
добр помочь ей поднять корзину на верхний этаж.
   В Винлянде молодежь учат почтительности и услужливости по  отношению  к
старшим. Поэтому я с радостью взял у нее корзину и понес  в  указанный  ею
темный переулок. Я успел сделать только три шага,  после  чего  очнулся  в
грязи на мостовой с  шишкой  на  затылке.  Грабители  забрали  мою  лютню,
которая была особенно дорога мне, ибо принадлежала раньше  отцу,  все  мои
сбережения и даже одежду за исключением той, что я  оставил  в  гостинице.
Старухи и след простыл. Мне сказали, что ее исчезновение означает  только,
что она тоже одна из шайки, и что я угодил в ловушку, хотя даже сейчас мне
трудно поверить в это. Все мои попытки заработать хоть  немного  потерпели
неудачу. Вот я и бегу от северной зимы обратно, в Винлянд.
   Он помолчал, но никто не откликнулся.
   - Если вам интересно, я поведаю вам Историю Страны Множества Богов.
   Я чуть не поперхнулся, стараясь сдержать смех. Вряд ли он  мог  сделать
менее удачный выбор. Тогда я еще  не  знал  ни  того,  что  заставило  его
выбрать эту историю, ни того, куда это заведет меня той ночью.



3. РАССКАЗ МЕНЕСТРЕЛЯ

   Майне либе дамен унд  геррен,  надеюсь,  мой  рассказ  понравится  вам.
Сегодня вы хотите, чтобы я был рассказчиком, а ваши пожелания -  для  меня
закон, однако вы, сударыня, не определили, каким должен быть мой  рассказ:
печальным или веселым, фривольным или нравоучительным,  романтическим  или
ужасным. Учитывая плачевное состояние моего  здоровья,  буйство  стихии  и
воисти