ел больше на меня, и не только из-за того, что стоял с  моей  стороны
лестницы. Бедиан Тарпит отдал меня в рабство. Если раб сбежал  еще  раз  и
выдает  себя  за  бога,  об  этом  надо  объявить,  встав  и  крикнув   во
всеуслышание, что все представление полностью лживо, что неминуемо вызовет
бурю. С  другой  стороны,  если  он  продал  в  рабство  настоящего  бога,
серьезные неприятности грозят ему не только при жизни, но и после  смерти.
Я загадочно улыбнулся ему, и он уткнулся лицом в ступени.
   Балор остановился.
   - Военачальник!
   Арксис, шатаясь, опустился на колени, но не  смог  выдавить  ни  звука.
Даже если он и знал Джаксиана Тарпита в лицо, он вряд ли мог узнать его  в
шлеме, под которым нельзя было разглядеть ничего, кроме глаз и  бороды.  В
Занадоне наверняка тысяча таких же бород, но  нет  ни  одной  другой  пары
таких глаз. Арксис не мог не понять, что перед ним не его внук.
   - Снаряди повозки! - приказал Балор. - Все колеса, что есть  в  городе.
Нагрузи их провиантом, оружием и доспехами да призови всех лекарей,  каких
сможешь найти. Отошли их нашим союзникам. Когда повозки вернутся,  нагрузи
их и пошли снова.
   Арксис несколько раз пошевелил губами и сделался еще бледнее.
   - Боже!
   Бедиан Тарпит поднял голову и, не веря своим глазам, смотрел  на  этого
нежданного Балора. Он один во всем городе должен был знать,  кто  стоит  в
этих доспехах.
   - А кто заплатит? - взвизгнул он.
   - Ты заплатишь! - От божественного гнева,  казалось,  содрогнулся  весь
храм. - Завтра  мы  разгромим  форканцев.  Ступай  и  отвори  двери  своих
амбаров, Бедиан Тарпит! Ступай и установи цену на хлеб такой,  какой  была
она в это же время год назад. Ну!
   Тарпит поднялся на ноги. На мгновение мне  показалось,  что  он  начнет
спорить, ибо он попытался расправить плечи. Но то ли он разглядел бога под
обличьем сына, то ли понял,  что  сопротивление  в  таких  обстоятельствах
подобно  смерти,  ибо  жрецы  растерзают  его  на  части...  Он   послушно
поклонился и побрел вниз по лестнице, ссутулившись, как древний старик.
   Балор снова обратил взор на мертвенно-бледного военачальника.
   - Окажи нашим союзникам всю потребную им помощь,  ибо  они  понадобятся
нам. Все, что они попросят, дай им и не проси ничего взамен. Сегодня битвы
не будет. Собери их вождей, ибо мы хотим говорить с ними.
   Арксис, шатаясь, побрел по бесконечной лестнице следом за Тарпитом.
   Это  была  весьма  впечатляющая  демонстрация  божественной   мудрости.
Разумеется, ни о какой битве сегодня не могло быть  и  речи  -  кто  будет
сражаться по колено в грязи? Даже мелкий бог вроде Роша мог догадаться  об
этом.


   Ну и каково это - быть богом?
   В первую очередь это очень утомительно. Приходится все время  улыбаться
одной и той же загадочной улыбкой. Порой  становится  не  по  себе  -  при
мысли, что ты абсолютно  наг,  особенно  когда  в  толпе  окружающих  тебя
смертных много красивых девушек. Приходится почти все время  молчать,  что
мне показалось особенно невыносимым. Приходится все  время  бояться  того,
что все отчаянно хотят от тебя чего-то. Приходится стоять рядом с  Балором
и смотреть.
   Конечно, ведь История всегда следует за Войной.
   Никто не спорил с ним, и - насколько я могу судить - он  не  сделал  ни
одной  ошибки.  Если  вам  хочется  верить,  что  Джаксиан  Тарпит  просто
исключительно сильный человек с неплохими актерскими данными, мне мало что
есть привести в доказательство обратного.
   Был, конечно, инцидент с Львиногривом, который и убедил меня.  Он  знал
вещи, которых никак не мог знать. И раз или два за этот долгий день я стал
свидетелем других неожиданных проблесков - особенно когда  вожди  беженцев
пришли поклониться своему новому командующему.
   Пожилого царя Форбина он решительно отверг даже раньше, чем объявили  о
его приходе.
   - Уберите этого! - прорычал он, ткнув в дверь пальцем  в  металлической
перчатке. - Что толку нам от дрожащего труса,  доспехи  которого  насквозь
проржавели от мочи? Уберите его и приведите нам крепкого сына его -  того,
что косоглазый!
   Коренастый парень с косящим левым  глазом  протолкался  через  толпу  и
преклонил колена перед богом войны.
   - Вот ваш предводитель, - объявил Балор, и парень  расплылся  в  улыбке
гордости и восхищения, а с ним и все остальные представители Форбина.
   И посланники Полрейна...
   - Царевич Обелиск? - скептически хмыкнул Штах. - С каких это пор в роду
Пуэльтинов завелись царевичи?
   Сильно покраснев, коленопреклоненный  воин  пробормотал  что-то  насчет
царской семьи, полностью перебитой при Гизате.
   - Смотри, чтобы твой придворный чин не рос быстрее, чем слава воина,  -
посоветовал бог, и все присутствующие ухмыльнулись.
   Когда полрейнцы собрались уже уходить, Штах поманил к себе того  самого
Пуэльтина Обелиска. Воин с опаской приблизился. Это был  рослый,  грозного
вида человек; не будь рядом бога, он казался бы здесь  главным.  Только  я
расслышал то, что случилось за этим.
   - Сегодня в твой отряд запишется человек по имени Ториан.
   - Ториан, Боже? - Мужественное лицо воина  просветлело  от  радости.  -
Львиногрив? Значит, это правда, что он спасся?
   - Львиногрив погиб. Это самый обыкновенный Ториан. Ты направишь  его  в
самое опасное место.
   Обелиск покорно кивнул, больше ничего не спрашивая.
   Но остальная часть дня прошла скучно.


   Этой ночью я как  гостящий  бог  спал  со  всеми  удобствами  в  храме.
Верховная жрица послала прислуживать мне очень хорошеньких  послушниц.  По
древнему закону, да и по естественному влечению жрица не  может  отвергать
бога. Однако оставалась еще проблема обязательств перед будущим ребенком -
дара, которым бог должен  наделить  своего  смертного  отпрыска.  Неохотно
решил я, что выбирать любимчиков будет несправедливо. Весьма неохотно!
   Уже тогда я понимал, что не  смогу  долго  выдержать  эти  божественные
штучки.
   Еще я обнаружил, что богам не снятся сны.
   В самом деле, что может сниться богу?


   На самом верху надвратной башни расположена смотровая площадка с низким
парапетом. Там, в холодных лучах рассвета, стояли, глядя на то, как  Балор
выступает со своим войском из Занадона,  верховная  жрица  Саньяла  и  бог
истории. Цокали копыта, лязгала бронза. Трубы и барабаны сотрясали воздух.
Распевая свои боевые песни,  юные  смельчаки  маршировали,  высоко  подняв
головы. Они нисколько не сомневались в предстоящей победе, ибо  кто  может
победить их, если их ведет на бой сам бог войны? И возможно,  они  помнили
еще и то, что бог истории смотрит на них.
   Должны бы помнить - такое  не  забывается.  Стоя  на  такой  высоте,  я
чувствовал себя очень и очень  неуютно.  Когда  войско  вышло  наконец  за
городские стены, все вернулось в норму - они удалялись спиной ко  мне,  но
все время, пока они маршировали по  Большому  Проспекту,  я  старался  сам
держаться спиной к  ним.  Жаль,  что  парапет  был  недостаточно  высоким,
чтобы... в общем, жаль, что он не был выше.
   И кроме того, мне свело скулы от непрерывной загадочной улыбки.
   Все городские стены, насколько хватало глаз, были  усеяны  женщинами  и
детьми. Я горько сожалел, что не  настоял  в  свое  время  на  набедренной
повязке, как бы это ни противоречило  традиции.  Я  мог  бы  догадаться  о
последствиях, когда Старший Братец Кразат принимал решение.
   Но это был мой единственный шанс поговорить наедине с Саньялой, то есть
с Шалиаль Тарпит.
   - Вы больше не сомневаетесь? - спросил я.
   Она искоса посмотрела на меня из-под длинных ресниц.
   - В чем, Боже? В победе? Ни капельки!
   - Я думаю, в победе мы все можем не  сомневаться,  -  согласился  я.  -
Форканцы шали  перед  собой  саранчу,  так  что  должны  уже  голодать.  И
отступать они могут только на запад, а даже это означает победу  Занадона.
Нет, я имел в виду совсем другое.
   - Тогда что же, Боже?
   - Пожалуйста, не зовите меня так! Вы знаете, что Балор  на  самом  деле
ваш брат, а я всего только меняла историй.
   - Я знаю, что ты меняла историй, Боже, но мне кажется, ты  больше,  чем
просто меняла историй.
   - Я - это я, и всегда только я, - сердито фыркнул я. - Джаксиан...  ну,
Джаксиан кажется двумя разными людьми.
   - Он всегда был двумя разными людьми.
   То павлином, то каплуном, подумал я,  но  вслух  не  сказал.  Она  тоже
молчала.
   - Конечно, - предположил я, - можно ожидать  некоторой  нервозности  от
человека, влюбившегося в собственную сестру.
   - Это не я! - резко сказала она. -  Это  все  отец.  Джакс  был  совсем
мальчиком, когда уехал отсюда. И всю его взрослую жизнь отец был для  него
чем-то вроде далекого бога, посылающего приказы... И когда он вернулся, он
снова оказался мальчиком. Нет, Боже, в этом  нет  моей  вины!  Ты,  должно
быть, заметил, как он заикается? Это отец со своими придирками и  упреками
тому причиной.
   Я собрался  было  поспорить,  но  потом  понял,  что  она  права.  Одно
упоминание об отце заставляло Джаксиана блеять как овца,  но  в  трактире,
когда мы говорили только о Шалиаль и их любви, голос его звучал ровно.
   - Теперь он уже целых три человека, - сказал я. - Или  два  человека  и
бог. Но что из этого? Я видел, как он  творил  странные  вещи  и  открывал
странное знание... но как могу я быть  уверенным?  Я  пришел  сюда,  чтобы
увидеть бога. Я ожидал огней и блеска.  Я  ведь  до  сих  пор  сомневаюсь,
Шалиаль. Может, я просто наблюдаю за спектаклем великолепного актера?
   Мой вопрос был дерзким, чтобы не сказать  еретическим,  и  единственный
ответ, который она могла мне дать, - это счастливая улыбка.
   - Вчера я раз или два видел самого Джаксиана, - не  успокаивался  я.  -
Наверное, и вы тоже? - Я допытывался изо всех сил, ибо у  бога  тоже  есть
свои обязанности.
   Она одарила меня еще одной терпеливой, загадочной улыбкой.
   -  Я  не  слышала,  чтобы  он  заикался,  Боже!  Но  да...  Иногда   он
действительно был Джаксианом. - Тут она покраснела; краска набежала на  ее
лицо, как тень от тучи на равнину. Но она твердо встретила мой взгляд, и я
первый отвернулся и стал смотреть на удаляющееся войско. Я не  осмеливался
спросить, что такого делал вчера Джаксиан, когда возвращался.
   Значит, Балор приходит и уходит? Возможно, ему надо принимать участие и
в других войнах.
   Земля еще недостаточно  просохла  после  дождя,  и  пыли  не  было,  но
форканцев можно  было  разглядеть  как  темное  пятно,  расползающееся  от
горизонта. Занадонцы строились в боевой порядок.
   - А потом? - решился я. - На сколько Балор задержится здесь?
   - Почему бы тебе не спросить об этом его самого, Боже?
   - Почему ты не отвечаешь богу?
   Она слабо улыбнулась, не сводя глаз с  медленно  движущихся  колонн  на
равнине.
   - Неплохо сказано! Я не спрашивала его,  но  могу  поделиться  с  тобой
моими предположениями.
   - Спасибо на этом.
   - Мне кажется, Балор покинет  нас  вскоре  после  битвы.  Мне  кажется,
Джаксиан уедет через несколько дней.
   - А мне кажется, - сказал я, когда  она  замолчала,  -  что  многие  не
устояли бы перед соблазном остаться и править. Но Джаксиан не из таких,  и
мне  кажется,  что  жрецы  тоже  не  будут  долго   терпеть   подмену.   -
Свидетельством тому служили кости в подвале, но я не был уверен в том, что
она про них знает.
   - А что с Рошем, Боже? Насколько он задержится у нас?
   - Ровно настолько, сколько надо, чтобы найти хоть какую-нибудь одежду!
   Она рассмеялась. Мне нравилось, когда она смеялась, ибо смех ее  снимал
с моих плеч бремя божественности. От него становилось светлее.
   - История и приливы не ждут. Другие важные дела ожидают меня.
   Она не стала спрашивать, что  это  за  дела,  хотя  я  думал,  что  она
спросит. Минуту мы постояли молча, и я  заметил  на  ее  глазах  маленькие
звездочки-слезинки.
   - Джаксиан вернется в Ургалон? - спросил я.
   - Он был очень счастлив там.
   - А верховная жрица Саньяла? - безжалостно  спросил  я.  -  Она  должна
остаться в Занадоне и служить городу?
   Насколько это возможно для одного человека, она будет  править  им.  Ее
отец должен очень гордиться тем,  чего  добился.  Она  никогда  не  сможет
уехать, а Джаксиан никогда не сможет вернуться.
   Что за сложные создания эти смертные! Джаксиан  Тарпит  просто  крайний
случай. При всей своей подлости его отец не лишен был чувства юмора и  мог
даже искренне верить в то, что печется о  нуждах  города,  когда  замышлял
посадить свою дочь на трон верховной жрицы. Фотий - гнусный убийца  -  был
одновременно и великолепным бойцом  сверхчеловеческой  храбрости.  Ториан,
закаленный в боях герой,  оставался  все  же  человеком  и  в  силу  этого
проявлял слабость: дважды отказывался он умереть за честь. И я - я,  Омар,
неутомимый искатель правды -  поднял  искусство  обмана  на  недосягаемую,
святотатственную высоту.
   И только Шалиаль Тарпит была пряма и чиста. Я не  сомневался,  что  она
останется верна обетам, принесенным Майане...
   Тут я увидел, что Шалиаль Тарпит смотрит на меня со странной улыбкой.
   - Но, Боже!  Верховная  жрица  должна  подавать  пример  своим  младшим
сестрам и послушницам. Останься я здесь, только  представь  себе,  что  за
скандал выйдет!
   - Какой еще скандал? - удивился  я.  Ее  улыбка  сделалась  шире,  и  я
вспомнил, что бывает, когда бот любят смертных.  Конечно  же,  Шалиаль  не
сможет оставаться верховной жрицей - она вообще не сможет жить в Занадоне.
- О! Но он ведь будет наделен дарами, правда?
   - Она! - твердо заявила Шалиаль. - Балор говорит, что его сыновья такие
большие, что их почти невозможно выносить. Ужасно хлопотно, говорит он.
   Тут мы оба начали смеяться, и женщины  с  детьми,  стоящие  на  стенах,
удивленно смотрели на  нас,  слыша,  как  верховная  жрица  и  святой  Рош
заходятся от веселого смеха.
   Нет, самым тяжелым из того, что я перенес, будучи богом, было то, что я
не мог обнять ее и прижать к себе, как мне этого ни хотелось. Будь на  мне
хоть набедренная повязка, я бы рискнул.


   История этой битвы хорошо известна, так что  я  не  буду  утомлять  вас
подробностями. Я видел почти все сражение, но с большого  расстояния,  так
что кровь, вонь и ужас войны не коснулись меня. На расстоянии это казалось
скорее медленным танцем или величественным приливом. Форканцы  попали  под
жернова Кразата и были перемолоты. Кто может биться против бога войны?
   Вооруженные длинными мечами, верхом на крепких  и  выносливых  лошадях,
форканцы не встречали еще в Пряных Землях никого, кто мог бы устоять перед
их натиском. Не встречали до тех пор,  пока  не  наткнулись  на  бронзовую
стену Занадонского войска. Они накатили темной волной и разбились брызгами
о скалу. Поворачивая, чтобы перестроиться, они  обнаружили,  что  путь  им
преграждает вспухшая от дождей Иолипи.
   И тут с обеих сторон на них обрушились беженцы. Воины  Занадона  встали
неодолимой стеной с одной стороны, река стискивала их с другой, и форканцы
оказались в западне, без надежды на пощаду. Кразат  считает,  что  воевать
надо решительно.
   Форканские воины  всегда  отличались  беспощадностью;  не  ожидали  они
пощады и от врагов. Форканские  женщины  слишком  уродливы,  чтобы  кто-то
пожелал их  даже  в  качестве  рабынь.  К  закату  воды  Иолипи  сделались
красными, последний форканский ребенок был убит, и орда  навсегда  ушла  в
прошлое.


   Молодая луна только-только взошла  на  западе,  когда  Балор  под  бурю
восторженных возгласов проехал по Большому  Проспекту.  Не  так-то  просто
кричать во всю глотку, лежа  лицом  в  пыли,  но  горожанам  Занадона  это
удавалось блестяще. И так поступали и богатей, и сановники, и даже жрецы.
   Не задерживаясь, прошел он прямо в покои  верховной  жрицы,  где  мы  с
Шалиаль ждали его.
   Тут он рухнул...
   Мы стащили с  него  все  эти  невероятные  доспехи,  оставив  Джаксиана
Тарпита лежать на ковре в окружении груды бронзы и  насквозь  пропотевшего
нижнего платья. Его борода и волосы свисали  мокрыми  прядями,  во  многих
местах кожа стерлась до крови, а лицо было серым от усталости.
   Шалиаль опустилась на колени и вытерла ему лицо.
   - Боже? - испуганно прошептала она. - Что тебе нужно, Боже?
   - Вина, - пробормотал он. - И жратвы. Целый день не ел. И помыться тоже
не помешало бы.
   Мы принесли ему все это, ибо давно  приготовились  к  его  приходу.  Он
хлебнул вина и чуть приободрился. Шалиаль омывала его, а я совал ему в рот
еду - жуткое количество еды. Он ел, как оголодавший конь. Он ел даже  лежа
на животе, пока она протирала ему спину и делала массаж.
   Потом он отодвинул остатки еды, а Шалиаль окончила массаж. Он  все  еще
сидел на полу - великан, усталый от тяжелой битвы. Его веки слипались.
   Он озадаченно смотрел на меня с минуту, как  бы  раздумывая  о  чем-то.
Потом вспомнил.
   - Он жив. Показал себя хорошо. Он неплохо начал.
   - Спасибо, - сказал я. - Что начал?
   Джаксиан устало покачал головой:
   - Понятия не имею. О ком это мы? Это все, что я знаю.
   - Ты можешь дойти  до  кровати,  Боже?  -  тревожно  спросила  Шалиаль,
опускаясь на колени. Я подумал, сможем ли мы с ней поднять его  вдвоем,  и
решил, что, возможно, и сможем, но пробовать мне не хочется.
   - Думаю, что смогу, - пробормотал он. Он  уперся  рукой  в  пол,  чтобы
подняться, но снова осел.
   Шалиаль покосилась на меня.
   - Бог ушел? - спросила она, прикусив губу.
   - Он сделал свое дело, любовь моя.
   Она кивнула. Джаксиан призывно надул губы. Она наклонилась  и  подарила
ему невинный поцелуй.
   Он обиженно тряхнул головой.
   - Нет, это слишком похоже на обычную сестру.
   Она попробовала еще.
   - Ага! - вскричал он, вскакивая на ноги  и  увлекая  ее  за  собой.  Он
крепко обнял ее, и они страстно поцеловались.
   Я пошел к двери. Проходя мимо них, я похлопал его по плечу.
   - Что-нибудь еще нужно? - спросил я. - Может, немного тамариска?
   - Вон! - страшным голосом взрычал Балор.
   Я выскочил как испуганный заяц. Когда я  закрывал  за  собою  дверь,  я
услышал смех и скрип кровати.


   По дороге из покоев я задержался обернуть вокруг бедер полотенце. Так я
почувствовал себя  гораздо  лучше.  Нет,  я,  право  же,  начал  понемногу
возвращаться к реальности, словно в первый раз за два  дня  проснулся  или
протрезвел. Мир сделался отчетливее. Я видел древние камни храмовых стен и
пляшущие язычки свечей. Я чувствовал запахи  старого  мыла,  и  прокисшего
супа, и кожи, и еще - чуть-чуть - слабый запах тамариска. Я слышал далекое
пение - храм продолжал жить своей повседневной жизнью, как жил тысячи лет,
с тех пор как на этом месте не было ничего, кроме тамарисковой рощи.
   Я мог представить себе эту рощу так отчетливо, словно видел  ее  своими
глазами.
   Выйдя в прихожую, я столкнулся лицом к лицу с мерзким верховным жрецом.
Он  казался  встревоженным  и  усталым,  и  его  необъятная  алая  хламида
покрылась пятнами пота. Он опустился на колени, но сделал  это  скорее  на
случай, если кто-нибудь  еще  войдет  в  помещение.  Он  смотрел  на  меня
взглядом, который истинно верующий счел бы по  меньшей  мере  недостаточно
уважительным.
   Возможно, он и боялся Балора, но моя улыбка никогда не была  достаточно
загадочной, чтобы убедить Нагьяка. Он понимал, что я -  простой  смертный,
самозванец, и я не надеялся, что он будет долго терпеть меня.
   - Какие-нибудь проблемы, святой отец? - весело спросил я.
   Он задумчиво пожевал губу и решил поиграть в маскарад  еще  по  меньшей
мере несколько минут.
   - Нет, Боже. Что, Балору Бессмертному нужно еще что-нибудь от нас?  Или
там всего достаточно? - Он едва не лопался  от  невысказанных  вопросов  и
опасного негодования. И возможно, от страха - но не слишком.
   - Мы считаем, что он не желает,  чтобы  его  тревожили  сегодня  ночью.
Впрочем, у нас самих есть несколько просьб.
   Его  пухлое  лицо  подозрительно  нахмурилось;  наголо  выбритый  череп
блестел в све