ься не о чем.
   Впрочем, она все равно беспокоилась, это было заметно. Армия  наверняка
уже далеко, и моа тоже исчезли. К черту армию, подумал Дош. Чем дальше  от
армии, тем безопаснее. Его  работа  -  следить  за  Освободителем,  не  за
армией.
   И  тут  он  вспомнил:  его  работа  окончена.  Ему   не   надо   больше
докладываться Тиону, этому проклятому... Ему не хватало слов,  даже  мысли
ускользали от него, когда он пытался думать о Тионе. Прилис  снял  с  него
надетые Тионом шоры. Значит, Дош теперь - свободный  человек,  по  крайней
мере до тех пор, пока будет держаться подальше от  бога.  До  сих  пор  он
никогда еще не был свободен. Но свободен ли он сейчас,  впервые  в  жизни?
Освободитель...
   - Что-то не так? - спросила Исиан.
   - Ничего, если не считать, что  я  -  один  сплошной  синяк.  Мне  надо
встать. Не пугайся, если я заору.
   - Давай помогу.
   - Лучше уж я сам, не спеша. - Он согнул  руку.  Ух  ты!  -  Ну  и  как,
развлекаешься?
   - О чем это ты? - огрызнулась она.
   - Ты ведь здесь единственная женщина, верно?
   - Ш-ш! Я сказала им, что меня зовут Тисиан. Они думают, что я мальчик.
   Он попробовал другую руку. Еще хуже.
   - Правда? В самом деле  думают?  -  Неужели  даже  монахи  не  обратили
внимания на эти ноги?
   - Ну, мне кажется, один или двое заподозрили  неладное,  но  они  очень
добры.
   - М-м? Нашла себе симпатичных молодых послушников?
   - Нет, ты просто невыносим! -  возмутилась  Исиан.  -  Ты  хоть  иногда
думаешь о чем-то другом?
   - Пока есть возможность - не думаю. Так ты даже не искала?
   Ни слова не говоря, она резко повернулась и вышла, хлопнув дверью.
   Жаль. Он как раз хотел попросить ее прислать их к нему.
   Забавно,  но  молодой  послушник,  который  пришел   вскоре   накормить
больного, был и впрямь очень недурен собой, а чего можно было  бы  ожидать
от служителя Тиона? И если на поддразнивание Исиан Дош еще и находил силы,
то делать какие-либо серьезные намеки послушнику он не осмелился. Он  даже
слегка разочаровался в себе. Он задремал тотчас же, как покончил с едой.
   Следующая ночь выдалась длинной, разбитой часами бодрствования и сонных
размышлений на несколько  ночей.  Он  долго  размышлял  о  своем  странном
обретении свободы и о том, на что она ему. До  Тиона  у  него  было  много
хозяев - смертных, но все же хозяев - и несколько хозяек. Должно быть, ему
исполнилось лет десять, когда отец продал его Крамтину  Часовщику.  Он  до
сих пор помнит, как радовался, когда понял, что сможет остаться в  теплом,
уютном доме Крамтина, сможет хорошо есть и больше не голодать. То же,  что
требовал от него Крамтин, казалось куда приятнее, чем побои пьяного  отца.
Крамтин был первым. Доша несколько раз перепродавали,  пока  он  не  решил
устраивать свои дела самостоятельно. Когда очередной хозяин надоедал  ему,
он просто сбегал и находил себе другого. Это не ссорило его с законом, ибо
ни в одном вейле, кроме Таргии, рабство не разрешалось, а до сих  пор  ему
удавалось держаться подальше от Таргии. Никто из них не связывал его  так,
как это сделал Тион. Он сам добровольно связывался с ними в обмен на стол,
кров и ласку.
   Последний из его хозяев, Притоз Знаток, отправился  в  Сусс  посмотреть
выступления артистов на Празднествах Тиона. Он выставил Доша на состязания
за золотую розу - так заводчик показывает  на  выставке  свой  скот.  Дошу
исполнилось тогда семнадцать. Он без труда выиграл приз, при этом сам став
призом Тиона. Три пропавших года... Кем он был  на  протяжении  этих  трех
лет? Слугой? Игрушкой? Обоями на стенах?
   Прилис разрушил чары Тиона. Заменит ли он их собственными, превратит ли
Доша в монаха, заставит ли его до конца своих  дней  переписывать  древние
манускрипты? Или он свободен? В первый раз в жизни - свободен?  Сможет  ли
он жить без хозяина?


   Немного позже, той же ночью, он снова вернулся к  этой  проблеме.  Все,
кроме разве что правителей, служат другим  людям,  ибо  так  устроен  мир.
Талант, поддерживавший его до сих пор, вряд ли спасет  его  сейчас,  когда
Тарион изуродовал ему лицо.  Так  что  теперь?  Переписывать  манускрипты?
Копать землю и собирать урожай?
   Безбрачие или моногамия? При всем несомненном удовольствии  порока,  он
принес ему много горя. Д'вард, похоже, обходился и вовсе без этого. Ну  уж
это, конечно, слишком, но, возможно, Дошу и правда  стоит  жить  несколько
поумереннее.
   Кому - ему? Честный труд? Кроме боли во всем теле, покаяние ему  ничего
не даст, решил он. Через день или два он снова станет самим собой. С  этой
мыслью он уснул.



44

   Когда он проснулся в следующий  раз,  сквозь  ставни  снова  пробивался
свет, а на улице изрядно шумели птицы. Рассвет. Какого утра?  Когда  он  в
первый раз попал в монастырь, был пяткадень. Когда к нему приходила Исиан,
в коленодень? Значит, сегодня по меньшей мере  бедродень.  Армия  или  уже
ушла из Таргленда, или погибла. Впрочем, если боги  все-таки  поддерживают
справедливость, бывший сотник Диббер и его мордовороты как  раз  готовятся
окончить свои дни на серебряных рудниках.
   Дош потянулся и рывком сел. Он ощупал ребра и обнаружил, что  они  лишь
слегка затекли под повязкой. Откинув одеяло, он посмотрел  на  колени.  Ни
царапины. Ни синяка на теле. Он провел пальцами по лицу - гладкое.
   Он опустил подбородок на руки и задумался. В ворохе  забытых  снов  ему
мерещились слабые воспоминания о голосах в ночи. Два  мужских  голоса?  Он
совсем не помнил подробностей, но  знал,  кому  должен  принадлежать  один
голос, и догадывался, кому  принадлежит  второй.  Ладно!  Как  там  насчет
завтрака?
   Он опустил ноги на пол и  тут  увидел,  что  кто-то  оставил  для  него
подарки: на  единственном  стуле  лежали  аккуратно  сложенный  коричневый
таргианский  костюм,  меч,  пара  сандалии  и  поясная  сума,   интригующе
звякнувшая, когда он ее взял. Меч его слегка тревожил, но  он  знал  -  по
таргианским законам вольному гражданину положено носить меч.  С  мечом  он
обращаться не умел. Будь у него выбор, он предпочел бы нож. Уж с  ножом-то
он управлялся неплохо.
   Едва он закончил считать деньги - шестнадцать серебряных марок,  -  как
дверь со скрипом отворилась и в комнату  вошел  таргианец.  Нет,  это  был
Д'вард - с  чисто  выбритым  лицом  и  коротко  остриженными  волосами,  в
таргианском костюме и с мечом. Даже лицо его было по-таргиански  жестоким;
по крайней мере в глазах сиял  лед.  Правда,  когда  он  увидел,  что  Дош
проснулся, глаза немного оттаяли.
   - Хорошо выспался? Тебе лучше?
   - Это ты заходил ночью?
   - Да.
   - С другом?
   Взгляд снова сделался ледяным.
   - Ты, пожалуй, можешь называть его так. Я... Он расплатился с тобой  за
оказанные услуги.
   - Наверное, мне стоит пойти и поблагодарить его.
   - Мне тоже так  кажется,  но  не  делай  из  этого  отдельной  истории.
Какой-то купец только что подарил храму особо редкую  книгу,  так  что  он
слишком увлечен ею, чтобы слушать тебя. Наше присутствие в трапезной  тоже
нежелательно - настоятель как  раз  обрабатывает  этого  богатея,  надеясь
вытрясти из него денег на расширение хранилища свитков. Жратва  на  кухне,
холодная вода - в умывальне. Если хочешь сойти  за  местного,  тебе  лучше
сбрить бороду. Прилис  избавил  тебя  от  шрамов.  Я  полагаю,  ты  хочешь
поблагодарить его и за это. - Он повернулся к двери.
   Слишком много сразу!
   - Минуточку! - У Доша перехватило дух. Что-то слишком уж хорошо  Д'вард
осведомлен в монастырских делах и привычках местного божества.  Что  здесь
происходит? - Куда мы собираемся?
   Прежде чем обернуться, Д'вард побарабанил пальцами по двери.
   - Куда я собираюсь, я знаю. Ты же вполне можешь  решать  за  себя  сам.
Выбери себе направление - и ноги в руки. Если  хочешь  идти  со  мной,  мы
можем поговорить в пути, но ждать я не буду. Я и перекушу на ходу.
   Дош удержался от язвительного замечания и спросил, слышно ли что-нибудь
об армии.
   - Да.
   - Ну? - Да что же это так гнетет Освободителя? Дош  никогда  раньше  не
видел его таким раздраженным.
   - Они в безопасности.
   - В безопасности?
   - Потом расскажу. Вставай быстрее! - Д'вард открыл дверь.
   - Подожди!
   Он свирепо оглянулся:
   - Ну, что еще?
   Дош улыбнулся ангельской улыбкой:
   - Тебе никто не говорил, что у тебя красивые ноги?
   Д'вард сумел хлопнуть дверью даже громче, чем Исиан.


   С трудом пережевывая  черствый  хлеб  с  ломтями  сыра,  трое  путников
пустились в путь ранним утром. Д'вард шагал посередине,  не  давая  отдыха
своим длинным ногам. Несмотря на его заметное превосходство в  росте,  Дош
не собирался уступать ему в скорости, да и Исиан не отставала. Со  стороны
они походили на  трех  юных  паломников,  без  поклажи,  с  одним  длинным
кинжалом, двумя мечами и тремя поясными сумками-кошелями. У Доша еще был с
собой его любимый нож, который он припрятал. Так или иначе, святой  Прилис
не постыдился бы за такую экипировку. Судя по  всему,  война  закончилась.
Будущее, не омраченное бойней, казалось куда светлее. Так  что  объяснения
мрачному настроению Д'варда не было, если только его  не  беспокоило,  как
благополучно выбраться из Таргвейла - с этим  могли  возникнуть  некоторые
сложности. По местным законам шпионом считался любой чужак, если, конечно,
он не сможет доказать обратного.
   - Куда мы идем?
   - К реке, - ответил Д'вард. -  К  Таргуотеру.  Там  я  собираюсь  найти
лодку. Нам вниз по течению - думаю, часа через два я уже буду в Тарге.
   В сам Тарг?
   - И что ты собираешься делать  в  городе,  известном  своими  скукой  и
уродством?
   Д'вард сморщил нос:
   - Ты можешь делать все, что тебе угодно. Мы же с Исиан идем  в  обитель
Урсулы.
   - Куда? - взвизгнула Исиан.
   - В обитель богини справедливости. Меня заверили в том, что эта обитель
- надежное убежище и что сестры примут тебя и позаботятся о тебе. У меня с
собой письмо от настоятеля.
   Последовавшее за этим объяснение было долгим  и  довольно  бурным.  Дош
шагал молча.
   Похоже, Дош относился к Исиан, как к ребенку, и считал себя  за  нее  в
ответе. Ничего себе ребенок! Дош знал женщин, уже родивших в этом возрасте
двух детей, но Освободитель, видимо, судил обо всем по другим  меркам.  Он
взял  Лемод.  Одним  из  последствий  этого  было  то,  что  все  женщины,
оставшиеся в городе, превратились в изгоев, шлюх, без малейшей надежды  на
замужество. Судя по всему, именно поэтому он позволил Исиан бежать  вместе
с ними и провести беглецов к Моггпассу. Должно быть, он  поверил  ей,  что
семья предаст ее смерти, как только она вернется  домой.  Дош  подозревал,
что она слегка  преувеличивала,  но  Д'вард,  считая  себя  ответственным,
теперь решил переложить это бремя на крепкие плечи монахинь Урсулы.  Через
несколько лет Исиан будет достаточно взрослой, говорил он,  чтобы  решить,
как жить дальше.
   Поначалу Исиан отвечала более или менее спокойно  и  негромко,  но  его
упрямство очень скоро довело ее до  белого  каления,  и  она  закричала  в
голос, заглушая даже хор утренних птичьих голосов в ветвях над  головой  и
распугивая ящериц-листоедок в канавах. Она уже взрослая  женщина,  кричала
она. Она и сейчас может решать, что для нее лучше. Без ее помощи он  давно
бы погиб в Лемоде. У него нет сердца, и она его ненавидит. Она  любит  его
больше жизни. Монахини Урсулы садистки. Она пойдет за ним на  край  света.
Она будет спать у его порога, куда бы он ни пошел, и преследовать  его  до
конца его жизни, и убьет себя еще до заката, а потом и его тоже.
   Естественно, были и другие угрозы и клятвы, но все кончилось  тем,  что
их с Д'вардом  вдруг  охватил  беспомощный,  истерический  смех.  До  Доша
наконец дошло, что она вовсе не притворяется,  и  это  почему-то  потрясло
его. Конечно, она шла с другой стороны от Д'варда. Так что он не видел  ее
лица, да и не особенно прислушивался к их ссоре. Все же он чувствовал себя
так, словно его надули. Он чувствовал себя  посторонним  в  обществе  двух
влюбленных - собственно, разве не так оно и было? "Ревнуешь, мой мальчик?"
До сих пор он никогда еще не видел их вдвоем, разве что на  людях.  Увидев
их теперь - обнявшихся, чтобы не упасть, задыхающихся от смеха, со слезами
на глазах, - никто бы ни на минуту не усомнился, что они безнадежно друг в
друга влюблены. Исиан понимала это.  Что  же  до  Д'варда,  то  он  упрямо
отказывался признать очевидное.
   Впрочем, нервной разрядки хватило ненадолго. Вскоре он снова погрузился
в угрюмое молчание, и они втроем  зашагали  дальше.  Д'вард  повернулся  к
Дошу:
   - Куда собираешься ты?
   - Я хочу остаться с тобой.
   - Почему?
   Интересный вопрос! Дош обдумал  несколько  возможных  ответов  и  решил
сказать правду - хотя бы раз. Впрочем, какова она,  эта  правда?  Молчание
тянулось примерно полмили, прежде чем он нашел наконец ответ.
   - Я хочу у тебя учиться. Ты не такой, как все.
   - Гм? - произнес Д'вард. Вдали уже виднелась  река,  цепочка  деревьев,
изгибавшаяся вдоль русла. - Ну и как тебе это?
   - Что "это"?
   - Говорить правду.
   - Опасно. Все равно что стоять нагишом в толпе одетых.
   Исиан рассмеялась.
   - У тебя есть ремесло,  которым  ты  мог  бы  прокормиться?  -  спросил
Д'вард. - Или хотя бы умение?
   - Я неплохо делаю массаж.
   Он вздрогнул, превратно поняв его.
   - Откуда ты родом? Где твой дом?
   Дош решил продолжить эксперимент с откровенностью.
   - У меня никогда не было дома. Я из Лудильщиков.
   - Кто такие Лудильщики? - Похоже, он спрашивал это совершенно серьезно.
Он не знал даже этого!
   - Кочевники. Бродяги. Как правило, они живут  в  шатрах  или  фургонах,
хотя в каждом городе у них есть притон. Они занимаются  разными  странными
делами -  грабят,  перепродают.  Большинство  людей  считают  их  лжецами,
развратниками, ворами и шпионами.
   - А на самом деле они кто?
   - Шпионы, воры, развратники и лжецы.
   На эти слова рассмеялись оба, что было хорошо. Дорога вела к  деревушке
с паромной переправой. Кроме парома, на воде виднелись  лодки  в  ожидании
желающих прокатиться.
   - Послушай, - сказал Освободитель, снова посерьезнев, -  ты  не  можешь
пойти со мной туда, куда я направляюсь. С тобой выходит то  же,  что  и  с
Исиан. Мне очень жаль, но я не  могу  помочь  вам.  Я  знаю,  что  обладаю
определенным обаянием, с которым ничего не могу поделать, да  и  объяснить
вам этого не могу. Ты видел,  как  это  действовало  в  армии  -  я  начал
рядовым, а закончил полководцем. У меня было пять тысяч человек, и  каждый
хотел, чтобы я почесал ему за ухом. Исиан думает, что влюблена в  меня,  и
ты тоже. Вы оба мне нравитесь, но я не могу отплатить  тебе  той  любовью,
которой ты хочешь от меня, и я дал слово другой женщине, так что  не  могу
помочь и Исиан. Мне правда жаль, но именно так  обстоят  дела.  Л'ска,  ты
лучше разбираешься в местном говоре, чем мы. Поспрашивай, нельзя ли  здесь
нанять лодку до Тарга.
   - Сколько мест?
   - Два.
   - Три, - сказал Дош.


   Марг'рк Паромщик был совсем еще  мальчишкой,  весь  -  кожа  да  кости,
словно не ел больше месяца. Его лодка пахла рыбой и смолой, но  все  равно
протекала, парус, казалось,  состоял  из  одних  заплат.  Он  заискивал  и
пресмыкался перед пассажирами, достаточно богатыми,  чтобы  заплатить  ему
целую серебряную марку всего за полдня работы. Он называл их  "воинами"  -
именно так в Таргии обращаются  ко  всем  вольным  мужчинам.  Если  бы  он
опознал в Исиан женщину, он обращался бы к ней "мать". Это  дает  довольно
полное представление о таргианских ценностях.
   Подгоняемая больше течением, нежели  вялым  ветерком,  лодка  вышла  на
стремнину  и  двинулась  к  югу.  Марг'рк  держал  костлявой  рукой  руль,
подобострастно улыбаясь каждому, кто смотрел  в  его  сторону.  Широкая  и
быстрая река  несла  свои  мутные  воды  по  богатой  земле.  Берега  были
испещрены затонами для рыбной ловли,  причалами,  ветряными  мельницами  и
разноцветными деревьями. Круторогие куду брели по натоптанным тропам вдоль
воды, волоча на привязи баржи. Грузовые лодки  с  мускулистыми  рабами  на
веслах медленно ползли вверх по течению. Далекие холмы были сплошь покрыты
садами, виноградниками и свежевспаханными  полями.  Тут  и  там  виднелись
пышные дворцы.
   Необычно  примолкшая  Исиан  сидела   посреди   лодки.   Даже   коротко
обрезанные, волосы ее сияли багровым отсветом.  Она  мрачно  размышляла  о
чем-то.  Дош  подозревал,  что  обители  придется   обойтись   без   новой
послушницы, что бы там ни думал на этот счет Д'вард.
   Освободитель сидел рядом с ней, по другую сторону  мачты,  пригнувшись,
чтобы смотреть из-под паруса. Он хмурился, ерзал и  вообще  нервничал.  Он
так и  не  объяснил  еще,  зачем  ему  так  спешно  понадобилось  в  Тарг.
Нетерпение - не в его духе.
   Дош растянулся на носу, закинув ноги на вонючую охапку сетей, корзин  и
горшков. Немного погодя он снял куртку  и  остался  нежиться  на  весеннем
солнце в одних коротких штанах. Двое его  спутников  старательно  избегали
смотреть в его сторону. Тоже еще скромники! Все, что существенно,  у  него
прикрыто. Остальное же их не волновало; они просто  знали,  что  он  может
принять  любое  достойное  предложение,  и  боялись  смотреть,  чтобы   не
оказаться свидетелями того, как показывают товар лицом... или еще чем-то?
   - Воин Д'вард?
   -  Да,  Воин  Дош?  -  Д'вард  почему-то  уделял  пристальное  внимание
отражениям ветряных мельниц в воде.
   Дош покосился на лодочника, который неуверенно осклабился в ответ. Этот
олух явно не знал джоалийского.
   - Ты собираешься принести смерть Смерти, как было предсказано? И  когда
ты освежуешь ее и разделаешь на куски, не сделаешь ли ты  то  же  самое  с
Тионом - в виде одолжения?
   - Я направляюсь в Тарг не за этим. - Д'вард распрямил спину, и лицо его
скрыл парус.
   - Ты сказал, что наши бывшие товарищи  по  оружию  в  безопасности.  Ты
обещал рассказать, как именно.
   Д'вард опять ссутулился, и Дош снова увидел его хмурое  лицо.  Что  его
так расстраивает?
   - Мне рассказал  Прилис.  Таргианцы  позволили  им  свободно  пройти  в
Нагвейл.
   - Снова чудеса! Таргианцы? Ты это серьезно?
   -  Они  послали  эмиссаров,  двоих  эфоров  -  лично.  Уже   одно   это
беспрецедентно. Переговоры вел Злабориб. Он потребовал от них целый мир, и
они ему его дали: провиант, заложников, официальные  гарантии,  заверенные
жертвоприношением.  Таргианцы  удержат  лемодианцев  от  нападения,  чтобы
позволить нагианцам пройти по их земле. Они заискивали, они умоляли.  Все,
что он пожелал.
   Нет, это совершенно невозможно. Смех какой-то. Однако Д'вард был  далек
от веселья.
   - Но почему? - Очевидный вопрос.
   - Мор, - ответил Д'вард, уставившись невидящим взглядом в левый  берег.
- По всему Таргленду люди мрут сотнями. Они заболевают ночью, заживо гниют
три дня, а потом  умирают.  Погребальные  костры  освещают  ночь,  а  днем
заслоняют солнце - это слова Прилиса, не мои.
   - Падлопан - бог болезней, но...
   - Это Зэц. Люди считают это эпидемией, но Прилис сказал, что Зэц созвал
Жнецов со всех Вейлов, собрал их здесь, в Таргвейле, и научил новому  виду
жертвоприношения. Раньше смерть от руки Жнеца  была  быстрой.  Теперь  она
медленна и так же мучительна. И они трудятся не покладая рук.
   Зэц - ипостась Карзона, покровителя Таргленда.  Зачем  богу  истреблять
свой народ? Дош поймал взгляд Исиан; она поспешно  отвернулась.  Она  была
чем-то напугана.
   - Человеческие жертвоприношения?  -  сказал  он  с  отвращением.  -  Ты
говоришь, то, что делают Жнецы, - это человеческие жертвоприношения?
   - А как еще это называть?
   -  Не  знаю.  Я  никогда   так   об   этом   не   думал.   Человеческие
жертвоприношения - это что-то, что делают  дикари  в  южных  джунглях  или
делали давным-давно. Варварство. Мы такого больше не делаем!
   - Жнецы делают, - мрачно сказал Д'вард. - Зэц делает.
   - На