стью занятым тем, чтобы удерживать курс  при
лунном свете, а четверо гребцов должны были сидеть лицом к  корме.  Первой
его мыслью было снять мокрые башмаки и  растереть  ноги,  чтобы  они  хоть
немного ожили, однако он обнаружил, что обе руки ему нужны для того, чтобы
цепляться. Посудина прыгала и раскачивалась так отчаянно, что он с  трудом
удерживался на месте. Кроме того, лодка сразу же  набрала  воды,  так  что
башмаков он мог уже и не снимать. Потом что-то больно ударило его в бок, и
сержант проскрежетал какой-то приказ по-таргиански.
   Дош понял, что приказ  адресован  ему.  Еще  он  понял,  что  остальные
четверо не  столько  гребут,  сколько  лихорадочно  отталкивают  от  лодки
бревна, льдины и другие  плавучие  обломки,  используя  весла  в  качестве
шестов. Заостренными оказались у лодки оба конца; Дош  сидел  как  раз  на
корме. Душ водяных брызг наполовину ослепил  его.  Банка  подпрыгнула  под
ним, пытаясь сбросить седока за борт.
   -  Говорите  медленнее,  -  попросил  он  и  повторил   то   же   самое
по-лемодийски, которому обучился в постели у Ангуан четыре года назад.
   Один из взмокших  солдат  знал  лемодийский  достаточно  хорошо,  чтобы
свирепо выругаться на нем.
   - Хочешь, чтобы мы утонули? - процедил он в конце своего монолога.
   Дош перевел взгляд на реку. Она напомнила ему  бурно  кипящую  кастрюлю
черной воды, в которой спичками крутились бревна в несколько раз больше их
лодки; некоторые из них еще не лишились корней и сучьев. Вверх на  гребень
волны и тут же вниз, а потом опять вверх. Может, им нужен впередсмотрящий?
Нет, солдат швырнул в него деревянным ведерком, и  он  понял:  они  хотят,
чтобы он отчерпывал воду. Он мог  бы  и  сам  догадаться,  что  не  должен
рассчитывать на дармовой провоз у таргианцев.
   Он потянулся за ведерком и тут же чуть не пробил головой  днище  лодки.
Чертыхаясь и отплевываясь, он сел, убрался подальше от гребцов,  чтобы  не
мешать им, и принялся черпать.
   Он  черпал  и  черпал,  его  руки  уже  готовы  были  оторваться,  ночь
превратилась в сплошной кошмар из ведер и ледяной воды. Проклятое  древнее
корыто с каждым новым столкновением текло все сильнее.  Вода  каталась  по
днищу взад и вперед, и он едва не тонул в ней. Он то  погружался  в  воду,
захлебываясь ею, то оказывался лежащим на мокром дне лодки, а затем  новая
волна швыряла его спиной на банку.
   Местуотер слился с Сальторуотером, который впадал в Мидлуотер, а тот, в
свою очередь, - в  Таргуотер,  разлившийся  на  несколько  миль  вокруг  и
затопивший поля и леса. Течение не замедлилось, но сделалось чуть  ровнее.
Лодка реже сталкивалась с обломками, и это было очень кстати, ибо посудина
погружалась в воду все сильнее. Солдаты все чаще  использовали  весла  для
того, чтобы грести, и все реже для того, чтобы отталкиваться ими, стараясь
удерживать полную воды лодку в главном русле, подальше от  полупогруженных
деревьев и изгородей, напоминавших о том, что здесь когда-то был берег.
   Дош уже работал из последних сил.  Вода  в  лодке  прибывала.  В  конце
концов один из таргианцев отобрал у него ведерко и начал отчерпывать  воду
в три раза быстрее его. Дош вернулся на кормовую банку, съежился калачиком
и попытался хоть немного согреться.
   Первые лучи рассвета тронули небо, от реки начал подниматься туман.  Из
дымки на них надвигался мост. Сержант выкрикнул приказы, весла скрипнули в
уключинах,  лодка  вильнула,  выпрямилась  и  устремилась  в   треугольник
бурлящей воды между двумя устоями.  Пролет  мелькнул  всего  в  нескольких
дюймах над их  головами,  и  нос  лодки  исчез  в  белой  пене.  Несколько
мгновений казалось, что они вот-вот пойдут ко дну. Дош цеплялся  за  клюз,
чтобы его не смыло за борт. Солдат с ведерком  снова  принялся  черпать  -
лодка все еще держалась на плаву. Другой солдат отложил весло и тоже начал
черпать.
   Промокший до нитки, дрожащий Дош смотрел вперед,  в  призрачный  туман,
прикидывая возможности побега. Солдаты кричали и  махали  руками,  узнавая
одним им известные ориентиры. Им явно оставалось совсем немного до  Тарга,
но и до окончательного потопления было недолго. И если  им  вздумалось  бы
выбросить за борт лишний груз, Дош знал, кто будет этим грузом. Река текла
здесь почти вровень с верхом дамбы, выше уровня полей. Из тумана выплывали
и пропадали за кормой неясные очертания деревьев и домов.
   Солдаты были измождены не  меньше  его.  Вопли  сержанта  делались  все
громче  и  тревожнее,  двое  продолжавших  еще  грести   солдат   пытались
подчиняться им, потом рулевой сам взялся за третье весло, но их усилия  ни
к чему не привели. Неодолимое течение несло лодку почти вплотную к  откосу
дамбы, крутому, глинистому, местами подмытому, так что деревья наклонились
к воде, нависая над  ней  или  вообще  плавая  в  ней  наподобие  бакенов,
удерживаемые на месте только оставшимися корнями.  Лодку  сунуло  носом  в
берег, опасно накренило, потом поток подхватил ее и  понес  кормой  вперед
прямо в переплетение ветвей и прочего хлама, угрожающе скрежетавших по дну
и бортам. Таргианцы бросились на  дно  лодки.  Когда  лодка  снова  начала
набирать скорость, Дош увидел прямо по курсу толстый ствол и встал.
   Удар чуть не выбил из него дух. Он царапал кору одеревенелыми пальцами,
пытаясь удержаться. Чья-то голова ударила его по  ногам,  лишив  опоры.  А
потом он лежал на стволе; лодка исчезла. Его убежище угрожающе тряслось  и
клонилось к темной воде, кипевшей под ним. Он с  трудом  подтянул  ноги  и
лежал, дрожа и борясь с приступами тошноты. Он смог! Он убежал!


   Дерево тряслось и наклонялось  -  все  новые  корни  высвобождались  из
глины. Он осторожно сполз по стволу на берег и выбрался на тропинку.  Река
неслась под ним, а весь остальной мир был смыт белым туманом,  и  от  него
остались только тени. Смертельный холод пробирал его до костей. Он  должен
двигаться, если не хочет замерзнуть. Он снял башмаки, чтобы вылить из  них
воду, но руки его так окоченели, что он не смог завязать  шнурки.  Оставив
шнурки болтаться, он пустился трусцой по тропе. В башмаках  хлюпала  вода.
Когда он понял, что бежит в Тарг, было  уже  слишком  поздно  возвращаться
назад.
   Кроме того, в городе у него гораздо больше  шансов  найти  какую-нибудь
пищу и кров, чем в сельской местности.  И  потом,  там  был  Д*вард.  Если
только его лодка не потонула, он, возможно, уже в Тарге, меряется силой  с
Зэцем. Когда он исполнит пророчество, он может уделить минуту и Дошу.
   Д*вард - его единственная надежда.  Свободные  решили,  что  он  предал
Освободителя. Вздор, как он мог совершить такое за деньги? Это было просто
несправедливо - ведь именно предложенные джоалийцами  тридцать  серебряных
звезд за то, чтобы он предал Освободителя, и привели его к  нему  в  самом
начале? И ведь он не взял тогда этих денег, так  зачем  бы  ему  брать  их
сейчас, после всего того, что Д*вард сделал  для  него?  Он  должен  найти
Д*варда, чтобы тот снял пятно с его имени.
   Усталый, замерзший, голодный, он кое-как тащился вперед, бормоча сквозь
стук зубов молитвы. По мере того как светлело, туман делался гуще. В  мире
вообще все зыбко и неопределенно. Его раскаяние  принесло  ему  не  больше
добра, чем былые грехи.
   По дороге ему не встретилось ни души; казалось, он живет в собственном,
призрачном мире. Все друзья, которыми он дорожил, теперь настроены  против
него; для Свободных он - предатель,  а  для  таргианцев  -  еретик.  Тропа
перешла в дорогу, потом в городскую  улицу.  История  повторялась.  Четыре
года назад он приходил в Тарг  с  Освободителем.  Тогда  эфоры  собирались
казнить старого доброго Злабориба, приняв его за Д*варда, а  Д*вард  хотел
занять его место на плахе. Сам Муж вмешался, чтобы не  дать  ему  умереть.
Злабориб все равно погиб, исполнив  пророчество:  "Позор,  позор!  К  Мужу
ступает Д*вард со словами "Убей меня!". И падет молот, и  осквернит  кровь
священный алтарь. Воители, где честь ваша? Так позор вам".
   Теперь Д*вард снова возвращался в Тарг... неужели он  с  самого  начала
задумал это? Как знать. Ведь предупреждал же он  Доша  об  опасности  этих
приказов, так что, наверное, все же знал, на что шел. Вмешается ли  Карзон
еще раз? Но ведь Д*вард не просил на этот раз о смерти, верно? Или просил?
   Так о каком же посещении говорилось в пророчестве?


   Убогий,  убогий  город!  Узкие  улицы,  похожие  на  крепости  дома   с
зарешеченными окнами-бойницами и окованными железом дверьми. Даже туман не
скрывал его уродства, он только обволакивал  все  сыростью.  Безрадостное,
унылое место! И почти ни одной женщины на улицах, только гладко  выбритые,
угрюмые таргианские мужчины. Каждый из них  носил  меч,  ибо  только  рабы
здесь ходили без оружия. Все носили те же короткие одежды,  что  и  летом,
едва закрывающие ноги. Унылые бурые цвета. Унылый бурый город. Туман.
   Куда идти? Дош крался от двери к двери, стараясь не мешаться под ногами
у этих чванливых вояк, стараясь вообще не попадаться им на глаза.  У  него
не было знакомых в Тарге. Он помнил, где находился притон Лудильщиков,  но
наверняка там случится кто-нибудь из шайки старого Бирфейра, и  уж  они-то
вырвут у Доша печень прежде, чем он успеет пикнуть.  И  потом,  он  сильно
сомневался, что сможет даже просто дойти туда. Если он сейчас же не поест,
он лишится чувств. Если он лишится чувств, его бросят в реку или закуют  в
кандалы.
   - Я вижу, ты все-таки добрался.
   Тион был одет как обычный юноша-таргианец. Не более того -  его  одежда
была до неприличия коротка и практически расстегнута спереди, а башмаки из
мягкой кожи едва закрывали лодыжки. Зато рапира на поясе едва не цеплялась
за булыжную мостовую.  На  прекрасном  лице  застыла  вполне  традиционная
таргианская презрительная ухмылка.
   Дош, дрожа, привалился в дверному косяку. Улица  плыла  перед  глазами,
мокрая одежда липла к коже.
   - Где Д*вард?
   -  В  настоящий  момент  он  предстает  перед  судом.  Его  обвиняют  в
святотатстве по отношению к нашим возлюбленным богам.
   - И что будет дальше?
   - Ну, он не слишком помогает  следствию.  Пожалуй,  у  него  один  шанс
против  десяти  миллионов,  что  его  оправдают.   -   Тион   самодовольно
ухмыльнулся.
   - А потом?
   В переулке клубился туман. Юноша придвинулся ближе, но не  сделался  от
этого более материальным. Он уперся локтем в каменную  стену  и  улыбнулся
Дошу.
   - При желании суд может приговорить тебя к смерти даже за  то,  что  ты
пукнул в общественном месте. Они вышибут ему мозги в  храме,  прямо  перед
статуей Зэца.
   - Эй, парень! - Перед Тионом остановился дородный таргианец.
   Тион чуть приподнял бровь.
   - Воин? Могу я услужить тебе чем-нибудь? - Он не пошевелился, оставшись
стоять все в той же раскованной позе.
   - А ну застегнись! Непристойно выставлять себя вот так!
   - О боги! - вздохнул Тион. - Только  и  всего?  Ступай-ка  ты  Домой  и
выпотроши себя, воин.
   Таргианец по-военному лихо отдал честь.
   - Будет немедленно исполнено, воин! - Он повернулся  и  поспешил  туда,
откуда пришел.
   Тион пожал плечами:
   - Ну, милый Дош, на чем мы остановились?
   - Д*вард пришел сюда, чтобы убить Зэца!
   - Совершенно верно. И Зэц умрет. Он сам этого еще не знает,  но  умрет.
Скорее всего. Он сделался серьезной помехой. Проблема только  в  том,  что
Д*вард тоже умрет.
   - Нет!
   - Боюсь, что да, Дош. Какая неприятность! Такой славный паренек! Но для
Пентатеона слишком опасно оставлять его в живых. Он слишком хорошо показал
себя в Игре! Право же, за каких-то два месяца он сумел перехитрить  самого
Зэца, а уж он-то игрок не нам чета. Кто знает, за кого он возьмется потом?
Нет, Д*вард должен умереть, мой милый!
   - Нет!
   Чародей как будто заинтересовался.
   - Нет? Я честно обещал, что не буду пытаться спасти его. Не могу  же  я
нарушить свое слово, а, Дош?
   Дош пожал плечами. Довериться Тиону было бы безумием.  Он  порочен.  Он
вообще не знает, что такое честная игра.
   - Ты можешь его спасти?
   - Скорее всего нет. Это слишком трудно. Но если бы я  попробовал...  Во
что это тебе обойдется, милый Дош?
   - Что угодно! Что тебе нужно? Мою душу? Мое тело?
   - Это я решу позже, - сказал Тион. - Как насчет твоей жизни?
   - Да!
   - Боги! Страшная это штука, любовь. - Чародей протянул тонкую руку.
   Дош принял ее, и Тион поднес свою к его губам.
   - Ну что ж, посмотрим, что можно  сделать.  Это  наверняка  нелегко.  Я
сказал ведь только, что попробую. А теперь почему бы тебе  не  побежать  в
храм и не найти себе место получше, чтобы наблюдать за происходящим? Лучше
всего вплотную к алтарю со стороны Зэца. Толпа  уже  начинает  собираться,
так что тебе надо поспешить.
   - А ты сам тоже идешь? - подозрительно спросил Дош.
   - Нет. Мне пока не стоит подходить слишком близко. Но я надеюсь увидеть
тебя там, любовь моя. - Озабоченное выражение на лице... -  Доверься  мне,
Дош! Я ведь еще не обманывал тебя. Во всяком случае,  последнее  время.  А
теперь валяй беги!


   История повторяется... Разве не  по  этой  узкой  улице-ущелью  шел  он
четыре года назад? Тогда он тоже шел следом за Д*вардом. Толпа,  помнится,
была погуще, но и сегодня людей - море, а воздух,  казалось,  потрескивает
от возбуждения... Знают ли они  про  Освободителя,  или  каждая  публичная
казнь влечет их к себе словно стервятников? Вот  обитель  Урсулы  с  синей
лентой над калиткой, ничуть не изменившаяся с тех пор. Столько воды утекло
за эти четыре  года...  Сюда  Д*вард  приводил  Исиан.  Ох,  Исиан,  кошка
маленькая, это ведь твоя смерть разбудила его!
   Толпа делалась все плотнее, но женщин в ней по-прежнему почти  не  было
видно. "Ну, толкайте меня, думаете, меня это волнует? Валяйте вытаскивайте
свои мечи, мне уже все равно". Это туман клубится, или бедняга Дош  теряет
сознание? Люди с  отвращением  отшатываются  от  него,  такой  он  мокрый.
Большая площадь, люди снуют по  ней,  как  потревоженные  жуки.  Массивные
колонны храма, их верхушки почти скрываются в тумане, - огромная гранитная
клетка, самое уродливое здание в мире.
   Холодно, ох как холодно! Бедный Дош. Осталось ли в  мире  хоть  немного
тепла? Было ли ему тепло хоть раз с тех пор, как он  выбрался  из  постели
Аморгуш? Ступеньки... Проход между огромными гранитными плитами...
   Весь  храм  уже  забит  народом  и  гудит  от  возбужденного  шепота...
Карзон...
   Зэц...
   Муж, ростом выше дерева, из позеленевшей от времени меди. Лицо с пышной
бородой и крючковатым носом. Потрясающе похоже. Молот прижат обеими руками
к мускулистой груди, складки одежды, с таким мастерством изваянные великим
К*симбром Скульптором, ниспадают от пояса к земле, чтобы принять  на  себя
часть веса; одна нога выдвинута вперед. Великолепная работа.
   Поворачивай же, черт тебя побери, поворачивай! Посмотри на другой конец
огромного прямоугольника. Колосс такого же роста, из почерневшего серебра,
закутанный в хламиду с капюшоном, держит в одной руке  мраморный  череп...
Чуть ссутуленный, голова наклонена, обратившись к алтарю. Воплощенное зло.
   Дрожь, стук зубов, но надо пройти это до конца, надо  дождаться  Тиона.
Рокот барабанов, толпа сходит с ума, что-то сейчас объявят. Люди не любят,
когда к ним прижимаются мокрым телом, отойдите, пропустите меня, здесь все
равно нет места, чтобы вытащить меч, к черту все взгляды,  не  обращай  на
них внимания, пусть себе грозят, пусть дерутся локтями. Ближе, еще ближе.
   Алтарь - наковальня, поднятая на подиум. Он черный или покрыт  засохшей
кровью? Ближе к ступенькам,  там  свободнее,  толпа  не  хочет,  чтобы  ее
толкали на ступеньки, ближе к этому жуткому богу. Ну же, смотри! Смотри  в
лицо Смерти.
   - Нет, нет!
   Ладно,  не  смотри  больше.  Выходят  люди,  жрецы,  обходят  постамент
серебряной  статуи.  Солдаты.  Д*вард  -  связанный,  почти  без   чувств,
окровавленный.  Что  они  сделали  с  ним!  Грохот  барабанов.  Тишина   -
подавленная, гнетущая. Белый  туман,  черный  туман...  Это  только  толпа
раскачивается или весь храм? Объявляют.
   - Именем эфоров и народа Таргленда, именем Мужа еретик  Д*вард  признан
виновным в богохульстве и приговаривается к смерти на наковальне. Во славу
Зэца, Последнего Победителя, да будет так!
   Ропот. Шепот. Где же  Тион?  Не  вижу  Тиона.  Они  кладут  Д*варда  на
наковальню. Палач в маске, с молотом в руках. Выходит вперед. Где Тион! Он
обманул меня! Д*вард лежит ничком на большой наковальне. Непонятно даже, в
сознании ли он. Они его избили. Как он будет сражаться с  Зэцем,  если  он
без сознания?  Такой  маленький  по  сравнению  с  этим  великаном.  Злым,
страшным... Черный  туман  колышется...  Белый  туман  колышется...  Палач
выступает вперед. Встань, Д*вард! Встань! Восстань великаном...  великаном
из тумана... Схвати его... Души его... Белый туман, черный... Не лежи так,
не  жди  этого,  с  молотом!  Восстань  как  Освободитель,  великий,   как
Единственный Бог! Вырасти над храмом, Д*вард! Напугай эту  толпу,  Д*вард!
Схвати это чудовище, Зэца! Сокруши его! Задуши его! Земля  трясется.  Люди
кричат.
   Помоги ему. Боже! Ты самый сильный, самый  великий...  Встань,  Д*вард!
Исполни пророчество! Объяви, что ты Освободитель! Придите, братья, спасите
его с наковальни! Не оставляйте его здесь! Молот поднимается...
   Кричи! Кричи! Пусть Карзон сам выйдет из толпы! Пусть  появится  Висек,
белый как туман, как солнце сквозь тучи! Они идут! Они идут! Вон Эльтиана,
красная как кровь, вон Астина и  ее  меч  правосудия!  Сотрясите  колонны!
Пусть толпа кричит в страхе: Бег... Зэц содрогается...  он  падает!  Этого
мало! Где Тион? Где Юноша? Ты ему нужен, Тион! Ну приди  же,  Тион!  Спаси
его, Тион! Не дай ему умереть, Тион! Если хочешь,  возьми  меня,  я  твой,
Тион! Все, все что хочешь! Помоги ему, Тион! Спаси его...




ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

   Мы видели, что у двух организмов, далеко отстоящих один
   от  другого  в  естественной  системе,  могут  встречаться
   органы, служащие одной и той же цели и  по  внешнему  виду
   близко между собой сходные, но образовавшиеся  отдельно  и
   вполне   независимо;   однако   при   более   внимательном
   исследовании этих  органов  почти  всегда  возможно  найти
   существенные различия в их  строении,  и  это  естественно
   вытекает  из  принципа  естественного  отбора.  С   другой
   стороны, самым обычным правилом, проявляющимся  повсюду  в
   природе,  является  бесконечное   разнообразие   структур,
   служащих для  достижения  одной  и  той  же  цели,  и  это
   опять-таки  естественно  вытекает  из  того  же   великого
   принципа.
   Чарльз Дарвин. Происхождение видов


61

   Маленькие язычки пламени заплясали  в  сухой  траве,  лизнули  лохмотья
коры, осмелели и  окрепли,  набросившись  на  ветки.  Алиса  подула.  Кора
занялась. Костер сделался жарче, ярче. Она положила  поверх  охапки  ветку
потолще, потом другую. Костер затрещал -  словно  младенец  подал  впервые
голос, - и она откинулась, не сводя глаз с огня. От костра веяло  каким-то
спокойствием. Разжигать  костер  гораздо  приятнее,  чем  просто  опускать
шестипенсовик в газовый счетчик. Так разводили огонь  с  сотворения  мира.
Она начала сооружать шалашик из тонких веток - теперь  костер  продержится
до ее возвращения. За высокими узкими окнами зимний закат окрасил облака в
огненно-красный цвет.
   Она встала полюбоваться делом своих рук. Эту комнату  Элиэль  Верховная
Жрица повелела превратить в трапезную и  -  временно  -  в  помещение  для
собраний капитула. Конечно, в ней царил еще  беспорядок,  но  ведь  только
сегодня утром в нее вообще невозможно было войти, не сломав ногу. На  полу
не хватало плит. Алиса несколько  часов  потратила  только  на  то,  чтобы
подмести всю грязь - чище он от этого не стал. Половина штукатурки со стен
обвалилась; то, что сохранилось,  напоминало  кожу  прокаженного.  Мужчины
отыскали наверху и принесли сюда че