на ноги, дрожа от ярости.
   - Это называется изнасилование, миссис Ньютон. Вы изнасиловали меня!  -
Никто из зрителей не знал английского, но если бы и знал, ему было бы  все
равно.
   - Ах так?
   - Да, так!
   Она неуверенно посмотрела на него.
   - Это чересчур сильно сказано для  того,  что  случилось.  Возможно,  я
использовала ману. Я не хотела, Джулиан!
   - Не хотели? - Он шагнул к ней, и она отступила  на  шаг.  Он  был  рад
видеть, как на лице ее появилось встревоженное выражение. Она  не  ожидала
его гнева.
   - Нет, - сказала она. - Ты же знаешь, как это бывает... А может,  и  не
знаешь. У тебя ведь никогда не было много маны, так  ведь?  Когда  у  тебя
есть мана и тебе хочется чего-то, очень трудно помешать этому.  Мана  сама
вырывается наружу. Ты ведь не мог помешать своей руке заживать, верно? Мне
хотелось, чтобы ты пришел ко мне  в  палатку.  Ты  пришел.  Мне  хотелось,
чтобы...
   - Я не хотел вас!
   Она нахмурилась, словно он сказал нечто, не подобающее джентльмену.
   - Возможно, мне следовало вести себя поосторожнее.  Мне  жаль,  капитан
Смедли, правда, жаль.
   Какое там "жаль"! Ее извинения прозвучали  бы  искренне,  опрокинь  она
ненароком его чашку. Он размахивал  перед  ней  ножом,  что  не  на  шутку
встревожило зрителей. Старый глухой чудак попытался  встать.  Джулиан  так
разозлился, что не мог найти слов.
   - Мне стоило остановиться, когда я увидела, что из всего этого выходит,
- терпеливо продолжала она. - Или, возможно, спросить вас.  Мне  казалось,
вы не против. Мужчины, как правило, не возражают. - Она улыбнулась.
   - Так это у вас привычка? Единственный способ заполучить мужчину?
   - О, ваша рука! - вскричала Урсула, пытаясь сменить тему. - Она лучше!
   Джулиан отшвырнул нож и сжал кулак.
   - Подарок от старого друга. Мне не хотелось бы применить  его  в  деле,
выбив вам все зубы, миссис Ньютон, но если вы сейчас  не  уберетесь  и  не
будете держаться  от  меня  подальше,  у  Освободителя  прибавится  лишний
пациент. А  теперь  идите  к  черту  и  оставайтесь  там  на  здоровье!  -
Разумеется, он блефовал. При желании она могла, почти  не  расходуя  маны,
заставить его выпрашивать у нее прощение на коленях.
   Этого она делать не стала, но поняла, конечно, что он больше шумит, чем
угрожает.
   - Простите меня, пожалуйста. Мне просто казалось, что вы не  против.  -
Пожав плечами, она повернулась и ушла.
   Дрожа от ярости, Джулиан вернулся на место и с ожесточением  набросился
на овощи.



52

   Когда Свободные пересекали Фенпасс, шел легкий снег, но  в  Лаппинвейле
их встретила хорошая погода. То там, то здесь Алиса  слышала  разговоры  о
том, что таргианцы наверняка  постараются  остановить  паломников  еще  на
подступах к своим границам, и уж наверняка они не позволят своим рабам под
шумок бежать из вейла.
   Скептики не учли  одного:  эпидемия  продолжала  еще  свирепствовать  в
Лаппинленде.  Сам  губернатор  Кратч  привез  своих   жену   и   детей   к
Освободителю, чтобы тот вылечил их. У таргианцев благодарность не  входила
в   число   самых   почитаемых   достоинств,   но   они   всегда   ставили
целесообразность  превыше  принципов,  к  тому  же  их  гарнизон   уступал
Свободным в численности из расчета  один  к  ста.  Свободные  прошли  вейл
беспрепятственно, набирая по дороге  новобранцев.  Потом,  в  Рэндорвейле,
никто не мешал этим беглецам уйти, но,  как  ни  странно,  воспользовались
этой возможностью очень немногие.
   Алиса получала от всего этого огромное удовольствие. Лондон казался  ей
теперь чем-то очень далеким, да она никогда  его  особенно  и  не  любила.
Шатры напоминали ей сафари в детстве, дядю  Кама  и  тетю  Рону  в  Кении.
Конечно, климат и пейзаж отличались, но трудности ее не пугали. Совершенно
забыв свою норфолкскую депрессию, она помогала с готовкой, нянчила  детей,
ухаживала за ожидавшими Эдварда больными - в общем, делала работу, которая
казалась ей самой важной  на  свете.  Теперь,  когда  она  знала,  сколько
удовольствия доставляют крестовые  походы,  она  могла  понять,  почему  в
средние века в них участвовало столько народу.
   Общение с Джулианом Смедли вносило приятное разнообразие в ее жизнь. Ей
нужен был переводчик, который помог бы освоить хотя бы азы джоалийского. В
первые дни приходилось полагаться на Урсулу, Домми и  самого  Эдварда,  но
они были слишком  заняты  собственными  делами,  чтобы  уделять  ей  много
времени. Потом начали появляться  и  другие  олимпийцы,  но  и  их  быстро
загрузили работой. Джулиан и сам был не слишком силен в  джоалийском,  так
что он частенько брал репетитора из местных, обучаясь вместе  с  ней.  Это
помогало ему убить  время  в  дороге  и  скрашивало  монотонную  работу  в
хозяйственном отряде  -  он  согласился  на  скромную  должность,  оставив
религиозные вопросы другим.
   Капитан Смедли проходил по графе "старый друг". Пожалуй, ближе его  был
только Эдвард, но Эдварда она видела редко. Самый близкий друг ее  кузена,
Джулиан Смедли уже много лет то попадал в поле ее зрения,  то  выпадал  из
него: сначала сопливый  мальчишка,  потом  прыщавый,  неуверенный  в  себе
подросток, жизнерадостный юноша, контуженный герой.  А  теперь?  Теперь  -
худощавый, уверенный молодой человек, не красавец, но вполне  симпатичный,
выглядевший старше своих лет. Если его и продолжали мучить кошмары  войны,
он умело скрывал это. Он прямо-таки  излучал  жизнелюбие.  Он  никогда  не
обсуждал с ней свою личную жизнь, но был слишком привлекателен,  чтобы  не
иметь  по  меньшей  мере  одной  подруги.  Вспомнив,  как  миссис   Маккей
рассказывала в тот памятный вечер в "Быке" про постельную  рулетку,  Алиса
решила, что Джулиан Смедли наверняка был главным призом,  хотя,  возможно,
он все-таки недостаточно жесток для игр такого рода.
   Перевал Сутпасс привел их из Лаппинвейла в  Рэндорвейл,  а  солнце  все
продолжало светить. Рэндорленд, предупреждал Джулиан, может таить  в  себе
неприятности, поскольку являлся территорией Владычицы, Церковь  Неделимого
здесь преследовалась, а Док Мейнуоринг все  еще  сидел  в  тюрьме.  Однако
пророчество обнадеживало. Как гласил стих 318: "Начиная с Рэндора,  станут
власть имущие искать встречи с Освободителем, и будут ночевать в лесах и в
канавах, умоляя: исцели нас, сжалься над нами, и осыплют его золотом".
   Правда, первое, что случилось в Рэндорвейле, - это исчезновение  Урсулы
и Домми.
   - Они вернутся, - пообещал Эдвард.  -  Домми  назначил  себя  апостолом
Морковок. Урсула должна доложиться Службе  -  точнее,  тому,  что  от  нее
осталось.
   На  следующее  же  утро  король  Гуджапат  пригласил  Освободителя   на
аудиенцию, и Освободитель отклонил приглашение.
   Двумя днями позже  король  повторил  приглашение,  прислав  в  качестве
свидетельства миролюбивости своих  намерений  изрядно  похудевшего,  но  в
остальных отношениях невредимого Дока Мейнуоринга. Эдвард снова  отказался
от приглашения, хотя Дока принял.
   На четвертый вечер пребывания  Свободных  в  вейле,  когда  они  стояли
лагерем в восточном конце долины и, следовательно,  сравнительно  недалеко
от Олимпа,  в  лагерь  ворвались  несколько  сотен  рыжеволосых  Морковок,
бросившихся  восторженно  приветствовать  Освободителя.  Вместе   с   ними
вернулась Урсула, а с ней несколько знакомых лиц: Бетси  и  Билл  Пепперы,
Айрис Барнз, Проф Роулинсон и другие.
   Джулиан узнал о возвращении евангелистов как раз когда, завернувшись  в
меховую шубу, укладывался на ночлег у костра. Палаток пока не  хватало,  и
он не видел причин, по которым закаленный вояка вроде  него  должен  иметь
преимущество перед другими. Он окончательно выздоровел, хоть и  чувствовал
себя немного слабым, и уж во Фландрии,  во  всяком  случае,  было  гораздо
хуже, чем здесь. Рядом с ним  опустился  на  колени  человек.  Улыбке  его
позавидовал бы голодный крокодил. Джулиан поспешно сел.
   - Домми! Ты вернулся? Как Айета?
   - Конечно, в лучшем из лучших здравии, брат Каптаан! И я  теперь  самый
гордый отец самого голосистого сына.
   Джулиан - некогда Тайка Каптаан - хлопнул его по спине и  крепко  пожал
руку.
   - Поздравляю, брат Домми! И как его зовут? - Он мог  и  не  спрашивать.
Отныне Вейлы будут кишмя кишеть Д*вардами.
   -  С  любезного  позволения  он  назван  в  честь  нашего   почитаемого
Освободителя.
   - А Энтайка... Она была там?
   Домми улыбнулся еще шире и кивнул.
   - Я принес вам записку.
   Джулиан  выхватил  ее  у  него  из  рук  и  развернул.  Он  даже  забыл
поблагодарить Домми и не заметил, как тот ушел.

   "мой самый дорогой капитан крюк!
   ты все верно догадался куда я пашла. я здесь у одной из  тиминых  теток
не с мущиной. если бы я знала што ты вирнешся в олимп я бы осталась там. я
очинь по тибе скучяю. мне очинь  жаль  што  мы  поссорились  но  ведь  все
любовники ссорются иногда, все твои абищания я от них все  время  плачу  и
мне хотелось бы чтоп ты держался их но ты наверно щитаешь это грех но если
ты правда будеш диржаться их то я всегда твоя телом и душой в  любом  мири
особенно телом.
   всегда твая любящая
   венди"

   Это письмо едва не стоило Свободным одного их  соратника,  но  в  конце
концов он все  же  решил  остаться  на  борту.  Крестовый  поход  вряд  ли
продлится долго, тогда как их с Юфимией будущее может тянуться  еще  много
столетий. По сравнению с этим несколько дней, какими  бы  долгими  они  ни
казались, - пустяк.
   На следующее утро  в  лагерь  въехала  кавалькада  дорогих  экипажей  -
королевская семья и почти весь  двор.  Эдвард  вежливо  приветствовал  их,
исцелил все до  последнего  сопливые  носы  и  даже  не  настаивал,  чтобы
королевская семья ночевала в канавах. Он принял  их  золото  и  отдал  его
Дошу, приказав закупить побольше провизии и вьючных животных.
   Пророчество - оружие  обоюдоострое,  и  следующей  их  остановкой  стал
Товейл.  Теперь  уже  всем  и  каждому  были  известны   зловещие   слова,
содержавшиеся в стихе  четыреста  четвертом  "Завета",  насчет  Д*варда  и
голода в Товейле.
   Впрочем, избежать этого уже никак нельзя - у человека, судьба  которого
предначертана заранее, нет выбора.


   - Завтра выходим совсем рано, - сообщил Джулиан. - Попробуем успеть  за
день.
   Алиса видела пока только ровную стену гор без намека  на  проход.  Хоть
лети через них.
   - Каким считается этот перевал? - Она  знала  уже,  что  в  джоалийском
языке имеется с дюжину разных слов, обозначающих перевал в зависимости  от
его сложности. Впрочем, сложность тоже зависит от того, по каким меркам ее
считать. Перевал считается легким, если по нему без труда  пройдет  горный
козел.
   - Фигпасс - это джалтераан.
   - Такого слова я не знаю. Что оно означает?
   - Чертовски-жуткий-даже-в-летнее-время.
   Может, за час до рассвета все-таки поздно?


   Дорога на Фигпасс начала наконец круто забирать вверх,  карабкаясь  меж
чахлых  деревьев.  Очень  скоро  деревья  исчезли  вообще,  открыв   холмы
невероятно зеленого цвета под чисто белым небом. Свободные казались отсюда
серой веревкой, оброненной каким-то великаном, - веревка вилась по  склону
и исчезала наверху в облаках. И  это  был  всего  лишь  авангард;  за  ним
тянулись толпы.
   Алиса чуть пригнулась, стараясь не сбиваться с шага. Через час или  два
она будет стоять вон там и смотреть вниз на тянущиеся массы людей.
   - Все  это  кажется  таким  нереальным!  Я  все  пытаюсь  найти  земной
эквивалент этому - и не нахожу. Варвары... Народ израильский...  переправа
Ксеркса через Геллеспонт... ничего даже близко похожего нет.
   - А Петр Отшельник? - фыркнул Джулиан, выпустив изо рта облачко  белого
пара.
   - Не смей даже думать!
   - Ладно, не буду. Нет, все это правда, хоть и ненадолго. И мы будем  до
конца своей жизни вспоминать эти дни. Лет через сто один или двое из  этих
детей будут еще живы и будут хвастать, как  шли  с  Д*вардом,  сопровождая
Освободителя в Таргвейл.
   Эти дни были также самыми значительными и в жизни  Алисы  Пирсон.  Если
она подобно этим гипотетическим детям доживет до ста,  вся  дальнейшая  ее
жизнь будет идти по нисходящей. Пусть Вейлы - всего  лишь  песчинка  мира,
пусть только горстка людей вовлечена  во  все  это,  и  все  же  это  был,
несомненно, исторический момент. Кто откажется от места в ложе при хиджре,
исходе из Египта или переходе Цезарем Рубикона? Она старалась не  включать
в этот перечень крестовый поход Детей или Распятие  Христа...  Что  бы  ни
случилось в Тарге, она никогда больше  не  увидит  ничего  подобного.  Она
решила, что рано или поздно вернется домой. Она и  так  задержалась  здесь
дольше тех четырех недель, которые отвела себе  вместе  с  мисс  Пимм,  но
время возвращаться, конечно же, еще не настало.
   Никто, даже Эдвард, не знал, сколько  же  людей  идет  сейчас  за  ним.
Организация сама по себе уже была чудом  -  она  тоже  расширялась,  чтобы
поспевать за растущим как на дрожжах количеством паломников. Узнав за пять
прошедших лет, насколько беспомощны могут быть армии, Алиса ни за  что  бы
не поверила, что большая группа людей может работать так слаженно. Заслуга
в этом принадлежала, конечно, Эдварду,  подобравшему  потрясающую  команду
помощников и вселившему в них фанатическую преданность.  Между  Носителями
Щита ни разу не возникало ни вражды, ни распрей, ни споров, кто главнее.
   Сила их как единой команды заключалась в их различиях. Никто не понимал
человеческих слабостей лучше Доша, раскаявшегося преступника  и  блудника.
Домми использовал свой опыт слуги, ведая хозяйственными делами  Свободных.
Урсула Ньютон  всегда  была  неодолимой  силой,  этаким  человеком-цунами,
против которого не мог устоять никто, в  то  время  как  проповеди  Элиэль
заставили бы прослезиться и груду  камней.  Из  двух  оставшихся  в  живых
братьев Эдварда по оружию, знакомых с ним еще с нагианских времен,  Тьелан
умел непревзойденно торговаться, а Догган отличался  упорством  в  решении
головоломных поручений, которые свели бы любого другого с ума.  Пиол  Поэт
вел архив, следя  за  теологической  верностью  проповедей  Элиэль.  Пинки
Пинкни крутил людьми, как ветер кружит снежинки, - как правило, те даже не
догадывались об этом. Рваная Губа был  солдатом,  Килпиан  -  гуртовщиком,
Асфраль - повитухой, Имминол лучше всех разбиралась в травах, Титтраг -  в
камнях...
   Сам Освободитель мог превзойти каждого из них в чем угодно, но  не  мог
находиться в дюжине мест разом. Для каждого дела у него  имелся  помощник.
Всего Носителей Щита было  двадцать,  и  Эдвард  шепнул  как-то  Алисе  по
секрету, что не понимает, как это Иисус обходился двенадцатью.
   За последние две недели она почти не  виделась  с  Эдвардом.  Когда  он
извинялся перед ней, она отмахивалась.
   - Ты занят делом, я здесь в отпуске. Я не знаю языка, значит,  не  могу
помочь. Захочешь поговорить - пошли за мной, и я с удовольствием приду.  А
так делай, что ты должен делать, и не  думай  обо  мне.  По  крайней  мере
скучать мне здесь не приходится.
   Он посылал за ней несколько раз - всегда под вечер, когда остальные уже
заканчивали дела. Сам он, казалось, вообще не нуждается в отдыхе, а может,
он выбирал это время просто по привычке. Ей было забавно думать о том, что
они никогда не оставались наедине друг с другом, так что  никаких  сплетен
можно было не  опасаться,  но  она  сомневалась  в  том,  что  он  избегал
возможности скандала осознанно. Просто его инстинкты надежно хранили его.
   Каждый раз он спрашивал ее, счастлива ли она, и  она  всегда  отвечала,
что да, счастлива. Он сам  выбирал  тему  для  разговора,  и  поэтому  они
говорили об Англии, войне,  поэзии  и  о  своем  детстве.  Только  раз  он
упомянул о том, что может случиться, когда Свободные дойдут до Тарга, да и
то невзначай.
   - Они могут служить только  группой  поддержки,  -  сказал  он.  -  Но,
разумеется,  только  их  поддержка  и  делает  это  возможным.   Внимание:
единственный матч чемпионата Вейлов в тяжелом весе! В черном углу нынешний
чемпион, Зэц  (Буу!  На  мыло!);  в  сером  -  Освободитель  (Гип!  Гип!).
Результат всем известен из "Завета", так что матч обещает быть  скучным...
Что-то не так?
   - Ничего. Я просто как-то  забыла,  что  Зэц  -  реальное  лицо,  а  не
аллегория.
   - Реальнее некуда. - Эдвард прищурился и с минуту молча смотрел куда-то
в ночь. - Но то, что я задумал, - не убийство, а казнь. Заранее  известно,
чье имя фигурирует в приговоре.
   Потом он передернул  плечами  и  сменил  тему.  Если  он  сомневался  в
возможном исходе, он скрывал это даже от нее. Но  он  знал,  конечно,  что
справедливое дело не всегда побеждает и  что  самые  популярные  в  народе
восстания закончились катастрофой: Уот Тайлер, Ян Гус,  Петр  Отшельник...
Крестовый поход Нищеты привел тридцать тысяч людей на смерть и в рабство.
   Порой он становился тем Эдвардом, которого  она  знала.  В  его  глазах
мелькала отвага и спокойная решимость, как и  тогда,  когда  его  пытались
убить Погубители. Порой она ощущала что-то еще: чудовищную,  сжатую  тугой
пружиной силу, которая,  казалось,  только  и  ждет,  когда  ее  отпустят,
тщательно рассчитанную ненависть к коварному врагу -  если,  конечно,  все
это ей не мерещилось. Скромно сидя напротив него у костра, она смотрела на
игру бликов на его худощавом лице и гадала, во что превратился ее кузен.
   Однажды, и только однажды, позволил он своим чувствам  чуть  показаться
на поверхности.  Некоторое  время  он  сидел  молча,  глядя  на  нее.  Она
терпеливо  ждала,  притворяясь,  будто  смотрит  в  огонь.  Он   задумчиво
протянул:
   - Алиса, милая! Что бы случилось, если бы не война? Что было бы с нами?
Если бы не было никакого "Филобийского Завета"? Ты никогда  не  думала  об
этом?
   - Не знаю. - Она следила  за  изменчивыми  узорами  угольев  -  занятие
ничуть не хуже пустопорожнего гадания о том, что могло бы случиться.
   - Знаешь, я был очень влюблен в тебя тогда, - тихо проговорил он. - Я и
сейчас люблю тебя, но теперь... ну, теперь все по-другому. Давай не  будем
усложнять все, говоря об этом. Скажи, ты хоть серьезно ко мне относилась?
   - Я всегда относилась к тебе совершенно серьезно, Эдвард, милый.  Очень
серьезно. Я очень боялась сделать тебе больно.  Я  была  уверена,  что  ты
скоро найдешь себе другую девушку, а может, кучу девушек.  Ведь  ты  и  не
знал никого, кроме меня.
   - Мне хватало одной тебя. Не думаю, чтобы я  нашел  другую.  Не  думаю,
чтобы я сдался, даже когда узнал про Д*Арси.
   Она встретила его вопросительный взгляд.
   - Я тоже была влюблена. Влюблена как дурочка.
   - А если бы война не началась?
   - Наверное, продолжала бы оставаться дурой. Его жена все еще жива.
   - Почему дурой? Ты что, до сих пор так считаешь?
   - Да. - Она почувствовала  угрызения  совести  по  отношению  к  памяти
человека, с которым была так счастлива,  но  она  была  в  долгу  и  перед
Эдвардом. Он не побоялся бы рискнуть своей карьерой и ее деньгами.
   - Странная любовь, тебе не кажется?
   - Да. Наверное, рано или поздно я  опомнилась  бы.  И  я  ведь  еще  не
забеременела - представить себе не могу, что бы я делала тогда!  Я  должна
еще быть благодарна тому, что разразилась война.
   Он поморщился:
   - Не смей даже думать так! А Терри?
   - Реакция, всего лишь реакция. - Терри был даже младше  Эдварда,  и  по
чистой случайности у него были такие же черные волосы и синие глаза. -  Он
был прекрасный человек, но все могло выйти еще хуже. Мы оба с ума сошли от
любви, оба, но нас ничего не объединяло. Это бы не продлилось долго. Мы бы
жили очень несчастливо.
   - Спасибо, - прошептал он.
   - За что? - Искренность за искренность... - А что Исиан? Ты любил ее?
   Он покачал головой и горько улыбнулся -  убежденный,  что  она  ему  не
поверит.
   - Нет. Я же говорил тебе. Любовь между пришельцем и туземкой немыслима.
Вне зависимости от того, какой мир ты выберешь,  один  должен