улан  паломники.  На  верхушке  одной  из
высоких колонн Джулиан увидел двух женщин и  мужчину.  Как  они  забрались
туда? Казалось, стоит кому-нибудь из  них  чихнуть,  и  они  свалятся.  Он
тщетно оглядывался по сторонам в поисках рыжей шевелюры Домми.
   Т*лин исчез. Молния следом за Туманным Беглецом петлял по  лабиринту  -
поворот, еще поворот, потом  перевалил  через  песчаную  дюну  и  чуть  не
врезался в толпу верещавших моа, которых загнали в  тупик.  Двое  верховых
улан стерегли их. Их работа и так, возможно, была не из легких, но теперь,
с появлением драконов, моа и вовсе ударились в панику. Солдаты взревели от
ярости. Урсула повернула Туманного Беглеца и направила его прямо на стену.
Молния, не дожидаясь приказа,  последовал  за  ним.  Незастегнутые  горные
ремни бесполезно болтались за спиной - Джулиан ухватился здоровой рукой за
пластину, едва не вылетев из седла.
   Человек ни за что бы не забрался по такой стене, да и  драконы  одолели
ее довольно медленно, изо всех  сил  скребя  когтями  по  кладке.  Джулиан
оглянулся, не собираются ли их пронзать пиками, но уланам хватало хлопот и
с моа.
   А потом Молния добрался до верха стены и  замер,  балансируя  на  самом
краю рядом с Туманным Беглецом и  извергая  клубы  пара.  Урсула  даже  не
оглянулась. Она смотрела на драму, развернувшуюся прямо под ней. Когда-то,
судя по всему, это  было  огромным  залом,  а  теперь  представляло  собой
тенистый двор. Песчаный пол  полого  сбегал  к  заросшему  зеленой  ряской
пруду, а над прудом возвышалась стена - из нее  торчали  еще  полусгнившие
обломки  балок,  на  которые  раньше  опиралась  крыша.  Остальные   стены
превратились в каменные зубы, на  остриях  которых  сидели,  свесив  ноги,
паломники Экзетера.
   Арка входа была забита песком и камнями, так что моа пройти под ней  не
могли. Даже пешему приходилось пробираться под  ней  сгорбившись  -  здесь
нагианские  копейщики  могли   наконец   сдерживать   превосходящие   силы
ниолийцев. Трое нагианцев уже погибли, пытаясь остановить врага,  но  все,
чего они добились, - это чуть отдалили конец для своих товарищей,  которых
теперь обходили с флангов. Солдаты  рвались  в  пустые  оконные  проемы  и
провалы в стенах. У нагианцев были щиты, но их копья  заметно  уступали  в
длине пикам противника. И их было  слишком  мало.  Отважное  сопротивление
обернулось разгромом. Солдаты кричали; зрители визжали; умирающие стонали.
Это, конечно, не шло ни в какое сравнение с ужасом  Западного  фронта,  но
все равно зрелище было ужасное.
   И тут же  был  этот  идиот  Экзетер  в  своем  монашеском  облачении  -
разбрызгивая ряску, он брел через пруд  в  сопровождении  двух  нагианцев.
Оставшиеся в живых воины пытались прикрыть его отступление, и их методично
выбивали. Отступление? У безоружного Экзетера почти не было шанса убежать,
к тому же этого от него  Джулиан  никак  не  ожидал.  В  злобном  отчаянии
смотрел он, как эти трое добрели наконец до стены. Ну же, ну,  они  должны
повернуть назад - дальше дороги не было. Вместо этого  тот  нагианец,  что
был покрепче, опустился на четвереньки в воду,  второй  вспрыгнул  ему  на
спину и  потянул  своего  предводителя  вверх.  Он  сцепил  руки;  Экзетер
взобрался к нему на плечи и потянулся к выступу в стене. Чуть выше в стене
виднелось окно. Пожалуй, он мог бы даже добраться до него, но  неужели  он
надеется, что ему дадут так просто уйти?
   Тот, что стоял наверху, спрыгнул вниз, второй  поднялся  с  четверенек.
Они снова взяли в руки копья, как раз когда последние оставшиеся  в  живых
несколько  их  товарищей  отступили  к  ним,  в  воду.  А  потом  ниолийцы
навалились на них.  Пруд  из  зеленого  стал  красным  -  нагианцы  упали,
пронзенные четырьмя или пятью пиками одновременно.
   Джулиан вздрогнул и  отвернулся.  Лицо  Урсулы  застыло  в  болезненной
гримасе. Он торопливо обвел взглядом зрителей на стенах,  надеясь  увидеть
рыжую шевелюру Домми - того нигде не было. Он  снова  посмотрел  вниз,  на
кричавших и скачущих от восторга победителей,  и  снова  ощутил  загривком
знакомый холодок близкой смерти. Мирные паломники будут следующими:  бойня
у пристани показала, что кто-то распорядился вырезать всех.
   - Мне кажется, нам пора убираться  отсюда  к  черту.  Для  Освободителя
спектакль окончен.
   - Подожди! - сказала она.
   Экзетер добрался до своей цели - круглого отверстия футах в  пятнадцати
над прудом. Когда-то это было, наверное, большое окно. Он выпрямился в нем
во весь рост, темный силуэт на фоне солнца.  Он  стоял,  широко  расставив
ноги и раскинув руки. Ветер  трепал  его  серую  хламиду,  словно  пытаясь
сбросить вниз обезумевшее чудовище. Он был идеальной  мишенью,  крестом  в
круге. Ниолийцы не могли не видеть его.
   Офицер выкрикнул команду, и солдаты разошлись по сторонам,  чтобы  дать
возможность своему командиру прицелиться как следует.  Бросок  был  не  из
сложных, и хотя пика была слишком тяжелой,  чтобы  метать  ее  на  далекое
расстояние, в этом случае дальность  не  превышала  нескольких  футов.  Он
поднял древко и приготовился к разбегу.
   - Стойте! - рявкнул Экзетер. - Посмотрите, что вы наделали, идиоты!
   По замершим в ожидании солдатам пробежало волнение, словно камень  упал
в неподвижный пруд. Освободитель перестал вдруг быть мишенью.
   - Даже Карзон запрещает убивать кающихся и паломников! Неужели никто из
вас не читал Писания? Или вы забыли свою присягу? - Слова  его  отдавались
эхом, усиленные причудливой акустикой и мощной  виртуальностью.  Он  парил
над собравшимися разгневанным ангелом. Капитан в смятении уронил  пику  и,
открыв рот, глядел на своего обвинителя.
   - Покайтесь, покайтесь! - Даже у Джулиана, громоздившегося  на  дальней
стене, закололо кожу от мощи этого призыва,  а  ведь  он  был  всего  лишь
наблюдателем. Экзетер бичевал улан, обрушив на них гнев за  кровопролитие.
Он цитировал им их же собственные  заповеди:  Зеленое  Писание,  священные
слова Карзона, бога войны; Синие Писания Астины, богини воинов. Строка  за
строкой доказывал он  грешникам,  насколько  велик  их  грех,  как  далеко
преступили они закон. Он процитировал даже тайные клятвы  культа  Карзона,
культа Крови и Молота. Это-то он откуда знал?
   Джулиан  снова  покосился  на  Урсулу,  но  та,  казалось,  не  дышала,
зачарованная, как и все остальные. Ему, наверное, стоило уйти отсюда, уйти
искать Домми, искать среди живых и среди мертвых, но он не мог двинуться с
места. От волн харизмы и властности, исходивших от  Экзетера,  мутилось  в
голове.
   - И если даже эти порочные учения  осуждают  ваши  деяния,  что  должен
думать о вас Единственный Истинный Бог? Неделимый, тот, чье имя  не  может
быть произнесено? Отворите слух свой словам истины и  трепещите!  Вот  его
воля...
   Почему этот идиот обращается к ниолийцам по-английски?
   Нет, не так. По-джоалийски. Нет, по-рэндориански... Как бы то ни  было,
слушатели понимали его. На глазах у Джулиана солдаты попадали  на  колени,
он слышал, как они всхлипывают. Он чувствовал, как и  его  глаза  начинает
пощипывать, а Экзетер все обрушивал на их головы обвинение за  обвинением.
Последний отряд улан, тот, что задержался в Шуджуби, вступил в арку, но  и
этот отряд, услышав ужасные слова Экзетера, пал на колени. Наконец анафема
закончилась.
   - И все же возможно прощение! Да, у  вас  есть  еще  надежда!  Если  вы
искренне раскаетесь. Неделимый может и отвратить от вас свой гнев...
   Джулиан уже достаточно насмотрелся, что делает с пришельцами  мана.  Но
такого он еще не видел! Всего час назад - нет, гораздо  меньше  -  Экзетер
изнемогал от усталости и мог идти только за счет силы, которую  черпал  от
своих последователей. Теперь он сиял в этом окне полуденным солнцем. Голос
его гремел властностью самого Бога.
   - Принимаете ли вы мой суд?
   - Да! Да! Скажи нам! - воздев руки, кричали солдаты.
   - Есть ли среди вас тот, кто не пролил кровь сегодня?
   Шестеро или семеро человек неуверенно подняли  руки.  Остальные  понуро
стояли на коленях.
   - Тогда  вот  каким  будет  ваше  наказание:  ступайте.  Найдите  своих
скакунов и как можно быстрее поезжайте в Ниол. Передайте мои  слова  самой
королеве Эльванайф. Скажите ей в лицо, как провинилась она перед  народом,
которому должна была стать матерью. Скажите ей, что она должна прийти сюда
оплакать их могилы - пешком, босой, с распущенными волосами.  Скажите  ей,
что только так она может надеяться спасти свою душу. Ступайте!
   Полдюжины людей повскакивали на ноги и, оступаясь в песке,  выбежали  в
арку. Остальные безропотно ждали приговора.
   Освободитель  превратил  победоносную  армию  в  сборище  всхлипывающих
грешников.
   - И когда вы соберете их всех и выроете могилы...
   Он приказывал остальным солдатам похоронить погибших.
   Но больше всего трупов лежало прямо перед ним. Там, в маленькой грязной
луже, нашли свою смерть последние из его Сотни.
   Нарыв лопнул. Джулиан зажал уши руками. Горло  сжималось  от  приступов
тошноты. Чудовище! Презренный  убийца!  Ханжа!  Пророчество  предупреждало
Экзетера, что в Ниолвейле должна пролиться кровь. Он предвидел эту бойню и
использовал ее. Он  принес  в  жертву  своих  последователей,  крестьян  -
мужчин, женщин, детей - и своих старых боевых друзей из Нагвейла.
   Вот откуда у него столько маны.
   Освободитель не лучше Зэца.
   Нет, хуже. Совершая человеческие жертвоприношения, Зэц по крайней  мере
не убивает своих друзей.



33

   После заката ветер немного стих, и теперь  воздух  был  полон  болотных
запахов и насекомых. Джулиан старался уйти как можно дальше  от  наводящей
ужас виртуальности узла. Он нашел сухой древесный ствол и уселся  на  нем,
глядя невидящими глазами на небо над Ниолволлом - сначала багрово-красное,
потом  угольно-черное,  усеянное  мириадами  звезд-слезинок.  До   восхода
зеленой луны оставалось еще несколько часов,  но  Иш,  Кирб*л  и  Эльтиана
давали достаточно света, чтобы видеть кипевшую  на  равнине  деятельность.
Солдаты продолжали собирать тела убитых  и  копать  могилы.  Они  работали
молча - черные гномы в молочно-опаловом  мире,  -  пытаясь  рвением  своим
снять с души кровавое бремя греха.
   Т*лина с драконами отослали  наверх,  в  холмы,  чтобы  бедные  зверюги
смогли попастись и отдохнуть немного. Утром они вернутся. Урсула  осталась
где-то в храме. Домми был жив и здоров.
   Должно  быть,  Экзетер  разослал  гонцов  оповестить  остальных   своих
сторонников, что продолжению паломничества  ничего  не  мешает.  Возможно,
часть его сторонников решила разойтись по  домам,  и  все  же  удивительно
много их поверили его словам и сходились к храму сотнями, час за часом.
   На закате объявились двое нагианцев со  щитами  и  копьями,  они  гнали
перед собой небольшое стадо овцеподобных  тварей.  "Интересно,  -  подумал
Джулиан, - каково  сейчас  этим  двоим,  единственным  спасшимся  из  всей
Сотни?" И тут же понял, что прекрасно знает как, ибо сам ощущал это каждый
день на протяжении двух лет на Западном фронте. Они испытывают  чудовищное
облегчение от того,  что  живы,  тогда  как  все  их  товарищи  мертвы,  и
чудовищную вину от того же.
   И что, интересно, ощущал теперь сам Джулиан Смедли?  Он  не  мог  найти
слов, способных описать его отвращение, ужас, злость... Власть  разлагает,
но жажда власти разлагает еще сильнее. Он ни за что  бы  не  поверил,  что
старый фэлловианец может пасть так низко, тем  более  Эдвард  Экзетер.  Он
жалел, что не бросил своего бывшего друга в палате  для  психов  тогда,  в
Стаффлз, в семнадцатом году. Палата в Бродмуре  -  и  то  лучше,  чем  это
преступное безумие.
   С равнины доносилось заунывное пение. Надо же, какая ирония!  Последний
раз, когда он видел Экзетера, если не считать сегодняшнего дня,  тот  тоже
вел похоронную службу по жертвам Зэца. Теперь он хоронил свои жертвы.
   На этот раз Джулиан на службе отсутствовал.


   Служба  был  недолгой.  Как  только  она  завершилась,  повсюду  вокруг
развалин храма вспыхнули костры, так что те  овцеподобные  твари  пришлись
как раз кстати к поминальному пиру. Неохотно признавшись себе в  том,  что
его шатает от голода, Джулиан  устало  поднялся  и  отправился  на  поиски
благотворительного обеда, но у ближайшего же костра его чуть не вырвало от
запаха подгорелого мяса, и он не задерживаясь поплелся дальше. Пошатавшись
бесцельно по толпе, он забрел в храм. Большой двор был теперь  пуст.  Тела
из пруда исчезли, а в  окне,  в  котором  стоял  Экзетер,  виднелись  одни
звезды. Камни еще хранили тепло, но воздух  остыл.  Почему-то  при  лунном
свете виртуальность ощущалась еще сильнее. Тогда торчавшие  к  небу  зубья
стен отбрасывали на песок бархатно-черные тени. От этого мурашки бежали по
коже. Даже местные ощущали это и держались отсюда подальше.
   Все, кроме одного. Увидев мерцающий в стороне огонек, Джулиан обнаружил
еще один дворик, поменьше, а в нем одинокого человека, ничком лежавшего  у
маленького костра. Он был жив и в сознании, ибо одна нога его  то  и  дело
ковыряла пальцем песок, но  головы  и  плеч  за  валуном  видно  не  было.
Заинтригованный, Джулиан бесшумно подошел поближе. То, что  он  принял  за
валун, оказалось на поверку мешком Домми - он понял это в ту  же  секунду,
как только увидел знакомую рыжую шевелюру. Домми торопливо  писал  что-то,
положив бумагу и доску для письма так близко к огню, что те не  загорелись
еще только чудом.
   - Привет.
   Его слуга вскрикнул от удивления, потом узнал Джулиана и блеснул зубами
в приветственной улыбке.
   - Тайка Каптаан! - Он повернулся и сел, скрестив ноги, прижимая к груди
свои записи. - Я ужасно рад, что вы и  Энтайка  Ньютон  не  пострадали  во
время этого ужасного несчастья.
   - А я рад за тебя.  -  Джулиану  хотелось  знать,  что  такого  важного
записывает Домми при свете костра, если это не может подождать до утра.  -
Думаю, утром мы отправимся обратно в Олимп.
   Лицо Домми не изменилось, и одно это уже было ответом.
   - Мы сделали то, зачем прибыли сюда, - добавил Джулиан.
   - Да, Тайка.
   Ох, черт!
   - Насколько я понимаю, ты хочешь остаться?
   Домми прикусил губу и кивнул.
   Джулиан подошел ближе и сел, облокотившись на колени.
   - Объясни мне. Вряд ли ты считаешь, что Тайке Экзетеру  нужен  слуга  -
все равно у него нет ничего, кроме его хламиды. Твоя жена  вот-вот  родит.
Скажи мне, зачем тебе оставаться здесь?
   - Это трудно описать словами. Тайка.
   На этом разговор временно увял. Джулиан, как и любой  другой  пришелец,
обладал иммунитетом к экзетеровой харизме - он ощущал ее,  но  понимал  ее
происхождение и мот противиться ее действию, чего не скажешь  о  туземцах.
Объяснение того, как действует  харизма  или  мана,  того,  что  случилось
сегодня в храме, не излечило бы  Домми  от  действия  чар  -  как  ребенку
никогда не объяснишь, что  на  деле  кролик  взялся  вовсе  не  из  рукава
фокусника. Или Джулиану  просто  не  хотелось  терять  чертовски  хорошего
слугу? Нет, он  и  правда  искренне  переживал  за  Домми  и  Айету.  Дело
Освободителя было обречено на провал с самого  начала,  а  теперь  на  его
черное сердце легло еще и проклятие чудовищного преступления.
   - Но ты ведь понимаешь, что опасность еще не миновала?
   Домми улыбнулся:
   - Ну, солдат-то теперь  можно  не  опасаться.  Тайка!  Дважды  королева
Эльванайф посылала своих воинов против Освободителя, и дважды терпели  они
неудачу. Какая армия дерзнет выступить теперь против него?
   - Пожалуй, в  этом  ты  прав.  -  Рассказы  об  отважных  кавалеристах,
рыдающих от  раскаяния  и  копающих  могилы  для  своих  жертв,  наверняка
разбегутся по всем вейлам. Короли  и  местные  правители  могут,  конечно,
продолжать посылать убийц, но войска против крестового похода Экзетера уже
не пошлют. - Что, пишешь письмо Айете?
   Домми крепче прижал бумажки к груди.
   - Так, Тайка, записываю кое-что.
   - Извини. Не мое дело. Не буду тогда мешать  тебе.  Можем  переговорить
утром, когда мы с Энтайкой Ньютон решим,  что  делать  дальше.  -  Джулиан
начал подниматься.
   Домми поднял на него глаза.
   - Я записываю слова Освободителя, Тайка. Пока они свежи еще в памяти.
   Джулиан  снова  сел.  Евангелие  от  Св.Домми?  С  его-то  грамматикой?
Впрочем, Джулиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять: Домми пишет не
по-английски.  Он   использовал   алфавит   Вейлов,   очень   похожий   на
древнегреческий.
   - На каком языке?
   Вопрос вызвал у Домми удивление.
   - На рэндорианском. Тайка. На том, на котором  он  говорил.  Он  открыл
много нового о Неделимом, чего не говорилось в Истинном Учении.
   Еще бы! Экзетер наверняка напридумывал  много  всякого  и  говорил  он,
обращаясь телепатически, а не по-рэндориански. Помимо  всего  прочего,  он
камня на камне не оставил от учения Службы касательно  загробной  жизни  и
сущности  Пентатеона.  Реформация  Неделимого  теперь  расколота  на   две
враждующие секты.
   Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах
с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть  героем
для своего слуги - за исключением, возможно,  Эдварда  Экзетера.  Морковки
знали, что апостолы всего лишь люди, религия - религией, а жизнь - жизнью.
Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:
   - Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?
   Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.
   - Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера  моя
была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока  слова  Освободителя
не проникли в мое сердце.
   Чего  и  следовало  ожидать.  Ох,  за  многое  еще  предстоит  ответить
Экзетеру!
   - Отлично, - протянул Джулиан и наконец-то встал. -  Мне  все  ясно,  и
если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время,  это  меня
не касается. Ты был образцовым слугой, Домми.  И  незаменимым.  Мне  будет
очень не хватать и тебя и твоей  опеки,  но  я  буду  держать  твое  место
свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь.  И  если  ты
хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я  прослежу  за  тем,
чтобы она его получила.
   - Вы очень добры, Тайка! - Домми застенчиво положил  свою  писанину  на
песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
   Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
   - Тайка?
   - Что?
   - В какого бога верите вы?
   Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во  всяком  случае,  не  в  Эдварда
Экзетера!
   - Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. - Он поспешил спастись бегством.


   Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она
первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала
его за руку и притянула к себе.
   - Вот ты где! Ты голоден?
   - Нет.
   Она отодвинулась  назад,  чтобы  заглянуть  ему  в  лицо,  и  задумчиво
протянула: "М-м!"
   - Его уже не остановишь, - буркнул он. - Если бы мы только попали  сюда
на день раньше... но не теперь?
   - Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
   - А я не хочу!
   - Ну, ну! - Она успокаивала  его,  как  нянька  успокаивает  капризного
ребенка. - Каждый человек имеет право на встречу со  своими  обвинителями.
Ступай и скажи ему все, что ты  о  нем  думаешь.  -  Она  подтолкнула  его
вперед.
   - _Я_ думаю? Ради Бога, Урсула, только не говори, что ты  тоже  на  его
стороне.
   Она сжала его руку.
   - Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы
остановить его. Возможно, Зэц смог бы... но и в этом  я  теперь  не  очень
уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.
   - А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!
   Она ущипнула его.
   - Прекрати! - Они возвращались к  храму,  в  поле  виртуальности.  Кожу
начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.
   - Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?
   Она по