подвигах.  А  он  мог
рассказать  только  то,  что  видел  сам,  но  в  этом  не   было   ничего
героического, а была кровь, грязь, ненависть и сумасшедшее желание выжить.
Он вспомнил бесконечные заброски, синие, красные и желтые солнца,  лупящие
сквозь  исцарапанный  пластик  светофильтров,   и   останки   Поисковиков,
размазанные изнутри по пробитым метеоритами скафандрам или переваренные  в
кашу агрессивной биосредой, проникающей сквозь любые  защитные  поля.  Это
были жестокие миры, и всех, кто прошел через них и не  погиб,  они  делали
похожими на себя.
     О чем он мог рассказать? О полетах, сплошь состоящих из головной боли
экстренных пробуждений? О постоянно выходящей из строя аппаратуре и потной
духоте тесных, неуютных форпостов?  О  том,  как  сходили  с  круга  самые
выносливые и ломались, не выдержав, самые сильные?  Даже  думать  об  этом
было тошно - не то, что говорить.
     - Не знаю, - сказал он вслух. - Разное было.
     Чака поняла его по-своему и обиженно сжала губы.
     - Я, наверное, ужасно глупая, - сказала она, помолчав.
     - Я люблю тебя, - сказал Григ, чувствуя, как обмирает все  внутри  от
этой правды. - Ты даже не догадываешься, как давно я тебя люблю.
     Ее длинные тонкие пальцы медленно скользнули по  его  шее,  вычертили
замысловатую  виньетку  на  плече,  мягко   сжали   предплечье,   и   Григ
почувствовал,  как  перехватило  у  нет  от  этой  нежности  горло  и  как
отозвалось на нее судорожным стоном давно забывшее о ласке тело.
     - Григ, - она прижалась к его груди. - А тебе там было страшно?
     - Страшно? - переспросил он. - Да, пожалуй. Конечно, было.
     - А ты не боялся умереть?
     - Умереть? - Григ задумался. - Да нет, наверное, - сказал  он.  -  Об
этом просто не думаешь. Там вообще бояться некогда И  потом,  знаешь,  так
даже лучше, когда это происходит в деле или в бою. В постели умирать хуже.
Неопрятно как-то, да и родные тут же... А там сразу.
     - И с мечом в руке, - со странной усмешкой сказала Чака.
     Григ пожал плечами.
     - Что ж, - сказал он, - тогда тебя, по крайней мере,  ждет  Валгалла.
Брось, Чака! Я не рисуюсь. Тем более сейчас, когда все мы под Богом...
     - Господи! - встрепенулась Чака. - А где же ребята? Мы совсем  о  них
забили. Как они там?
     Там все было в порядке.  Группа  уже  подъезжала  к  переправе  через
Пахру, и до встречи с погоней у нее еще было по расчетам верных полчаса.
     - Мы их встретим на том берегу, - сказал Старик, - иначе нельзя.  Они
же не знают дорог. Мало ли, как они поедут. Где их потом ловить?
     - На берегу? Прямо возле переправы?
     - Да. Мы будем поить лошадей. А увидев стрельцов, в  панике  бросимся
седлать. Я думаю, Лопух не промедлит ни секунды, тем более, что тут мелко.
Так что разрыв окажется минимальным. Они не отстанут и  не  потеряют  нас.
Выглядеть все это будет естественно. А  если  они  нас  догонят,  накидаем
"чечевицы". У нас есть.
     - Хорошо. Делайте, как решили. И пусть с момента появления  стрельцов
будет постоянная связь.
     - Конечно.
     - Ну, удачи вам.
     - И вам.
     - Ка эс, - сказал Григ, отключаясь. - Слышала? - обратился он к Чаке.
- Пора и нам за дело.
     - Боюсь я за них, - прошептала Чака.
     - Не бойся, - сказал Григ. - Они не пропадут. В конце концов,  у  них
есть Мистер Томпсон. Пошли что ли? - он протянул руку.
     - Пошли, - тихо ответила Чака, и Григ понял, что ей и  в  самом  деле
страшно.
     - Не переживай, - сказал он. - Все будет хорошо. Вот увидишь.
     - Ты так уверен... Почему ты так уверен? Ты не думаешь, что все может
сорваться?
     - Может, - кивнул Григ.  -  Всегда  что-нибудь  может  сорваться.  Не
думать об этом нельзя. Просто кроме того, что  думать,  надо  еще  и  быть
готовым действовать. Что бы ни случилось,  ты  должен  всегда  быть  готов
действовать.
     - И что, это спасет от поражения?
     - Да. Если ты будешь все время действовать. Тебя могут свалить, но ты
должен попытаться встать. Ты можешь потерять сознание, но, придя  в  себя,
ты снова должен драться. Драться, сколько есть сил. И тогда  ты  победишь.
Только нельзя переставать драться.
     - Драться?
     - Драться, драться. Что б мы ни делали,  это  бой.  А  в  бою  нельзя
думать, что ты проиграешь.
     - И мы найдем тех, кого ищем?
     - Обязательно. Не сегодня, так завтра. Не  сейчас,  так  в  следующий
раз. Лучше, конечно,  в  этот  раз  и  сегодня.  Но  если  не  выйдет,  мы
продолжим. Я продолжу. Другие продолжат. Мы найдем их. Если будем верить в
победу.
     - Верить?
     - Да. И верить тоже.
     Они шли по тропинке, Чака впереди, а он сзади,  и  солнечные  зайчики
прыгали с листьев на их плечи, скатывались вниз и взлетали, растворяясь  в
высокой синеве. Неподвижный, напоенный солнцем воздух впитывал и растворял
всю боль и горечь, утишал тревогу, мягко обволакивал,  отгораживал  стеной
от того, что уже происходило за многие километры отсюда, и  от  того,  что
должно было скоро произойти совсем рядом, в той мрачной  избе,  к  которой
лежал их путь.
     - Григ, - вдруг сказала Чака. - А  кем  ты  был,  ну  в  Десантниках,
пилотом?
     - И пилотом тоже, - кивнул Григ. - Всем понемногу. Там не разделяют.
     - Но у тебя же есть какой-то доминирующий профиль?
     - Профиль? -  переспросил  Григ.  -  По  учебной  специальности  я  -
астробиолог. - Он улыбнулся. - Букашки таракашки. А что?
     - Да просто... А тебе что, не нравились твои звезды?
     - Почему? Очень нравились.
     - А зачем же ты согласился на погружение?
     Григ от неожиданности даже остановился.
     - А как же иначе? - удивленно спросил он. - Я же говорил,  что  нужен
был человек, похожий на Гаврюшку. Как я мог отказаться?!
     - Брали бы тогда уж Шереметева.
     - Да ты что! - изумился Григ. - Его же и пальцем тронуть нельзя.  Как
ты его вынешь? Тут такие флюктуации! Это же сам Шереметев! Второе  лицо  в
государстве. А реинтеграция?  Представляешь,  сколько  человек  могли  ему
рассказать, что он делал эти полгода. И это при том, что он ничего  такого
не помнит. То ли дело этот вшивый крючок!
     - Да, конечно, - задумчиво сказала Чака. - И что же ты ощущал,  когда
ушел?
     - Что ощущал? - Григ пожал плечами.
     Он вспомнил, как в первые дни неприятно вихляло бедро  без  привычной
тяжести боевого бластера, и как машинально дергалась в  разговоре  голова,
отработанным жестом включая подбородком внешнюю связь.
     - Непривычно было, - честно ответил он.
     - И тебе совсем не жалко?
     - Жалко? - не понял Григ. - Чего жалко?
     - Ну... Любимую работу...
     - Да что ты, Чака! - Григ покачал головой. -  Это  же  мой  долг.  Ты
разве не понимаешь, как важно то, что мы сейчас делаем. Единственное,  что
меня останавливало, это боязнь не справиться. В Десантниках я давно и умею
все, что должен уметь. А ваша работа другая, и задача здесь очень сложная.
Но ведь в любой ситуации надо брать на себя самое сложное. Так нас  еще  в
школе учили. Да если бы я отказался, ребята  со  мной  просто  здороваться
перестали бы!
     - Наверное, ты прав, - неуверенно согласилась Чака. - Но я бы так  не
смогла.
     Они поднялись обратно на холм и подошли к избе. Не доходя до крыльца,
Григ вызвал картинку комнаты. Все были уже готовы. Рассевшиеся  по  лавкам
мужики напряженно ожидали заветного часа, постоянно взглядывая  на  Прова.
Стол, стоявший до этого у конька, был теперь  сдвинут  к  торцевой  стене,
отчего свободное пространство внутри избы, где Пров  должен  был  рисовать
магический круг, заметно расширилось.
     - Слушай, Чака, - сказал Григ. - Ты иди в дом, а  я  сходу  контактер
достану.
     - Контактер? - удивилась Чака. - А где он у тебя?
     - В переметной суме, где ж ему еще быть?
     - Ну да! - ахнула Чака. - А если залезет кто?!
     - Это совершенно исключено, Ягодка ни за что не позволит.
     - А если ее убьют?
     - Тогда он улетит.
     - Улетит? Как улетит?
     Григ улыбнулся. - Мы замаскировали его под летучую  мышь,  -  пояснил
он. - Ищи, девочка. Скоро сама все увидишь.
     Нетопыри всегда сопровождали нечистую силу, и  летучая  мышь  в  этой
ситуации не вызывала подозрений. Главная трудность заключалась  в  другом.
Григ должен был посадить ее перед самым началом Контакта,  практически  на
глазах у всех, поместив при этом достаточно высоко, так, чтобы  она  могла
свободно передавать свои сигналы поверх голов.
     Положив контактер в карман, он подвесил каждой лошади торбу с  овсом,
постоял немного, следя, чтобы они не опускали головы,  и,  вздохнув,  стал
отвязывать почти полные еще мешки. Следовало торопиться.  Он  до  сих  пор
везде не  распределил  "маячки",  а  тянуть  с  этим  было  рискованно.  В
дальнейшем у него могло просто не оказаться времени.
     Крохотные, величиной с булавочную головку, передатчики были  спрятаны
в рукоять ножа, который он носил на поясе. Они не держались  на  коже,  но
зато  крепко  цеплялись  за  одежду,  буквально  врастая  в  материю.   И,
вернувшись в дом, Григ  первым  делом  незаметно  навесил  такой  "маячок"
каждому  артельщику.  Теперь  он  мог  быть  уверен,  что  ни  при   каких
обстоятельствах не потеряет люцифериан.
     Походив по избе, Григ вернулся  к  двери  и,  скользнув  взглядом  по
притолоке, задержался на воронце - толстой доске над  дверью,  на  которой
лежали полати. Пожалуй, только сюда и можно было  посадить  контактер.  Он
понимал, что времени для этого у него будет очень  мало.  Всего  несколько
секунд, за которые артельщики займут свои места в  круге.  Именно  поэтому
следовало устроиться где-нибудь рядом с выходом. Лишь  повесив  контактер,
он сможет переместиться поближе к дьявольскому столбу.
     После посадки контактера можно было уже не беспокоиться,  что  кто-то
его заметит. Почти  все  способы  передачи  приглашения  к  Контакту  были
недоступны человеческим органам  чувств.  Грига  тревожил  только  видимый
диапазон  лазерного  излучения.  Впрочем,  даже  если  бы   и   обнаружили
артельщики летучую  мышь,  перемигивающуюся  тончайшим  огненным  лучом  с
Сатаной, вряд ли это вызвало бы у  них  что-нибудь,  кроме  благоговейного
ужаса.
     - Ну, братие, будем начинати ин что?  -  вопросил  Федор,  подходя  к
двери и набрасывая крюк. - Все ли собрались? Ан яко вы? - обратился  он  к
Григу с Чакой. - Аще ли передумали, ли нет?
     - Что молыш?! - ответил Григ, внутренне усмехаясь либерализму Федора.
- Иди, Ивашка, сядь тута...
     - Вот они! - услышал он под черепом знакомый голос.
     И тотчас Гном спроецировал переданную Мистером Томпсоном  картинку  -
дорогу глазами Старика. Григ понял, что это Старик, потому что тот тут  же
заговорил.
     - Видишь? - спросил Старик. - Я думаю, осталось не больше пяти минут.
Когда стрельцы углядят нас, мы поскачем. Как у тебя, Григ?
     - Начинаем. Но до Контакта еще что-то около часа.
     - Сделаем, что можем. Держи нас в курсе.
     - Хорошо. А вы уверены, что они погонятся за вами? Мало ли кто им  на
дороге может встретиться.
     - Должны погнаться. Во-первых, они увидят, что мы  при  их  появлении
готовимся  удрать.  А  во-вторых,  у  них  есть   наши   приметы,   соседи
постарались. Сейчас десятник заметит нас, все сойдется, и он  поймет,  что
мы - это мы.
     Облако пыли приближалось. Уже стал виден первый всадник  в  багровом,
покрытом пылью кафтане. Привстав на стременах, он  скатывался  с  холма  к
берегу. За ним на бодрых еще лошадях вылетела вся кавалькада.
     - Пора! - скомандовал Старик. - Седлать лошадей!
     И пока  они,  изображая  тревогу  и  спешку,  бросали  и  расправляли
потники, укладывали седла, затягивали подпруги  и  связывали,  укорачивая,
поводья, головной всадник закричал что-то, показывая плетью вперед, и  изо
всех сил пришпорил своего коня.
     Когда Группа сорвалась с места, стрельцы были уже  в  воде,  и  после
того, как они выбрались на берег, расстояние  между  продолжавшим  скакать
впереди десятником  и  замыкающим  Группу  Бартом  определилось  метров  в
триста-четыреста. Мистер Томпсон  умело  вел  скачку,  не  давая  угаснуть
азарту и выматывая тем самым стрельцов. Расстояние понемногу  сокращалось,
потом Группа вдруг  резко  отрывалась,  и  преследователи,  чувствуя,  что
совсем уже было загнанная добыча вновь уходит  от  них,  начинали  яростно
нахлестывать лошадей.
     Что-то незаметно изменилось в избе, и Григ не  сразу  уловил  -  что.
Глаза его обежали клеть, сосредоточенно замерших  вдоль  стен  мужиков  и,
только остановившись на поднявшемся с лавки Прове, он понял: все молчали.
     - Ну Чака, - пробормотал он про себя, - теперь держись.
     Пров, не спеша, подошел к печи,  выгреб  кочергой  на  железный  лист
несколько угольков, проверил,  чтоб  остыли.  Солнце  еще  не  село,  и  в
маленькие боковые оконца падали  от  косые  лучи,  вспыхивали  искрами  на
висящих в воздухе пылинках. Кто-то уже забрал ставнями торцевые, выходящие
к дороге, окна, но в боковые окошки хорошо видны были далекие холмы, река,
отливавшая золотом под косогором, и луг между господским  домом  и  селом.
Тихо было, только шуршала где-то за печью мышь, да тонко  посвистывала  за
окном синица.  Неземное,  сказочное  умиротворение  было  разлито  вокруг,
словно специально, чтобы оттенить сжатую  до  взрыва  тревожную  тишину  в
избе.
     Выбрав на листе один увлек, Пров, так же не спеша, вышел на  середину
избы и, опустившись на колени, стал рисовать огромный магический  круг.  В
классическом квадрате он разместил три концентрические окружности, в  цент
которых решительно врезал моген-довид, после чего запечатал углы  квадрата
звездами. Однако в дальнейшем традиция нарушалась, и  если  во  внутреннем
круге Пров, делая ошибки и постоянно путая наклон  палочки  в  N,  все  же
изобразил кое-как четыре имени  демиурга,  то  во  внешнем  круге  он  уже
перешел на  кириллицу,  вписав  туда  известные  каждому  русскому  ведуну
загадочные слова "сатор", "арепо", "тенет", "опера",  "ротас",  а  средний
круг вообще оставил незаполненным.
     Григ с трудом оторвался от выверенных и  точных  движений  мистагога,
разгладил сильно отросшие за последние дни усы.
     - Ну ты как? - мысленно окликнул он Чаку.
     - Я - ладно. Ты глянь на дорогу!
     - Вижу.
     Он быстро сообразил, в чем  дело.  Лошади  у  Старика  были  отличных
кровей, ахалтекинцы, купленные на Ногайском за очень  большие  деньги.  Но
они чересчур долго стояли  в  стойлах.  И  даже  то,  что  Мистер  Томпсон
управлял  их  обменом,  не  снимало  возникших  проблем.  Слишком   быстро
накапливалась и слишком медленно разлагалась в их мышцах молочная кислота.
     Группа уже  израсходовала  все  влитые  в  свинцовую  чечевицу  шипы,
выиграв этим почти километр, пока погоня обходила опасные места по  пашне.
Но, оказавшись на твердом большаке,  стрельцы  наддали  и  быстро  вернули
потерянное. Расстояние продолжало сокращаться, а Мистер Томпсон  никак  не
мог решиться поднять лошадей в галоп, понимая, что  запаленные  лошади  не
выдержат вполне возможного боя.
     И тогда Лонч, спрыгнув почти на полном скаку со своего рысака, спешно
и бессистемно принялся чертить по пыли  концом  своего  палаша  магические
знаки, которые, по замыслу Липа, должны  были  остановить  погоню.  Скорее
всего он творил по ассоциации с происходившим в избе, но круг он выбрал не
западноевропейский,  а  русский,  хорошо  знакомый  стрельцам,  с   шестью
квадратами посередине, и теперь, беспорядочно разбросав вдоль  проведенной
поперек дороги черты пентаграммы и гексаграммы, быстро заполнял промежутки
знаками зодиака, символами планет, староеврейскими буквами, скандинавскими
рунами и прочей кабаллистической атрибутикой. Лонч действовал по наитию, и
Григ очень надеялся, что его все-таки поймут.
     Стрельцам было приказано взять их живыми, и Лонч не боялся,  что  его
подстрелят. Поэтому он бросил чертить, только когда до него оставалось  не
более ста  метров.  Однако  скакал  он  все  равно  во  весь  опор,  низко
пригнувшись к холке и даже не оглядываясь. Стрельцы могли по невежеству не
понять смысл его закорючек, и тогда стометровый разрыв становился для него
смертельно  опасным.  На  самом  деле  Лонч  беспокоился  зря.  Идея  Липа
сработала, и Григ, теперь уже глазами Старика, увидел,  как  сгрудились  у
перерезавшей  дорогу  линии  кони  стрельцов,  и  возликовал,   глядя   на
растерявшихся  здоровенных  парней,  с  детским  испугом  осеняющих   себя
крестным знамением и озадаченно тычущих  пальцами  в  явно  разящие  серой
знаки. В эту минуту ему даже показалось, что они готовы повернуть назад.
     Но надеждам его не суждено было сбыться. Кровь у Федора  Лопуха  была
горячая, да и зашел он уже  так  далеко,  что  никакой  черт  ему  не  был
страшен. И вспомнив, наверное, как  объезжали  они  только  что  шипы,  он
проорал что-то непонятное и, махнув рукой, съехал с большака на пашню.  За
ним тронулись и остальные. Через пять минут они снова были  на  дороге,  и
оборачивающийся вместе со Стариком через плечо Григ с ужасом отметил,  что
накопленный разрыв стал снова неумолимо сокращаться.
     Сидевшие в ожидании мистерии артельщики тихо молились, закрыв  глаза.
Пров уже  закончил  рисовать  круг  и,  обозначив  в  нем  проход,  теперь
вычерчивал у глухой восточной стены избы треугольник, в котором должен был
появиться столб.
     - Хорошо, что проход прямо напротив дверей, - сказал  Григ  Гному.  -
Контактер удобно вешать.
     - Это не напротив дверей, - отозвался Гном. - Это на север.
     - На север? Почему на север?
     - У Люцифера там престол.
     - А, - сказал Григ. - Понятно. Покажи мне Кузьму.
     Выполнявший обязанности дьякона Кузьма возился за печкой. Со стоявшей
там  камеры  Григ  видел,  что  он  раскладывает  на   железном   противне
треугольные просфоры подозрительно ржавого цвета. Скорее всего, их лепили,
когда он ходил с Чакой на речку. Но просматривать  запись  Григ  не  стал.
Цветом своим просфоры, видимо, были обязаны морковке. Но даже если бы  они
были  замешаны  на  крови  младенцев,  ему  в  любом  случае  пришлось  бы
причаститься.
     Уложив последнюю просвирку, Кузьма поднял противень, и именно  в  эту
минуту отказавшиеся  от  попыток  взять  Группу  живьем  стрельцы  осыпали
сантеров градом стрел. Григ, видевший все глазами Старика, словно на своей
шее ощутил тяжелую ладонь Мистера Томпсона, бросившего его к холке коня, и
понял, что это  "обрыв".  Он  знал  этот  прием,  когда  всадники  как  бы
сваливаются с седел и скачут, прижавшись к ребрам  лошадей.  Беда  была  в
том, что "обрыв" спасал только от первого залпа, поскольку  следующий  раз
стреляющие брали гораздо ниже, и Григ понимал, что именно так они сейчас и
поступят.
     Собственной  кожей  он  чувствовал  торопливые  движения   стрельцов,
вытаскивающих из  колчанов  и  саадаков  новые  стрелы.  Несколько  долгих
томительных мгновений, потом  взгляд  Старика  выхватил  первые  вскинутые
луки, и тут же земля вздыбилась и бросилась в лицо. На  этот  раз  Мистеру
Томпсону пришлось устроить "завал", уложив и всадников, и лошадей.  Однако
ушедшие на "завал" сорок секунд сильно сократили разрыв,  и  когда  лошади
вновь оказались на ногах, Григ увидел стрельцов  так  близко,  что  понял:
следующего выстрела быть не должно.
     В этом деле он соображал не  хуже  Мистера  Томпсона,  и  хоть  обмен
мыслями с Группой очень строго контролировался Гномом, считавшим, что  ему
не вынести напряжения, возникавшего при таком распределении внимания, Григ
и без того знал, что иного выхода,  как  остановиться  и  принять  бой,  у
Группы нет. Можно еще было пытаться уйти в лес, но быстро мчаться на  коне
по лесу невозможно, а спешившаяся Группа теряла все свои  преимущества,  и
против двадцати  дюжих  молодцев  ей  было  не  устоять.  Поэтому  услышав
специально пропущенную Гномом короткую фразу Старика "Сейчас