цию  может
замкнуть. В ней будет он, Григ, действующий именно так и  никак  иначе.  И
нельзя уже будет ничего поправить и изменить.  И  если,  не  дай  бог,  он
где-нибудь проколется... Нет! Что угодно, только не это.  Надо  вынырнуть,
вылезти на берег и еще раз повторить все. Хватит. Надо всплывать.
     - Гри-и-иг! - отчаянный крик Чаки пронзил сенсорную зону,  забился  в
мозгу, выбросил Грига на поверхность. Впрочем, он уже видел  и  сам.  Гном
транслировал изображение с камеры на Троице у Старых Поль, направленной на
резные ворота Лучниковского двора, быстро прокручивая то, что произошло за
последние минуты.  Сенька  Хвост,  пьянь  и  вор,  известное  всему  Китаю
кабацкое мочало, вынырнув из-за угла, нетвердым шагом, вихляя, проследовал
мимо ворот, ткнулся на ходу в забор,  постоял,  упираясь  в  него  руками,
потом приник к бревнам лицом.
     - Откуда он взялся? - окликнул Гнома Григ.
     - Все строго по записи, - бесстрастно прокомментировал Гном. - Он так
и шел. С Пожара. Сперва, видимо, куда-то на Лубянку. Но  потом  передумал,
свернул к Зачатской. И у забора  он  останавливался.  Но,  постояв,  пошел
дальше. Теперь, как видишь, начались расхождения.
     Сенька отклеился от забора и, держась за него  руками,  пошел  вдоль,
сворачивая в оставленный между  дворами  дьяка  и  его  соседа,  печатного
мастера Мишки Кондратьева, узкий  проход  к  колодцу.  Народ  толпился,  в
основном, на Никольской, и Сеньке удалось  забраться  в  проход  никем  не
замеченным. Здесь к забору изнутри примыкали  сараи,  и  Сенька,  помедлив
немного, снял кафтан и, стараясь не распороть ладони о вбитые вдоль  всего
прохода в край забора  гвозди,  подпрыгнул  и  набросил  его  на  торчащее
железо.  Ухватившись  после  этот  за  зацепившийся  кафтан,   он   быстро
подтянулся,  упираясь  ногами  в  забор,  и,  рискуя  пораниться,   грузно
перевалился на плоскую, крытую  дерном  крышу  амбара,  недалеко  от  того
места, где вчера Барт нашел загадочные следы.
     -  Проклятье!  -  прошептал  Григ.  -  Прямо  у  колодца!   Кто   мог
предположить?
     "Спокойно, - сказал он себе. - Будем считать,  что  это  закономерно.
Неприятности  всегда  случаются  там,  где  их  не  ждут.  Главное  -   не
паниковать. Главное, ни в коем случае не паниковать.  Сейчас  надо  просто
смотреть и думать. Но кто мне скажет, какого рожна понадобилось Хвосту  на
дьяковом дворе? Что он там увидел?"
     - Григ! -  донесся  к  нему  обросший  шумами  голос  Старика.  -  Ты
смотришь?
     - Смотрю. Надо принимать меры.
     - Томпсон уже подогнал собак.
     И впрямь здоровенные  стариковские  волкодавы  Копей  и  Волочай  уже
подпрыгивали, захлебываясь лаем, внизу под амбаром.
     Григ выбрался на берег, обтер рубахой голову, полез в штаны.
     Чака, подобравшись, сидела на земле, встревоженно глядя на него.
     - Там была щель, - снова заговорил Старик. - Двор. Пустой среди  бела
дня двор - вот что его привлекло. Но в  дом  ему  не  попасть.  Собаки  не
дадут.
     - Он может их убить, - вмешался Лонч.
     - Побоится. А вдруг в доме кто есть. Да и сделать  это  не  просто  -
Томпсон не позволит.
     - По-моему, - сказал Григ, - Хвост как  раз  пытается  разобраться  в
ситуации. На лай ведь должен кто-нибудь выйти. Сколько вам  еще  до  места
осталось?
     - Да считай полпути. Мы только Таболово проехали.
     - Далеко ж вы его зарыли.
     - Мы действовали согласно инструкции. Ни одного населенного пункта  в
радиусе пятнадцати километров. Он ведь был запасным.
     Хвост наконец принял решение, подполз поближе к краю, оглядел собак и
вытащил из-за голенища ножик.
     - Неужто решится! - ахнула Чака. - Они же его разорвут.
     Но Сенька был не так прост. Видя, что никто не выходит  из  дома,  он
осмелел. Надвинув на всякий случай пониже на глаза шапчонку, он отодрал  с
крыши прибитую поверх заплаток длинную жердь, а потом вытащил  из  кармана
моток пеньковой бечевы и стал  привязывать  к  ней  нож,  пытаясь  сделать
что-то вроде копья. Остатками пеньки он  привязал  другой  конец  слеги  к
своему запястью. С этой импровизированной острогой он вновь  подобрался  к
краю крыши, надеясь, что теперь сумеет разделаться с собаками.  Но  мистер
Томпсон вовремя отогнал их, и теперь они лаяли с безопасного расстояния.
     - Сейчас бросит, - сказала Чака.
     - И промахнется, - ответил ей Григ. - Не  ему  с  Мистером  Томпсоном
тягаться.
     И точно. Несколько раз бросал Сенька острогу. И каждый  раз  одна  из
собак увертывалась от удара, а вторая кидалась грызть бечеву,  за  которую
Хвост тянул острогу обратно. Однако теперь он наверняка знал, что  в  доме
никого нет. И это сделало его более решительным.
     Пока что он не осмеливался спрыгнуть во  двор,  поскольку  сладить  с
двумя собаками разом было очень трудно. Однако теперь  он  вдруг  внезапно
бросился к правому краю крыши и резко сиганул вниз,  разом  уйдя  из  поля
зрения и собак, и верхней камеры. В тот же миг Мистер Томпсон бросил собак
за ним следом, стремясь восстановить равновесие. Но, к сожалению, опоздал.
Мелькнула острога, и словно налетевший на нее  Волочай  с  протяжным  воем
забился в пыли, а Копей и Хвост закружились посреди  двора,  вздымая  тучу
пыли.
     Не зная, что им нельзя его убивать, Сенька  берег  горло,  забывая  о
других, менее важных частях тела, и поэтому Копею удалось в прыжке достать
его и стиснуть челюсти на руке, сжимавшей ножик.  Неожиданно  прыжок  этот
стал для пса роковым. Не потерявший хладнокровия Сенька воровским  приемом
перехватил нож в левую руку и точным движением всадил его Копею в бок.
     Через минуту все  было  кончено.  Валялись  в  пыли,  высунув  языки,
собаки. Жужжали в наступившей тишине мухи. Хлопал на ветру забытый ставень
Чакиного терема. А перевязывающий на ходу оторванным  подолом  руку  Хвост
осторожно крался к дому.
     Дверь с крыльца была заперта, но Сенька несмотря на прокушенную  руку
нагло  влез  на  второй  этаж  и,  пройдя  сенями  к  горнице,  нашел   не
запирающуюся дверь, за которой и исчез.
     - Ну вот и все, - обмякнув пробормотала Чака. - Теперь завертится...
     - Старик, - позвал Григ. - Что скажешь?
     - А ничего, - отвечал из своего далека дьяк.  -  Подождем  пока.  Мы,
пожалуй, что остановимся.
     Но долю ждать не пришлось. Камеры  показали  Сеньку,  шествующего  по
безлюдным покоям, немую  сцену  на  пороге  ложницы,  потом  -  от,  мигом
отрезвевшего, с  вытаращенными  глазами  бегущего  через  двор,  и  спешно
улепетывающую по улице фигуру.
     - В четвертую слободу побежал, - определил Барт.
     - Нет, - услышал Григ Лонча. - В  третью.  Что  он,  по  кафтанам  не
понял, чьи лежат?!
     Григ сидел оглушенный, не чувствуя ничего, кроме  противного  гула  в
голове. Этот никто не ожидал. Такое спрогнозировать было трудно.  Ситуация
вышла из-под контроля.
     - Ну, - спросил он, придя наконец в себя. - Что делать будем?
     - Не знаю, - сказал Старик просто. - Надо подумать.
     - Через пятнадцать минут он добежит до слободы, - рассуждал  Григ.  -
Еще через полчаса стрельцы  будут  в  доме.  Пока  осмотрят  дом,  опросят
соседей, узнают, каким селом владеет Старик, пока соберутся...
     - Соберутся быстро, - вставил Лонч.
     - Ну, в общем, часа через полтора погоня уже будет выслана.
     - Спецотряд, - предложил Барт. - Мы переходим, сообщаем и после этого
сюда можно прислать спецотряд, который их задержит.
     - Не получается, - сказал Старик.  -  Это,  конечно,  было  бы  лучше
всего, но - не выходит. Я уже советовался с Томпсоном. Нам до  темпоратора
еще часов шесть хорошей рысью. Плюс полчаса на подготовку  аппаратуры.  За
это время они окажутся в селе, и Контакт будет сорван. А после  этого  все
бессмысленно.  Ситуация  ведь  схлопнется.  И  любая  реконструкция  будет
флюктуировать. Стрельцов нельзя будет на дороге и пальцем тронуть.
     - А если нам уговорить артель бежать? -  робко  спросила  Чака.  -  И
самим уходить с ними.
     - Конечно, - с досадой отвечал Григ, - если стрельцов не  остановить,
нам  больше  ничего  не  остается.  Но  ведь  Контакт  может   просто   не
повториться. Ну, представь себе, что он не зависит от  артельщиков  -  что
тогда? Как этим можно рисковать?!
     - Что же делать? - вырвалось у Липа.
     Григ отчетливо слышал его растерянный возглас. Земля словно проседала
под  ногами,  змеилась  молниями  разбегающихся  трещин.  Он  почувствовал
безысходность, и в эту минуту с ужасом осознал, что сейчас решается вопрос
о судьбе Контакта. Если стрельцы доберутся до села, Контакт  действительно
будет сорван. Группа  должна  задержать  погоню  любой  ценой.  Любой.  Но
сказать об этом он не успел.
     - Я знаю, что  надо  делать,  -  вдруг  объявил  Лонч.  -  Мы  должны
перекрыть дорогу и остановить их.
     - Ты хочешь сказать, - осведомился  Барт,  -  что  мы  должны  сейчас
свернуть к Серпуховке?
     - А у тебя есть другой вариант? -  огрызнулся  Лонч.  -  Может  быть,
выставить Чаку?
     - Но нас слишком мало для этого!
     - Почему? - удивился Лонч. - Их-то и будет  всего  десяток-другой.  А
нас четверо, Барт, и стоим мы дорого. Гораздо дороже,  чем  тебе  кажется.
Или ты просто боишься?
     - Вот дурак! - возмутился Барт. - Не смерть страшна, страшно  умереть
за просто так. Надо, чтоб не зря.  А  из  нас  один  -  старик,  другой  -
мальчишка. Будет ли от нас толк?
     - Я не мальчишка! - обиделся Лип.
     - Да и я, пожалуй, еще не разваливаюсь, - добавил Старик.
     - Мистер Томпсон, - позвал Барт, - а ты что скажешь?
     Возникшая пауза оказалась для Грига настолько мучительной, что  он  с
трудом унял дрожь в теле.
     - Если вам придется сражаться не более чем с двумя десятками человек,
- донесся до него наконец педантичный голос Мистера  Томпсона,  -  то  вы,
скорее всего, сможете остановить погоню. При этом вероятность гибели  всей
группы  -  ноль  пятнадцать  -  ноль  восемнадцать.   Вероятность   смерти
отдельного  человека,  конечно,  выше,  но  не  намного,  поскольку,  если
погибнет один, то уязвимость Группы резко  возрастет.  С  другой  стороны,
если учесть возможность  коррекции  нефлюктуирующих  ситуаций  в  исходной
точке  их  развития,  то  вероятность  реального   уничтожения   кого-либо
снижается  до  ноль  десяти  -  ноль  двенадцати.  Однако  повторяю:  ваше
сопротивление будет эффективным только в  том  случае,  если  число  ваших
противников будет не больше двадцати.
     - Вот видишь! - воскликнул Лонч. - Что я тебе говорил! Мы  сможем  их
задержать.
     - Да, - сказал Старик. - Ты прав, Лонч.  Пусть  ноль  восемнадцать  -
чему быть, того не миновать. Главное, что мы можем их  задержать.  Раз  мы
ввязались в это дело, надо довести его до конца.  Тем  более,  что  больше
некому. Григ! Ты слышишь нас? Мы их задержим. Работай спокойно.
     Григ почувствовал, как горло перехватила спазма.
     - Ну, ребята! - сказал он растроганно. - Если б  вы  только  знали...
Спасибо за все!
     - Ну ладно, ладно, - грубовато  проворчал  Барт.  -  Дайка  мы  лучше
сориентируемся, как ехать. Томпсон! Ты уже прикинул?
     Ехать оказалось недалеко. Берегом Пахры следовало добраться до Подола
и, встретив там погоню, уводить  ее,  сколь  возможно,  на  Малоярославец.
Идеальным вариантом было  через  час  погони  оторваться  от  стрельцов  и
скрыться в лесах.
     - Я придумал, - радостно вмешался Лип. - Если  они  нас  догонят,  мы
сумеем их напугать. Они все до ужаса боятся колдовства и ворожбы. Вот мы и
покажем им кое-что. Учтите,  что  психологически  они  будут  уже  готовы.
Во-первых, им скажут, в чем нас обвиняют. А  кроме  того  еще  это  сонное
царство! И если мы начнем колдовать, они  так  дернут,  что  только  пятки
засверкают.
     - Копыта, - усмехнулся Барт.
     - Ну пусть копыта.
     - Хорошо,  -  подвел  резюме  Старик.  -  Мы  еще  подумаем,  как  их
встретить. Времени у нас много. Но ты  не  сомневайся,  Григ.  Делай  свое
дело, а мы сделаем свое. Дай только бог, чтобы это оказалось не зря.
     - И сбереги Чаку, - хмуро добавил Лонч.
     - Спасибо, - сказал Григ. - Спасибо за все. Вы  только  не  забудьте,
что вам никого нельзя убивать.
     - Да уж  Мистер  Томпсон  забыть  не  даст,  -  Лонч,  кряхтя,  начал
подниматься с земли. - Интересно, сколько же их все-таки случится по  нашу
душу?..
     Сенька Хвост уже успел добраться до Приказной избы в полку Васильева,
и сантеры, словно  завороженные,  не  могли  оторвать  глаз  от  знобящего
зрелища  стрелецкой  тревоги,  когда  из  распахнутой  двери   караульной,
застегивая на ходу кафтаны и цепляя сабли, высыпают на улицу ругающиеся на
чем свет стоит ездовые стрельцы. Зычная команда "На конь!", озноб по  коже
- и вот уже прибылой караул, вытянувшись цепочкой, с гиканьем  вынесся  за
рогатки и поскакал, вздымая мелкую уличную пыль, к тому месту  на  крестце
Никольской и Воскресенской улиц, где свершилось нечто непонятное, а потому
и страшное.
     -  Два  десятка...  -   пробормотал   оценивший   на   глазок   число
преследователей Барт. - Томпсон, десятки в полном составе?
     - Нет, - через Гнома услышал Григ. - Один  стрелец  хворает  животом,
другой находится в спуске. Впрочем, это не принципиально, тем  более,  что
второго заменяет сын. Главное же обстоятельство  заключается  в  том,  что
отсутствует второй десятник, Соколов - у него загноилась рана на ноге. Так
что, в итоге, тут действительно ровно двадцать человек.
     Григ перевел дух. Везение было почти сказочным.  Двадцать  человек  -
именно этот предел  обозначил  Группе  Мистер  Томпсон.  Видать,  сидевший
вместо головы пятисотенный Попов не очень-то поверил сбивчивому и путаному
рассказу Хвоста. Если бы он поверил, двумя десятками тут бы не обошлось.
     - Луки почти у всех, - заметил Старик.
     - Ровно двадцать...  -  задумчиво  пробормотал  Лонч.  -  Вот  все  и
определилось...
     Теперь следовало ждать. Стрельцы должны были провести повальный обыск
в хоромах. Но как только они наткнутся на спящих и не сумеют их разбудить,
им станет не до обыска.  Угадать,  как  поведут  они  себя  дальше,  найдя
опоенных неизвестным зельем товарищей, было трудно. Гном  выдал  несколько
вариантов, сводящихся к тому, что десятнику понадобится  некоторое  время,
чтобы выведать местонахождение села.
     - А дальше? - нетерпеливо спросил Григ. - Узнают они,  где  находится
село, дальше  что?  Здесь  ведь  тоже  не  однозначно.  Ну,  кинутся  они,
например, в приказ за подмогой. Их  же  всего  два  десятка.  А  тут  дело
темное, происки дьявола, серой пахнет.
     - Десятник, - отвечал Гном, - один. Решение принять может сам.  Кроме
того, это Гришка Лопух, ты его знаешь.  В  десятники  попал  без  выслуги,
сразу при приборе. Молод и очень самолюбив. Так что славой, судя по всему,
делиться ни с кем не захочет.
     И оказался прав.
     Название села сразу в руки Лопуху не далось. Но ему  повезло  с  ходу
выведать имя Поротова, и, покрутившись с минуту на месте,  десятник  решил
не возиться с крючками в  Поместном  приказе,  а  сразу  взять  за  грудки
сдатчика, благо жил тот буквально по соседству.
     Дальше все покатилось с неописуемой быстротой.  Вырвав  у  ничего  не
скрывавшего Поротова заветное  название  и  узнав,  что  находится  сельцо
относительно недалеко, десятник,  видно,  сообразил,  что  успеть  туда  и
вернуться можно еще засветло. После этого он,  ни  секунды  не  колеблясь,
прыгнул в седло и, даже не озаботившись  захватить  в  слободе  хоть  пару
пищалей, гикнул, и птицей полетел впереди своей гвардии к Живому мосту.
     С  разбойным  посвистом  кавалькада  пронеслась  стелющейся  цепочкой
сквозь Заречье, миновала скопившиеся в Щупке у досмотра возы  с  сеном  и,
горяча коней, ударилась по древней, хорошо  наезженной  дороге  в  сторону
Даниловского монастыря, помахивая ногайками, пригнувшись к холкам,  хмелея
от бурлящей в жилах молодой и яростной крови.
     - Ну, нам пора, - нарушил молчание Старик. - Будь  здоров,  Григ.  Мы
поехали.
     - Удачи вам, - сказал Григ. - Счастливо.
     - И тебе удачи, - прогудел Барт.
     - Не волнуйся, - пообещал Лип. - Все будет в порядке.
     И только Лонч ничего не сказал, молча тронул коня.
     Отключившись от них, Григ посмотрел на Чаку. Съежившись,  она  сидела
на песке, обхватив ноги руками, уставив  подбородок  между  коленей,  и  в
глазах ее плескалась такая тоска, что Григ, не выдержав, вдруг импульсивно
сел рядом и обнял ее за плечи.
     - Ну, ну, - сказал он. - Ну что ты, девочка, что с тобой? Не  грусти,
Чака, улыбнись сейчас же. У нас впереди большое дело. Смотри веселей!  Все
будет в порядке.
     Он сильно прижал ее к себе, свободной рукой погладил  по  волосам.  И
тут словно лопнула какая-то незримая струна, державшая Чаку  до  сих  пор.
Лицо у нее сморщилось, перекосилось, и из глаз неожиданным потоком хлынули
слезы. Уткнувшись головой в грудь Грига, она рыдала в  голос,  ухватившись
за рубаху на его груди, кусала губы, зажимала себе рот и все же  никак  не
могла остановиться.
     Григ растерялся. Безуспешно пытаясь успокоить Чаку, он неловко гладил
ее  худенькие  плечи,  прижимал  к  себе,  вытирал  слезы,  но  ничего  не
получалось. Чака рыдала навзрыд, повторяя в отчаянии: - Это  конец,  Григ,
это конец. Они погибнут, они все погибнут!
     Чаку била истерика, и не зная, как ее остановить, Григ взял в  ладони
ее лицо и стал целовать его, как бы желая высушить текущие по щекам слезы.
И прежде, чем он осознал, что происходит, Чака вдруг  взглянула  на  него,
глаза ее распахнулись и трясущимися еще губами она прижалась к его  губам.
- Люблю, - услышал он. - Люблю, давно люблю,  Гаврюшка,  Григ,  чурбан  ты
бесчувственный, милый мой, люблю тебя.
     Григ ошеломленно глядел на нее. - А Лонч? - беззвучно выдохнул он.  -
Как же Лонч...
     - Лонч! - воскликнула Чака. - Что Лонч?! Господи,  Григ,  ну  что  ты
говоришь! Неужели ты не видел? Ты ничего, ничего не понимал? А то, что мне
даже думать о тебе было нельзя?! Я же не знала, что ты наш! А потом... Ох,
как мне плохо было в дороге. А ты! Ты на меня и смотреть не хотел!  Я  так
мучилась! Боже мой, Григ, как же мне было плохо, ты  себе  представить  не
можешь!
     И она опять заплакала, но на этот раз тихо и легко, и Григ, чувствуя,
как плавится от невозможного, неземного счастья его  сердце,  обнял  ее  и
сжал изо всех сил.
     - Чака! - прошептал он, целуя ее волосы, и руки, и  шею,  и  потом  -
оторвав от себя ее заплаканное лицо - щеки, глаза и губы. -  Чака,  милая,
родная, любимая. Господи! Девочка моя, счастье мое, если бы ты знала, если
бы ты знала!.. Ты ведь ночами снилась мне, а я, я-то дурак, я ведь  думал:
Лонч. Солнышко мое! Любимая!
     Так они и сидели на берегу, то смеясь, то умолкая, и Григ целовал ее,
и она целовала Грига, и  он  ласково  пушил  ее  короткие  волосы,  дул  в
покрасневшие глаза, и она прижимала к щекам его ладони и водила  пальчиком
по его лицу. Время замерло. Воздух застыл, словно стекло. Это было  похоже
на сказку, на чудесный сон в волшебную ночь.
     - Ты ошиблась, девочка, - сказал  Григ.  -  Женщины  любят  мягких  и
добрых. Опомнись, пока не поздно.
     - Дурачок, - она прижалась к нему,  обняв  рукой  за  шею,  уткнулась
носом в плечо. - Откуда у тебя эти шрамы? - услышал он ее голос.
     Григ смотрел на ее ладошку, легко касающуюся  его  груди.  Он  помнил
биографию каждого, особенно четко того, который она  трогала  пальцем,  но
говорить  о  них  не  хотел.  Лишь  непосвященному  шрамы  рассказывали  о
безудержной смелости и отчаянной доблести. Те, чья кожа была  исполосована
рубцами, знали, что практически все они - свидетели их просчетов и неудач.
     Он чувствовал себя так же, как, наверное, чувствовал бы себя  солдат,
приехавший в отпуск и безмолвно сидящий за столом, за  которым  набежавшие
соседи и родные жадно ждут рассказов о  героических