ему остаются в силе, - сказала она так,  словно
это было для нее предметом гордости.
   Он вздохнул. - Так сказала Печаль. Но  не  в  этом  дело.  Видишь  ли,  я
пытался дать ей хоть  что-то,  возместить  ей  это  как-нибудь.  Но  это  не
сработало. Если причинил кому-то боль, то бессмысленно ходить вокруг,  делая
подарки. Это самонадеянно и жестоко. - Его рот скривился от  горького  вкуса
того, что он хотел сказать. - На самом деле я  пытался  улучшить  лишь  свое
собственное самочувствие.
   Во всяком случае, это не сработало. Нечистость замыслов  может  извратить
все.  К  тому  времени  когда  Поход  за  Посохом  Закона  пришел  к  своему
завершению, все было уже настолько плохо, что никакие  сделки  не  могли  бы
спасти меня.
   Он резко замолчал. Он хотел сказать Елене, что не обвиняет ее,  не  может
обвинить  ее  -  и  в  тоже  время  часть  его  обвиняла  ее.  Другая  часть
чувствовала, что боль Елены заслуживала большей лояльности.
   Но Высокий Лорд, казалось, поняла это. Хотя  ее  направленный  куда-то  в
иное пространство пристальный взгляд не касался его,  она  ответила  на  его
мысли.
   - Томас Кавинант, вы все не понимаете Лену, мою мать. Я женщина такой  же
человек, как любой другой. И я  выбрала  вас  быть  моим  спутником  в  этом
поиске. Наверняка мой выбор выдает сердце моей матери так же явно,  как  мое
собственное. Я ее дочь. С рождения я жила под ее заботами, и она учила меня.
Неверящий, она не учила меня гневу или горечи по отношению к тебе.
   - Нет! - воскликнул Кавинант. -  Нет!  -  Нет!  Не  ее  тоже!  Вид  крови
затемнил его видение - крови на бедрах Лены. Он не  мог  подумать,  что  она
простила его - она!
   Он отвернулся. Он чувствовал,  что  Елена  смотрит  на  него,  ощущал  ее
присутствие, приближающееся к нему в попытке вернуть его внимание.
   Но не мог смотреть ей сейчас  в  лицо.  Он  боялся  тех  эмоций,  которые
управляли ею, даже не называл их самому себе. Он лег  под  одеяло  спиной  к
ней, пока она прикрывала гравий на ночь и укладывалась спать.
   На следующее утро, вскоре после рассвета, Морин и Баннор вернулись к ним.
Они привели с собой Мирху и лошадь Кавинанта. Он поднял себя и присоединился
за завтраком к Елене, пока  Стражи  Крови  упаковывали  одеяла.  Как  только
вскоре после этого они вновь поехали в  сторону  запада,  Амок  проявился  в
воздухе возле Высокого Лорда.
   Кавинанту не доставляли удовольствие чарующие беседы Амока. Но  прошедшей
ночью он принял решение. Был некоторый риск в том, что он собирался  сделать
- это было опасным действием,  которое,  он  надеялся,  позволит  ему  снова
обрести целостность. До того, как  юноша  успел  начать  говорить,  Кавинант
мысленно стиснул  себя,  чтобы  сдержать  внезапно  заколотившее  сердца,  и
спросил Амока, что ему известно о Белом Золоте.
   - Много и мало, Носящий, - ответил Амок со смехом и поклоном. -  Говорят,
что Белое Золото повелевает Дикой Магией, которая разрушает мир.  Но  кто  в
состоянии объяснить, что такое мир и что значит его разрушать?
   Кавинант нахмурился. - Ты играешь словами. А я задал тебе прямой  вопрос.
Что ты знаешь об этом!?
   - Знаю, Носящий? Это слишком короткое  слово  -  оно  скрывает  магнетизм
своего значения. Я слышал то, что уловили мои уши, и видел, то, что углядели
мои глаза, однако лишь только ты обладаешь Белым Золотом.
   Это ли ты называешь знанием?
   - Амок, - Елена пришла на помощь Кавинанту, - Белое  Золото  в  некотором
смысле вплетено в Седьмой Завет? Белое Золото - оно связано  как-то  с  этим
Заветом? - О, Высокий Лорд,  все  вещи  взаимосвязаны.  -  Юноше,  казалось,
нравилась своя способность увертываться от вопросов. - Седьмой  Завет  может
игнорировать Белое Золото, и Носящий Белое Золото может быть не полезен  для
Седьмого Завета - тем не менее оба есть  могущество,  то  есть  лишь  разные
формы и лица единого Могущества Жизни. Но Носящий - не  повелитель  мне.  Он
кладет тень, но не затемняет меня. Я уважаю то, что он несет, но моя цель от
него не зависит.
   Замечание Елены было произнесено сурово.  -  Тогда  тебе  не  нужно  было
избегать его вопроса. Скажи, что ты слышал  или  узнал  относительно  Белого
Золота.
   - Таков уж мой стиль  разговаривать,  Высокий  Лорд.  Носящий,  слышал  я
много, а узнал мало  относительно  Белого  Золота.  Шутливый  парадокс  Арки
Времени, буйство, положенное в основу создания Земли,  несуществующая  кость
Земной Силы, несокрушимость воды и текучесть скал.  Все  это  -  определения
Дикой Магии, которая  разрушает  мир.  О  ней  мягко  говорят  брафоры  и  с
благоговением  отзываются  элохимы,  хотя  никогда  не  видели  ее.  Великий
Келенбрабанал мечтает о ней в  своей  могиле,  и  мрачные  песчаные  горгоны
впадают в беззвучный кошмар при прикосновении ее имени. Высокий Лорд Кевин в
свои последние дни тосковал по ней, но  безуспешно.  Это  -  одновременно  и
пропасть, и вершина судьбы.
   Кавинант вздохнул. Он боялся, что  такой  ответ  и  получит.  Теперь  ему
придется пойти дальше,  подтолкнуть  вопрос  прямо  к  краю  своего  страха.
Растревоженный и раздосадованный, он проскрежетал:
   - Этого достаточно, пощади меня. Только скажи мне, как Белое Золото, - на
мгновение он замолчал, но, вспомнив Лену, продолжил,  -  как  действует  это
проклятое кольцо?
   - Ах, Носящий, - рассмеялся  Амок,  -  спроси  Солнцерождающее  море  или
Меленкурион  Скайвейр.  Спроси  огни  Горак  Крембол  или  древесное  сердце
Дремучего Удушителя. Это знает весь мир. Белое Золото приводится в действие,
как и любая другая сила, страстью, искренним порывом сердца. - Адский огонь,
- прорычал Кавинант, силясь скрыть свое утешение.
   Ему было неприятно признаваться самому себе,  как  он  был  рад  остаться
неосведомленным по этому поводу. Ибо  эта  неосведомленность  была  жизненно
важной частью его самозащиты. Пока он не знал как использовать Дикую  Магию,
его не могли обвинить в ответственности за судьбу Страны.
   В тайной и предательской части своего сердца  он  рискнул  задать  вопрос
только потому, что верил, что  Амок  даст  на  него  неразоблачающий  ответ.
Теперь он почувствовал себя лжецом. Его  попытка  в  целом  провалилась.  Но
чувства облегчения в нем было больше, чем отвращения к себе.
   Это в некотором роде утешение позволило  ему  изменить  тему,  попытаться
завести нормальную беседу с Высоким Лордом. Он чувствовал себя так  неловко,
словно был калекой. Он не беседовал так спокойно ни с кем с тех пор,  как  у
него была обнаружена проказа. Елена  отвечала  охотно,  даже  радостно;  она
приветствовала его внимательность. Вскоре ему уже не  надо  было  выискивать
вопросы, чтобы поддерживать беседу.
   Их беседа текла спокойно  в  живописном  окружении  Тротгарда.  Пока  они
пробирались  по  направлению  к  западу  через  холмы,  леса  и   болотистую
местность, осенний воздух становился все более  живительным.  Птицы  искусно
порхали в небе и парили в облаках. Радостные солнечные  лучи  тянулись  так,
будто в любой момент могли вспыхнуть ярким свечением и блеском. В  их  свете
все цвета становились ослепляющими. И всадники видели все  больше  и  больше
животных - кроликов и белок, пухлых барсуков и случайно попавшихся на  тропе
лисиц. Вся это атмосфера,  казалось,  была  приятна  Высокому  Лорду  Елене.
Постепенно Кавинант стал понимать этот аспект бытия  Лордов.  Елена  ощущала
Тротгард своим домом. Заживление Кураш Пленетор стало частью ее жизни.
   В потоке его вопросов она избегала только одной  темы  -  ее  обучения  в
детстве  у  ранихинов.  Что-либо,  связанное  с  ее  детскими  прогулками  и
посвящениями в тайны, было слишком  личным,  чтобы  обсуждать  под  открытым
небом. Но на  другие  вопросы  она  отвечала  охотно  и  непринужденно.  Она
позволяла увести себя в разговоре к тому времени, когда она была в лосраате,
к Ревлвуду и Тротгарду, к Ревлстону, к ее бремени Лорда и ее могуществу.
   Он чувствовал, что она помогала  ему,  позволяя  многое,  и  был  за  это
благодарен. Через некоторое время он больше не испытывал неудобства от  пауз
в их беседе.
   Следующий день прошел таким же образом. Но еще через день его беззаботное
настроение улетучилось. Он потерял  легкость  и  плавность  речи.  Его  язык
становился все  более  неуклюжим,  нахлынули  воспоминания  об  одиночестве,
борода раздражающе зудела, словно напоминая об опасности. Это не может быть,
думал он. Ничего из этого не  происходит  со  мной.  Нерешительно,  движимый
своей болезненностью  и  всеми  остатками  той  самодисциплины,  которую  он
растерял, он завел речь о Высоком Лорде Кевине.
   - Я восхищаюсь им, - сказала она, и спокойствие в голосе  было  странным,
словно спокойствие в глазе шторма. -  Он  был  высшим  из  великой  династии
Берека Полурукого  -  Лорд,  который  имел  самую  большую  власть  во  всей
известной или легендарной истории. Его верность Стране и  Земной  Силе  была
всегда непоколебимой и незапятнанной. Его дружба с  великанами  была  делом,
заслуживающим доброй песни.  Ранихины  обожали  его,  а  Стражи  Крови  были
воодушевлены им на их Клятву.  Если  он  в  чем  и  ошибался  -  так  это  в
чрезмерном доверии - однако может ли  доверие  быть  поставлено  в  вину?  В
первую очередь, это к его чести, что сам  Презирающий  смог  стать  при  нем
Лордом - стать Лордом и получить доступ к его сердцу. Разве не был  Ядовитый
Клык освидетельствован и одобрен тестами на правду Оркреста  и  ломильялора?
Невинность славится уязвимостью.
   Но он не был слеп.  Терзаемый  сомнениями,  он  отказывался  от  вызовов,
которые привели бы к его смерти в Ущелье Предателя. В сжимавшем  его  сердце
предвидении или пророчестве он  принял  решения,  которые  сберегли  будущее
Страны. Он приготовил  свои  Заветы.  Он  обеспечил  выживание  великанов  и
ранихинов и Стражей Крови. Он предупредил людей. А затем  своими  же  руками
все разрушил...
   Томас Кавинант, некоторые полагают, что причиной Ритуала Осквернения была
потеря  Высоким  Лордом  Кевином  благоразумия.  Таких  мало,   но   они   -
красноречивы. Обычное понимание заключается в том, что Кевин пытался достичь
парадокса чистоты через полное разрушение - но потерпел  в  этом  поражение,
из-за чего  все  труды  Старых  Лордов  были  уничтожены,  в  то  время  как
Презирающий уцелел. Эти немногие уверяют,  что  именно  предельное  отчаяние
было тем  безумием,  которое  воодушевило  Кевина  на  этот  Ритуал  как  на
необходимую жертву, цену, чтобы сделать окончательную победу возможной.  Они
уверяют, что все его предварительные действия, а затем и Ритуал  -  усиление
одновременно как здоровья, так и болезни, чтобы начать затем  все  работы  с
начала - были совершены, чтобы сохранить нас от завоевания Ядовитым  Клыком.
В таком случае, получается, что Кевин предвидел ту нужду, которая воодушевит
Презирающего вызвать в Страну Белое Золото.
   - Он, должно быть, был болен даже сильнее, чем  я  думал,  -  пробормотал
Кавинант. - Или ему просто было по душе осквернение.
   - Ни то ни другое, полагаю, - сказала  она  резко  и  сурово.  -  Он  был
мужественным и сильным человеком, доведенным до крайности. Любое смертное  и
беззащитное сердце может быть доведено  до  отчаяния  -  поэтому  мы  так  и
цепляемся  за  клятву  Мира.  И  еще  именно  поэтому  Высокий  Лорд   Кевин
очаровывает меня. Он был влюблен в Страну и осквернил ее - одним  и  тем  же
вздохом и возвеличиваемый, и осуждаемый. - Ее голос поднялся  от  шторма  ее
внутренних эмоций. - Как велика должна была быть его  печаль?  И  какова  же
была его сила, чтобы, сумев пережить это последнее всепожирающее мгновение -
если, после совершения Осквернения, услышав ликование Презирающего,  он  все
же жил, чтобы нанести еще один удар!
   Томас Кавинант, я верю, что есть  несоизмеримая  сила  во  всепоглощающем
отчаянии - сила, превышающая все, что только может  представить  себе  живая
душа. Я верю, что, если бы Высокий Лорд Кевин мог бы говорить из могилы,  он
произнес бы слово, которое потрясло бы саму суть Презрения Лорда Фаула.
   - Это - безумие! - сказал Кавинант, тяжело дыша. Взгляд  Елены  колебался
где-то на грани расфокусированности, и он не  мог  выдерживать  смотреть  на
нее. - Ты думаешь, что чье-то существование после смерти  может  оправдывать
твои действия после того, как ты  просто  искоренишь  всю  жизнь  на  Земле?
Именно в этом и ошибался Кевин. Уверяю тебя, он жарится в аду.
   - Возможно, - сказала она мягко. Его удивило,  что  буря  волнения  в  ее
голосе пропала. - Мы никогда не будем обладать такими знаниями -  нам  и  не
надо знать этого, чтобы жить своей жизнью. Но мне кажется опасной вера Лорда
Морэма, что Создатель избрал тебя, чтобы защитить Страну. Сердце мое говорит
мне, что бремя это не соответствует тебе.
   Однако иногда мне кажется, что умершие в нашем мире  переселяются  в  мир
твой. Быть может, Высокий Лорд Кевин прогуливается сейчас, отдыхая, по вашей
Земле, выбирая тот голос, которым мог бы произнести здесь его слово.
   Кавинант простонал; предположение Елены ужаснуло его. Он  заметил  связь,
которую она заподозрила между Кевином Расточителем Страны и ним. И  подтекст
этого сходства взволновал его  сердце,  будто  оно  было  затоплено  мощными
волнами предчувствия. Какое-то время, пока они скакали дальше, тишина  между
ними мелькала подобно белым глазам страха.
   Такое настроение становилось все напряженнее весь этот день и  следующий.
Значимость  и  значительность  этого  разногласия  погрузили   Кавинанта   в
оцепенение: у него не было сил противостоять этому. Он  окунулся  в  тишину,
будто спрятался, как куколка, защищенная из-за чрезмерной уязвимости или для
превращения. Мрачные размышления, подобно воспоминаниям о днях,  проведенных
с Этиаран, укрепляли его стремление держаться в стороне  от  Елены,  скакать
сзади нее. Так, следуя за спиной, он продвигался за Амоком к верхним районам
Тротгарда.
   Затем, на шестой день - тринадцатый с тех пор, как он покинул Ревлстон, -
он пришел в себя после почти полного изменения окружающей местности.  Грозно
хмурясь, он поднял голову и увидел простиравшиеся над ним вершины.  Компания
Высокого Лорда Елены приближалась к юго-западному краю Тротгарда, где  русло
реки Рилл взбиралось в горы, и  скалы  и  снега  этой  гряды  заполнили  все
западное небо. За спиной лежал Тротгард, раскрывшийся как на ладони,  словно
выставленные на обозрение результаты работы Лордов; он сиял в лучах  солнца,
как если бы был уверен  в  одобрении.  Кавинант  еще  сильнее  нахмурился  и
обратил внимание на другое.
   Всадники двигались вдоль края ущелья  Рилла.  Низкий,  не  прекращающийся
рокот воды, невидимой в глубине ущелья, как бы придавал  Тротгарду  звуковое
сопровождение, словно гудение издавали сами горы и холмы.
   Пейзажи вокруг них усиленно навевали  мысли,  навязывали  причастность  к
ним. К тому же, вспомнил Кавинант, они взбирались на одно из  самых  высоких
мест Страны - а он  не  любил  высоких  мест.  Но  он  сдержался,  чтобы  не
хмуриться, усиливая недобровольность выражения своего лица, и  повернулся  к
Елене. Она улыбнулась  ему,  но  он  не  смог  улыбнуться  в  ответ,  и  они
продолжили скакать вместе выше в горы.
   Под вечер они остановились, разбили маленький лагерь у небольшого прудика
возле края ущелья. Вода сливалась с  горного  обрыва,  возвышавшегося  перед
ними, и собиралась в горном бассейне перед тем как перелиться через  край  в
Рилл. Этот прудик мог бы служить угловой отметкой Тротгарда. На юг  от  него
было ущелье Рилла, к западу горы, казалось, резко  вырастали  из-под  земли,
словно  застывшая  атака  из  засады;  а   Кураш   Пленетор   раскинулся   в
северо-восточном  направлении,  на   спускающейся   местности.   Агрессивная
близость гор резко контрастировала с окутанным в спокойствие  Тротгардом,  и
этот контраст, усиленный журчанием  невидимого  Рилла,  придавал  всей  этой
картине ощущение  удивления,  впечатления  неожиданности.  Атмосфера  вокруг
пруда была полна ощущения границы.
   Это не нравилось Кавинанту. Воздух был слишком пропитан ощущением засады.
От этого он чувствовал  себя  подверженным  опасности.  И  Стражи  Крови  не
настаивали остановиться здесь, дневного  света  еще  вполне  хватало,  чтобы
продолжать путь.  Но  Высокий  Лорд  решила  разбить  у  пруда  лагерь.  Она
отпустила Амока,  отослала  обоих  Стражей  Крови  с  ранихинами  и  лошадью
Кавинанта, затем установила чашу со светящимся гравием на плоский  камень  у
пруда и попросила Кавинанта оставить ее одну, чтобы она могла поплавать.
   Фыркнув, будто сам воздух  раздражал  его,  он  ушел  по  другую  сторону
большого валуна, так, чтобы не было  видно  прудика.  Оперевшись  спиной  на
камень, поджал колени и уставился вниз на Тротгард.  Покрытые  лесами  холмы
показались ему особенно привлекательными, когда на них легла  тень  от  гор.
Вершины гор, казалось, источали туманную мглу, которая сползала  и  медленно
затопляла блистание Тротгарда. Несмотря на сопоставимый  размер  и  величие,
горы, казалось, все  же  превосходили  по  старшинству  лежащую  перед  ними
местность.  Но  Кавинанту  более  по  душе  был  Тротгард.  Он  был  ниже  и
человечнее.
   Затем Высокий Лорд прервала его созерцание. Она оставила  свою  мантию  и
Посох Закона на траве возле светящегося гравия. Завернутая только в одеяло и
высушивая  свои  волосы  одним  концом   этого   одеяла,   она   подошла   и
присоединилась к нему. Хотя одеяло сильно укрывало ее, скрывая  даже  больше
от ее гибкой фигуры, чем мантия, ее  присутствие  было  ощутимо  более,  чем
когда-либо. Даже просто движение ее рук, когда она  садилась  рядом  с  ним,
вызывало у него ощущение неуютности.  Она  требовала  внимания  к  себе.  Он
почувствовал, что ему опять больно в груди, как это было в Мерцающем озере.
   Стараясь  защититься  от  непереносимой  двойственности   положения,   он
соскочил с валуна, быстро пошел к пруду. Зуд в бороде напомнил ему, что  ему
также нужно вымыться. Высокий Лорд осталась за пределами зрения,  Баннора  и
Морина поблизости не было. Он сбросил одежду у чаши с гравием  и  подошел  к
воде.
   Вода была холодной как  снег,  но  он  бросился  в  нее  словно  человек,
отбывающий епитимью, и начал скрести свое тело, словно оно было в пятнах. Он
тер голову и щеки  пока  у  него  не  защипало  в  кончиках  пальцев,  затем
погрузился в воду пока не стало жечь в легких. Но когда он вылез из  воды  и
подошел чтобы согреться к светящимся камням, он ощутил, что только  усугубил
свои трудности. Он чувствовал себя возбужденным, более голодным,  но  ничуть
не более чистым.
   Он не мог  понять  власти  Елены  над  собой,  не  мог  управлять  своими
ответными чувствами. Она была иллюзией, фикцией; ему не  следовало  бы  быть
так к ней привязанным.  А  ей  не  следовало  бы  так  желать  привлечь  его
внимание. Он уже почти ощущал себя ответственным  за  нее,  ибо  именно  его
собственный бесконтрольный поступок в Стране обрек его на это. Как могла она
не винить его?
   Движимый острым  нетерпением,  он  обсушился  одним  из  одеял,  а  затем
разложил его возле чаши с гравием просушиться и начал одеваться. В одежду он
облачался с неистовством,  как  если  бы  готовился  к  битве  зашнуровывал,
затягивал, застегивал, завязывал себя  в  свои  крепкие  ботинки,  тенниску,
плотные  защитные  джинсы.  Он  проверил  и  убедился,  что  все  еще  носит
перочинный нож и в кармане у него Оркрест хатфрола Торма.
   Оказавшись упакованным должным  образом,  он  через  сумерки  вернулся  к
Высокому Лорду, специально топая, чтобы предупредить ее о  своем  появлении,
но трава поглощала его мрачную горячность, и он производил  беспокойства  не
больше, чем негодующий призрак.
   Он нашел  ее  стоящей  чуть  ниже  валуна.  Она  пристально  смотрела  на
Тротгард, скрестив руки на груди, и не повернулась к нему, когда он подошел.
Какое-то время он стоял в двух шагах о