на  ближней  к  ним
стороне, высились два стойких дерева, как часовые, свидетели, на  расстоянии
около десяти ярдов друг от друга.  Они  были  так  же  мертвы,  как  холм  -
почерневшие, лишенные веток и листьев, истощенные. У каждого мертвого ствола
осталось только по одному суку. В  пятидесяти  футах  над  землей  эти  суки
достигали друг друга и переплетались, образуя перекладину.
   Это была Виселичная Плешь, древнее место казней Защитников Леса.
   Здесь, по легендам Страны, Сиройл Вейлвуд и его собратья  проводили  свои
суды в давно  прошедшие  века,  когда  Всеединый  Лес  все  еще  боролся  за
выживание. Здесь же и был казнен Опустошитель, осмелившийся прийти в объятия
Леса.
   Сейчас Душераздиратель мокша грузно  свисал  с  виселицы.  Черная  ярость
переполняла его лицо, распухший язык как бы презрительно  высовывался  между
зубами, и глаза его смотрели пусто. Ненависть напрягла  и  раздула  все  его
мускулы. Предсмертное неистовство было  столь  непомерным,  что  многие  его
кровеносные сосуды разорвались, покрыв кожу  темными  кровоизлияниями.  Пока
Лорд Морэм вглядывался вверх через  сгущающиеся  сумерки,  он  ощутил  вдруг
усталость и жажду. Прошло несколько мгновений прежде  чем  он  заметил,  что
Сиройл Вейлвуд тоже был здесь. Защитник Леса стоял возле  виселицы,  напевая
спокойно, и глаза его излучали красный и серебряный свет.
   Вомарк Трой рядом с Морэмом зашевелился, словно бы просыпаясь,  и  мрачно
спросил:
   - Что это? Что ты там видишь?
   Морэм вынужден был сглотнуть несколько раз прежде  чем  смог  найти  свой
голос:
   - Это Душераздиратель. Защитник Леса убил его.
   Резкое напряжение перекосило лицо Троя, как если бы он  прилагал  усилия,
чтобы видеть. Потом он улыбнулся. - Слава Богу!
   - Это была плохая сделка, - пропел Сиройл Вейлвуд. - Я знаю, что не  могу
убить дух Опустошителя. Но все  же  великое  удовлетворение  -  убить  тело.
Теперь он на виселице. - Его глаза на  мгновение  вспыхнули  красным,  потом
свечение сгладились опять к серебряному. - Поэтому не думайте, что я отменил
мое слово. Ваши люди невредимы. Присутствие столь  многих  опасных  смертных
побеспокоило деревья. Чтобы сократить их неудобства, я отослал  ваших  людей
за Дремучий Удушитель на север. Но вследствие этой сделки и того,  что  цена
за нее еще не уплачена, я привел вас сюда. Созерцайте возмездие Леса.
   Что-то в его высоком голосе заставило  Морэма  содрогнуться,  но  он  уже
пришел в себя достаточно, чтобы спросить:
   - Что стало с камнем Опустошителя?
   - Это было большое зло, - пропел Защитник Леса строго. - Я уничтожил его.
   Лорд Морэм тихо кивнул:
   - Это хорошо.
   Теперь он попытался сосредоточить свое внимание на сущности цены  Сиройла
Вейлвуда. Ему хотелось найти доводы в пользу того, что Трой не  должен  быть
взят за эту сделку. Вомарк не понимал, о чем его просят. Но пока  Морэм  все
еще подыскивал слова, Террел отвлек  его  внимание.  Страж  Крови  молчаливо
указал вдаль, вверх по реке.
   Ночь  уже  уступала  рассвету.  Но  когда  Лорд  последовал  взглядом  за
указанием Террела, то увидел вдалеке два различных огня. Далеко на горизонте
полыхало дикое бушевание какой-то мощи в Расколотой Скале. Происходящий  там
катаклизм достиг, казалось, своей решающей стадии.
   Другой огонь был  значительно  ближе.  Маленький  огонек  могильно-белого
свечения пробивался сквозь деревья, загораживающие  от  Морэма  часть  реки.
Пока он смотрел на него, оно ушло из досягаемости его взгляда за  Виселичную
Плешь.
   Кто-то путешествовал через Дремучий Удушитель по реке Черная.
   Интуиция подвела Лорда Морэма, и в этот момент он обнаружил, что  боится.
Проблески проницательности и способность к видениям, о которых он  забыл  за
последние десять дней, возвращались к нему. Он быстро повернулся к Защитнику
Леса. - Кто еще пришел? Ты заключали другие сделки? -  Если  и  заключал,  -
пропел Защитник Леса, - то они не противоречат сделке с вами.  Но  эти  двое
прошли в согласии с Лесом. Они не говорили мне. Я разрешил им, потому что  у
них - свет, они дают много света, который не вредит деревьям, и  потому  что
они обладают силой, которую я уважаю. Ибо я не превыше Закона Сотворения.
   - Меленкурион! - выдохнул Морэм. - Да сохранит нас Создатель!
   Удерживая Троя за предплечье, он стал подниматься с ним  на  голый  холм.
Его спутники поспешили  за  ним.  Миновав  виселицу,  украшавшую  Плешь,  он
посмотрел вниз, к реке.
   Два человека взбирались от берега реки на холм по направлению к ним. Один
из них держал в правой руке сияющий камень, а левой рукой поддерживал своего
товарища. Они двигались  мученически,  как  если  бы  преодолевали  давление
бесплодия Плеши. Оказавшись возле вершины  холма,  будучи  в  состоянии  уже
охватить взглядом всю компанию Морэма, они остановились.
   Медленным движение Баннор поднял над собой  Оркрест,  чтобы  тот  осветил
гребень Плеши. Затем кивком подтвердил, что признал Лордов.  Томас  Кавинант
понял, что все люди на холме смотрят на него, оттолкнулся от опоры Баннора и
встал сам. Это усилие стоило ему  большого  напряжения.  Стоя,  он  нетвердо
покачивался. В свете Оркреста его лоб был жестоко бледным.  Глаза  сохраняли
невидящий  взгляд  -  уставясь  в  никуда,  и  все  же   напряженно   что-то
разглядывая, так, будто видимое разными глазами  противоречило  друг  другу,
словно он нас только проникся собственной  двойственностью,  что  был  не  в
состоянии  воспринимать  что-то  лишь  отдельной  своей  частью.  Руки   его
сцепились  перед  грудью.  Но  когда  неистовый  взрыв  в  Расколотой  Скале
встряхнул его, он  почти  потерял  равновесие  и  попытался  протянуть  свою
ополовиненную руку к Баннору. Это движение раскрыло его левый кулак.
   На его безымянном пальце горячо билось серебряное кольцо.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЗЕМНАЯ КРОВЬ
Глава 21
Дочь Лены

   Трой  назвал  Неверие  Томаса  Кавинанта  блефом.  Но  Кавинант  не   вел
психологической игры. Он всего лишь был  прокаженным.  Он  боролся  за  свою
жизнь. Неверие было его защитой от Страны, просто способом  сдерживать  себя
от потенциального самоубийства - от признания  Страны.  Он  чувствовал,  что
растерял уже все другие формы самозащиты. А без самозащиты он  закончит  как
тот старик, которого он  видел  в  лепрозории  искалеченный  и  зловонный  в
большей  степени,  чем  это  можно  терпеть.  Даже  сумасшествие   было   бы
предпочтительней. Если бы он сошел  с  ума,  он  во  всяком  случае  был  бы
изолирован от знания того, что с ним происходит, слепой, глухой и онемелый к
хищной болезни, гложущей его тело.
   Но пока он ехал на запад из Ревлвуда с Высоким Лордом  Еленой,  Амоком  и
двумя Стражами Крови  за  Седьмым  Заветом  Кевина  Расточителя  Страны,  он
ощущал, что постепенно сам изменялся. Скачками и  постепенно,  его  сознание
становилось другим;  какое-то  могущество,  неуловимая  Земная  Сила  меняла
структуру его личности. Незаметная, зыбкая сила толкала его к краю пропасти.
И он ощущал беспомощность сделать что-либо с этим.
   Самым опасной частью его нынешней  ситуации  была  Елена.  Ее  непонятная
внутренняя сила, ее  происхождение  и  странная  невозможность  отказать  ей
одновременно беспокоили и привлекали его. Когда  они  покинули  Долину  Двух
Рек, он уже проклинал себя за то, что принял ее приглашение. И все же у  нее
была сила влиять на него. Она спутывала его эмоции  и  выявляла  неожиданные
черты характера.
   Согласие следовать с ней не было подобно его другим молчаливым согласьям.
Когда Лорд Морэм попросил  его  отправиться  вместе  с  Боевой  Стражей,  он
согласился потому, что у него  совершенно  отсутствовала  альтернатива.  Ему
настоятельно нужно было сохранять  движение,  сохранять  возможность  искать
способы для бегства. Но вовсе не подобные соображения руководили  им,  когда
Высокий Лорд попросила его сопровождать ее. Он чувствовал,  что  уезжает  от
затруднительностей своей дилеммы, уезжает от  битвы  против  Лорда  Фаула  -
избегая его,  как  трус.  Но  в  момент  решения  он  даже  и  не  обдумывал
возможность отказаться. И он чувствовал, что  она  может  увести  его  таким
образом и дальше . Безнадежно, ни на йоту, ни на  черточку  не  веря  своему
имени, он был бы вынужден следовать за ней, даже  если  бы  она  шла  сейчас
сражаться с самим Презирающим. Ее красота,  ее  физическое  присутствие,  ее
обращение с ним проедали части его брони, открывая уязвимое тело.
   Проезжая через благоухающую осень Тротгарда, он смотрел на нее  боязливо,
робко.
   Высокая и гордая на спине  Мирхи,  своего  ранихина,  она  выглядела  как
коронованная особа, как-то одновременно мощно и хрупко - словно она могла бы
разнести его кости одним лишь быстрым взглядом, и в то же время свалилась бы
от прикосновения всего лишь брошенной щепотки грязи. Она обескураживала его.
Когда Амок появился внезапно перед ней из чистого воздуха, она  повернулась,
чтобы поговорить с ним. Они обменялись приветствиями и вежливо дразнили друг
друга как старые друзья, пока Ревлвуд сзади  них  становился  все  дальше  и
дальше. Скрытность Амока в отношении его Завета не  препятствовала  веселому
многословию в других областях. Он пел и жизнерадостно беседовал на различные
темы, словно его единственной функцией в этом  путешествии  было  развлекать
Высокого Лорда.
   Утром, пока Амок недолго  отсутствовал,  Кавинант  пристально  осматривал
окружающую местность.
   Компания отправившихся на поиски Завета продвигалась по низинам Тротгарда
с небольшим уклоном вверх. Они направлялись несколько южнее, чем  на  запад,
почти параллельно руслу реки Рилл в  сторону  Западных  гор.  Западный  край
Тротгарда, до которого было еще около шестидесяти или шестидесяти пяти  лиг,
располагался на три тысячи футов выше, чем  долина  Двух  Рек,  и  местность
постепенно  поднималась  к  горам.  Компания   Высокого   Лорда   постепенно
поднималась вверх. Кавинант мог ощущать их ослабленный подъем, ощущать,  как
они ехали через лесистую местность, охваченную осенью, сверкающую оранжевым,
желтым, золотым,  красным  пламенем  листьев,  и  через  сочные  травянистые
склоны, где изломы скал, оставшиеся от древних войн в  Больном  Камне,  были
покрыты густым вереском и тимофеевкой, как здоровая новая плоть вокруг раны,
зеленеющая от здоровья.
   Он  ясно  мог  видеть  вокруг  суть  выздоровления   Тротгарда.   Скрытые
покрывалом травы и деревьев, не все повреждения от  последней  войны  Кевина
были  залечены.  Время  от  времени  всадники  проезжали   возле   гноящихся
бесплодных участков, которые все еще отвергали все старания залечить  их,  и
холмов, которые, казалось, лежат неудобно, как неверно вправленные сломанные
кости. Но работа Лордов все же явно производила животворный  эффект.  Воздух
Тротгарда был бодрящим,  живительным,  пропитанным  жизненностью.  По  очень
немногим деревьям было заметно, что их корни уходят в когда-то  оскверненную
почву. Новый Совет Лордов нашел прекрасный способ исстрачивать свои жизни.
   Из-за того, что он тоже страдал, Тротгард  тронул  сердце  Кавинанта.  Он
обнаружил, что полюбил его и доверяет ему.  К  тому  времени,  когда  солнце
перевалило через полдень, он уже не хотел никуда уходить  отсюда.  Он  хотел
только бродить  по  Тротгарду,  желательно  один,  без  каких-либо  забот  о
Заветах, кольце или сражениях. Его как бы приглашали к отдыху.
   Амок оказался весьма подходящим проводником для подобных путешествий.
   Хранитель  Седьмого  Завета  передвигался  веселым  мальчишеским   шагом,
который скрывал тот факт, что шаг, установленный им, был вовсе не ленивым. И
хорошее настроение бурлило в нем неудержимо. Он пел длинные песни,  которые,
как утверждал, выучил от  легендарных  элохимов,  песни  столь  чуждые,  что
Кавинант был не в состоянии различить ни слов, ни предложений, но все же  на
удивление заставляющие полагать, подобно лунному свету в лесу, что  вызывают
почти восторг. И еще Амок рассказывал истории о звездах  и  небесах,  весело
описывал небесный танец, как если бы танцевал его сам. Его  радостный  голос
рассыпал комплименты  окружавшему  обилию  жизни,  остро  свежему  вечернему
воздуху и закатному пожару деревьев, оплетая своих слушателей  словно  чары,
гипноз.
   Однако когда в Тротгард спустились сумерки, он  внезапно  исчез,  оставив
компанию Высокого Лорда без  провожатого.  Кавинант  был  выведен  из  своих
раздумий. - Где?
   - Амок вернется, - ответила Елена. В  сумерках  нельзя  было  определить,
смотрела ли она на него, через, в или мимо него. - Он оставил нас только  на
ночь. Спускайся, Юр-Лорд, - сказала она, спрыгнув со  спины  Мирхи.  -  Надо
отдохнуть.
   Кавинант последовал ее примеру, оставив свою лошадь на попечение Баннора.
Мирха и два других ранихина ускакали, разминая ноги после дневной  прогулки.
Потом Морин пошел к реке Рилл за водой, а Елена начала разбивать лагерь. Она
достала небольшой горшочек со светящимся гравием и использовала эти огненные
камни, чтобы приготовить скудную пищу для себя и Кавинанта. Ее лицо  следило
за действиями рук, но странная чуждость ее зрения была далеко, как если бы в
свете гравия она читала о событиях на другом краю света.
   Кавинант  внимательно  наблюдал  за  ней,  даже  ее  простейшие  действия
очаровывали его. Но пока он изучал ее  гибкую  фигуру,  уверенные  движения,
расфокусированный  взгляд,  он  пытался  восстановить  свое   самообладание,
пытался вернуть себе представление о том, где он с ней стоял.
   Она была для него загадкой. Изо всех сильных и образованных людей  Страны
она выбрала его в сопровождающие. Он изнасиловал ее мать  -  и  все  же  она
выбрала его. В Мерцающем озере она его поцеловала - память об этом причинила
боль его сердцу. Она выбрала его. Но не из гнева или желания наказать  -  не
по какой-либо из тех причин, которые одобрил бы Трелл. Он мог  видеть  в  ее
улыбке, слышать в ее голосе, чувствовать в окружавшей ее атмосфере, что  она
не имела намерения причинить ему зло. Тогда  почему?  Из-за  какого  тайного
замысла или страсти она пожелала его компании? Ему надо было  знать  правду.
Но при этом он наполовину боялся ответа.
   После ужина, отхлебывая из кувшина вино, по  другую  сторону  светящегося
гравия от Елены, он собрал свое мужество,  чтобы  спросить  ее.  Оба  Стража
Крови удалились из лагеря, и он был спокоен, что ему не придется состязаться
с ними. Запустив пальцы в бороду, напоминая себе об опасности  ощущений,  он
начал с того, что спросил ее, узнала ли она что-нибудь от Амока.
   Она беззаботно покачала головой, и ее  волосы  образовывали  при  этом  в
свете гравия венец вокруг ее головы. - У нас  еще  несколько  дней  пути  до
Седьмого Завета. Будет достаточно времени для расспросов  Амока.  Он  принял
это, но не это было нужно ему. Собрав всю свою выдержку, он спросил,  почему
она выбрала его.
   Она пристально смотрела на него некоторое время, прежде чем произнесла:
   - Томас Кавинант, ты знаешь, что не я выбирала тебя. Ни  один  из  Лордов
Ревлстона не выбирал тебя. Друл Камневый Червь осуществил твой первый вызов,
и направлял его при этом Презирающий. Таким образом, мы - твои  жертвы,  так
же, как ты - его. Хотя возможно и то, во что верит Лорд  Морэм  -  возможно,
это был выбор Создателя Земли.  Или,  возможно,  Старые  Лорды...  возможно,
Высокий Лорд Кевин имеет некоторое влияние за пределами своей могилы.  Но  я
не делала никакого выбора. - Потом ее тон изменился,  и  она  продолжала.  -
Хотя, однако, я все же выбрала...
   Кавинант прервал ее. - Это не то, что я имел в виду. Я знаю,  почему  это
случилось со мной. Потому, что я прокаженный. Нормальный человек  просто  бы
посмеялся. Нет, я имел в виду почему ты попросила меня отправиться  с  тобой
на поиск Седьмого Завета? Пожалуй, были и другие люди, которых ты  могла  бы
выбрать.
   Она спокойно возразила:
   - Я не понимаю эту болезнь, которую ты называешь проказой. Ты  описываешь
мир, в котором страдают невинные. Почему происходят  подобные  вещи?  Почему
они дозволены?
   - Здесь все вовсе не так уж от этого и отличается. Или, как  ты  думаешь,
что же произошло с Кевином? Но  ты  подменяешь  предмет  разговора.  Я  хочу
знать, почему ты выбрала меня? - Он вздрогнул от воспоминания о недовольстве
Троя, когда Высокий Лорд объявила свой выбор.
   - Хорошо, Юр-Лорд, - сказала она неохотно. - Если на  этот  вопрос  нужно
ответить, я отвечу. Есть много причин для моего выбора. Ты будешь слушать  о
них?
   - Начинай.
   - О, Неверящий. Временами я думаю, что вомарк Трой  не  так  уж  слеп.  И
правда... но ты избегаешь правды. Однако  я  объясню  тебе  свои  основания.
Во-первых, я пытаюсь предусмотреть различные варианты развития событий. Если
ты наконец придешь к желанию использовать свое Белое Золото, Посохом  Закона
я буду более в состоянии помочь тебе, чем кто-либо другой. Я не знаю секрета
Дикой Магии - но нет инструмента более проникновенного, чем Посох. А если бы
ты все же пошел против Страны, Посохом возможно удалось  бы  сдержать  тебя.
Хотя у нас нет ничего, что могло бы противостоять силе Белого Золота.
   Но при этом я имела в виду еще и другие цели.  Ты  не  воин  -  а  Боевая
Стража идет навстречу большой опасности, где только сила и мастерство в  бою
способствует сохранению жизни. Я не хочу подвергать тебя риску смерти.  Тебе
надо дать время найти свой ответ самому себе. И  мне  нужен  был  компаньон.
Однако ни вомарк Трой, ни Лорд Морэм не могут быть отлучены от  этой  войны.
Тебе нужны еще дальнейшие объяснения?
   Он  понимал  незавершенность  ее  ответа  и  заставил  себя  настоять  на
продолжении, пересиливая страх.  С  гримасой  отвращения  за  всепроникающую
нечестность  при  его  сопровождении   кем-либо   по   Стране,   он   сказал
нерешительно:
   - Нужен был компаньон?! После всего того, что я сделал?!
   Ты воистину необычайно терпима.
   - Вовсе я не  терпима.  Я  не  совершаю  выборов,  не  посоветовавшись  с
собственным сердцем.
   На мгновение его лицо окаменело от подтекста того, что она  сказала.  Это
было  то,  чего  он  одновременно  хотел  и  боялся   услышать.   Но   затем
нерасположенность, симпатия, страх и  самокритика  одновременно  переполнили
его. От этого голос его стал резким, когда он говорил:
   - Ты разбиваешь этим сердце Трелла. И сердце твоей матери.
   Ее лицо окаменело. - Ты обвиняешь меня в страдании Трелла?
   - Я не знаю. Он бы  последовал  за  нами,  если  бы  имел  хоть  какую-то
надежду. Сейчас он знает наверняка, что ты и не думаешь о наказании меня.
   Он остановился, но  вид  боли,  которую  он  причинил  ей,  заставил  его
говорить снова, чтобы не допустить натиска ответных реплик,  контробвинений,
чтобы она не издала ни звука.
   - Что же касается твоей матери - не мне говорить об этом. Я имею  в  виду
не то, что я сделал ей. Это нечто, что я  хотя  бы  могу  понять.  Я  был  в
такой... нужде - а она казалась такой богатой.
   Нет. Я  имел  в  виду  ранихина  -  того  ранихина,  который  приходил  в
подкаменье Мифиль каждый год. Я заключил сделку  с  ними.  Я  пытался  найти
решение - какой-либо путь сохранить себя от наступления полного  безумия.  И
они ненавидели меня. Они были почти как Страна - они были большие и сильные,
и недоступные, и они не любили меня. - Ему не  понравились  эти  слова:  "не
любили", как если бы эхо вторило ему: "гадкий, грязный  прокаженный".  -  Но
они поклонялись мне - почти сотня их. Они были приведены...
   Так что я заключил сделку с ними. Я обещал, что не буду  ездить  не  буду
заставлять одного из них носить меня. Но я заставил их  дать  обещание  -  я
пытался найти какой-либо способ  предохранить  все  то  величие  и  силу,  и
здоровье, и верность от того, чтобы все это  не  гнало  меня  к  безумию.  Я
заставил их дать обещание прийти на зов, если они  когда-нибудь  понадобятся
мне. И я заставлял их дать обещание посещать твою мать.
   - Все их обещания по-прежн