. Хон улыбнулся и готов был уже умчаться,  когда  Кавинант  коротко
спросил:
   - Почему вы передвигаетесь на своих ногах? У вас ведь есть ранихины.
   Морэм сделал быстрое движение, пытаясь удержать Кавинанта.  Но  вред  уже
был нанесен. Хон посмотрел на него так, словно услышал богохульство,  и  его
сильные пальцы схватились за шнурок,  подпоясывающий  одежду,  зажав  его  в
кулаке.
   - Мы не ездим верхом.
   - Осторожнее, Хон, -  мягко  сказал  шнуроносящий  Руста.  -  Гривомудрая
приветствовала их.
   Хон посмотрел на своего товарища,  потом  быстро  обвязал  шнурок  вокруг
талии. Бросившись прочь от людей, он вскоре исчез из виду, словно провалился
сквозь землю.
   Стиснув руку Кавинанта, Морэм сурово сказал:
   - Ранихийцы служат ранихинам. В этом для них - цель всей жизни.
   Не оскорбляй их, Неверящий. Они очень быстро вспыхивают. И при этом они -
лучшие охотники в Стране. В пределах досягаемости моего голоса их может быть
не меньше сотни, но мы этого так и не заметим. Если они решат убить тебя, то
ты даже не заметишь, как станешь мертвецом.
   Кавинант почувствовал всю силу этого предупреждения. Окружающая трава как
будто наполнилась глазами, которые с гибельным вниманием смотрели  на  него.
Он почувствовал себя незащищенным, словно его одежда в зеленых  пятнах  была
путеводителем для смертоносных намерений, спрятанных в земле.
   Пока Хон  отсутствовал,  остальные  шнуроносящие  занимались  лошадьми  -
ласкали, заманивали их в воду и уговаривали  поесть.  Изнеможенные  мустанги
крепли на глазах под их добрыми руками. Удовлетворенные тем, что их  скакуны
находятся в хороших руках, Лорды с Кеаном и Тьювором удалились посовещаться.
Воины тем временем занялись приготовлением пищи.
   Кавинант проклинал исходящий от еды аромат. Он лег  на  жесткую  траву  и
попытался успокоить сосущую пустоту внутри, глядя в небо. Усталость овладела
им, и он некоторое время дремал.  Но  вскоре  был  разбужен  новым  запахом,
который с новой силой всколыхнул терзающий внутренности голод.
   Он исходил от пучков роскошных, похожих  на  папоротник  цветов,  которые
жевали лошади, - лечебной  травы,  собранной  для  них  шнуроносящим  Хоном.
Теперь все лошади были уже на ногах,  и  сила,  казалось,  прямо  на  глазах
вливалась в них, пока  они  ели  траву.  Пикантный  аромат  цветов  заставил
Кавинанта на мгновение представить, как он стоит  на  четвереньках  и  жует,
подобно лошадям. С трудом подавив ярость, он сказал:
   - Однако пища лошадей пахнет гораздо приятнее, чем людская.
   Шнуроносящий Руста улыбнулся странной улыбкой и сказал:
   - Это растение для людей ядовито.  Это  аманибхавам,  цветок  здоровья  и
безумия. Лошадей он лечит, но мужчин и женщин... Ах, они для  него  чересчур
мелки.
   Кавинант ответил ему пристальным взглядом и  попытался  подавить  в  себе
стон голода. Он  чувствовал  упрямое  желание  попробовать  траву,  все  его
чувства говорили ему, что это деликатес. И все же мысль о том,  что  он  пал
так низко, была горька, и вместо пищи он смаковал эту горечь.
   Растения эти сотворили с лошадьми настоящие чудеса. Вскоре они  нормально
ели и пили - и выглядели достаточно окрепшими, чтобы продолжать путь.  Отряд
покончил с едой, и воины убрали остатки пищи в мешки. Шнуроносящие объявили,
что лошади готовы отправиться в путь. Вскоре всадники уже ехали на юг  через
невысокие холмы Ра,  сопровождаемые  ранихийцами,  легко  бежавшими  трусцой
рядом с лошадьми.
   Под копытами лошадей травянистые поля переливались словно  мягкие  волны,
создавая для отряда впечатление скорости. Они ехали по густой траве вверх  и
вниз, по невысоким пологим склонам, вдоль неглубоких долин, между рощицами и
небольшими лесами, мимо узких потоков, через широкие поля.
   Это была довольно суровая  земля.  Кроме  вездесущей  алианты  пейзаж  не
оживлялся ни фруктовыми деревьями, ни культурными насаждениями, ни  цветами,
за исключением аманибхавам. И все  же  равнины  казались  полными  стихийной
жизни, словно низкие, пологие холмы  были  образованы  пульсацией  почвы,  а
жесткая трава была  достаточно  питательна,  чтобы  прокормить  любого,  чей
желудок окажется достаточно  крепок,  чтобы  переносить  такую  пищу.  Когда
солнце начало клониться к закату, вереск на  склонах  холмов  стал  красным.
Стадо антилоп вышло из леса, чтобы напиться из источников, а вороны крикливо
начали слетаться на широкие ветви каштанов, усеянные их гнездами.
   Но больше всего  внимание  всадников  привлекали  встречавшиеся  на  пути
ранихины. Мчались ли они галопом, словно триумфальные знамена, или резвились
вместе на вечерних играх - огромные лошади были  окружены  каким-то  ореолом
величественности, словно сама земля, по которой они гордо ступали, гордилась
их созданием. В буйной радости они звали к себе скакунов Стражей Крови, и те
исполняли танец копытами, словно не в состоянии  были  сдерживать  радостное
возбуждение от того, что снова  дома.  Потом  свободные  ранихины  уносились
прочь, полные веселой крови и неукротимой  энергии,  извещая  всех  о  своем
приближении  веселым  ржанием.  Эти  звуки  заставляли  воздух  звенеть   от
перенасыщенности жизнью.
   Вскоре  солнце  зашло,  попрощавшись  с  равнинами  оранжевым   пламенем.
Кавинант смотрел на закат с каким-то странным удовлетворением.
   Он устал от лошадей, устал от ранихинов, и от ранихийцев,  и  от  Стражей
Крови, и от Лордов, и от Дозора, устал от этой бесконечной  круговерти.  Ему
хотелось темноты и сна, несмотря на кровавый свет от его кольца, приближение
луны и крыльев ужаса,  похожих  на  крылья  стервятников.  Но  когда  солнце
исчезло, Руста сказал Протхоллу, что отряду лучше не останавливаться.
   - Есть опасность, -  сказал  он.  -  Другими  ранихийцами  в  траве  были
оставлены предупредительные знаки.
   Отряду следовало двигаться до тех пор, пока он не окажется в безопасности
- еще несколько лиг. Поэтому они продолжили движение. Позже взошла  луна,  и
ее оскверненный серп превратил ночной мрак в кровь, вызвав мрачный отсвет  у
кольца Кавинанта и его голодной души.
   Потом Руста сделал всадникам знак придержать лошадей и соблюдать  тишину.
Они осторожно поднялись по южной стороне холма и остановились неподалеку  от
гребня. Всадники спешились, оставили несколько Стражей  Крови  присматривать
за лошадьми и следом за шнуроносящими поднялись на вершину холма.
   Низкая плоская земля лежала к северу  от  холма.  Шнуроносящие  некоторое
время всматривались, потом  указали  на  какую-то  точку.  Кавинант  поборол
сонливость, застилавшую глаза, и сквозь красную тьму  увидел  темное  пятно,
двигающееся по равнинам на юг. - Креш, - прошептал Хон.  -  Желтые  волки  -
порождение Терзателя.
   Они пересекли Камышовый Проток.
   - Ждите нас здесь, - сказал Руста. - Опасность вам не грозит.
   Он и все шнуроносящие растворились во тьме.
   Члены отряда инстинктивно придвинулись ближе друг к другу  и  до  боли  в
глазах начали  всматриваться  в  жидкий  красный  свет,  который,  казалось,
сочился, подобно поту, из клубящейся тьмы равнин. В беспокойном ожидании они
стояли молча, едва дыша.
   Пьеттен сидел на  руках  у  Ллауры,  совсем  проснувшись  с  наступлением
темноты.
   Позже Кавинант узнал, что стая  насчитывала  пятнадцать  огромных  желтых
волков. Их плечи были на уровне пояса человека, у них были массивные челюсти
с кривыми острыми  клыками  и  желтые  голодные  глаза.  Они  шли  по  следу
ранихина-жеребенка, единственной защитой которого была его мать. В  легендах
ранихийцев говорилось, что дыхание крешей  было  достаточно  горячим,  чтобы
опалять землю, и везде, где они прошли, оставались следы  страдающей  травы.
Но единственное,  что  видел  Кавинант  сейчас,  -  приближающаяся  темнота,
которая с каждой минутой становилась все гуще.
   Потом  ему   показалось,   что   в   хвосте   стаи   произошло   короткое
замешательство, а после того, как волки двинулись дальше, на земле как будто
осталось что-то едва различимое - две или три неподвижные точки.
   Стая снова завертелась. На этот раз тишину  нарушило  несколько  коротких
завываний удивления и страха.  Раздавшееся  затем  резкое  рычание  внезапно
замолкло. В следующий миг стая ринулась  прямо  в  сторону  отряда,  оставив
позади еще пять точек. Но теперь  Кавинант  был  уверен,  что  эти  точки  -
мертвые волки.
   Еще три креша упали на землю. Теперь он уже мог рассмотреть  три  фигуры,
отскочившие от мертвых и бросившиеся вдогонку остальным.
   Они исчезли в тени у подножия холма. Из тьмы  донеслись  звуки  борьбы  -
яростное рычание, лязг челюстей, упустивших добычу, и треск костей.
   Потом вновь наступила тишина. Из тьмы не раздавалось ни звука.
   Чувства  людей  обострились,  поскольку  они  ничего  не  видели  -  тень
достигала почти до самого гребня холма, на котором они стояли.
   Внезапно они услышали звук неистового бега. Он приближался прямо к ним.
   Протхолл прыгнул вперед. Он поднял посох и голубое пламя рванулось из его
наконечника. Внезапный свет озарил одинокого волка, бросившегося на  него  с
ненавистью в глазах.
   Тьювор очутился рядом  с  Протхоллом  на  миг  раньше,  чем  великан.  Но
Морестранственник вышел вперед, чтобы ответить на вызов волка.
   Потом, неожиданно для всех, шнуроносящая Грейс выросла прямо перед мордой
креша. Ее движения были такими точными, словно она исполняла танец.  Быстрым
рывком она сняла с талии шнурок, не двигаясь с места. Когда креш прыгнул  на
нее, она захлестнула петлю вокруг его шеи  и  аккуратно  отошла  в  сторону,
развернувшись,  чтобы  тверже  стоять  на  ногах.  Сила   волчьего   прыжка,
затянувшая петлю, сломала ему шею. Рывок сбил Грейс  с  ног,  но  она  легко
перекатилась на бок, удерживая натяжение шнурка,  и  встала  в  такую  позу,
чтобы сразу прикончить креша, если тот проявит признаки жизни.
   Дозор  встретил  ее  действия  низким  гулом  восхищенных  голосов.   Она
посмотрела  на  них  и  робко  улыбнулась.  Потом  она  повернулась,   чтобы
приветствовать других шнуроносящих, выскочивших из тени холма. Они были целы
и невредимы. Все волки были мертвы.
   Опустив посох, Протхолл отвесил шнуроносящим поклон на манер  ранихийцев.
- Неплохо сработано, - сказал он.
   Они поклонились в ответ.
   Когда он погасил пламя посоха, вершина холма вновь погрузилась в  красную
тьму. В кровавом свете всадники начали возвращаться  к  лошадям.  Но  Баннор
подошел к мертвому волку и снял с его шеи шнурок  Грейс.  Взяв  за  концы  и
натянув его своими сильными руками, он сказал:
   - Хорошее оружие.
   Голос его был как всегда до странного бесстрастным.
   - С его помощью ранихийцы совершали великие дела в те дни, когда  Высокий
Лорд Кевин в открытую боролся с Порчей.
   Что-то в голосе напомнило Кавинанту, что Стражи Крови были живыми людьми,
которые более чем два тысячелетия не знали женщин.
   Затем, под влиянием странного  порыва,  Баннор  напряг  мышцы,  и  шнурок
порвался. Слегка пожав плечами, он бросил обрывки  на  мертвого  креша.  Его
движение несло в себе законченность порицания. Не взглянув  на  шнуроносящую
Грейс, он сошел с гребня холма, чтобы сесть верхом на  ранихина,  избравшего
его.

Глава 19
Выбор Кольценосца

   Шнуроносящий Руста известил  Протхолла  о  том,  что,  согласно  традиции
ранихийцев,  убитые   преследователи   ранихинов   оставлены   стервятникам.
Ранихийцы не желали оказывать честь крешам или оскорблять  землю,  закапывая
их, а сжечь трупы  означало  подвергнуть  равнины  угрозе  степного  пожара.
Поэтому  всадники  смогут  отдыхать,  как   только   лошади   окажутся   вне
досягаемости запаха смерти. Шнуроносящий повел отряд снова на юг  и,  пройдя
примерно  лигу,  остановился,  убедившись,  что  ночной  ветер  не   донесет
тревожного запаха до животных. Отряд разбил лагерь.
   Кавинант спал беспокойно, просыпаясь то и дело с таким  ощущением,  будто
ему в живот упирается наконечник копья. И когда наступил рассвет, он  ощутил
внутри такую пустоту, словно провел всю ночь  в  попытках  нанести  ответный
удар голоду.  И  когда  его  нос  снова  почувствовал  притягательный  запах
ядовитой аманибхавам, глаза наполнились  слезами,  словно  его  ударили.  Он
сомневался, что сможет еще долго оставаться на ногах. Но ответа, которого он
ждал, он так и не получил. Он не находил в себе никакого озарения, и зеленый
узор Мшистого  Леса  на  его  платье  казался  непонятным.  Верный  инстинкт
подсказывал ему, что он сможет найти то, чего ему не  хватало,  лишь  только
если останется голоден. Когда его попутчики поели и были готовы к походу, он
по инерции забрался на Дьюру и двинулся вперед вместе  со  всеми.  Время  от
времени по щекам у него текли слезы, но он не плакал.
   Он чувствовал себя переполненным  страстью,  но  не  мог  выплеснуть  ее.
Проказа не позволяла ему сделать это.
   Словно в противоположность  холодному  пеплу  его  настроения,  день  был
приветливый, полный яркого, безоблачного  солнца  и  теплого  южного  ветра,
глубокого неба и невысоких холмов. Вскоре отряд полностью  подчинился  чарам
равнин - величественных и суровых,  украшенных  гордыми  стадами  ранихинов.
Время  от  времени  могучие  лошади  проносились  мимо  рысью  или  галопом,
посматривая на всадников со  смешинками  в  глазах  и  окликая  их  звучными
криками.  Их  вид  прибавлял  скорости  бегу  шнуроносящих,  и,  когда  утро
закончилось, Грейс и Фью вместе запели:

   Беги, ранихин, скачи галопом, играй,
   Ешь и пей, и поигрывай блеском кожи.
   Ты - костный мозг земли.
   Никакими уздами, никаким подчинением
   Не будешь оскорблен ты,
   Никакие когти или клыки
   Не останутся безнаказанными.
   Ни одна капля крови ранихина
   Не упадет напрасно:
   Она вылечит траву.
   Мы - ранихийцы, рожденные служить.
   Гривомудрые ухаживают, шнуроносящие защищают,
   Домозаботящиеся беспокоятся об очаге и постели,
   Когда мы уходим, наши ноги
   Не уносят отсюда наши сердца.
   Копыта, вырастающие из травы,
   И звезды во лбу -
   Цвет и аромат земли:
   Царственный ранихин.
   Скачи галопом, беги -
   Мы служим хвосту неба и гриве мира.

   Услышав эту песню, ранихины начали резвиться вокруг отряда, и бег их  был
таким легким и стремительным, словно земля волнами подкатывала им под ноги.
   Пьеттен зашевелился на руках у великана и на некоторое время  стряхнул  с
себя дневной сон, чтобы посмотреть на ранихинов пустыми глазами,  в  которых
вдруг  появилось  нечто,  похожее  на  тоску.  Протхолл  и   Морэм   сидели,
расслабившись, словно в первый раз после того, как  покинули  Ревлстон,  они
почувствовали себя в безопасности. И слезы бежали по лицу Кавинанта  как  по
опаляемой солнцем сухой стене.
   Жара смущала  его.  Голова,  казалось,  готова  была  взорваться,  и  это
ощущение вынудило его  представить  себе,  что  его  поместили  на  какую-то
ненадежную высоту, а внизу огромные волны хищной травы  огрызались,  пытаясь
схватить его за пятки, словно волки. Но седло из клинго  удерживало  его  на
спине Дьюры. Через некоторое  время  он  погрузился  в  дремоту,  в  которой
танцевал, плакал и занимался любовью  по  приказу  кого-то,  кто  насмешливо
управлял им, словно марионеткой.
   Когда он проснулся, была уже середина дня, и почти весь горизонт занимали
горы. Дела у отряда шли хорошо. Лошади мчались  с  такой  скоростью,  словно
равнины давали им больше энергии,  чем  они  могли  вместить.  На  мгновение
Кавинант представил себе Обитель, где,  вероятно,  ошибочное  и  бесполезное
уважение к его обручальному кольцу  приведет  к  тому,  что  его  представят
ранихинам как будущего наездника одного из них. Безусловно, это  было  одной
из причин, побудивших Протхолла посетить Равнины Ра до  приближения  к  горе
Грома. Воздать честь Юр-Лорду,  Кольценосцу.  Ах,  проклятье!  Он  попытался
представить себя верхом на ранихине, но его воображение не смогло  совершить
такого скачка. Более чем что-либо другое, кроме Анделейна, огромные  опасные
лошади, обладавшие земной силой, выражали сущность Страны. А Джоан объезжала
лошадей. По какой-то причине от этой мысли у него  защипало  в  носу,  и  он
попытался удержать слезы, изо всех сил сжав челюсти.
   Остальную часть  дня  Кавинант  провел  осматривая  горы.  Они  вырастали
медленно и верно. Изгибаясь на юго-запад и северо-запад, горная цепь была не
столь высока, как горы позади подкаменья Мифиль, но она была  зазубренной  и
неровной, словно самые высокие вершины были раздроблены на  мелкие  осколки,
чтобы соединить их и сделать непроходимыми. Кавинант не знал, что  находится
за этими горами, и не  хотел  знать.  Их  неприступность  каким-то  странным
образом успокаивала его, словно они являлись преградой между  ним  и  чем-то
таким, на что он не смог бы смотреть. Солнце уже садилось на  западе,  когда
всадники добрались до обрывистого подножия горной гряды. Во время последнего
подъема солнце окрасило им спину в оранжевый и розовый тона, и в этом  свете
они въехали на широкое и ровное плато у подножия скалы.
   Здесь наконец они увидели Обитель.
   Нижняя часть лицевой стороны скалы  на  последние  двести  пятьдесят  или
триста  футов  наклонялась  под   острым   углом   внутрь   вдоль   широкого
полуовального фасада, образуя пещеру, наподобие глубокой вертикальной чаши в
скале. В глубине этой чаши, будучи укрытыми от ненастья и все же находясь на
открытом воздухе, стояли скрепленные обручами  палатки  ранихийцев.  Впереди
всех, но все  еще  под  прикрытием  скалы,  находилась  общая  палатка,  где
ранихийцы  жгли  костры,  готовили  пищу,  собирались,   чтобы   поговорить,
потанцевать или спеть вместе, когда они  не  были  заняты.  Все  вместе  это
выглядело довольно сурово, словно поколениям ранихийцев не удалось найти для
себя уюта в камне, ибо Обитель была всего лишь  центром,  отправной  точкой,
откуда этот кочевой народ отправлялся в свои скитания по равнинам.
   Встречать приближающийся отряд  собралось  около  семидесяти  ранихийцев.
Почти все они были домозаботящимися, молодыми и старыми, но были здесь и те,
кто просто нуждался в покое и безопасности.  В  отличие  от  шнуроносящих  и
гривомудрых, у них не было боевых шнурков. Но Гибкая была там, и она  легким
шагом вышла вместе с тремя другими ранихийцами встречать отряд.  Было  сразу
заметно, что эти трое тоже были гривомудрыми, на них были такие же венки  из
желтых цветов, как и у Гибкой, и шнурки они тоже носили в волосах, а  не  на
поясе.  Отряд  остановился,  и  Протхолл  спешился  перед  гривомудрыми.  Он
поклонился им в манере ранихийцев, и они в ответ приветствовали его.
   - Добро пожаловать еще раз, Лорды издалека, - сказала  Гибкая.  -  Привет
вам, Кольценосец и великие Лорды, великан и Стражи Крови. Добро пожаловать к
очагу Обители.
   Увидев ее салют,  домозаботящиеся  устремились  вперед  из-под  прикрытия
скалы.
   Слезая   с   лошадей,   всадники   встречали   приветствия    улыбающихся
домозаботящихся  с  небольшими  венками,  сплетенными  из  цветов.   Жестами
ритуальной величавости они  надели  эти  венки  на  запястья  своих  гостей.
Кавинант  слез  с  Дьюры  и  увидел  сияющую   девочку   -   ранихийку   лет
пятнадцати-шестнадцати - стоявшую перед ним.  У  нее  были  чудесные  темные
волосы, падавшие на плечи, и мягкие большие карие глаза. Она не улыбалась  -
казалось, она благоговела, приветствуя самого  Кольценосца,  Носящего  Белое
Золото.
   Протянув руки, она осторожно надела ему на запястье венок из  цветов.  Их
запах вызвал у него головокружение, и он покачнулся. Венок  был  сплетен  из
аманибхавам. Ее запах жег обоняние, словно  кислота,  вызывая  такой  голод,
что, казалось, он сейчас упадет.
   Он был не в состоянии остановить слезы, покатившиеся из глаз.
   С торжественным выражением на лице девочка-домозаботящаяся подняла руки и
прикоснулась к слезинкам на его щеках, словно это были драгоценности.
   Позади него ранихины Стражей Крови галоп