ние Стражей Крови различало  не  более  чем  призрачные  очертания
врага. Между двумя сближающимися силами, кроме  того,  дул  ветер,  так  что
ранихины не могли определить по запаху степень угрозы.
   Когда истязатели до открытой местности, Корик подал знак группе.
   Воины вихрем вылетели из ржи следом за ним и Террелем. Ранихины сразу  же
определили направление, так что Корик и Террель уже завязали бой  с  врагом,
когда вдруг раздались  полные  ужаса  крики  лошадей.  Развернув  ранихинов,
Стражи Крови увидели, как все шесть  воинов  пытаются  успокоить  охваченных
ужасом лошадей - и кружащего над ними грифона.
   Грифон представлял из себя похожее на льва существо с сильными  крыльями,
позволяющими ему делать перелеты на короткие расстояния. Он приводил в  ужас
лошадей, кидался на всадников. Корик и Террель поскакали к своим  товарищам.
Следом бросились и истязатели.
   Стражи Крови атаковали грифона, но эта крылатая тварь с когтистыми лапами
не имела уязвимых мест, до  которых  можно  было  достать  без  оружия.  Тем
временем истязатели напали на группу. Воины сбились в тесное  кольцо,  чтобы
защитить лошадей. Корик  вскочил  на  спину  своему  Брабхи  и,  балансируя,
готовился при первой же возможности  прыгнуть  на  грифона.  Но  когда  этот
момент наступил, перед  ним  вдруг  очутилась  Айрин.  Каким-то  образом  ей
удалось захватить длинный палаш пещерника. Грифон схватил  ее  в  когти,  и,
пока он разрывал ее на части, она его обезглавила.  В  следующий  миг  отряд
истязателей снова бросился в атаку. Лошади  воинов  были  слишком  напуганы,
чтобы помочь им, и потому им пришлось обратиться в бегство.  Поэтому  группа
Корика отступила, бежав на восток, а затем на север с врагами на  хвосте.  К
тому времени, когда они оторвались от преследования, они  уже  углубились  в
Анделейн так далеко, что смогли присоединиться к Протхоллу лишь на четвертый
день.
   Рано вечером воссоединившийся отряд разбил лагерь.  Пока  воины  готовили
ужин, с севера  медленно  поднимался  холодный  ветер.  Сначала  он  казался
освежающим, полным ароматов Анделейна. Но,  по  мере  того  как  приближался
восход луны, он все крепчал, и порывы его становились все  более  ощутимыми,
пока  наконец  он  не  начал  продувать  всю  долину.  Кавинант  ощущал  его
неестественность - нечто подобное ему приходилось чувствовать и раньше.  Как
хлыстом, он гнал темные скопления туч на юг. Приближалась ночь,  но  никому,
казалось, не хотелось спать. Общая депрессия все усиливалась,  словно  ветер
был пронизан страхом. На противоположных концах лагеря  Морестранственник  и
Кеан беспокойно мерили шагами землю. Большинство воинов с  удрученным  видом
сидели вокруг костра, бесцельно перебирая оружие. Биринайр с видом глубокого
недовольства шевелил огни костра. Протхолл и Морэм  стояли,  подставив  себя
ветру, словно пытаясь прочесть его с помощью нервов лица. А Кавинант  сидел,
склонив голову под грузом воспоминаний.
   Только Вариоля и Тамаранту не коснулось всеобщее настроение.
   Взявшись за руки,  двое  древних  Лордов  сидели  и  мечтательным  сонным
взглядом смотрели на огонь, и отблески костра словно письмена мелькали у них
на лбах.
   Вокруг лагеря, непоколебимые словно камни, стояли часовые.
   Наконец Морэм вслух выразил то, что чувствовали остальные:
   - Что-то происходит, что-то ужасное. Этот ветер неестественный.
   Восточный горизонт, видимый из-под туч, краснел от света луны.
   Время от времени Кавинанту казалось, что он видит оранжевые  отблески  на
этом красном фоне, но он не был в этом уверен. Изредка  поглядывая  на  свое
кольцо, он видел те же самые  оранжевые  вспышки  на  преобладающем  красном
фоне. Но ничего не сказал об этом. Ему было стыдно за то, что  Друл  наложил
на него свою лапу.
   И все же бури пока не было. Ветер продолжал свое дело, и в завываниях его
ощущалось дыхание льда, но он не  приносил  с  собой  ничего,  кроме  туч  и
депрессии, охватившей постепенно весь отряд. Наконец большинство воинов  все
же  сумели  задремать,  дрожа  от  порывов  ветра,  несущегося  к   Роковому
Отступлению и Южным Пустошам.
   Рассвет так и не наступил, тучи поглотили восходящее солнце. Однако отряд
был разбужен переменой в характере ветра. Он ослабел и потеплел,  постепенно
сменив направление на западное. При этом он не стал здоровее, а сделался еще
более коварным. Несколько воинов выбрались из-под одеял, звеня мечами.
   Отряд поспешно позавтракал, подгоняемый смутным чувством тревоги, которое
внушал им непонятный ветер. Старый хайербренд Биринайр первым понял его. Жуя
хлеб, он  вдруг  вскочил  на  ноги,  словно  чем-то  ошарашенный.  Дрожа  от
напряжения, он долго всматривался в восточный горизонт, затем выплюнул  хлеб
на землю.
   - Горит! - прошипел он. - Ветер. Я чувствую. Горит.  Что?  Я  чувствую...
Горит... Дерево! Дерево! - взвыл он. - Ах,  они  отважились!  Мгновение  все
молча смотрели на него. Потом Морэм воскликнул:
   - Горит настволье Парящее!
   Его спутники тотчас пришли в движение.  Стражи  Крови  вызвали  ранихинов
леденящим душу свистом. Протхолл сквозь зубы отдавал приказы,  которые  Кеан
затем кричал срывающимся голосом. Часть воинов  бросилась  седлать  лошадей,
пока остальные сворачивали лагерь. К тому времени,  когда  Кавинант  сел  на
Дьюру, весь отряд уже был готов отправиться в путь. Тотчас  же  все  галопом
поскакали на юго-восток вдоль Мифиль.
   Вскоре начались неприятности с лошадьми. Даже  самые  свежие  из  них  не
могли угнаться за ранихинами, а  мустанги,  которые  побывали  с  Кориком  в
Анделейне, еще не восстановили своих сил. Местность тоже  не  располагала  к
быстрой езде - она была слишком неровной. Протхолл послал двух Стражей Крови
вперед на разведку. Но после этого он был  вынужден  приостановить  движение
отряда. Он не мог позволить себе оставить часть сил позади.  И  все  же  они
двигались вперед с максимальной скоростью. Это была скачка, полная  нервного
напряжения - Кавинант, казалось,  слышал,  как  Кеан  скрежещет  зубами,  но
помочь этому было нельзя. Протхолл мрачно сдерживал рвущихся  вперед  свежих
лошадей. К полудню они достигли брода через Мифиль.  Теперь  они  уже  могли
видеть дым прямо к югу от них, и  запах  горящего  дерева  наполнял  воздух.
Протхолл отдал приказ остановиться, чтобы напоить  лошадей.  Потом  всадники
снова поскакали вперед, понукая ослабевших скакунов, словно надеясь, что  те
смогут найти новые силы.
   Через несколько лиг Высокий Лорд был вынужден еще замедлить скорость, так
как разведчики не возвращались. Мысль  о  том,  что  они  попали  в  засаду,
прорезала его лоб глубокой морщиной, а  глаза  сверкали  так,  словно  имели
алмазную грань. Отдав всадникам приказ перейти на шаг, он выслал вперед  еще
двоих Стражей Крови.
   Эти двое вернулись прежде, чем отряд одолел одну  лигу.  Они  сообщили  о
том, что настволье  Парящее  мертво.  Местность  вокруг  него  превращена  в
пустыню. Судя по признакам, можно предположить, что первые двое  разведчиков
ускакали на юг. Пробормотав "меленкурион!", Протхолл легким галопом повел за
собой отряд к останкам селения на дереве. Обугленный ствол был расщеплен  от
вершины до основания на две половины, чуть разошедшиеся  в  разные  стороны.
Время от времени то тут, то там все еще вспыхивали языки  пламени,  и  везде
вокруг основания дерева землю устилали трупы, словно земля была уже чересчур
переполненной смертью, чтобы вместить в себя  всех  жителей  селения.  Трупы
остальных обитателей настволья,  не  обгоревших,  лежали  какой-то  странной
цепочкой, тянущейся через поляну на юг. Вдоль этой цепочки лежало  несколько
искалеченных трупов пещерников, но возле дерева было всего лишь  одно  тело,
не принадлежавшее человеку, - один мертвый юр-вайл. Он лежал на спине  лицом
к расщепленному стволу, и его черное как смоль тело было так же измято,  как
и металлический палаш, все еще зажатый в руке.  Возле  тела  лежала  тяжелая
металлическая пластина почти в десять футов шириной.
   Зловоние мертвой обожженной плоти заполняло всю поляну.
   Воспоминания об обитателях настволья заставили Кавинанта  ощутить  прилив
дурноты.
   Лордов же, казалось,  это  зрелище  лишило  здравомыслия;  они  не  могли
поверить, что люди, находившиеся на их попечении, могли подвергнуться такому
насилию. Вскоре первый знак Тьювор поведал всем о том,  что  здесь,  видимо,
произошло.
   У людей настволья Парящее не было ни малейшего шанса.
   В конце дня накануне, предположил  Тьювор,  большой  отряд  пещерников  и
юр-вайлов (истоптанная земля на поляне говорила о том, что отряд  был  очень
многочисленным)  окружил  дерево.  При  этом  они  держались  за   пределами
досягаемости стрел. Вместо того, чтобы напасть  на  настволье,  они  выслали
вперед несколько  юр-вайлов,  и  те  под  прикрытием  металлических  пластин
подобрались к дереву и подожгли его.
   - Слабый огонь, - заметил Биринайр. Подойдя к дереву, он постучал по нему
посохом. Часть обугленной коры отпала, обнажив белое дерево.
   - Сильный огонь уничтожает все, - бормотал он. - От него могла бы  спасти
только сила. Разумеется, слабый шанс, но если бы  хайербренд  знал  заранее,
был готов к нападению, он мог бы подготовить  дерево,  дать  ему  силу.  Они
смогли бы выжить. Ах! Я должен был быть здесь.  Они  не  смогли  бы  сделать
этого, если бы я позаботился о защите.
   - Как только огонь охватил дерево, -  продолжал  свою  версию  Тьювор,  -
атакующие просто выпускали стрелы в тех, кто пытался его погасить, и  ждали,
когда отчаявшиеся обитатели настволья попытаются бежать.  Отсюда  и  цепочка
необгоревших тел, протянувшаяся на юг. Здесь была  устроена  засада.  Потом,
когда огонь стал слишком велик, чтобы настволье могло сопротивляться, мастер
учения юр-вайлов  расщепил  дерево,  чтобы  уничтожить  его  окончательно  и
стряхнуть с него всех, кто еще остался в живых. Биринайр снова заговорил:
   - Он получил свое возмездие. Глупец, а не мастер  своего  учения.  Дерево
уничтожило его. Хорошее дерево. Даже охваченное огнем, оно не было  мертвым.
Хайербренд - храбрый человек.  Нанес  ответный  удар.  И...  До  Осквернения
учение лиллианрилл могло бы еще спасти ту жизнь, которая в нем еще осталась,
- он нахмурился, словно в ожидании, что кто-то осмелится критиковать его.  -
Я этого не могу.
   Но мгновение спустя его величественность угасла, и он печально обернулся,
чтобы еще раз посмотреть на разрушенное дерево, словно молча просил  у  него
прощения. Кавинант не стал  вдаваться  в  подробности  анализа  Тьювора,  он
чувствовал себя смертельно больным от зловония, насыщенного  кровью.  Но  на
великана оно не действовало. Он рассеянно заметил:
   - Это  сделал  не  Друл.  Ни  один  из  пещерников  не  владеет  подобной
стратегией. Ветер и тучи,  чтобы  скрыть  признаки  нападения,  должны  были
отвлечь внимание всех, кто  мог  бы  придти  на  помощь,  оказавшись  рядом.
Металлические щиты доставлены сюда кто  знает  из  какого  далека.  Атака  с
такими минимальными потерями. Нет, здесь от начала до конца чувствуется рука
Губителя Душ. Камень и море!
   Голос у него внезапно перехватило, и он отвернулся  и  затянул  песню  на
языке великанов, чтобы успокоиться.
   Кеан спросил:
   - Но почему здесь? - В его голосе слышалось нечто, похожее на  панику.  -
Почему он напал именно на это место?
   Что-то в голосе Кеана, какой-то  намек  на  истерику  среди  храбрых,  но
неопытных  и  пораженных  молодых  воинов,  заставило  Протхолла  выйти   из
состояния глубокой задумчивости.
   Отвечая скорее не Кеану, а на его вопрос, Высокий Лорд твердо сказал:
   - Вохафт Кеан, у нас много работы. Лошадям надо отдохнуть,  а  мы  должны
работать. Мертвых надо похоронить. Было бы жестоко  оставить  их  так  после
всего, что они перенесли. Пусть ваш Дозор  принимается  за  работу.  Копайте
могилы на южной стороне поляны, - он указал на участок травы примерно в  ста
футах от изувеченного дерева. - Мы же... - обратился он к остальным  Лордам,
- мы будем относить мертвых к их могилам.
   Великан прервал свою траурную песню.
   - Нет, носить буду я. Позвольте мне проявить свое уважение.
   - Хорошо, - ответил Протхолл.  -  Тогда  мы  приготовим  пищу  и  обсудим
ситуацию.
   Кивком он послал Кеана отдавать приказы  Дозору.  Затем,  повернувшись  к
Тьювору, он попросил его выставить часовых. Тот заметил, что восьми  Стражей
Крови недостаточно, чтобы просматривать все открытое пространство,  но  если
послать ранихинов пастись в окружающих горах, то помощь Дозора, возможно, не
понадобится.  После  минутной  паузы  первый  знак  спросил,  как   быть   с
отсутствующими разведчиками.
   - Подождем, - тяжело ответил Протхолл.
   Тьювор кивнул и отошел к ранихинам. Они стояли неподалеку, глядя горящими
глазами на обугленные тела вокруг дерева. Когда к ним  подошел  Тьювор,  они
сомкнулись  вокруг  него,  словно  горя  нетерпением  сделать  все,  что  он
прикажет. Мгновение спустя они уже мчались в разных направлениях.
   Лорды слезли с коней, распаковали мешки с едой и занялись  приготовлением
пищи на небольшом костерке лиллианрилл,  который  зажег  для  них  Биринайр.
Воины собрали всех лошадей, расседлали и стреножили. Затем Дозор приступил к
рытью могил. Ступая  с  величайшей  осторожностью,  чтобы  не  наступить  на
кого-нибудь  из  мертвых,  великан  двигался  к  дереву,   чтобы   осмотреть
металлическую пластину. Она оказалась чрезвычайно тяжелой, но он поднял ее и
вынес на край поляны. Здесь он начал осторожно  подбирать  и  укладывать  на
пластину трупы, используя ее в качестве носилок. При этом глаза  его  горели
опасным огнем, а выпуклый лоб, казалось, еще больше вспучился от распиравших
его эмоций.
   В течение  некоторого  времени  Кавинант  единственным  из  всего  отряда
оставался без дела.  Это  его  беспокоило.  Зловоние  трупов  заставило  его
вспомнить настволье Парящее, каким он оставил его несколько дней тому назад:
высоким и гордым, полным жизни и прекрасных людей, а среди них - он с  болью
подумал об этом - Барадакас, Ллаура и дети.
   Ему необходимо было чем-то заняться, чтобы отвлечься от этих мыслей.
   Оглядев отряд, он заметил, что воинам нечем копать. Они захватили с собой
лишь несколько пик и лопат,  большинство  пытались  рыть  землю  руками.  Он
подошел ближе к дереву. Вокруг ствола  было  раскидано  множество  обгорелых
ветвей,  и  у  некоторых  уцелела  сердцевина.  И   хотя   ему   приходилось
прокладывать себе путь среди мертвых, хотя близость  этих  тел,  чья  плоть,
словно намазанная подобно тающему воску на обугленные кости, вызывала у него
непрерывную тошноту, он собрал все сучья, которые мог  сломать,  оттащил  их
подальше от дерева и с помощью своего ножа очистил их и  заострил  с  одного
конца. От этой работы руки его почернели, равно как и белая  одежда,  а  нож
как-то  неловко  изогнулся  в  его  ополовиненной  руке,  но  он  настойчиво
продолжал свое дело.
   Изготовленные колья он отдал воинам, и теперь их  работа  пошла  быстрее.
Вместо  отдельных  могил  они  копали  братские,  каждая  из  которых   была
достаточно глубока и длинна, чтобы вместить  дюжину  или  более  мертвых.  С
помощью кольев, которые сделал Кавинант, воины начали рыть  могилы  быстрее,
чем великан успевал их заполнять.
   На склоне дня Протхолл позвал их обедать. К этому времени почти  половина
мертвых была погребена. Никто не был расположен к  еде  в  этом  месте,  где
воздух был полон зловония, а пейзаж - растерзанной плоти,  но  Высокий  Лорд
настоял на обеде. Кавинанту это казалось странным до  тех  пор  пока  он  не
попробовал пищу. Лорды приготовили еду, какой он  еще  не  пробовал  в  этой
Стране. Ее вкус вызывал  необычайный  аппетит,  и  когда  он  насытился,  то
почувствовал, что его депрессия уменьшается. Он ел последний раз день назад,
и сам удивился своей прожорливости.
   Большинство воинов уже покончило с едой и солнце было  на  закате,  когда
общее внимание привлек отдаленный крик вдали.  Часовые,  находившиеся  южнее
других,  ответили,  и  мгновение  спустя  на  поляну  галопом  влетели  двое
отсутствовавших Стражей  Крови.  Их  ранихины  были  мокрыми  от  пота.  Они
привезли с собой двух людей: женщину и ребенка лет четырех на вид. Оба  были
жителями настволья, и оба были изранены  так,  словно  принимали  участие  в
битве.
   Рассказ разведчиков  был  краток.  Они  достигли  опустошенной  поляны  и
обнаружили след жителей настволья, пытавшихся бежать  в  южном  направлении.
Вскоре они обнаружили некоторые признаки того, что, возможно,  не  все  люди
были  убиты.  Поскольку  враг  ушел,  то  не  было   срочной   необходимости
возвращаться  назад  и  предупреждать  Лордов,  поэтому  они  решили  искать
оставшихся в живых. Они уничтожили за собой  все  следы,  чтобы  вернувшиеся
истязатели не смогли их найти, и поехали на юг.  Перед  полуднем  они  нашли
женщину и ребенка, бежавших изо всех сил, не соблюдая никакой  осторожности.
Оба были ранены, ребенок, казалось, утратил  все  признаки  здравомыслия,  и
женщина тоже была готова впасть в безумие.  Она  признала  в  Стражах  Крови
друзей, но  была  не  в  состоянии  что-либо  рассказать.  Однако  в  момент
просветления она настойчиво утверждала, что в лиге  или  двух  отсюда  живет
Целитель-Освободившийся. Надеясь что-нибудь узнать  от  женщины,  разведчики
отвезли ее к пещере исцелителя. Но пещера была пуста - и было похоже, что  в
течение многих дней. Поэтому  они  привезли  оставшихся  в  живых  назад,  к
настволью Парящее.
   Двое стояли перед Лордами, и женщина сжимала  безответную  руку  ребенка.
Мальчик равнодушно смотрел вокруг, не различая лиц и не реагируя на  голоса.
Когда рука его выскользнула из руки женщины, то безвольно упала вдоль  тела,
словно неживая; он не сопротивлялся и вообще никак  не  отреагировал,  когда
она снова взяла  его  за  руку.  Его  глаза,  рассеянно  блуждавшие  вокруг,
казались сверхъестественно темными, словно были полны черной крови.
   Его вид ошеломил Кавинанта. Мальчик был похож на его  собственного  сына,
Роджера,  которого  у  него  отняли,  словно  его  отцовство  было  отменено
проказой.
   "Фаул!" - молча простонал он.
   Словно косвенно отвечая на его мысли, женщина вдруг сказала:
   - Это Пьеттен, сын Саронала. Он любит лошадей.
   - Это правда, - отозвался один из всадников. - Он сидел  впереди  меня  и
все время гладил шею ранихина.
   Но Кавинант не слушал. Теперь он смотрел на женщину. Глядя  на  ее  лицо,
искаженное болью утраты, обожженное, он неуверенно произнес:
   - Ллаура?
   Солнце садилось, но заката не было. Тучи  затянули  горизонт  и  короткие
сумерки стали быстро превращаться в ночь. По мере того как солнце  садилось,
воздух  становился  все  гуще  и  душнее,   словно   тьма   истекала   потом
предчувствия.
   - Да, я знаю тебя, -  слабым  голосом  произнесла  женщина.  -  Ты  Томас
Кавинант Неверящий и Носящий  Белое  Золото.  В  облике  Берека  Полурукого.
Джеханнум говорил правду. Пришло большое зло.
   Она тщательно выбирала слова,  словно  пыталась  удержать  равновесие  на
лезвии ножа.
   - Я - Ллаура, дочь Аннамара, из числа хииров настволья Парящее.
   Наших часовых, вероятно, убили. Никто нас не предупредил. Но...
   Но тут ее самообладание кончилось,  и  она  начала  произносить  какие-то
нечленораздельные звуки, словно связь между ее мозгом и голосом  прервалась,
оставив ее в мучительной борьбе с невозможностью говорить внятно.  Глаза  ее
горели яростной сосредоточенностью, а голова  тряслась  при  каждой  попытке
сформировать слово. Но ее  трясущиеся  губы  не  слушались.  Страж  Крови  -
разведчик - сказал:
   - В таком состоянии мы ее и нашли. Время от времени она  может  говорить.
Но большей частью - нет.
   Услышав это, Ллаура сделала сверхъестественное усилие, подавив  истерику,
и опровергла то, что сказал разведчик.
   - Я - Ллаура, - повторила она. - Из числа хииров настволья