ову,  словно  вопрос  Протхолла  был  насмешкой.  -
Ревлстон помнит, что нам не удалось  воссоздать  ничего  из  Учения  Кевина.
Какую  возможную  помощь  сможем  мы  здесь  оказать?  Осондреи  более   чем
достаточно. Без этого похода наши жизни можно считать прожитыми впустую.
   - Нет, мои Лорды, нет, - пробормотал Протхолл. На лице его было смущение.
Он посмотрел на Морэма, ища поддержки. Криво усмехаясь, Морэм сказал:
   - Жизнь устроена очень разумно. Мужчины  и  женщины  старятся  для  того,
чтобы было кому учить молодых уму-разуму. Позволь им ехать  с  нами.  Прошло
еще одно мгновение колебаний, и Протхолл принял решение.
   - Ну, что же, едем. Вы будете учить нас всех.
   Вариоль улыбнулся Тамаранте, и она улыбнулась в  ответ  с  высокой  спины
ранихина. На лицах их появилось выражение полного  удовлетворения,  а  глаза
заискрились радостью. Глядя на них, Кавинант подобрал поводья своей лошади и
поудобнее уселся в седле. Его сердце тревожно билось, но  клинго  неожиданно
дало ему  ощущение  безопасности,  которое  успокоило  его.  Следуя  примеру
Протхолла и Морэма, он засунул посох под левое бедро, где тот  приклеился  к
клинго. Затем он сжал коленями мустанга и постарался не волноваться.
   Человек, державший лошадь, прикоснулся к колену Кавинанта, чтобы привлечь
его внимание.
   - Ее зовут Дьюра - Дьюра Файрфленк. В Стране лошади встречаются редко.  Я
хорошо объездил ее. И бегает она не хуже ранихина, - хвастливо добавил он  и
опустил глаза, словно смутившись своих слов. Кавинант хрипло ответил:
   - Ранихин мне не нужен.
   Человек  принял  это  как  комплимент  в  адрес  Дьюры   и   просиял   от
удовольствия. Отойдя назад, он приложил ладони ко лбу и широко раскинул руки
в приветственном салюте.
   Со своего возвышения Кавинант осмотрел отряд. Вьючных лошадей не было, но
к каждому седлу были прикреплены мешки с провиантом и оружием, а за спиной у
Биринайра висел густой пучок  прутьев  лиллианрилл.  Стражи  Крови  не  были
обременены чем-либо, но через плечо  великана  был  перекинут  его  огромный
мешок, и он, казалось, был готов двигаться со скоростью не  меньшей,  чем  у
любой лошади.
   Протхолл привстал на стременах и обратился к членам отряда:
   - Друзья  мои,  вы  должны  отправиться  в  путь.  Наш  поход  не  терпит
отлагательств, и срок  подгоняет  нас.  Я  не  буду  тревожить  ваши  сердца
длинными речами и связывать вас священными клятвами. Но я требую от вас двух
вещей: берегите силы и помните клятву Мира.  Мы  идем  навстречу  опасности,
быть может, даже войне - если понадобится. Мы будем  сражаться.  Но  злобное
кровопролитие не спасет Страну.
   Помните кодекс:

   Не порань, где достаточно удержать,
   Не изувечь, где достаточно поранить,
   Не убей, где достаточно изувечить.
   Величайший воин - тот, который
   Обходится без убийств.

   Затем Высокий Лорд развернул коня лицом к Ревлстону.  Вытащив  посох,  он
три раза взмахнул им над головой и вознес к небу.  Из  его  конца  вырвалось
голубое ослепительное пламя. И он крикнул, обращаясь к Твердыне:
   - Хей, Ревлстон!
   Все  население  Твердыни  ответило  единым  могучим,  потрясающим  долину
криком:
   - Хей!
   Этот  победный  клич,  исторгнутый  тысячами  голосов,  достиг  гор;  сам
утренний воздух, казалось, задрожал от одобрения  и  приветствия.  Несколько
ранихинов весело заржали. В ответ Кавинант сжал зубы, ощутив внезапный спазм
в горле.  Он  почувствовал  себя  никчемным  и  недостойным  этого  зрелища.
Протхолл развернул коня и пустил его галопом. Отряд быстро рассредоточился в
порядке следования. Морэм указал Кавинанту на его  место  позади  Протхолла,
впереди Вариоля и Тамаранты. Четверо Стражей Крови  двигались  по  бокам  от
Лордов. Кеан, Тьювор и Корик скакали впереди Протхолла,  а  сзади  следовали
Биринайр и Дозор. Широким  шагом  рядом  с  Морэмом  и  Кавинантом  двигался
великан,  делавший  это  с  такой  легкостью,   словно   совершал   подобные
путешествия каждый день.
   Итак, на рассвете нового  дня  отряд,  снаряженный  в  поход  за  Посохом
Закона, покинул Твердыню Лордов.

Глава 16
Граница крови

   Следующие  три  дня  Томас  Кавинант  провел  в   бесконечных   мучениях,
доставляемых ему верховой ездой. Сидеть в седле  из  тонкой  кожи  было  все
равно что ехать вообще без седла. Жесткий хребет  Дьюры,  казалось,  вот-вот
распилит его пополам. В коленях было такое ощущение, словно они вывернуты из
суставов, бедра и икры болели и ныли от напряжения, и  боль  эта  постепенно
распространялась по спине. Шея тоже устала  от  неожиданных  прыжков  Дьюры,
когда она преодолевала различные неровности  ландшафта.  Временами  Кавинант
удерживался на спине лошади лишь потому, что липкое седло клинго  не  давало
ему упасть. А по ночам все мышцы так ужасно ныли, что он не мог  уснуть  без
помощи "глотка алмазов".
   В итоге он практически  не  видел  окружающего  пейзажа,  не  замечал  ни
погоды, ни настроения членов  отряда.  Он  игнорировал  или  пресекал  любую
попытку вовлечь его в  разговор  и  был  целиком  поглощен  своими  болевыми
ощущениями и страхом развалиться на части. И  вновь  ему  пришлось  признать
самоубийственность  природы  своего  сна,  вызванного  затмевающим  сознание
помрачением его разума.
   Но напиток великана и невероятное здоровье Страны  действовали  на  него,
невзирая на его страдания.  Плоть  постепенно  приспосабливалась  к  жесткой
спине Дьюры. И, сам того не сознавая, он все  больше  совершенствовался  как
наездник. Он учился совершать движения вместе с лошадью, вместо  того  чтобы
противиться ей. Проснувшись после третьей ночи, он обнаружил, что физические
страдания больше не угнетают его.
   К этому времени отряд уже оставил позади возделанные поля и  углубился  в
дикие степи. Когда они разбили лагерь в центре  сурового  плато  и  Кавинант
получил возможность обратить внимание на пейзаж,  то  глазам  его  предстала
скалистая и безрадостная местность.
   Тем не менее сознание того, что  он  двигается  вперед,  вновь  дало  ему
иллюзию безопасности. Подобно многим другим вещам, Ревлстон остался  позади.
И теперь, когда великан обратился к нему в очередной раз, он  нашел  в  себе
силы отвечать ему без раздражения.
   Заметив это, великан сказал Морэму:
   - Камень и море, мой Лорд! Мне кажется, Томас Кавинант решил вернуться  к
жизни. Безусловно, это заслуга "глотка алмазов". Эй, Юр-Лорд Кавинант, добро
пожаловать в нашу компанию. Знаете  ли  вы,  Лорд  Морэм,  что  у  великанов
существует древняя легенда о войне, прекращенной "глотком  алмазов"?  Хотите
послушать? Я могу рассказать ее за полдня.
   - В самом деле? - усмехнулся Морэм. - Неужели на  это  потребуется  всего
лишь полдня, хотя ты будешь рассказывать лишь на бегу, во время движения?
   Морестранственник расхохотался.
   - В таком случае, я справлюсь с этим раньше заката завтрашнего дня.
   Это утверждаю я, Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник.
   - Я слышал эту легенду, - сказал Высокий Лорд Протхолл. -  Но  рассказчик
заверил меня, что на самом деле причиной войны и ее окончания был все же  не
"глоток алмазов". Эта заслуга принадлежала манере  великанов  разговаривать.
Когда великаны перестали  задавать  вопрос  о  причинах  войны,  прошло  уже
столько времени, что соперники забыли суть дела.
   - Ах, Высокий Лорд, - вновь захохотал  Морестранственник,  -  вы  не  так
поняли. О войне было забыто потому, что великаны пили все это время  "глоток
алмазов".
   Смех вырвался у слушающих воинов, и Протхолл тоже улыбнулся,  возвращаясь
к коню. Вскоре отряд уже вновь был в пути, и Кавинант занял  место  рядом  с
Морэмом.
   Теперь Кавинант начал прислушиваться к тому, что  происходило  в  отряде.
Лорды и Стражи Крови молчали почти все время, погрузившись в размышления, но
топот копыт перекрывали обрывки разговоров и песен, доносящиеся  со  стороны
воинов. Возглавляемые Кеаном, они выглядели уверенными  в  себе  и  радостно
оживленными, словно им не терпелось наконец применить на деле те навыки, что
они получили за годы тренировки в учении меча.
   Некоторое время спустя Лорд Морэм удивил Кавинанта тем, что  без  всякого
предисловия сказал:
   - Юр-Лорд, как вам известно,  Совет  задал  вам  не  все  вопросы,  какие
следовало бы. Могу ли я сделать это сейчас? Мне хотелось бы побольше  узнать
о вашем мире.
   - Моем мире? -  Кавинант  с  трудом  проглотил  слюну.  Ему  не  хотелось
говорить об этом, не хотелось вновь переживать болезненную процедуру Совета.
- Зачем?
   Морэм пожал плечами.
   -  Потому  что  чем  больше  я  буду  о  вас  знать,  тем  точнее   смогу
предположить, чего следует ожидать от вас в  момент  опасности.  Или,  может
быть, потому, что понимание вашего мира может научить меня обращаться с вами
надлежащим образом. Или, может быть, я задал этот вопрос просто  из  чувства
товарищества.
   В голосе Морэма Кавинант услышал искренность, и это обезоружило  его.  Он
поклялся Лордам и самому себе соблюдать своего рода честность. Но этот  долг
был для него не из легких, и  он  не  мог  найти  никакого  легкого  способа
высказывать все,  что  необходимо  было  сказать.  Повинуясь  инстинкту,  он
сказал:
   -  У  нас  существуют  рак,  болезни  сердца,  туберкулез,   всевозможные
склерозы, врожденные дефекты, проказа; есть также  алкоголизм,  венерические
заболевания,  наркомания,  изнасилования,  грабежи,  убийства,   развращение
малолетних, геноцид...
   Он не стал дальше перечислять  этот  каталог  зла,  который  мог  длиться
вечно. Через мгновение он привстал на стременах и жестом указал  на  лежащие
вокруг суровые равнины.
   - Вероятно, вы видите это лучше, чем я, но я могу все же сказать, что они
прекрасны. Они живы - живы в том смысле, в  каком  должны  быть.  Эта  трава
имеет неприглядный вид - она желтая, жесткая и редкая, но я могу  видеть  ее
здоровье. Она принадлежит этому месту, этому виду почвы. Черт возьми!  Глядя
на грязь, я даже могу определить, какое сейчас время года. Я вижу весну.
   В том месте, откуда я пришел, мы лишены способности так видеть.
   Если не знать ничего о годичных циклах  растений,  невозможно  определить
разницу между весной и летом. Если не иметь  образца  сравнения,  невозможно
определить... Но мир прекрасен - то, что от него осталось, то, что мы еще не
разрушили, - образы Небесной Фермы  проникли  в  его  мозг,  и  он  не  смог
удержаться от сарказма, сказав в заключение: - У нас тоже есть красота. Но у
нас она служит только для декорации.
   - Декорация, - эхом отозвался Морэм. - Это слово мне незнакомо, но мне не
нравится, как оно звучит.
   Кавинант ощутил странное потрясение, словно только  что  увидел,  что  он
стоит слишком близко к пропасти.
   - Это означает, что красота - нечто побочное, - проскрежетал  он.  -  Это
хорошо, но это нечто такое, без чего можно жить.
   - Можно? - во взгляде Морэма появился опасный блеск.
   А великан позади него повторил, немного запинаясь:
   - Жить  без  красоты?  Ах,  друг  мой!  Как  же  вы  там  сопротивляетесь
отчаянию?
   - Я не думаю, что  мы  это  делаем,  -  пробормотал  Кавинант.  -  Просто
некоторые из нас упрямы.
   Потом он замолчал. Морэм не задавал  ему  больше  вопросов,  и  он  ехал,
погрузившись в свои мысли, пока Высокий Лорд Протхолл не  объявил  остановку
на отдых.
   В течение остатка дня молчание Кавинанта,  казалось,  понемногу  заразило
всех остальных. Болтовня и пение  Дозора  постепенно  стихло.  Морэм  как-то
искоса поглядывал на Кавинанта, но не делал попыток возобновить разговор.  А
Протхолл казался таким же  мрачным,  как  и  Стражи  Крови.  Потом  Кавинант
догадался, в чем дело. Этой ночью должно было наступить первое  оскверненное
полнолуние.
   Дрожь пронзила его. Эта ночь будет своего рода проверкой силы Друла: если
пещерник сможет удержать свою кровавую  отметку  даже  на  полной  луне,  то
Лордам придется признать, что его сила не имеет видимых границ. И такая сила
сможет сотворить - и почти наверняка уже породила - целые  армии  мародеров,
чтобы удовлетворить вкус Друла к грабежу. Тогда отряду  придется  сражаться,
чтобы пройти дальше.
   Кавинант с содроганием вспомнил свою краткую встречу с  Друлом  в  пещере
Кирил Френдор. Подобно своим  спутникам,  он  чувствовал  уже  прикосновение
ночной пелены и невольно думал о том, что может за ней скрываться.
   Лишь Вариоля  и  Тамаранты,  казалось,  не  коснулось  общее  настроение.
Тамаранта выглядела  полусонной  и  совершенно  не  правила  своей  лошадью,
которая сама выбирала путь. Ее супруг сидел  в  седле  прямо,  твердо  держа
поводья, но  рот  его  был  расслаблен,  а  взгляд  рассеян.  Они  выглядели
немощными. Кавинант чувствовал, что может увидеть хрупкость  их  костей.  Но
лишь они одни из всего отряда были безучастны к наступлению ночи - казалось,
они даже рады ее приближению. Быть может, они просто не понимали.
   Еще до наступления темноты отряд остановился на северном склоне неровного
холма, частично защищавшего от юго-западного ветра.  Воздух  стал  холодным,
словно вернулась зима, и ветер леденил  сердца  путешественников.  Несколько
воинов молча кормили лошадей, остальные  готовили  скромную  пищу  на  огне,
который Биринайр высек из  прута  лиллианрилл.  Ранихины  галопом  умчались,
чтобы заночевать в каком-то укромном месте  или  совершить  какой-то  обряд.
Остальные скакуны остались на месте, стреноженные.  Стражи  Крови  выставили
вокруг лагеря часовых, а остальные устроились  возле  огня,  завернувшись  в
плащи. Как только остатки дневного света  окончательно  рассеялись,  ветерок
окреп и превратился в довольно сильный постоянный ветер.
   Кавинант обнаружил, что он сейчас был бы не  прочь  ощутить  товарищеское
участие, с которого начался день. Но сам же и понимал, что это невозможно, и
ему пришлось ждать, пока Высокий Лорд Протхолл поднимется,  чтобы  встретить
мрачные предчувствия членов отряда. Твердо уперев посох в  землю,  он  запел
гимн Ревлстону, который Кавинант слышал во время  вечерней  службы.  К  нему
присоединился Морэм, затем Вариоль и Тамаранта, и вскоре весь Дозор был  уже
на ногах, добавив к пению мощь своих голосов. Они стояли под мрачным небом -
двадцать пять человек, поющих словно пророки:

   Семь Проклятий для отрицающих веру,
   Для предателей Страны, людей и духов,
   И один храбрый Лорд, чтобы
   Противостоять судьбе и беречь
   Цветок красоты от черноты порчи.

   Они смело возвысили голоса, и контрапунктом этой мелодии был  раскатистый
тенор великана, певшего свою песню. Когда гимн был спет до конца, они сели и
заговорили все вместе низкими голосами, словно гимн - это все, что  им  было
необходимо, чтобы восстановить свое мужество.
   Кавинант сидел и глядел на свои узловатые руки. Не поднимая  взгляда,  он
чувствовал восход луны: он ощутил вокруг странное напряжение,  когда  первый
красный отблеск появился на горизонте. Но он закусил губу и не поднял  глаз.
Его спутники тяжело дышали; красноватый отблеск постепенно сгущался в сердце
огня, но Кавинант все не отрывал взгляда от своих рук,  словно  изучал,  как
белеют костяшки его  пальцев.  Потом  он  услышал  мучительный  шепот  Лорда
Морэма:
   "Меленкурион!", И понял, что луна  была  полностью  красной,  запятнанной
так, будто ее осквернение было закончено, - такая  кровавая,  словно  ночное
небо прорезали до самого сердца. Кавинант ощутил, как ее свет  коснулся  его
лица, и щеку перекосило от отвращения.
   В следующее мгновение раздался отдаленный вой, словно  плач  протеста.  В
холодном воздухе он пульсировал, словно само отчаяние.  Вопреки  своей  воле
Кавинант посмотрел на окрашенные в кровавый цвет равнины; на  мгновение  ему
показалось, что люди  должны  были  вцепиться  в  этот  звук.  Но  никто  не
шевелился. Крик, вероятно, издавало какое-нибудь животное.  Быстро  взглянув
на обезображенную луну, Кавинант вновь опустил глаза.
   И тут он с ужасом увидел, что лунный свет придал его  кольцу  красноватый
оттенок - металл выглядел так, словно его погружали в кровь. Серебро изнутри
старалось пробиться сквозь алый  отблеск,  но  тот,  казалось,  просачивался
внутрь, постепенно погашая и извращая Белое Золото.
   Инстинктивно он понял.  Несмотря  на  то,  что  сердце  его  готово  было
выпрыгнуть  из  груди,  он  сидел  неподвижно,  внушая  себе  молчаливые   и
бесполезные предупреждения. Затем он вскочил, прямой и непреклонный,  словно
сама луна заставила его сделать это - руки прижаты плотно  к  бокам,  кулаки
сжаты.
   Сзади раздался голос Баннора:
   - Не  пугайся,  Юр-Лорд.  Ранихины  предупредят  нас,  если  волки  будут
представлять угрозу.
   Кавинант повернул голову. Страж Крови протянул к нему руку  успокаивающим
жестом.
   - Не прикасайся ко мне! - прошипел Кавинант.
   Он рывком отодвинулся от Баннора. На  мгновение  он  с  бьющимся  сердцем
увидел, что  кровавый  цвет  луны  сделал  лицо  Баннора  похожим  на  кусок
застывшей лавы. Затем под ногами, словно взрыв,  возникло  ужасное  ощущение
зла, и он упал рядом с огнем. Ударившись, он бросил тело вперед, не думая ни
о чем, ощущая лишь непреодолимое желание избежать  нападения.  Перекатившись
через голову, он  почувствовал,  что  ноги  ударились  о  тлеющие  головешки
костра.
   Но едва Кавинант  упал,  Баннор  прыгнул  вперед.  Когда  Кавинант  задел
костер, Стражу Крови оставался до  него  всего  лишь  шаг.  Почти  в  то  же
мгновение он схватил Кавинанта  за  запястье  и,  легко  выдернув  из  огня,
поставил на ноги.
   Еще не успев твердо встать, Кавинант обернулся к Баннору и прокричал  ему
в лицо:
   - Не прикасайся ко мне!
   Баннор отпустил руку Кавинанта и сделал шаг назад.
   Протхолл, Морэм, великан и все воины были уже на ногах. Они  смотрели  на
Кавинанта с удивлением, замешательством и возмущением.
   Он ощутил внезапную слабость. Ноги дрожали,  и  он  опустился  на  колени
возле костра.
   "Проклятый Фаул подстроил это, он хочет меня погубить" - думал  Кавинант,
указывая трясущимся пальцем на землю в том месте, где только что стоял.
   - Вот, - прошептал он. - Это было здесь. Я это почувствовал.
   Реакция Лордов была мгновенная. Пока  Морэм  кричал  Биринайру,  Протхолл
быстро шагнул вперед и наклонился над местом, которое указал Кавинант.
   Тихо бормоча что-то под нос, он коснулся земли кончиками пальцев,  словно
исследующий рану  врач.  Затем  к  нему  присоединились  Морэм  и  Биринайр.
Биринайр отодвинул Высокого Лорда, взял свой посох лиллианрилл и прикоснулся
концом к подозрительному месту. Вращая посох между ладонями, он повелительно
сосредоточил взгляд на своем любимом дереве.
   - На какое-то мгновение, - пробормотал Протхолл, - я кое-что почувствовал
- какую-то память в земле. Затем она ускользнула от меня, - он  вздохнул.  -
Это было ужасно.
   Биринайр эхом отозвался: "Ужасно", продолжая сосредоточенно свои действия
и разговаривая сам с собой. Протхолл и Морэм смотрели на его руки, дрожавшие
от старости или от какого-то другого ощущения. Вдруг он закричал:
   - Ужасно! Рука Убийцы! И он отважился сделать это? - Он бросился прочь  с
такой быстротой, что упал бы, если бы его не подхватил Протхолл.
   На  мгновение  они  встретились  глазами,  словно   пытались   обменяться
какими-то мыслями, которые нельзя  было  произнести  вслух.  Затем  Биринайр
высвободился из рук Протхолла. Глядя вокруг так, словно он собирался увидеть
осколки своего достоинства, разбросанные под ногами, он хрипло пробормотал:
   - Я настаиваю на своем. Я еще не настолько стар.
   Взглянув на Кавинанта, он продолжал:
   - Вы думаете, я стар. Разумеется. Стар и глуп. Пошел в поход, когда  надо
было греть ноги у огня. Как чурбан. - Указывая на Неверящего, он заключил: -
Спросите его. Спросите!
   Пока внимание всех было привлечено к хайербренду,  Кавинант  поднялся  на
ноги и спрятал руки в  карманы,  чтобы  скрыть  цвет  своего  кольца.  Когда
Биринайр указал на него, он поднял