и. Но мы не будем знать отдыха до тех пор, пока тень нашей прежней
глупости не улетучится из сердца Страны,  а  тьма  не  зачахнет  в  цветении
жизни.
   И Протхолл продолжал:
   -  Но  в  служении  Стране  нет  иссушения.  Служение  делает   возможным
возвышение, точно так же, как рабство усиливает унижение. Мы можем  идти  от
знаний к знаниям, а затем к еще более высоким знаниям, если нас поддерживает
мужество и сила и если мудрость не покидает нас, гонимая тенью. Мы  -  новые
хранители Страны, сторонники и верные слуги земной силы.

   Ибо мы отдыхать не будем
   И не свернем с пути,
   Не потеряем веру,
   Не потерпим поражения -
   И так будет до тех пор,
   Пока серое не станет голубым,
   А Рилл и Маэрль -
   Столь же свежими и чистыми,
   Как древний Ллураллин.

   На это все  собравшиеся  ответили  пением  тех  самых  слов,  строчка  за
строчкой, повторяя их  за  Высоким  Лордом,  и  звук  этого  единого  голоса
отражался в святилище, словно его ритмическая интонация высвободила какую-то
скрытую подземную страсть.
   Пока длился этот могучий звук, Протхолл склонил голову в знак смирения.
   Но когда пение прекратилось, он опять вскинул голову  и  широко  раскинул
руки, словно открывая грудь навстречу обвинению.
   - Ах, друзья мои! - воскликнул он. - Посвятившие  себя  служению  Стране,
почему нам стало так трудно постигать Учение Кевина? Кто из нас  сумел  хотя
бы приблизиться к уровню знаний наших  предков?  Мы  держим  в  своих  руках
первый Завет - мы читаем  манускрипт,  слова  которого  большей  частью  нам
понятны, - и все же мы не можем проникнуть в тайны.  Какой-то  недостаток  в
самих  нас,  какая-то  перемена  к  худшему,  какое-то  ошибочное  действие,
какой-то основной компонент в наших намерениях мешает нам. Я не  сомневаюсь,
что цель наша чиста - это цель Высокого Лорда Кевина, а  до  него  это  было
целью Лорика, Дэймлона и Хатфью - но мудрее, ибо мы никогда не поднимем руку
на Страну в безумии отчаяния. Но тогда что? Где мы не правы, если  не  можем
понять того, что нам дано?
   На мгновение после того, как голос  его  умолк,  в  святилище  воцарилось
молчание, и пустота пульсировала, словно рыдала, будто в словах  Лорда  люди
узнали самих себя, почувствовали  беду,  о  которой  он  говорил,  как  свою
собственную. Но затем послышался новый голос.
   Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник бодро сказал:
   - Мой Лорд, мы еще не дошли до конца. Действительно, задачей нашей  жизни
было понять и укрепить достижения наших предков.  Но  наши  труды  открывают
двери в будущее. Наши дети и дети наших детей  победят,  потому  что  мы  не
потеряли своего сердца, потому что вера и мужество  -  это  величайший  дар,
который мы можем вручить нашим потомкам. И Страна хранит тайны, о которых мы
ничего не знаем, - тайны надежды, равно как и угрозы. Пусть ваши  сердца  не
знают скорби, горбратья. Ваша вера сама по себе уже драгоценна, не смотря ни
на что.
   Но у вас нет времени! - мысленно стонал Кавинант. - Вера! Потомки!
   Фаул собирается уничтожить вас!
   Его мнение о Лордах теперь изменилось.  Они  не  были  какими-то  высшими
существами, вершителями судеб; они были такими же смертными, как и он сам, и
им знакома была слабость. Фаул отнял бы у них все.
   На мгновение он выпустил перила, за которые  держался,  словно  собираясь
выкрикнуть свое послание судьбы собравшимся людям. Но головокружение  тотчас
же разрушило его намерение, набросившись на него из  пустоты.  Пошатнувшись,
он вновь ухватился за перила,  потом  качнулся  назад  и  вцепился  в  плечо
Баннора.
   ...Что максимальный срок оставшихся им Стране дней...
   Ему придется объявить им их смертный приговор.
   - Уведи меня отсюда, - хрипло проговорил он. - Я не могу вынести этого.
   Баннор, поддерживая Кавинанта,  повел  его  к  выходу.  Дверь  тотчас  же
отворилась в ярко  освещенный  внешний  коридор.  Кавинант  почти  выпал  из
дверей. Не говоря ни слова, Баннор зажег свой факел  от  одного  из  горящих
светильников на стене. Затем он взял Кавинанта под  руку,  чтобы  поддержать
его.
   Кавинант отбросил его руку.
   - Не прикасайся ко мне, - еле слышно проговорил он. - Разве ты не видишь,
что я болен?
   На бесстрастном лице Баннора не возникло ни тени  какого-либо  выражения.
Спокойно повернувшись, он повел Кавинанта от святилища.  Кавинант  пошел  за
ним, согнувшись и держась за живот, словно его все еще мутило.
   ...Что максимальный срок...
   Как мог он помочь им? Он не мог помочь  даже  самому  себе.  В  состоянии
замешательства и с тяжестью на сердце он кое-как доплелся до своей комнаты в
башне, закрыв за собой дверь, словно исполнив приговор. Потом сжал  ладонями
виски, как будто его разум раскалывался надвое. Ничего этого на  самом  деле
не происходит, - молча стонал он. - Каким образом они делают это со мной?
   Повернувшись, он стал смотреть на ковер, словно тот мог дать ответ.
   Но это лишь ухудшило его состояние.
   - Проклятье! Берек! - стонал он. - Ты думаешь,  это  легко?  Ты  думаешь,
обычного человеческого отчаяния достаточно или,  что  если  чувствуешь  себя
достаточно паршиво, то нечто космическое или, по крайней мере,  таинственное
обязательно  появится  и  спасет  тебя?!  Будь  ты  проклят!  Он  собирается
уничтожить их! А ты просто еще один грязный гадкий прокаженный, и  сам  даже
не знаешь об этом!
   Его пальцы согнулись, как дикие  когти,  и  он  прыгнул  вперед,  царапая
ковер, словно пытаясь соскрести черную  ложь  с  камня  мироздания.  Тяжелая
пряжа не поддавалась его наполовину покалеченным рукам,  но  ковер  упал  со
стены. Распахнув дверь на балкон, он с усилием перекинул ковер через  перила
и швырнул его в багровую ночь. Тот начал  падать,  медленно  кружась,  точно
опавший осенний лист.
   Я не Берек!
   Тяжело дыша, он вернулся в комнату, рывком опустив  за  собой  деревянную
штору, чтобы не видеть кровавого света. Скинув халат, он надел свою  одежду,
затем погасил свет и забрался в постель.  Но  прикосновение  к  коже  мягких
чистых простыней не утешило его.

Глава 14
Совет Лордов

   Проснулся он с тяжелой головой - словно на него  давила  какая-то  темная
грозовая туча, состоявшая из клокочущей тьмы и блеска белых молний. Кавинант
механически начал готовиться к Совету - умылся, осмотрел себя, оделся в свою
одежду и снова побрился. Когда Баннор принес ему  поднос  с  едой,  Кавинант
приступил к завтраку с таким  же  воодушевлением,  как  если  бы  пища  была
приготовлена из грязи и камней. Затем он заткнул  за  пояс  нож  Этиаран,  в
левой руке зажал посох Барадакаса и сел лицом к двери в ожидании вызова.
   Наконец вернулся Баннор  и  сказал,  что  время  подошло.  Еще  несколько
мгновений Кавинант  сидел  неподвижно,  не  сводя  со  Стража  Крови  своего
полуневидящего взгляда и раздумывая, где  ему  взять  мужество,  чтобы  идти
дальше по дороге этого сна. Он чувствовал, что лицо его перекосилось, но  не
был уверен в этом.
   Он прикоснулся к твердому металлу кольца,  спрятанного  на  груди,  чтобы
подбодрить себя, и встал, преодолевая сопротивление самого себя.  Пристально
глядя в дверной проем, словно это был вход на эшафот, Кавинант приблизился к
порогу и пошел вдоль стены. Следуя за повелительной спиной Баннора, он вышел
из башни, пересек внутренний двор, затем  вошел  во  внутреннюю  крепость  и
начал петлять по запутанным и причудливо отделанным коридорам Ревлстона.
   Наконец они оказались в ярко освещенном зале глубоко в горе и  подошли  к
широкой двустворчатой деревянной двери с верхней частью, выполненной в форме
арки. Она была закрыта и охранялась Стражей Крови. Вдоль обеих  стен  стояли
каменные стулья, одни нормальных размеров, другие достаточно большие,  чтобы
на них могли сидеть великаны. Баннор кивнул  часовым.  Один  из  них  открыл
дверь, в то время как другой знаком  приказал  Баннору  и  Кавинанту  войти.
Баннор провел Кавинанта в палату Совета Лордов.  Палата  оказалась  огромной
круглой комнатой с высоким потолком в виде крестового свода;  ряды  сидений,
расположенные по всей окружности, занимали три четверти пространства. Дверь,
через которую вошел Кавинант, находилась почти  на  том  же  уровне,  что  и
верхние ряды сидений, а также две другие двери - обе совсем  небольшие  -  в
противоположной  стене  палаты.  Там,  где  кончались  самые  нижние   ряды,
располагались три яруса. На первом, в нескольких футах ниже  галереи,  стоял
резной каменный стол в форме трех четвертей окружности, повернутый выемкой к
большим дверям, а с другой стороны вокруг  него  стояло  много  стульев.  На
полу, в центре, в том месте, где в столе  была  выемка,  находилась  большая
широкая чаша  с  гравием.  Желтый  свет  огненных  камней  усиливали  четыре
огромных факела лиллианрилл, укрепленные в верхней части стены  и  горевшие,
не дымя и не уменьшаясь в размерах.
   Пока Баннор вел его вниз по ступенькам к открытой части  стола,  Кавинант
рассматривал находящихся в палате людей. Неподалеку  от  стола  в  массивном
каменном кресле сидел, непринужденно  развалясь,  Сердцепенисто-солежаждущий
Морестранственник.  Глядя,  как  Кавинант  спускается  вниз,  он  приветливо
улыбнулся своему недавнему пассажиру.
   Кроме него, все  остальные,  сидевшие  за  столом,  были  Лордами.  Прямо
напротив Кавинанта, во главе стола, сидел Высокий Лорд Протхолл. Возле  него
на камне лежал его посох. По обе стороны от него, в нескольких футах, сидели
старые мужчина и женщина. На таком же расстоянии слева от женщины сидел Лорд
Морэм, а напротив Морэма, следующая за стариком, сидела женщина средних лет.
Позади каждого из Лордов стоял Страж Крови. Кроме них в палате  Совета  было
еще четыре человека. Позади Высокого Лорда, почти в самой  вершине  галереи,
сидели хатфролы Биринайр и Торм, и между ними не было  никакого  расстояния,
словно они дополняли друг друга. Прямо сзади них располагались  еще  двое  -
воин с двойной черной диагональю на кирасе  и  Тьювор,  первый  знак  Стражи
Крови. Столь небольшое количество людей придавало палате огромный, пустой  и
загадочный вид. Баннор подвел  Кавинанта  к  стулу,  одиноко  стоящему  ниже
уровня стола Лордов. Теперь между Кавинантом и Высоким  Лордом  была  только
выемка  с  гравием.  Кавинант,  внутренне  сжавшись,  сел  и  огляделся.  Он
чувствовал, что находится в неприятном удалении от Лордов.  Он  боялся,  что
ему придется кричать, чтобы передать свое  послание.  Поэтому  он  удивился,
когда Протхолл встал и тихо сказал:
   - Томас Кавинант, добро пожаловать в Совет  Лордов.  Его  напевный  голос
дошел до слуха Кавинанта столь же ясно, как если бы они сидели рядом.
   Кавинант не знал, что ответить; неуверенно прикоснувшись правой  рукой  к
груди, он затем вытянул ее открытой ладонью вперед. Как только он освоился в
палате, он начал улавливать  особые  свойства  здешней  атмосферы,  эманацию
личностей Лордов. Они произвели на него впечатление свято хранимой нерушимой
клятвы и широко простирающейся, но тем  не  менее  единодушной  преданности.
Протхолл стоял один, глядя прямо в глаза Кавинанту. Внешний  облик  Высокого
Лорда - облик седой старости нарушала его борода  и  величественная  осанка;
было совершенно ясно, что он все еще силен. Но в глазах его была  усталость,
вызванная  аскетизмом  -  самоотречением,  зашедшим  так  далеко,  что  оно,
казалось, лишало его плоти, словно  старость  его  длилась  так  долго,  что
теперь только сила, которой он себя посвятил, предохраняла его от дряхлости.
   Два Лорда, сидевшие по бокам от него, сохранились не столь хорошо.
   У них была дряблая, испещренная отметинами лет кожа и редкие, словно  пух
одуванчика, волосы. Они склонились над столом, как будто  пытались  побороть
стремление древней плоти предаться сну или дремоте.  Лорда  Морэма  Кавинант
уже знал, хотя теперь он казался  более  проницательным  и  опасным,  словно
соседство других Лордов усиливало его способности. Но пятого Лорда  Кавинант
не знал. Она сидела за столом прямо  и  как-то  значительно,  ее  грубоватое
открытое  лицо  сосредоточилось  на  нем,  словно  вызов.  -  Разрешите  вам
представить присутствующих, прежде чем мы начнем, - проговорил Высокий Лорд.
- Я - Протхолл, сын Двиллиана, Высокий Лорд, назначенный Советом. Справа  от
меня - Вариоль, супруг Тамаранты и сын Пентиля, бывший Высокий Лорд...
   Как только он произнес это, два древних Лорда  подняли  свои  морщинистые
лица и, посмотрев друг на друга,  как-то  таинственно  улыбнулись.  Протхолл
продолжал:
   - ...И Осондрея, дочь  Сондреи.  Справа  от  меня  -  Тамаранта,  супруга
Вариоля  и  дочь  Энесты,  и  Морэм,   сын   Вариоля.   Великана   Прибрежья
Сердцепенисто-солежаждущего Морестранственника вы уже знаете, и  встречались
с хатфролами Твердыни Лордов. Позади меня  находятся  также  Тьювор,  первый
знак Стражи Крови, и Гаф, вомарк Боевой  Стражи  Твердыни  Лордов.  Они  все
имеют право присутствовать на Совете. У вас нет возражений?
   Возражений? Кавинант молча покачал головой.
   - Тогда начнем. У нас есть традиция - почтить  тех,  кто  предстал  перед
нами. Как мы можем почтить тебя?
   Кавинант покачал головой.
   - Я не хочу никаких почестей. Однажды я уже совершил подобную ошибку.
   После вопросительной паузы Высокий Лорд сказал:
   - Хорошо.
   Повернувшись к великану, он возвысил голос:
   - Привет и добро пожаловать, великан Прибрежья Сердцепенисто-солежаждущий
Морестранственник, горбрат и наследник  верности  Стране.  Бездомные  -  это
благо Страны.

   Камень и море крепко связаны с жизнью.

   Добро пожаловать, в здравии или в недуге, в благоденствии или в несчастье
- проси или отдавай. В любой просьбе мы тебе не откажем, если у нас достанет
сил и жизни ее выполнить. Я - Высокий Лорд Протхолл и говорю  в  присутствии
самого Ревлстона.
   Морестранственник встал, чтобы ответить на приветствие.
   -   Здравствуй   во   веки   веков,   Лорд   и   друг    земли.    Я    -
Сердцепенисто-солежаждущий   Морестранственник,   посланник   от   великанов
Прибрежья в Совет Лордов. Правда моего народа у меня на  устах,  и  я  слышу
одобрение древнего священного родового камня...

   Краеугольный камень земли - истинная дружба,
   Ее скрепляет верности и преданности знак,
   Вручную высеченный в вечном камне времени.

   Теперь настало время доказательства силы данного когда-то слова.
   Сквозь Лес Великанов, Сарангрейвскую Зыбь и Анделейн  я  пронес  звучание
древних клятв. Затем манеры его утратили некоторую дозу официальности, и  он
добавил, с улыбкой взглянув на Кавинанта:
   - А также доставил сюда кое-что. Мой друг Томас Кавинант обещал мне,  что
об этом путешествии будет сложена песня,  -  он  мягко  рассмеялся.  -  Я  -
великан Прибрежья. Коротких песен мне не надо.
   Его юмор заставил Лорда Морэма усмехнуться и вызвал легкую улыбку на лице
Протхолла, но суровому лицу Осондреи смех,  казалось,  был  незнаком,  да  и
Вариоль с Тамарантой словно не  слышали  великана.  Морестранственник  вновь
занял свое место, и почти тотчас же Осондрея произнесла, словно только этого
и ожидала:
   - Так в чем заключается твое послание?
   Морестранственник выпрямился, положив руки на стол.
   - Лорды - камень и море! - я великан. Нелегко говорить так, как  привыкли
говорить вы, хотя для меня это легче, чем для  кого-либо  другого  из  моего
народа - по этой причине я и был выбран. Но я постараюсь говорить покороче.
   Пожалуйста, поймите меня. Мое послание мне передали по той форме, как это
принято у великанов, и длилось это десять дней. Но потери времени в этом  не
было. Когда требуется полное понимание, всю историю необходимо  рассказывать
в полном объеме. У нас говорят: спешка - для потерявших надежду, и не прошло
и дня, как я убедился, насколько верна эта пословица. Все это я  говорю  для
того, чтобы предупредить заранее, что мое послание  содержит  много  такого,
чего вы, возможно, не пожелали бы слушать в настоящее время. Вы должны знать
историю моего народа - все, что было до и после потери, которая привела  нас
сюда, все совместные шаги наших народов, начиная с  той  эпохи,  -  если  вы
хотите услышать меня. Но я воздержусь от этого.  Мы  -  Бездомные,  влекомые
необузданной силой своей энергии и  энтузиазма,  чья  численность  постоянно
сокращается из-за утраченной способности к своевременному воспроизводству, -
мы истосковались по своей родной земле.  Однако  со  времен  Дэймлона  Друга
Великанов мы не утратили надежды, хотя Губитель Душ строил против нас козни.
Мы исследовали моря и ждали, когда осуществятся предзнаменования.
   Великан сделал паузу и задумчиво посмотрел на Кавинанта, затем продолжал:
   - Ах, мои Лорды, предсказания странны. Там много всего говорится, и  мало
совсем проясняется. Ведь то, что предсказал нам Дэймлон, может быть вовсе  и
не  Домом,  а  наоборот,  может  оказаться  нашим  концом,   доказательством
невозвратности нашей утраты. Но и этого было бы для нас достаточно. Это  нас
бы удовлетворило.
   Итак, мы нашли для себя еще одну надежду. Когда в Прибрежье пришла весна,
вернулись наши поисковые корабли  и  сообщили,  что  в  самом  конце  своего
путешествия они наткнулись на остров, граничащий  с  древними  океанами,  по
которым мы скитались когда-то. Все это пока еще неясно,  но  наши  следующие
разведчики могут отправиться  прямо  к  этому  острову  и  поискать  за  его
пределами более точных знаков.  Таким  образом,  через  лабиринт  морей,  мы
воспитываем в себе хладнокровие.
   Протхолл кивнул, и безупречная акустика палаты донесла до слуха Кавинанта
едва уловимый шелест - шелест мантии верховного  Лорда.  Великан  продолжал,
всем своим видом показывая, что приближается к сути своего послания:
   - Однако от Дэймлона Друга  Великанов,  Высокого  Лорда,  получили  мы  и
другую надежду. Главным его  предсказанием  было  следующее:  наше  изгнание
закончится тогда, когда наше семя вновь обретет  былую  силу  и  рождаемость
превысит смертность. Таким образом, надежда рождается из надежды,  ибо  даже
без всякого предсказания мы  почерпнули  бы  силу  и  храбрость  в  успешном
продолжении нашего рода. И представьте себе! В ночь,  когда  вернулись  наши
корабли, Хейлол  Златокудрая,  супруга  Настройщика  Килей,  разрешилась  от
бремени... Ах, камень и море, мои Лорды! Мой  язык  отказывается  произнести
это, ибо он не в силах  передать  ликование  великанов.  Как  могут  ощущать
радость люди, которые  говорят  об  этом  так  коротко?  Достойная  женщина,
чистокровный отпрыск рода великанов, дала жизнь троим сыновьям!
   Не в силах  больше  сдерживаться,  Морестранственник  разразился  песней,
полной мощного рева морских волн и привкуса соли.
   К своему удивлению Кавинант  увидел,  что  Осондрея  улыбается,  а  в  ее
увлажнившихся  глазах  отражается  золотой  свет  гравия   -   красноречивое
свидетельство радости, доставленной ей сообщением великана.
   Но Морестранственник  внезапно  оборвал  песню.  Сделав  жест  в  сторону
Кавинанта, он сказал:
   - Прошу меня простить, у тебя тоже есть дело. Я должен наконец подойти  к
главной части послания. Ах, друг мой, - сказал он Кавинанту,  -  неужели  ты
так и не засмеешься для меня? Ради тебя  я  должен  вспомнить,  что  Дэймлон
предвещал нам конец нашего изгнания, а не возвращение домой, хотя я не  могу
представить себе иного завершения нашей эпопеи, кроме как Дома.  Хотя,  быть
может, я, сам того не зная, являюсь свидетелем  заката  великанов.  -  Тише,
горбрат, - прервала его Лорд  Тамаранта.  -  Не  делай  зла  своему  народу,
произнося такие слова.
   Морестранственник ответил тем, что от души рассмеялся.
   - О, благодарю, Лорд Тамаранта.  Вот  так  молодые  женщины  учат  мудрых
старых великанов. Весь мой народ будет смеяться,  когда  я  расскажу  им  об
этом.
   Тамаранта  и  Вариоль  обменялись  улыбками  и  вернулись   к   состоянию
размышлений или дремоты.
   Вдоволь насмеявшись, великан сказал: