живое зрение
Линден, он провел бы здесь несколько  дней,  чтобы  насытить  себя  красотой
здоровой природы. Но Страна лишила  его  этого  дара  за  то,  что  он  стал
причиной всех ее бед.
   Когда до берега осталось около шестидесяти лиг, его охватило  нетерпение.
Люди Страны продолжали умирать, оплачивая кровью каждый день их путешествия.
Однако он не мог идти быстрее.  Внутри  него  вскипали  волны  силы  и  яда.
Невозможно жить в мире с дикой магией, но он уже не мог жить  без  нее.  Все
его обещания казались несбыточными. Он был жалким прокаженным, каждое усилие
которого  несло  привкус  тщетности  и  бессилия.  Глупо   искать   отсрочки
приговора, когда буря  судьбы  порождала  яд,  а  сомнения  глодали  мозг  и
высасывали силы. Он даже не знал, чем занять свой ум.
   Линден делала все возможное, чтобы прийти в себя после  гнета  Солнечного
Яда и ужасов Сарангрейвской Зыби. Попав в мир Земной Силы, Сандер и  Холлиан
пребывали в замешательстве. Они уклонялись от разговоров, и поэтому Кавинант
скрашивал долгий путь беседами с Красавчиком, разговорчивость которого  была
сравнима только со строгостью Первой.
   Когда Великан говорил, его лицо чудовищно  искривлялось,  однако  веселый
взгляд и неудержимый юмор быстро  заставляли  забыть  о  его  внешности.  Он
охотно рассказывал о древнем Доме мореходов, о седых  океанах  и  загадочных
чудесах, которые встречались ему во время странствий. Когда речь  Красавчика
становилась возбужденной, его легкие начинали посвистывать и хрипеть, но эти
звуки тоже были формой общения и выражали что-то важное для него.  Он  часто
перескакивал с темы на тему, насыщая свои рассказы  отступлениями  о  вечном
величии скал и моря. Тем не менее Кавинанту удалось подвести его  к  истории
Поиска, который вели Великаны.
   Роль Троса-Морского Мечтателя не нуждалась в объяснении; его  Глаз  Земли
был путеводной звездой. Сверхъестественный ужас запечатал его  уста,  словно
мешая  рассказать  другим  об  увиденном,  но  это  онемение  лишь   усилило
убежденность Великанов в Поиске.
   Гримманд Хоннинскрю приходился ему братом. Однако Совет Великанов  избрал
его в Поиск, как одного из лучших лоцманов и капитанов. Кроме того,  он  был
мастером дромонда ?Звездная Гемма? и по праву мог гордиться своим кораблем.
   Что касается Первой, то среди нынешнего поколения Великанов она считалась
непревзойденной фехтовальщицей - одной из воительниц, которые на  протяжении
тысячелетий сохраняли тайны боевого искусства. Она  была  непоколебима,  как
Камень,  и  коварна,  как  Море.  Победив  других  претендентов  в   честных
поединках, она заслужила право участия в Поиске и стала его лидером.
   - Но почему она решила участвовать в этом походе? - спросил Кавинант.
   - А почему бы и нет? - с усмешкой  ответил  Красавчик.  -  Ее  специально
готовили к битвам.  Как  и  нам,  ей  известно,  что  злобная  рана  растет,
намереваясь пожрать всю Землю. Она верит,  что  зловоние  этой  болезни  уже
расползлось по миру,  увеличив  количество  штормов,  насекомых-паразитов  и
таких калек, как я. - Его глаза весело засияли, отрицая жалость Кавинанта. -
Вот так, мой Друг.
   Кавинант подавил  в  себе  негодование,  которое  обычно  чувствовал  при
встрече с людьми, обреченными на вечную боль.
   - Расскажи мне о себе. Почему избрали тебя?
   - В этом  нет  никакого  секрета.  Каждое  солидное  судно  должно  иметь
паренька на побегушках, а я мастер в починке тросов  и  корабельных  камней.
Небольшой рост позволяет мне работать в тех местах, где другим Великанам  не
хватает пространства. Хотя, конечно, есть причина  более  весомая,  чем  все
остальные. - Он понизил голос и шепнул:
   - Я муж Первой в Поиске.
   Кавинант невольно раскрыл рот от удивления. На миг  ему  показалось,  что
Красавчик шутит над ним.  Но  Великан  скорее  смеялся  над  собой  и  своим
положением.
   - Для меня она просто Горячая Паутинка, - шептал он  так,  чтобы  его  не
услышала Первая. - Я не вынес бы и дня, если бы она уплыла в Поиск без меня.
   Кавинант не знал, что и сказать. ?У меня тоже была жена...?  Крики  Джоан
отозвались эхом в его мозгу, но как бы он ни пытался взглянуть  ей  в  лицо,
перед ним каждый раз возникал образ Линден.

***

   На третий день их путешествия по Прибрежью Линден одолжила нож у  Холлиан
и сняла шину со своей ноги.  Ее  спутники  с  тревогой  наблюдали,  как  она
осторожно сгибала колено и вращала лодыжкой. Закусив губу и наморщив  брови,
Линден отринула боль и сосредоточилась на состоянии костей и  тканей.  Через
несколько мгновений ее лицо расслабилось.
   - Пока все хорошо. Завтра попробую пройтись своим ходом.
   Люди и Великаны облегченно вздохнули.
   - Мы рады за тебя,  -  с  улыбкой  сказала  Первая.  Сандер  одобрительно
кивнул, и Холлиан обняла подругу. Линден со слезами  на  глазах  приняла  их
радость. Но ее взгляд тянулся к Кавинанту, будто умолял о словах, которые он
никак не мог найти. На следующее утро она сделала несколько шагов,  и  кости
выдержали нагрузку. Однако длительный  переход  был  ей  еще  не  по  силам.
Поэтому Морской Мечтатель продолжал нести ее на руках. Еще  через  день  она
продлила  длительность  прогулок  до  получаса.  А  к  концу  декады  Линден
совершала переходы почти в половину дневного пути.
   Вскоре они почувствовали близость моря. Местность шла  под  уклон,  теряя
высоту среди холмов и широких лугов, которые располагались  на  искусственно
созданных террасах. Старые деревья клонились к земле, словно прислушиваясь к
шуму далекого прибоя. Свежесть воздуха сменила тяжелую сырость. И  в  каждом
порыве ветра чувствовался вздох моря.
   Той ночью сон Кавинанта походил  на  стремительный  бег  ярившихся  волн.
Душевное смятение породило кошмар о резне и ужасе,  который  становился  еще
более  невыносимым  из-за  неуловимости  того,  что  проносилось  перед  его
глазами. Он не знал, кого убивают и почему. Он не мог воспринять деталей, но
везде была  кровь  -  кровь  невинных  людей.  И  нечто  коварное  совершало
бесконечные  убийства.  Он  проснулся  от  собственного  крика  под  струями
грозового ливня. Холод  пробрался  в  мозг,  и  Кавинант  не  мог  перестать
дрожать.
   Чуть позже голубые вспышки оседлали крепкий восточный ветер  и  понеслись
вместе с ним на запад. Но дождь продолжался и  утром  и  днем.  Он  промочил
одежду до нитки,  а  тела  напитал  сыростью  до  костей.  И  даже  Великаны
двигались с трудом, будто несли огромную тяжесть. Едва перекричав шум дождя,
Красавчик предложил найти или сделать какое-нибудь временное убежище. Однако
Кавинанту не хотелось ждать. Каждый день  их  путешествия  стоил  нескольких
жизней, и люди Страны обращали свои  надежды  к  подлым  мерзавцам,  которые
опутывали  их  мерзкой  ложью.  Кавинанта  томило  нетерпение.  Это  чувство
впивалось в нервы правой руки, и ему иногда казалось, что  кольцо  жгло  его
пальцы яростным огнем. Путники шагали, как одинокие бродяги, отделенные друг
от друга завесой дождя.
   Когда буря закончилась и на востоке появился просвет голубого  неба,  они
увидели вдали обрубок маяка. Вздымаясь  вверх,  как  каменное  предплечье  с
отсеченной кистью, маяк Коеркри по-прежнему бросал вызов ветрам и векам.  Он
стал монументом на могиле Бездомных, потому  что  Великаны,  любившие  смех,
детей  и  верность,  не  пожелали  предать  свои  идеалы  и  приняли   здесь
мученическую смерть.
   Дождь с шелестом ушел на запад, и Кавинант услышал рокот волн у основания
Печали. За краем скал виднелась полоса прибоя, а в вышине уже летали дерзкие
чайки, которые выкрикивали буре свои птичьи проклятия.
   Он продолжал идти, пока не  увидел  мертвый  город.  Коеркри  смотрел  на
восток - в сторону надежды  и  моря.  Огромный  отвесный  утес  был  иссечен
террасами, и от линии прибоя до  самой  вершины  тянулись  улицы,  переходы,
стены с пустыми проемами дверей и окон. Тыл города защищала высокая каменная
стена, в которой темнели три входа.  Они  вели  в  туннели,  прорубленные  в
недрах скал, - в три глотки, которые зевали  вечной  гранитной  пустотой.  А
море плакало и  стенало  в  тоске  о  безмолвной  Печали,  которая,  потеряв
обитателей, лишилась смысла своего существования, - Томас Кавинант. - Первая
стояла сбоку от него - чуть впереди Красавчика и Морского Мечтателя. -  Друг
Великанов.
   Ее голос походил на звяканье меча в ножнах: в нем не  звучало  угроз,  но
чувствовалась сталь, готовая к сражению.
   - Ты поведал нам историю о своем верном товарище и джехеринах.  Однако  в
постоянной спешке мы все время забывали задать тебе вопрос, который вызвал у
нас смущение. Вернее, мы откладывали его до той истории, которую  ты  обещал
нам  рассказать.  Но  теперь  мне  не  хочется  ждать.  Этот  город   создан
Великанами. Мы чувствуем в нем отголоски Дома, и особое мастерство, присущее
нашему народу.
   В ее голосе зазвучали суровые тона.
   - Однако эти древние развалины пустуют множество столетий. И джехерины, о
которых ты говорил, тоже имеют многовековую историю. Как же ты мог - обычный
человек с короткой жизнью - общаться с существами давно минувших эпох?
   Кавинант поморщился; в его сердце не осталось места для такого вопроса.
   - Там, откуда я пришел, время идет по-другому, - ответил он. - Я  никогда
не бывал в Коеркри прежде, но мне рассказывал  об  этом  месте  мой  друг  -
Идущий-За-Пеной. Я знал Великанов - знал лучше, чем себя.  Хотя  с  тех  пор
прошло более трех с половиной тысячелетий.
   Резкая боль в груди заставила его задохнуться.  Три  с  половиной  тысячи
лет... ?Это уже слишком! Бездна настолько глубока, что в ней не видно  дна?.
Как он мог надеяться на искупление?
   Подавив рыдания, Кавинант зашагал вниз по склону к центральному  туннелю,
который служил некогда главным входом в Коеркри.
   Облака, убегая на запад, открыли солнце. Его лучи  проникали  в  каменный
проход, освещая путь к лицевой стороне утеса. Кавинант шагал  по  туннелю  с
такой решимостью, словно намеревался спрыгнуть с края скалы. Но рядом с  ним
шли Бринн и Хигром, и они тоже знали историю этого города. Отряд в  молчании
двигался  следом,  как  будто  Кавинант  вел  их  на  кладбище,   освященное
древностью и кровью. Они вошли в Печаль, и печаль вошла в их сердца.
   Туннель оканчивался на крепостном  валу,  который  примыкал  к  восточной
части утеса. Скала выпирала в сторону моря, как нос корабля, а затем  плавно
загибалась  к  северу  и  югу.  Отсюда  Кавинант  мог  видеть  весь   город,
раскинувшийся по обе  стороны  от  него.  Ярусы  Коеркри  то  выступали,  то
погружались в отвесный склон утеса - уровень за уровнем, от крепостного вала
до небольшого обрыва внизу. Фасад города напоминал кулак, грозящий  бурям  и
разрушительным волнам.
   Повсюду  виднелись  вековые  отложения  соли.  Серовато-белые   массивные
наросты на сторожевых башнях выглядели как известковый туф, а верхние  этажи
покрылись ими, словно пятнами старости.
   На каждом уровне располагались каменные  двери,  которые  вели  в  личные
жилища и общественные залы, мастерские и кухни,  специальные  помещения  для
песен и сказаний. У подножия скалы в  море  выдавалось  несколько  громадных
каменных пирсов, большую часть которых свирепые буруны превратили  в  руины.
Полностью уцелели  лишь  два  пирса  и  дамба  между  ними.  Большие  волны,
вызванные бурей, налетали на них с упрямой яростью,  словно  хотели  сломать
эту  последнюю  преграду  и  приступить  к  осаде  города,  для  которой  им
потребовалось бы целое будущее.
   Осмотрев город. Первая попыталась скрыть  свои  чувства  за  возвышенными
словами:
   - Да, эта обитель достойна Великанов. Все продумано и сделано  на  славу.
Возможно, наши сородичи потеряли дорогу к Дому, но  они  не  потеряли  самих
себя. Мой народ может гордиться ими.
   От ее слов несло жаром раскаленного железа.
   Не в силах сдержать  свои  чувства,  Красавчик  поднял  голову  и  пропел
куплет, словно то было признание, идущее через века:

   Мы, Великаны, рождены для дальних странствий
   И поэтому плаваем везде, куда бы мы позвала нас мечта.

   Речь Первой пронзила сердце Кавинанта. Нет, они не потеряли  самих  себя.
Они остались Великанами до самого конца, пока их не уничтожило Зло. Он  тоже
помнил их песни: ?И вот мы, Бездомные, лишились своих корней, своих знакомых
и близких?. Смирив порыв страстей, Кавинант побрел вдоль  крепостного  вала.
По пути он осматривал комнаты и залы, отдавая дань уважения мертвому городу.
   Каменная утварь сохранилась - стулья, посуда, столы. Но  ткани  и  дерево
сгнили и рассыпались в  прах.  На  стенах  виднелись  белые  полосы  соляных
отложений. Века оставили на полу  затейливые  узоры  пыли.  Остовы  кроватей
покрывали тонкие рисунки  соли:  пьянившие,  как  вино,  и  прекрасные,  как
изморозь на стекле. Даже пыль и паутина не выразили  бы  более  красноречиво
пустоты и одиночества Печали.
   Почувствовав  внезапную  настоятельность,  Кавинант  направился  в  центр
города. Он позвал своих спутников за собой и начал  спускаться  по  винтовой
лестнице, которая вела  к  основанию  утеса.  Лестница  предназначалась  для
Великанов;  ему  приходилось  прыгать  со  ступени  на  ступень,  и   каждое
приземление на камень отдавалось в его сердце болью. Однако свет дня угасал,
и Кавинант торопился. Он спустился еще на  три  уровня,  а  затем  продолжил
осмотр помещений.
   Первая дверь вела в  широкий  зал,  который  мог  бы  вместить  до  сотни
Великанов.  Вторая  дверь  оказалась  закрытой.  Она   оставалась   запертой
множество веков. Все трещины и соединения вокруг каменной дверной плиты были
запечатаны солью. Но Кавинант доверял своей интуиции. Он  поманил  Бринна  и
сказал:
   - Открой ее. Мы должны посмотреть на то, что находится внутри.
   Бринн попытался исполнить приказ, но  соль  цепко  держала  свою  добычу.
Харучаю помог Морской Мечтатель.  Он  начал  царапать  корку  соли  с  таким
ожесточением, словно не терпел никаких закрытых дверей.  Вскоре  им  удалось
ухватиться за края плиты, и они резким рывком отвернули ее наружу.
   Из отверстия пахнуло сухим холодным воздухом,  который  от  древности  не
содержал запахов плесени и гниения. Они  вошли  в  чье-то  жилище.  Какое-то
время им мешала темнота. Но, когда глаза  Кавинанта  привыкли  к  мраку,  он
увидел темную фигуру, сидящую в кресле  рядом  с  очагом.  То  был  Великан,
мумифицированный сухим воздухом, мелкой солью и долгими веками.
   Его ладони сжимали подлокотники кресла, на века сохранив последний  спазм
предсмертной агонии. В окостеневшей плоти пальцев торчали осколки камня. Лоб
и макушка черепа выше пустых глазниц отсутствовали  напрочь.  Казалось,  что
мозг Великана взорвался и разнес на куски половину головы.
   "Огонь ада!"
   - Вот об этом нам и рассказывали старые барды, - произнес Бринн,  тревожа
голосом мертвый воздух. - Только так они могли убить  Великана-Опустошителя.
Только тем, что не сопротивлялись ему, погибая в своих домах.
   "Ад и кровь!"
   Задрожав, Морской Мечтатель шагнул вперед.
   - Трос, - тихо окликнула его Первая.
   Однако тот не обратил на нее внимания. Он коснулся подбородка мертвеца, а
потом попытался разжать окостеневшие пальцы. Но от его прикосновения древняя
плоть превратилась в пыль и осыпалась на пол.
   Лицо Морского Мечтателя искривилось от горя. Его глаза безумно  блеснули,
и он ударил себя кулаками в лоб, словно хотел выбить беспощадный и правдивый
Глаз Земли. Шагнув к Кавинанту, Трос вытянул к нему дрожащие руки, как будто
задумал вырвать из него рассказ о Бездомных.
   - Великан!
   Команда Первой остановила Морского  Мечтателя.  Он  отшатнулся,  прижался
лицом к стене и, тяжело дыша, постарался  успокоиться.  А  Кавинант  не  мог
избавиться от жутких криков, звучащих в его голове; от проклятий, которые не
имели смысла. Он выбежал из комнаты и начал торопливо спускаться по лестнице
к основанию Коеркри. Когда он  вышел  на  плоские  плиты  пирса,  чайки  уже
устраивались на ночь,  и  последние  лучи  заката  окрашивали  пену  волн  в
розоватые тона. Волны злобно бились о дамбу, осыпая брызгами древние  камни.
Позади, закрывая солнце, возвышалась Печаль. Казалось, что город  навис  над
морем, готовясь к прыжку.
   Кавинант почти не различал лиц своих товарищей. Линден и Великаны, Сандер
и Холлиан, харучаи и даже Вейн -  все  они  стали  сумерками  и  осуждением;
безликими свидетелями его борьбы с воспоминаниями о прошлом. Он знал о  том,
что должно было  случиться  -  чувствовал  плотью,  в  то  время  как  разум
рассыпался на части, понимая и принимая все, кроме  своих  потребностей.  Он
дал им обещание... Ему казалось,  что  он  слышит  слова  Великанши:  ?Томас
Кавинант! Это время пришло! Мы исполнили твое желание  и  осмотрели  Печаль.
Поведай же нам историю о наших потерянных предках.  Мы  не  будем  знать  ни
радости, ни покоя, пока не услышим твой рассказ?.
   Волны падали на дамбу и откатывались назад, стеная и корчась  от  соленой
боли. Он сказал, едва осознавая себя:
   - Разведите костер. Большой костер, достойный этого места!
   Он знал, что будут делать Великаны, услышав его рассказ. И он знал о том,
что будет делать сам.
   Харучаи бросились выполнять его приказ. Собрав  по  берегу  плавник,  они
воспользовались огненным горшком Морского Мечтателя и развели  перед  пирсом
костер. Вскоре пламя поднялось выше Великанов, и на стенах города замелькали
тени, похожие на образы воспоминаний.
   Кавинант осмотрел своих спутников. На лицах Сандера и Холлиан угадывалась
тревога. Линден хмурилась и покусывала губу, словно  боялась,  что  Кавинант
сорвется в омут безумия. В глазах  Великанов  сверкали  огоньки  отраженного
света и жажда истины. Невозмутимость харучаев напоминала высокие  горы,  где
они строили свои дома. А Вейн... Его фигура чернела на фоне ночи, как символ
неразгаданной тайны.
   Однако все это больше не беспокоило Кавинанта. Он даже перестал пенять на
себя. Только огонь костра сохранял какой-то смысл, да еще Коеркри и  отзвуки
волн. Он увидел в пламени образ Идущего-За-Пеной. Слова,  копившиеся  в  нем
под грудой страха, полились потоком, и он начал свой рассказ.
   Он говорил о том, что знал о  Бездомных,  стараясь  оправдать  их  гордую
смерть своей историей.
   "Радость обитает во внемлющих ушах.  О  Идущий-За-Пеной!  Неужели  ты  не
погиб вместе со своим народом только потому, что хотел помочь мне в битве  с
Презирающим?"
   Пока он рассказывал, ночь присела у костра, и звезды засияли над Печалью.
Высокое пламя  освещало  стены  города.  Но  оно  не  могло  рассеять  тьму,
собравшуюся в его сердце. Он предлагал свою историю  Мертвым,  а  не  живым.
Возможно,  поэтому  шум  и  плеск  волн,  их  яростные  взлеты  и   падения,
превратились в скорбную песню панихиды.
   Он рассказывал подробно и  обстоятельно  о  том,  как  Великаны  в  конце
скитаний поселились в Прибрежье; и о  том,  как  Деймон,  приветствуя  их  в
Стране, предсказал мореходам, что их тяжелые  испытания  придут  к  концу  с
рождением трех братьев-близнецов. Кавинант рассказывал о верности  и  дружбе
между  Великанами  и  Советом  Лордов;  о  взаимопомощи  и  выручке;  о  том
несравненном мастерстве, с которым гиганты построили Ревелстоун. Вот  почему
Кевин, перед тем как пойти на встречу с Лордом  Фоулом  и  совершить  Ритуал
Осквернения, сделал все, чтобы обеспечить безопасность  Великанов.  Кавинант
рассказывал о том, как после Осквернения  гиганты  вернулись  и  принесли  с
собой  Первый  Завет  Кевина,  чтобы  новые  Лорды  могли  заново  научиться
премудростям Земной Силы. Он описывал все это теми словами, которые  услышал
от Лордов и Великанов.
   Затем  в  его  историю  вошел  Мореход  Идущий-За-Пеной.  Он  приплыл   в
Ревелстоун  по  реке  Соулсиз,  чтобы  поведать  Лордам  о   рождении   трех
братьев-близнецов.  То  было  время  великих  надежд  для  Бездомных;  время
повсеместной радости и строительств