- Ошибается в чем? - удивилась Линден. - Да не темните же, доктор!
   Его  рот  открылся  и  закрылся.  Руки  дрожали,  словно  умоляли   о
сострадании. Потребовалось несколько секунд, прежде чем он  вновь  обрел
контроль над своими эмоциями.
   - Нет! Давайте  пока  обойдемся  без  объяснений.  Сначала  я  должен
узнать, кто из нас не прав.., и миссис  Роман  здесь  вряд  ли  поможет.
Готов поклясться, что этот случай уже встречался в медицине. Однако  мне
не удалось поставить диагноз. Я пытался, но у меня ничего не вышло.
   Простота, с которой он принимал свое бессилие, поймала ее в  ловушку.
Линден чувствовала себя усталой, грязной и злой. Ей хотелось одиночества
и покоя. Но после долгих лет бесприютной и суровой жизни  она  не  могла
отказать человеку в помощи. Просьба  Биренфорда  связала  ей  руки.  Она
взглянула на осунувшееся лицо доктора  и,  перейдя  на  профессиональный
тон, сказала:
   - Мне понадобится  какой-нибудь  предлог,  чтобы  начать  разговор  с
Кавинантом.
   Глаза Биренфорда оживились.
   - Я уже об этом  подумал,  -  воскликнул  он  и  вытащил  из  кармана
небольшой томик в мягкой обложке.
   Книга называлась "Я ПРОДАЛ БЫ ДУШУ, ЧТОБЫ ИСКУПИТЬ  СВОЮ  ВИНУ".  Под
унылым  желтовато-серым  рисунком  виднелась  надпись:   "Роман   Томаса
Кавинанта".
   - Попросите у него автограф. - Старый  доктор  вновь  приобрел  былое
чувство иронии. - Если вам удастся разговорить Кавинанта и прорваться за
линию его обороны, что-нибудь обязательно случится.
   Линден молча проклинала себя. Она ничего не знала о романах  и  умела
говорить  с  незнакомыми  мужчинами  только  о  симптомах  их  болезней.
Предчувствие неудачи, словно стыд, окрасило ее щеки румянцем.
   - После встречи с Кавинантом мне хотелось  бы  еще  раз  увидеться  с
вами, - сказала она. - Где вы живете, доктор? У меня нет телефона, и  я,
скорее всего, заеду к вам по пути домой.
   Ее согласие вернуло Биренфорду прежнюю благожелательность;  он  снова
стал заботливым и учтивым. Доктор назвал свой адрес, повторно  предложил
помощь в благоустройстве квартиры и наконец сердечно поблагодарил ее  за
готовность оказать ему услугу. Линден немного удивилась, что  Биренфорд,
показав свое бессилие и некомпетентность, даже не попытался  оправдаться
перед ней. Когда звуки его  шагов  затихли  на  ступенях  лестницы,  она
осталась с ощущением огромной тяжести - вернее, бремени  ответственности
за что-то странное и непонятное.
   Какое-то время она сидела  на  стуле,  рассеянно  разглядывая  желтые
стены.  Внутренний  голос  шептал  ей  предостережения,  но,   не   имея
приемлемого выбора, Линден игнорировала их.  Издав  еще  один  протяжный
стон, она отправилась в ванную.
   Смыв под душем грязь и усталость, до которых смогли добраться мыло  и
вода, она надела серое платье, затенявшее ее женственность, и педантично
проверила содержимое медицинской сумки. Это содержимое  всегда  казалось
ей скудным и недостаточным - она просто не унесла бы того, что могло  бы
понадобиться в реальной жизни. Но  в  данный  момент  ее  сумка  служила
арсеналом против неизвестного, и Линден из опыта знала, что без нее  она
будет чувствовать себя голой. Со вздохом усталости доктор Эвери  заперла
дверь и спустилась по лестнице к машине.
   Следуя указаниям Биренфорда, она  свернула  на  центральную  улицу  и
неторопливо поехала к городской  площади.  Ее  глаза  привычно  отмечали
ориентиры и названия магазинов.
   В духоте и зное послеобеденного солнца белые дома казались томными  и
потными.  Дела  и  заботы  отстранились  от  горячих  тротуаров,  словно
бетонные плиты у витрин  потеряли  свою  доступность  и  превратились  в
опасные для жизни  места.  Мраморное  здание  муниципалитета  с  жалкими
копиями греческих  колонн  и  барельефами  каменных  лиц,  вопивших  под
тяжестью крыши,  нелепо  раздулось  от  чувства  долга  и  неоправданной
важности.
   На тротуарах изредка встречались люди  -  кто-то  шел  за  покупками,
кто-то возвращался с работы домой. Внимание Линден привлекла  женщина  с
тремя маленькими детьми,  которые  стояли  на  ступенях  муниципалитета.
Балахон нищенки и платья детей были сшиты  из  колючей  мешковины.  Лицо
женщины, еще хранившее следы былой красоты,  казалось  пугающе  серым  и
пустым, словно в тисках бедности и униженного смирения она уже  привыкла
к страданиям и истощению  своих  детей.  Все  четверо  держали  в  руках
плакаты с грубо нарисованными символами.
   Линден  всмотрелась  в  буквы,  обведенные  красными  треугольниками.
Внутри каждого из них алым огнем пылало одно и то же слово: "ПОКАЙТЕСЬ".
   Не замечая прохожих, дети и женщина молча стояли на  ступенях,  будто
епитимья, которую они приняли на себя, лишила их чувств  и  разума.  При
виде такой  физической  и  моральной  деградации  Линден  ощутила  спазм
безысходной тоски. Но она знала, что фанатизм неизлечим.
   Через три минуты машина выехала за пределы города.
   Дорога петляла мимо вспаханных полей и лесистых холмов. Здесь,  вдали
от знойных улиц, воздух  уже  не  казался  таким  удушливым  и  влажным.
Странная для весны жара наполняла его мерцающим маревом, которое дрожало
над рядами молодых побегов и цеплялось за  ветви  с  набухшими  почками.
Природа  сияла  и  лучилась  в  ожидании  вечера.  Настроение  у  Линден
улучшилось, и она, очарованная  красотой  ландшафта,  снизила  скорость,
чтобы насладиться всем, чего ей так долго не хватало в пыльных городах.
   Через пару миль  справа  от  нее  появилось  широкое  поле,  поросшее
молочаем и дикой горчицей. В четверти  мили  от  дороги  виднелся  рядок
деревьев, за которым проглядывал белый дом. Рядом с шоссе  располагалось
несколько коттеджей, но ее взгляд тянулся к дому  за  деревьями,  словно
тот был единственным жильем во всей округе.
   Поле пересекала грунтовая дорога. В  самом  начале  от  нее  отходили
ответвления к коттеджам, но потом она вела  только  к  белому  особняку.
Подъехав к съезду с шоссе, Линден заметила накренившийся фанерный  знак.
Несмотря на поблекшую краску и несколько старых борозд, похожих на следы
пуль, надпись оставалась еще вполне разборчивой: Небесная ферма.
   Собравшись с духом, Линден свернула на грунтовую дорогу.
   Внезапно боковым зрением она  уловила  какое-то  движение  -  вернее,
размытое пятно цвета охры. Рядом с фанерным знаком стоял человек, одетый
в широкую мантию.
   Он  как  будто  возник  из  воздуха.  Линден  могла  поклясться,  что
мгновение назад она видела здесь только столб и фанерный указатель.
   Застигнутая врасплох, она инстинктивно  свернула  в  сторону,  словно
пыталась уклониться от опасности, которая осталась  за  спиной.  Сбросив
скорость и нажав на тормоза, доктор Эвери  перевела  взгляд  на  зеркало
заднего обзора.
   У столба стоял высокий худой старик в коричневато-желтой  мантии.  Он
был грязным и босым. Длинная седая борода и редкие волосы,  торчащие  на
голове, придавали ему сходство с безумцем.
   Сделав шаг к машине, старик конвульсивно  схватился  за  грудь  и  со
стоном упал на землю.
   Линден несколько раз нажала на клаксон в надежде, что  ее  услышат  в
ближайшем коттедже. Она спешила как могла, но все ее  движения  казались
непозволительно медленными и неловкими. Отключив зажигание, она схватила
медицинскую сумку, выскочила из машины и  побежала  к  старику.  Мрачное
предчувствие сулило неудачу и встречу со смертью, однако опыт врача  уже
брал верх над ее страхами и сомнением в собственных силах. Через миг она
склонилась над распростертым телом.
   Он выглядел странно для этих мест и  конца  двадцатого  века.  Мантия
оказалась его единственной одеждой.  Судя  по  виду,  он  носил  ее,  не
снимая,  несколько  лет.  Заостренные  черты  лица  свидетельствовали  о
воздержании и аскетизме. Клонившееся к горизонту солнце раскрашивало его
иссохшую кожу безжизненным золотистым цветом.
   И он не дышал.
   Многолетний опыт заставил ее перейти к действиям. Она  опустилась  на
колени  и  пощупала  пульс  мужчины.  Лицо  Линден  было   спокойным   и
сосредоточенным, но ее душа вопила  от  ужаса.  Она  увидела  в  старике
своего отца. Если бы тот дожил до старости и безумия, то походил  бы  на
эту развалину как две капли воды.
   Пульс не прощупывался.
   Мужчина вызывал у нее отвращение, и она  знала  почему.  Отец  Линден
покончил жизнь самоубийством. Люди, которые  убивали  себя,  заслуживали
смерти. Но вид старика  вернул  ей  воспоминание  о  крике  восьмилетней
девочки - крике, который никогда  не  умолкал  и  эхом  отдавался  в  ее
памяти.
   Мужчина умирал. Его мышцы стали вялыми, расслабляясь  после  приступа
боли. Времени осталось в обрез, и доктор Звери ринулась  в  бой  за  его
угасавшую жизнь.
   Она  открыла  защелку  сумки,  вытащила  терапевтический  фонарик  и,
преодолев страх, осмотрела зрачки. Они реагировали на свет  и  выглядели
одинаковыми.
   Значит, она еще могла его спасти.
   Быстро перевернув старика на спину, Линден приподняла его подбородок,
разжала стиснутые челюсти и прочистила горло. Ее ладони легли на грудную
клетку мужчины, и она приступила к сердечно-легочному оживлению.
   Ритм искусственного дыхания так прочно укоренился в ее сознании,  что
она следовала ему автоматически: пятнадцать сильных нажатий  на  грудную
клетку; затем, закрывая ноздри пострадавшего, два глубоких выдоха в рот.
От  гнилых  зубов  старика  исходило  омерзительное   зловоние.   Линден
казалось, что у него разлагались не только десны, но и небо. На какой-то
миг она дрогнула. Ее отвращение превратилось в  острую  тошноту,  словно
она прижалась губами к гнойному нарыву. Но доктор Эвери была упряма; она
продолжала свою работу.
   Пятнадцать нажатий. Два выдоха.
   Пятнадцать и два. Пятнадцать и два.
   Линден твердо выдерживала ритм. Однако сквозь  тошноту  и  отвращение
уже поднимался страх. Страх перед кислородным голоданием. Страх неудачи.
   Как правило, для, сердечно-легочного оживления требовалось  несколько
человек. Каждый из них мог вести процедуру  лишь  несколько  минут.  Она
понимала, что если сердце старика не забьется в ближайшее время...
   - Дыши, черт бы тебя побрал, - шептала она, мысленно отсчитывая ритм.
   Пятнадцать и два. Пятнадцать и два.
   - Дыши, миленький! Я тебя прошу!
   Но пульса по-прежнему не было.
   Она начинала задыхаться. Слабость и дурнота поднимались в голову, как
потоки тьмы. Ее легким не хватало воздуха.
   Жара и дряхлость доконали  старика.  Потеряв  сознание,  он  терял  и
остальные признаки жизни.
   - Дыши! Дыши!
   Она резко  выпрямилась  и  повернулась  к  сумке.  Руки  предательски
дрожали. Сжав кулаки, Линден заставила себя успокоиться,  затем  достала
одноразовый шприц, ампулу с  адреналином  и  длинную  иглу.  Сражаясь  с
дрожью пальцев, она наполнила шприц,  выпустила  воздух  и  с  нарочитой
тщательностью очистила спиртом пятно на тощей груди старика. Введя  иглу
между ребер мужчины, она сделала инъекцию в сердце, потом отложила шприц
в сторону и ударила кулаком по грудине.
   Удар не вызвал  эффекта.  Линден  выругалась  и  вновь  приступила  к
искусственному дыханию.
   Ей требовалась помощь, но она находилась в безвыходной ситуации. Если
бы Линден прекратила процедуру, повезла старика в город или  отправилась
на поиски телефона, мужчина бы умер по дороге. Впрочем, если она истощит
свои силы, он тоже умрет.
   "Дыши!"
   Сердце старика не билось. Запах из его рта напоминал зловоние  утробы
трупа. Все ее усилия казались напрасными.
   Но она не сдавалась.
   Это  был  вызов  всему  тому,  что  превратило  ее  жизнь  в   жалкое
существование. Линден потратила десять лет, чтобы  обучиться  борьбе  со
смертью, и теперь уже не могла отступить. В восемь ей не удалось  спасти
отца. Даже в пятнадцать она оставалась слишком неопытной и слабой, чтобы
уберечь свою мать. Но сейчас, владея знанием  медицины,  она  не  желала
бросать человека  в  беде.  Она  не  желала  отказываться  от  борьбы  и
обманывать последние надежды.
   Темные пятна скользили перед глазами. Влажный воздух  стал  душным  и
плотным. Руки  налились  свинцовой  тяжестью.  При  каждом  вдохе  горло
издавало хриплый вопль, и легкие сипели при каждом  выдохе  в  зловонный
рот мужчины. Он не шевелился. Слезы ярости и отчаяния  стекали  горячими
струйками по ее лицу. Но доктор Эвери и не думала сдаваться.
   Она находилась на грани обморока, когда  легкая  дрожь  пробежала  по
телу старика. Он сделал судорожный вдох.
   Застонав от облегчения, Линден попыталась подняться на ноги, но кровь
ударила ей в голову, и она повалилась на бок.
   Какое-то время сознание отмечало только шум в ушах  и  пот  на  лице.
Когда ей стало лучше, она приподняла голову и увидела старика,  стоящего
над ней.  Его  бездонные  синие  глаза  смотрели  на  Линден  с  горьким
состраданием. Пожилой мужчина выглядел невероятно сильным и высоким. Его
поза напрочь отрицала тот факт, что минуту назад  он  был  на  волос  от
смерти. Старик склонился к Линден, помогая  ей  подняться  на  ноги.  Он
обхватил ее руками за  талию,  и  она  прижалась  к  нему,  не  в  силах
сопротивляться крепкому объятию.
   - Не бойся,  доченька.  -  Его  хриплый  голос  наполняли  жалость  и
нежность. - Ты не обманешь надежд, хоть он и  будет  нападать  на  тебя.
Есть еще в мире любовь! - Старик отпустил ее и отступил на  шаг.  В  его
глазах сверкнула строгость. - Будь честной.
   Линден изумленно смотрела ему вслед, пока он шагал от нее через поле.
Молочай и дикая горчица хлестали по  кромке  его  грязно-желтой  мантии.
Моргая и стараясь избавиться от точек, мельтешивших перед глазами, она с
трудом различала удалявшуюся фигуру.  Мускусный  ветерок  ерошил  волосы
старика, и в  золотистых  лучах  заката  они  казались  нимбом  над  его
головой. А потом мужчина поблек во влажном воздухе и исчез из виду.
   Ей хотелось побежать  за  ним,  позвать  и  расспросить  о  том,  что
случилось. Но, вспомнив взгляд старика, Линден застыла на месте.
   Будь честной.
   Она почувствовала трепет, зарождавшийся в ее сердце.

Глава 2

Что-то не так

   Дрожь усилилась и распространилась по всему телу. Кожа горела, словно
солнце светило на нее через огромную линзу.  Мышцы  живота  сжимались  в
комок.
   Старик исчез. Он обнял ее, назвал дочерью, а затем исчез.
   Она испугалась, что сходит с ума.  Повернувшись  к  тому  месту,  где
лежал мужчина, Линден увидела использованный шприц, стерилизующий тампон
и пустую ампулу. В пыли угадывался слабый отпечаток тела.
   Дрожь начала затихать, и она расслабилась. Человек был  реальным.  Ей
только показалось, что он растворился в воздухе. Обман зрения, и  ничего
больше.
   Она осмотрела поле и дорогу. Старика не следовало  отпускать  одного.
Ему требовался уход под присмотром врача  -  до  тех  пор  пока  бы  его
состояние не стабилизировалось. Преодолевая странное  нежелание,  Линден
вошла в дикую горчицу и направилась к небольшому кусту, рядом с  которым
исчез старик. Она  еще  раз  осмотрела  поле.  Ей  не  хотелось  бросать
больного на произвол судьбы. Но тот пропал, оставив ее  в  недоумении  и
тревоге. Ничего не  понимая,  Линден  вернулась  на  дорогу.  В  пыли  у
фанерного указателя лежала ее сумка.
   Ругаясь  и  успокаивая  себя,  она  сложила  остатки  медикаментов  в
пластиковый пакет. Ноги сами понесли ее к машине. Знакомые запахи и вещи
восстановили дрогнувшее чувство реальности, и она  с  облегчением  сжала
руками рулевое колесо. Какое-то время Линден не могла  вспомнить,  зачем
приехала сюда, но потом ее взгляд зацепился за книгу, которая лежала  на
соседнем сиденье.
   - О черт!
   Теперь ей еще больше не хотелось встречаться с Томасом Кавинантом.
   Решив отказаться от  поручения  Биренфорда,  Линден  завела  мотор  и
начала разворачивать машину. Но память о взгляде старика удержала ее  от
бегства. Эти синие глаза не одобрили бы нарушенного обещания -  особенно
после того как она спасла ему жизнь. Линден создала для себя  прецедент,
который был важнее каких-то трудностей и разочарований. Она  переключила
скорость и направила машину к белому дому, оставив за собой пыль  дороги
и солнечный закат.
   Свет окрашивал стены дома багровыми  тонами,  придавая  им  жуткий  и
призрачный вид. Остановив машину, Линден вновь испытала приступ страха и
нерешительности. Она не хотела встречаться с Томасом Кавинантом -  и  не
потому что  тот  был  прокаженным.  Ее  пугала  экстравагантность  этого
странного незнакомца, которого боялся даже доктор Биренфорд.
   Тем не менее Линден уже приняла решение. Взяв  книгу,  она  вышла  из
машины и направилась к  крыльцу,  надеясь  покончить  с  этим  делом  до
наступления  сумерек.  Поднявшись   по   ступеням,   она   остановилась,
пригладила волосы и постучала в дверь.
   Дом казался пустым и молчаливым.
   Ее  плечи  пульсировали  от   недавнего   напряжения.   Усталость   и
замешательство отзывались тяжестью в руках, и она с трудом держала их на
весу. Стиснув зубы, Линден заставить себя постучать в дверь еще раз.
   Внезапно она услышала звуки шагов. Они исходили  из  глубины  дома  и
быстро   приближались.   В   них   ощущалось    сердитое    недовольство
потревоженного отшельника.
   Дверь распахнулась,  и  перед  ней  предстал  худощавый  сорокалетний
мужчина в потертых джинсах  и  измятой  тенниске.  Он  был  выше  ее  на
несколько дюймов. Узкий рот на строгом лице навевал безрадостные мысли о
каменной  скрижали.  Щеки  и  лоб   бороздили   морщины   страданий,   а
покрасневшие глаза походили  на  угольки,  способные  обжечь.  Волосы  у
висков серебрила седина, но, судя по всему, его состарили  мысли,  а  не
время.
   Он выглядел  усталым  и  истощенным.  Линден  автоматически  отметила
красноту  его  век  и  глазных  яблок,  анемичную   бледность   кожи   и
лихорадочную порывистость движений. Подобные симптомы указывали либо  на
серьезную болезнь, либо на длительное и сильное потрясение.
   Она открыла рот, чтобы заговорить, но Кавинант не дал  произнести  ей
ни слова. Взглянув на нее исподлобья, он мрачно прорычал:
   - Когда мне нужны посетители, черт бы вас побрал, я выставляю знак!
   А потом дверь захлопнулась перед ее носом.
   Линден медленно повернулась и недоуменно посмотрела на  яркие  полосы
заката. В одно мгновение ее  неуверенность  превратилась  в  неудержимый
гнев. Она снова заколотила в дверь с такой силой, что дерево загрохотало
по косяку.
   Он вышел к ней, и его голос наполнился холодной язвительностью:
   - Если вы не понимаете человеческого языка, я...  Она  встретила  его
взгляд с саркастической усмешкой.
   - Неужели вы не можете установить электрический звонок или, на  худой
конец, колокольчик?
   Ее вызывающий тон  заставил  Кавинанта  замолчать.  Сузив  глаза,  он
осмотрел Линден с ног до головы, словно пытался  оценить  ту  опасность,
которую она собою представляла.
   - Я вижу, вы уже знаете о моей болезни, - сказал он  более  спокойным
голосом. - Тогда вам не нужно никаких предупреждений.
   Она кивнула.
   - Меня зовут Линден Эвери. Я врач.
   - Похоже, вы не боитесь прокаженных. Его сарказм напоминал по тяжести
дубину, но она противопоставила ему свою иронию.
   - Если бы я боялась больных людей, то не работала бы врачом.
   В его сердитом взгляде читалось недоверие.
   - Я врача не вызывал! - отрывисто  ответил  он.  Дверь  снова  начала
закрываться.
   - Тогда вы  действительно  один  из  тех,  кого  следует  бояться!  -
язвительно выкрикнула Линден.
   Лицо Кавинанта потемнело.  Четко  выговаривая  каждое  слово,  словно
оттачивая острый кинжал, он произнес:
   - Что вам угодно, доктор?
   Его волевой напор имел почти осязаемую силу. К своему стыду,  она  не
находила ответа. Второй раз за этот вечер ее удерживал взгляд,  которому
она не могла сопротивляться. Линден почувствовала,  что  краснеет.  Рука
сжимала книгу - единственный предлог для  разговора.  Но  она  торопливо
спрятала томик