тво
собственного достоинства.., и смирение произвели  большее  впечатление,  чем
это могли бы сделать проклятия или открытый вызов. Кавенант  видел,  что  он
еще нашел ответы не на все вопросы - и это несмотря на то, что ему  пришлось
пережить.
   Он попытался обдумать  сказанное,  разобраться  в  собственных  чувствах,
вызванных словами Лорда Фоула, но не успел.  Казалось,  новый  мощный  взрыв
разорвал тишину тронного зала. Точно огромная невидимая дверь распахнулась в
воздухе за его спиной; безо всякого предупреждения  он  почувствовал  позади
чье-то мощное присутствие, ощутил воздействие неведомой  силы,  неистовой  и
отвратительной. Это отвлекло его внимание от Лорда Фоула.
   Собравшись с духом, он обернулся, чтобы  взглянуть  прямо  в  лицо  новой
напасти.
   Он обнаружил впереди высокие фигуры, напоминающие одну из тех, которые он
видел  в  пещере  под  Меленкурион  Скайвейр.  Они  возвышались   над   ним,
могущественные и жуткие; казалось, они находились вне пределов тронного зала
и он видит их сквозь каменные стены.
   Это были  призраки  мертвых  Лордов.  Кавенант  узнал  Кевина-Расточителя
Страны, сына Лорика. Рядом с ним стояли еще двое, такие же мертвенно-бледные
и ужасные; шестым чувством  Кавенант  догадался,  что  это  Лорик-Победитель
Вайлов и Деймон-Друг Великанов. Он увидел также Протхолла,  Осондрею  и  еще
десятка два мужчин и женщин, о которых  никогда  ничего  прежде  не  слышал.
Здесь же находилась и Елена, дочь Лены. А позади, выше всех, он  увидел  еще
одного человека с горячечным взглядом пророка, у которого на правой руке  не
хватало двух пальцев. Это был Берек-Друг Земли, Лорд-Основатель.
   В один голос - словно заговорил гром, который потряс Кавенанта  до  мозга
костей - они воскликнули:
   - Убей его! Это в твоих силах. Не слушай его лживых, предательских  слов.
Во имя всей Земли и благополучия живущих на ней - убей его!
   Их страстное желание нахлынуло на него, затопив с головой. Все они любили
Страну глубочайшей любовью и поклялись защищать  ее.  И  все  же  Лорд  Фоул
одержал над ними победу, один за  другим  они  сходили  в  могилы,  пока  он
бесчинствовал и разорял Страну. Они ненавидели его такой жаркой  ненавистью,
перед которой мерк гнев Кавенанта.
   Но вместо того чтобы подхлестнуть его ярость, поток их ненависти  унес  с
собой всю его решимость сражаться. Ненависть ушла  из  его  сердца,  уступив
место скорби - скорби за них; и это чувство было таким  сильным,  что  он  с
трудом сдерживал слезы. Он должен был повиноваться им - они  заслужили  это;
они имели право на свою ненависть. Но, увидев со стороны, как  выглядят  те,
кем полностью владеет это чувство, он внезапно вспомнил  кое-что.  Вспомнил,
какой жаждой  убийства  пылали  глаза  Морехода.  Да,  ему,  Кавенанту,  еще
предстояло кое-что выполнить, но это  кое-что  нельзя  делать  с  яростью  и
ненавистью в сердце.  Гнев  необходим  и  хорош  только  во  время  схватки,
сражения. Теперь он мог лишь погубить то немногое,  чего  Кавенанту  удалось
достичь. Печально он ответил Лордам:
   - Я не могу убить его.  Вы  неоднократно  пытались  сделать  это,  но  он
оставался жив. И каждый раз, поднимаясь вновь, становился все сильнее. Это -
то же самое Зло. Я не могу убить его.
   Его ответ их ошеломил, они вздрогнули от ужаса. Потом Кевин спросил:
   - Неужели ты позволишь ему  остаться  в  живых?  Кавенант  не  знал,  что
ответить. Но он уже понял, что самое правильное - во всем  следовать  голосу
своей интуиции. Впервые с тех пор, как началось его сражение с  Презирающим,
он повернулся к Мореходу Идущему-За-Пеной.
   Великан  стоял,  прикованный  к  стене,  горящим  взглядом  наблюдая   за
происходящим. Его запястья и щиколотки были в крови от тех  усилий,  которые
он прикладывал, чтобы освободиться; в лице была опустошенность  -  результат
того, чему он стал свидетелем.  Но  в  остальном  он  был  цел  и  невредим.
Заглянув в его глубоко запавшие глаза,  Кавенант,  казалось,  прочел  в  них
понимание сложности стоящей перед ним проблемы.
   - Ты поступил правильно, друг мой, - негромко произнес  он,  встретившись
взглядом с Кавенантом. - Я верю - чтобы ты ни выбрал, ты выбираешь сердцем.
   - У меня нет выбора, - ответил  Кавенант,  борясь  со  слезами.  -  Я  не
намерен убивать его - он вскоре возродился бы снова. Я не хочу, чтобы и  эта
вина пала на мою голову. Нет, Мореход, друг мой. Для тебя  все  закончилось.
Для тебя - и для них. - Он  кивнул  в  сторону  призрачных  Лордов.  -  Слух
радуется, когда.., помнишь? Когда-то ты говорил мне это. Сейчас я скажу тебе
то, что обрадует твой слух. Слушай меня. Я победил  Презирающего  -  в  этот
раз. Страна спасена - пока. Клянусь, что это так. Сейчас я хочу...
   Мореход! - Слезы, которые он  не  мог  больше  сдерживать,  застлали  ему
глаза. - Я хочу, чтобы ты снова смеялся. Радуйся. Пусть в этой кровавой  яме
зазвучит смех. - Повернувшись к Лордам, он крикнул:
   - Слышите меня?  Предоставим  Фоула  самому  себе!  Займемся  собственным
исцелением!
   Наступила тишина - долгая и зловещая. Лорд Фоул, схваченный тисками силы,
по-прежнему пылал презрением.  Лорды  замерли,  пораженные  ужасом.  Мореход
повис на своих цепях, словно ноги больше не держали его.
   - Помогите мне! - закричал Кавенант.
   И вот, очень медленно и постепенно, эта мольба достигла  слуха  и  сердец
тех,  кто  слышал  его.  Сделав  над   собой   громадное   усилие.   Мореход
Идущий-За-Пеной начал смеяться.
   Поначалу его смех звучал ужасно, больше напоминая  рыдания  и  проклятия.
Потом  раздались  глубокие,  низкие  голоса  Лордов,   в   которых   звучала
презрительная  насмешка  по  отношению  к  побежденному   Презирающему.   Но
постепенно Мореход успокоился, и прежний, давно забытый юмор  вновь  ожил  в
его душе, изгнав из нее последние следы ярости и боли. Вскоре то,  что  лишь
отдаленно напоминало радость, сменилось взрывом настоящего веселья.
   Лорды тоже  не  устояли!  Смех  Морехода  крепчал,  становясь  все  более
заразительным, и неумолимые призраки  поддались  его  очарованию.  Ненависть
покидала их сердца, сменяясь чистым, почти  детским  юмором  -  они  ощутили
давно забытый вкус веселья. Все их презрение к  Лорду  Фоулу  растаяло,  они
больше не издевались над ним. Они смеялись, да, но этот смех вообще не  имел
к  нему  никакого  отношения.  К  их  собственному  удивлению,  они   просто
развеселились, испытывая чистое, ни  с  чем  не  сравнимое  удовольствие  от
самого смеха.
   В ответ на эти звуки Лорд Фоул съежился. Его последняя защита рухнула;  с
криком боли и ярости он  прикрыл  руками  лицо  и..,  начал  изменяться.  Он
молодел! Волосы темнели, борода сделалась более густой. Исчезла также  былая
осанистость. Но и это было еще не все - молодея, он становился все меньше  и
вскоре стал совсем юным, едва различимым.
   Однако на этом  процесс  его  превращений  не  закончился.  Юноша,  потом
ребенок, совсем крошечный, неистово орущий... И потом он исчез совсем.
   По-прежнему смеясь. Лорды покинули тронный зал. Вернулись в свои  могилы,
где теперь могли спать спокойно - больше им  не  надо  было  страдать  из-за
того, что был нарушен Закон Смерти. Кавенант и Мореход остались одни.
   Больше  не  сдерживаясь,  Кавенант  заплакал.  Вся  его  усталость  разом
обрушилась на измученное тело и израненную душу. Он почувствовал себя  таким
слабым, что едва мог поднять голову - не то чтобы  продолжать  жить  дальше.
Однако  ему  оставалось  сделать  еще  одно.  Он  поклялся,  что  Страна   в
безопасности - теперь настало время сделать  то,  что  бы  и  в  самом  деле
обеспечило это.
   - Мореход... - произнес он. - Друг мой... Он настолько  ослабел,  что  не
мог на словах выразить то, что необходимо было сделать, надеясь, что Мореход
и так поймет его.
   - Не беспокойся обо мне,  -  с  новой,  спокойной  гордостью  откликнулся
Мореход, как будто, заговорив с ним, Кавенант оказал ему огромную  честь.  -
Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий, храбрый  Владыка  Белого  Золота,  я  не
желаю другого конца. Делай то, что должен, друг мой. Наконец-то я пребываю в
мире. Я стал свидетелем и участником удивительных событий.
   Кавенант кивнул, глаза его ослепли от слез.  Одним  напряжением  воли  он
разрушил цепи, сковывавшие Великана -  чтобы  тот  смог,  по  крайней  мере,
спастись бегством, если решит сделать это. И тут же выкинул  из  головы  все
мысли о своем Друге.
   Он плелся через весь зал на неуклюжих, онемевших ногах  и  думал  о  том,
что, кажется, нашел ответ. Ответ  на  вызов  смерти  состоял  в  том,  чтобы
использовать ее, заставить  служить  своим  целям,  а  не  просто  стать  ее
жертвой. Это был не очень хороший ответ - но единственный, который он знал.
   Следуя ощущениям, которые  посылали  его  ставшие  крайне  восприимчивыми
нервы, он приблизился к  Камню  Иллеарт,  как  будто  это  был  плод  дерева
познания жизни и смерти.
   И тут же угасшая было мощь  кольца  пробудилась  вновь.  Между  Камнем  и
кольцом возник огромный  бело-зеленый  столб;  казалось,  он  был  настолько
высок, что мог проткнуть небеса.  Почувствовав  эту  силу,  рвущуюся  наружу
сквозь ненужную плоть его существа, Кавенант понял, что это  и  есть  огонь,
предназначенный для него; как будто  он  был  ворохом  осенних  листьев  или
старой рукописью, которые так  хорошо  горят.  Находясь  в  центре  мощного,
быстро вращающегося вихря, он встал рядом с Камнем на колени  и  положил  на
него руки, как делает человек, приносящий жертву. Кровь  из  его  распухших,
почерневших губ заструилась по подбородку;  капая  на  Камень,  она  тут  же
испарялась.
   С каждым мгновением противоборство двух сил становилось все мощнее. Точно
неукротимое  сердце.  Камень  Иллеарт  пульсировал  под  руками   Кавенанта,
бездумно стремясь уничтожить его. Кавенант как можно  крепче  прижал  его  к
груди, тем самым еще раз подтверждая свой выбор. Он не смог убить Порчу,  но
мог, по крайней мере, уничтожить его орудие разрушения  и  осквернения;  без
этого всему, что уцелело после гибели Презирающего, потребовались  бы  века,
чтобы восстановить свою  прежнюю  силу.  Обхватив  Камень  руками,  Кавенант
сосредоточил всю волю и силу на том, чтобы уничтожить его.
   Бело-зеленый, зелено-белый смерч становился все мощнее и наконец вырвался
из Риджик Тоума. Точно воины, в смертельной схватке стиснувшие друг друга за
горло так, что никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга,  изумруд
и серебро вспыхнули, взорвались и  кругами  понеслись  вверх  со  скоростью,
перед которой скала оказалась беззащитной. Мыс задрожал до самого основания,
стены Яслей покоробились, с потолка рухнули  огромные  глыбы,  более  мелкие
камни начали плавиться и стекать вниз, словно вода.
   Ясли задрожали в агонии. Трещины зазмеились по полу, а затем и по стенам.
Взрыв вызвал тучи осколков, которые обрушились внутрь  через  образовавшиеся
трещины и щели. Убийственный Жар растекся на  множество  отдельных  потоков.
Дозорные башни накренились, словно ивы под напором ветра.
   С могучим взрывом, от которого содрогнулось море, вся  центральная  часть
мыса взлетела в воздух. Ясли рассыпались на град огромных осколков, сам  мыс
треснул от вершины до основания. Обе его половины медленно  отошли  друг  от
друга и с оглушительным ревом рухнули в море.
   Океан хлынул в образовавшуюся щель, а Убийственный Жар прорвался к  морю.
Горячий пар со свистом взметнулся вверх, когда они встретились, и  превратил
то, что осталось от Риджик Тоума, в кипящий котел; пар  сделал  неразличимым
все, кроме силы, которая продолжала сверкать в самом центре хаоса.
   Зелено-белая, жестокая, дикая  -  она  вздымалась  вверх,  устремляясь  к
своему апокалипсису.
   Однако белая часть возобладала и торжествовала.

Глава 21

Конец прокаженного

   Вот каким образом Томас Кавенант сдержал свое обещание.
   Спустя много времени он обнаружил, что лежит в полном забвении,  точно  в
могиле, в изнеможении свободно плывет сквозь тьму в  безлюдном  пространстве
между жизнью и смертью. Ему казалось, что он  и  в  самом  деле  умер,  став
бесчувственным, как сама смерть. Однако сердце его продолжало биться  -  как
будто ему не хватало мудрости, чтобы остановиться, когда его работа потеряла
смысл. Неровными толчками, с заметным усилием, оно поддерживало в нем жизнь.
   И где-то глубоко внутри,  под  черепом,  еще  жива  была  мысль;  она  не
покинула его совсем, хотя  медленно  утекала  в  теплую,  мягкую  землю  его
могилы.
   Он хотел покоя; он заслужил его. Но то облегчение, которое  он  испытывал
теперь, находясь в тепле и покое, далось ему слишком дорогой ценой. Он никак
не мог прийти в себя. "Мореход мертв", - безмолвно шептал  он.  Нельзя  было
спастись бегством от  собственной  вины.  На  все  вопросы  получить  ответы
невозможно. Жизнь продолжается  слишком  долго,  чтобы  умудриться  остаться
безупречно чистым.
   Он никогда не думал, что его жизнь окажется такой долгой.
   И все же нечто внутри него  вело  ожесточенный  спор.  "Здесь  нет  твоей
вины", - шептало оно. Он сам сделал свой выбор. Всему должна быть определена
мера, иначе слишком высокое чувство ответственности способно превратиться  в
своего рода самоубийство.
   Все эти рассуждения были ему знакомы. Он знал по опыту,  что  прокаженные
были обречены именно с того момента, как только они начинали ощущать чувство
вины за то, что заболели проказой, свою ответственность  за  это.  Возможно,
чувство вины и смерть, как физический предел жизни, были  в  конечном  счете
одним и тем же  -  фактами  жизни,  которые  невозможно  ни"  исправить,  ни
оспорить. Тем не менее Мореход умер, и его уже не  вернуть.  Никогда  больше
Кавенант не услышит снова его смех.
   "Тогда не тревожься и из-за другой своей мнимой вины, - произнес голос за
пределами тьмы. - Не ты выбирал это дело. Если бы от тебя  зависело,  ты  не
взялся бы за него. Тебе его навязали.  Ответственность  лежит  на  том,  кто
остановил свой выбор на тебе, не спросив твоего согласия".
   Он сразу же узнал - этот голос  принадлежал  старику  нищему,  с  которым
Кавенант столкнулся перед тем, как  впервые  попал  в  Страну.  Именно  этот
старик убеждал его сохранить свое обручальное  кольцо  и  дал  ему  прочесть
бумагу, на которой были записаны некоторые фундаментальные вопросы этики.
   Он вяло откликнулся:
   - Ты, должно быть, очень уверен в себе.
   - Уверен? О нет. Это был огромный риск - риск для мира, который я создал,
риск даже для меня. Если бы мой враг завладел дикой  магией  Белого  Золота,
ничто больше не удержало бы  его  на  Земле...  Он  разрушил  бы  ее,  чтобы
попытаться напасть на меня. Нет, Томас Кавенант, я рисковал, но  не  потому,
что я так самоуверен, а потому, что верил в тебя. Мои руки были связаны. Как
бы мне ни хотелось защитить Землю, я не мог вмешиваться, иначе это могло  бы
привести к гибели того, чему я хотел  помочь.  Только  совершенно  свободный
человек имел шанс устоять против моего врага и защитить Землю.
   Кавенант слышал в звуках голоса сочувствие, уважение, даже благодарность,
но сомнения продолжали мучить его.
   - Разве я был свободен? Это был не мой выбор.
   - О, все это так, но ты был свободен от моих советов,  моей  силы,  моего
желания сделать тебя  своим  орудием.  Разве  я  не  сказал,  что  риск  был
предельно велик? Оказаться в Стране или нет - тут ты не имел выбора,  это  я
решил за тебя. Но в самой Стране я не принуждал тебя служить моим целям.  Ты
свободно мог проклясть и Страну, и Землю, и само Время - если бы  таков  был
твой выбор. Только идя на подобный риск, мог я надеяться, что  мое  творение
будет защищено чистыми руками.
   Кавенант пожал плечами:
   - И все-таки я не  был  свободен.  Эта  певица..,  которая  назвала  меня
Береком. Эта девочка, на которую напала змея. Может быть, ты  и  предоставил
мне свободу в Стране, но в своем собственном мире.., здесь ты вмешивался.
   - Нет, - мягко отозвался голос. - Я не принимал участия в том, о  чем  ты
говоришь. Если бы я сделал это.., или что-то еще в том же роде.., ты стал бы
всего лишь моим орудием - и  совершенно  бесполезным.  Если  бы  ты  не  был
свободен и полностью независим, если бы тобой не руководила твоя собственная
верность, ты не смог бы одолеть моего врага. Нет, даже  в  том  единственном
случае, когда я заговорил с  тобой,  я  сильно  рисковал.  Но  больше  я  не
вмешивался.
   Кавенанта неприятно поразила мысль о том,  что  его  свобода  в  принципе
позволяла ему разрушить Страну. Он был так близок к этому! Какое-то время он
обдумывал слова Создателя о риске, а потом спросил:
   - Что заставило тебя думать, что я не разрушу  ее..,  не  приведу  ее  на
грань отчаяния?
   И голос тут же ответил:
   - Отчаяние - всего лишь чувство, как и многие другие. Проклятием является
не само отчаяние, а привычка к нему. Ты был  человеком,  уже  знакомым  и  с
самим отчаянием, и с тем, что к нему можно  привыкнуть.  Тебе  был  известен
Закон Самовыживания, который одновременно и спасение, и проклятие.  То,  что
ты так хорошо понимал особенности своей болезни, сделало тебя мудрым.
   "Мудрым", - повторил про себя Кавенант. Наверное, это ни в какой  степени
не относилось к его сердцу - иначе зачем бы оно продолжало биться?
   - Дальше, в некотором роде ты сам был создателем. Ты уже представлял себе
способ, с помощью которого создатель может  исцелить  свое  создание.  Часто
этим способом  является  бессилие  -  именно  оно  подталкивает  создание  к
отчаянию.
   - А как насчет самого Создателя? Почему он не впадает в отчаяние?
   - Почему он должен впадать в отчаяние? Если ему не нравится мир,  который
он создал, он может создать другой. Нет, Томас  Кавенант,  -  чувствовалось,
что говорящий печально улыбнулся, - Боги и создатели слишком сильны и  в  то
же время слишком бессильны, чтобы впадать в отчаяние.
   "Да, - грустно согласился про себя Кавенант. И добавил почти по привычке:
   - Все не так просто". Ему хотелось, чтобы  голос  замолчал,  оставил  его
одного; но хотя тишина и не нарушалась, Кавенант знал,  что  говоривший  еще
здесь. Спустя некоторое время, собравшись с духом, он спросил:
   - Чего ты хочешь?
   - Томас Кавенант, - все так же мягко прозвучал голос,  -  хотя  и  против
своей воли, ты в каком-то смысле мой сын. Я  хочу  сделать  тебе  подарок..,
наградить тебя, чтобы выразить всю мою благодарность;  словами  это  сделать
невозможно. Твой мир подчиняется определенному закону, так же как и  мой.  И
по любому из них я - твой должник. Ты спас мою Землю от гибели. Никакой  дар
не будет слишком велик, чтобы мой долг мог считаться оплаченным.
   "Подарок?" - вздохнул Кавенант. Нет. Он не  хотел  унижать  ни  себя,  ни
Создателя, прося  исцелить  от  проказы.  Он  уже  собирался  отклонить  это
предложение, как вдруг волнение охватило его.
   - Спаси Великана, - сказал он. - Спаси Морехода.
   - Нет, Томас Кавенант, не  могу,  -  с  чувством  невыразимого  сожаления
отозвался голос. - Разве я не говорил тебе, что разрушил  бы  Арку  Времени,
если бы сквозь нее попытался прикоснуться к Земле?  Несмотря  на  то  что  я
очень-очень тебе благодарен, я ничего не могу сделать для тебя ни в  Стране,
ни на Земле. Если бы я мог, то  никогда  не  допустил  бы,  чтобы  мой  враг
натворил так много бед.
   Кавенант кивнул - он понимал соображения, которые  прозвучали  в  ответе.
Спустя некоторое время он сказал:
   - В таком случае ты не можешь сделать для меня ничего.  Я  сказал  Фоулу,
что не верю в него. Я не верю и в тебя. Я получил возможность сделать  очень
важный выбор. Этого достаточно. Не нужно мне никаких подарков. Подарок - это
слишком просто; я не могу позволить себе этого.
   - Да, но ты заслужил...
   - Ничего я не заслужил. - Легкая волна гнева поднялась в его душе.  -  Ты
не дал мне возможности заслужить что-либо. Ты отправил  меня  в  Страну  без
моего согласия, даже ничего т