ед не между ними, а вместе с  ними,  он  мог
сохранить и то и другое - и Страну, и  себя,  мог  нащупать  то  место,  где
параллельные прямые его  невыполнимой  задачи  пересекаются.  Парадоксальный
подход. Однако он чувствовал, что именно такой подход позволял понять, зачем
он оказался в Стране. Вот почему, глядя  на  пустую  тень  и  ее  изумрудную
кромку, ощущая на себе всю мощь Презирающего, он не сказал ничего, а  только
подумал: "Нет, не исключают, Фоул. Ты ошибаешься - все не так  просто.  Если
бы все было так просто, я бы давным-давно нашел выход".
   - Впрочем, мне уже начинает надоедать слушать твои глупости, -  продолжал
между тем Лорд Фоул. - Мое терпение не безгранично. И есть  другие  вопросы,
которые мне хотелось бы выяснить. Не будем говорить о твоем вторжении в  мои
владения. На это  легко  получить  ответ.  Каким-то  непонятным  образом  ты
подкупил множество моих подданных, в результате чего я дважды получал ложные
сообщения о твоей гибели. Но, как я уже сказал, оставим это. Я вырву из  них
всю душу и в  конце  концов  узнаю  правду.  Ответь  вот  на  какой  вопрос,
презренный. - Он придвинулся так близко, как будто хотел проникнуть в  самое
сердце Кавенанта. - Эта вольная магия не  является  частью  твоего  мира,  а
между тем  именно  она,  несомненно,  поколебала  твое  Неверие.  Как  можно
использовать силу, в которую ты не веришь?
   И тут до Кавенанта дошло, почему Лорд Фоул проявлял по отношению  к  нему
такую явную снисходительность и тратил свое время на разговоры с ним, вместо
того чтобы просто оторвать ему палец и взять кольцо. Лорд Фоул  боялся,  что
Кавенант тайно владеет вольной магией, что, смертельно рискуя на Испорченных
Равнинах, в Убийственном Жаре  и  Раздробленных  Холмах,  а  затем  позволив
захватить себя в плен, он просто скрывает свою силу; и  делает  он  это  для
того, чтобы обмануть бдительность Лорда Фоула, напасть на  него  неожиданно,
застав врасплох.
   И у Фоула были основания для таких опасений - так или иначе. Посох Закона
больше не существовал.
   У  Кавенанта  молнией  мелькнула  мысль,  что,  сыграв  на  этом   страхе
Презирающего, он может каким-то образом помочь себе. И тут же понял, что  не
станет этого сделать - ради себя самого, ради того, чтобы его  стойкость  не
дала трещину под давлением собственной же двуличности.
   - Я не знаю, как пользоваться дикой магией. - Из-за опухших губ ему  было
очень трудно говорить. - Не знаю, как вызвать ее. Но знаю, что в Стране  она
- реальная сила. И знаю, каким образом можно привести ее в действие. Я знаю,
как покончить с этим кровавым ледником, который ты тут устроил.
   У Презирающего не осталось никаких сомнений.  Он  дико  закричал,  буравя
взглядом Кавенанта:
   - Ничего ты  не  можешь!  Все,  я  достаточно  терпел  твое  высокомерие!
Говоришь, ты прокаженный? Но ты пока  не  знаешь  по-настоящему,  что  такое
проказа. Я покажу тебе это!
   И тут же его сила бросилась на Кавенанта со всех сторон,  словно  мириады
взбесившихся ос. Пустая тень Презирающего  стала  расти  все  выше  и  выше,
наливаясь мощью, пока и Кавенант, и Мореход, и тронный зал  по  сравнению  с
ней не стали ничтожно малы; казалось, она заполнила собой все Ясли, а  может
быть, и весь мир. Кавенант  почувствовал,  что  погружается  в  разверзшуюся
перед ним бездну. Он закричал, моля о помощи, но никто не помог  ему.  Точно
раненая птица, он лежал на спине, не в силах пошевелиться.
   Запах эфира усилился, когда безжизненный голос над ними произнес:
   - Пади ниц предо мной и я спасу тебя.
   Мгновенно яростное, нестерпимое желание так и сделать пронзило его  душу.
Отчаяние колоколом билось в  мозгу,  пытаясь  сокрушить  его  решимость,  он
чувствовал себя растоптанным, почти погибшим - и все же не сдался,  сохранив
верность  самому  себе.  Он  был  прокаженный;  Страны  на  самом  деле   не
существовало; он не собирался добровольно обрекать себя на смерть.
   Изо всех сил, на какие только был способен, он стиснул свое кольцо.
   Боль взорвалась в черепе, кромсая его на клочки, точно хищные когти рвали
саму плоть мозга. Боль была как огромная приливная волна, с помощью  которой
Фоул пытался сокрушить дамбу его решимости  или  перелиться  через  нее.  Но
Кавенант был слишком истерзан; руки и ноги ничего не  чувствовали  -  в  том
числе и боли; холод так глубоко проник внутрь тела, что оно онемело. Он  был
почти трупом - и это позволило ему остаться непоколебимым в своем внутреннем
сопротивлении.
   Тогда Лорд Фоул попытался проникнуть внутрь него, слиться с ним  воедино.
Это предложение тоже казалось  соблазнительным  -  он  знал,  что  сразу  же
исчезнут боль и непроходящая тревога, не дававшие ему спокойно жил".  Но  он
уже так давно шел по своей дороге, что не способен был  свернуть  в  сторону
или отступить. Ведь он был  Томас  Кавенант,  Неверящий  и  прокаженный.  Он
отказался.
   Боль отступила так же внезапно, как  до  этого  возникла.  Осталось  лишь
хорошо знакомое оцепенение, отсутствие всяких ощущений, но к нему добавилось
странное чувство, будто где-то в этой  огромной  черной  бездне  он  потерял
самого себя.
   Точно он был нигде, окруженный ничем; он пристально смотрел на свои руки,
как будто надеясь в них обнаружить объяснение тому, что происходит.
   На первый взгляд они выглядели вполне обычно - крепкие,  несмотря  на  их
истощенность; отсутствие  двух  пальцев  на  правой  руке  напомнило  о  его
ущербности, заставив безмолвно застонать. Но кольцо было на месте,  свободно
болталось на указательном пальце, точно такое же, как всегда -  если  теперь
это имело хоть какое-то значение.
   И вдруг он заметил, что руки начали покрываться  красными  пятнами  -  на
пальцах, на суставах, на тыльной стороне ладоней.  Постепенно  увеличиваясь,
эти жуткие пятна источали гной, выступая  точно  волдыри  и  захватывая  все
большую поверхность. В конце концов обе руки приобрели вид сплошных язв.
   Прямо у него на глазах руки разлагались, как будто он  уже  стал  трупом.
Гнилая плоть отставала от костей, смердя, точно зловонный,  протухший  гриб.
Сами  кости  скручивались,  ломались  и  вновь  срастались  уже   изогнутые,
изувеченные. Черные,  липкие  гангренозные  опухоли  поползли  от  запястьев
вверх.
   Распад и гниение распространялись, корежа кости сначала предплечий, потом
и самих плеч; плоть свисала с них, словно рваное тряпье. Поглядев  на  ноги,
Кавенант обнаружил, что то  же  самое  происходит  и  с  ними  -  ноги  были
изуродованы уже до колен.
   То, что он увидел, заставило его затрепетать от ужаса - это был исход его
болезни, конец долгого пути, которым движется  каждый  прокаженный.  Проказа
жрала его - и какой смысл теперь оставаться в живых?
   Однако в проказе он разбирался отлично; он знал ее так хорошо, точно  был
ее верный и преданный любовник. Ему было известно, что так быстро  развиться
она не может. Но и это было  еще  не  все.  Он  знал,  чувствовал,  что  это
мерзкое, гнилостное разложение не было,  не  могло  быть  итогом  всего  его
существования. Что бы там ни утверждали его враги.., что бы он сам ни увидел
в себе.., он был больше, чем просто обычный прокаженный.
   "Нет, Фоул! - внутренне воскликнул он. - Я так просто не сдамся!"
   - Том! Том! -  закричал  измученный,  хорошо  знакомый  голос.  Такой  же
знакомый, как и любимый. - Не упрямься! Посмотри, что ты делаешь с нами!
   Он поднял взгляд и увидел Джоан; она держала на вытянутых руках  Роджера,
их маленького сына. Оба выглядели  так  же,  как  и  когда  он  видел  их  в
последний раз - так давно! Лицо Джоан казалось печальным, в  глазах  застыла
мольба, как будто она горько сожалела о том, что им пришлось  расстаться,  и
просила его понять, что заставило ее так поступить.  Непонятно  почему,  она
была обнажена. Душа Кавенанта заплакала, когда он увидел  то,  от  чего  был
теперь отрешен навсегда - ее бедра, грудь и прекрасное, но недоступное лицо.
   Роджер жалобно захныкал и повернул беспомощное  детское  личико  к  отцу.
Кавенант с ужасом увидел, что глаза его тусклы и  подернуты  пленкой  -  они
были наполовину слепы от проказы. На щеках рдели два неярких красных пятна.
   "Фоул! - внутренне взвыл Кавенант. - Будь ты проклят!"
   И тут он увидел другие фигуры, возникшие позади Джоан - там стояли Морэм,
Лена и Этиаран; Баннор и Хайл Трои. Все лицо  Морэма  было  изъедено  желтой
гнилью и покрыто страшными волдырями, из глаз  непрерывно  бежали  слезы.  У
Лены выпали волосы, лысый череп был покрыт  отвратительными  узлами  будущих
язв. Этиаран ничего не видела - ужасные бельма застилали ей  глаза.  Страшно
изогнутые, вывернутые конечности Баннора придавали ему уродливый вид. У Троя
вместо лица была одна сплошная гангренозная маска, словно  мозг  внутри  его
черепа превратился в огромный зловонный гнойник.
   За ними толпились другие - множество людей, которых  Кавенант  когда-либо
встречал в Стране. И все они  были  поражены  болезнью,  которую  им  принес
Кавенант. Измученные, потерянные, противные сами себе - бедные, ни в чем  не
повинные, загубленные жизни.
   Увидя все это, он взорвался. Ярость, так долго сдерживаемая, выплеснулась
наружу, в пустоту, точно лава из внезапно проснувшегося вулкана.
   - Фоул! - пронзительно закричал он. - Фоул! Ты не можешь сделать это!
   - Еще как могу, - последовал насмешливый ответ. - Я уже делаю это.
   - Остановись!
   - Отдай мне кольцо!
   - Никогда!
   - Тогда радуйся, видя дела своих рук. Смотри! Теперь ты  не  одинок  -  у
тебя много товарищей по несчастью, таких же прокаженных, как и ты.
   - Я не позволю тебе сделать это! Презирающий язвительно рассмеялся:
   - Не только позволишь, но и поможешь - прежде чем умрешь.
   - Никогда! Будь ты проклят! Никогда!
   Бешенство овладело Кавенантом - такое же яростное и  всесокрушающее,  как
поток магмы. Гнев  при  виде  этих  толпившихся  вокруг,  истерзанных  людей
сокрушил внутри него все преграды, им овладела  решимость  драться  за  свое
освобождение - словно он был новорожденный младенец, пытающийся вырваться из
материнской утробы на свет.
   Ему по-прежнему казалось, что он нигде, окруженный ничем -  но  он  знал,
что чувства обманывают его; тело его  все  еще  стояло  на  коленях  посреди
тронного зала. Диким усилием воли прогнав галлюцинации, дрожа,  он  приказал
себе встать. Глаза, которые все еще находились под  контролем  Лорда  Фоула,
были слепы, но он яростно прохрипел:
   - Я вижу тебя, Фоул.
   Глаза были ему не нужны - всеми  своими  обнаженными  нервами  он  ощущал
вокруг себя эманацию мощной силы.
   Сделав три тяжелых, неуклюжих шага, он и вправду увидел перед собой Лорда
Фоула, который бросился ему наперерез, пытаясь остановить; но прежде чем  он
смог это сделать, Кавенант поднял руки и обрушил  сжатые  кулаки  на  Камень
Иллеарт.
   Его обручальное кольцо ударило  по  Камню,  и  вспышка  невероятной  мощи
пронзила руки Кавенанта. Зеленая и белая молнии взорвали воздух,  и  все  то
наваждение, которым окружил его Лорд  Фоул,  тут  же  развеялось,  как  дым.
Кавенант лежал на  полу,  а  от  его  правой  руки  поднимался  вверх  смерч
чудовищной силы.
   Он встал на ноги. Согнув руку, сбросил кандалы, словно они были такой  же
иллюзией, как то, от чего он только что освободился.
   Полупрозрачная тень Фоула в боевой готовности припала к полу между ним  и
Камнем  Иллеарт.  Глаза  Презирающего  сверкали  желтым  огнем,  словно   он
стремился пронзить взглядом сердце Кавенанта.
   - Дурак!  -  взревел  он.  -  Ничтожество!  Здесь  правлю  я!  Я  -  твой
единственный законный хозяин...  И  лишь  я  один  могу  приказывать  Камню!
Попробуй только прикоснуться ко мне!
   С криком он обрушил на Кавенанта молнию своей силы, которая ударила в его
руку и впилась в кольцо. Белое Золото мгновенно изменилось - холод и зеленое
Зло просочились в металл, оскверняя его. И тут же снова тронный зал исчез.
   Кавенант  находился  на  Смотровой  Площадке  Кевина.  Точно  титан,   он
возвышался над каменной платформой и с помощью своего  ставшего  вредоносным
кольца в одиночку осуществлял новый Ритуал Осквернения Страны. Все  здоровое
внизу под ним гибло и умирало.  Огромные  золотни  рушились,  распадаясь  на
щепки. Цветы увядали, плоды алианты чахли и превращались в пыль, реки мелели
и  высыхали.  Подкаменья  и  настволья  рассыпались.  Все  живое   погибало,
оставшись без приюта и пищи. Он стал Лордом Разрушения  более  полного,  чем
то, которое когда-либо существовало;  разрушения,  которое  было  совершенно
непоправимо.
   Никогда!
   Невероятным усилием воли он исторг зеленую силу  из  своего  кольца..,  и
вернулся в тронный зал. Кольцо снова сияло чистым серебристым светом;  ветер
его мощи утих, победив таинственную изумрудную силу.
   Ему стало почти смешно. Камень не способен был подчинить себе его, он был
болен, безнадежно болен, и никакое новое разложение не могло оказать  своего
губительного воздействия на него.
   - У тебя был шанс, - прохрипел он, обращаясь к Презирающему - Ты применил
всю свою грязную силу Теперь - мой черед, и ты не сможешь  остановить  меня.
Ты нарушил слишком много законов А я - вне любого  Закона.  Дикая  магия  не
подчиняется ни одному из них, значит, и я  тоже.  Закон  -  единственное,  с
помощью чего ты мог бы остановить меня. А теперь Закон - это  я  сам.  Закон
или мое желание, это все равно. - Ярость душила его, он почти задыхался -  Я
- прокаженный, Фоул. Я способен выдержать все.
   И тут Презирающий бросился на него Положив руки на Камень,  он  вызвал  к
жизни всю его мощь, и она обрушилась на Кавенанта.
   Точно тонны камней  навалились  на  него.  Он  попытался  освободиться  с
помощью кольца, но сила, с которой он по-прежнему не очень умело  обращался,
лишь опрокинула на спину его самого. Однако он тут же понял, в  чем  ошибка.
Он пытался  использовать  дикую  магию,  словно  она  являлась  оружием  или
орудием, чем-то таким, что можно взять в руки и заставить  действовать  так,
как ему хотелось. Но Высокий Лорд Морэм сказал: "Ты  сам  -  Белое  Золото".
Дикая магия была не тем, чем можно командовать; ее нельзя было  использовать
хорошо или плохо, обращаться с ней мастерски или неумело. Теперь, когда  она
пробудилась, он понимал, что она была частью, проявлением его самого. Ему не
нужно было ни концентрироваться на ней, ни  нацеливать  ее;  она  стала  его
плотью и кровью, отражением его собственных чувств.
   Громко вскрикнув, он отбил нападение, и окружающая его стена  разлетелась
прочь миллионом зловонных пылающих капель.
   Лорд  Фоул  ударил  снова.  Сила,  опалившая  воздух  между  ними,   была
направлена на кольцо Кавенанта. От столкновения двух мощных сил тронный  зал
засверкал бело-зелеными взрывами; послышался ужасающий грохот,  словно  весь
мир внезапно сошел с ума.
   Размах битвы испугал Кавенанта до глубины души,  едва  не  поколебав  его
решимость. До сих пор он не представлял себе масштабов этой силы. Но  ярость
и боль за Страну, по-прежнему бушевавшие в нем, поддержали  его.  Лучше  чем
кто-либо другой в Стране он знал, что Лорд Фоул не  бессмертен  -  не  может
быть бессмертен. Остальные, может быть, и верили в это, но только не он. Так
его Неверие еще раз помогло ему. Люди, живущие в Стране,  не  могли  одолеть
Зло, потому что были убеждены в его незыблемости. Для Кавенанта же Лорд Фоул
был лишь живым воплощением какой-то части его самого - но не бессмертным, не
богом. Его можно было победить.
   Именно с таким ощущением Кавенант, собрав все силы  своей  души,  сердца,
плоти и крови, вновь ринулся в бой. Он и мысли не допускал о  поражении;  не
думал и о том, какую цену придется лично ему заплатить за победу. Лорд  Фоул
давил на него своей силой, заставляя отодвигаться к  стене,  к  которой  был
прикован Мореход.  Яростная  мощь  Камня  высасывала  из  воздуха  последние
остатки  тепла,  разрушая  все  вокруг.  Но  она  не   заставила   Кавенанта
заколебаться.  Дикая  магия  была  страстной  и   безграничной;   такой   же
безграничной, как Время, и  такой  же  могучей,  как  сама  Земля  -  силой,
ограниченной только пределами его воли. А эта воля  росла,  становилась  все
сильнее, расцветала, питаясь богатыми соками его ярости. С каждой минутой он
все больше обретал способность отразить любое нападение Презирающего.
   Почувствовав, что может  двигаться,  он  отошел  от  стены.  Бело-зеленые
взрывы по-прежнему сотрясали воздух, две силы сражались не на  жизнь,  а  на
смерть, рвали друг друга на клочки и тут  же  возрождались  снова.  Кавенант
удивился тому, что Риджик Тоум еще цел; но Ясли выстояли, выстоял и  тронный
зал.
   Постепенно Кавенанту удалось добиться того, что Лорд Фоул  все  дальше  и
дальше отступал от Камня. С каждым его  шагом  собственный  огонь  Кавенанта
сиял все ярче - не касаясь камня. Презирающий мог управлять своей изумрудной
мощью менее успешно. Его усилия стали суматошными, почти бестолковыми.  Трон
покачнулся, с  потолка  обрушились  куски  скалы.  Презирающий  пронзительно
вскрикнул.
   Кавенант продолжал наступать. Внезапно ему пришла в голову мысль  создать
из своей силы стену, которая разделила бы Лорда  Фоула  и  его  Камень.  Как
только это ему удалось, Презирающий закричал и бросился  на  стену,  пытаясь
пробить ее. Но было уже слишком  поздно  -  стена,  возведенная  Кавенантом,
окружила его со всех сторон, точно кокон.
   Но Кавенант на этом не остановился. Со  всей  яростью  своей  многократно
усилившейся воли он, точно ястреб, бросился на самого Презирающего,  пытаясь
проникнуть в его полутень.
   Кромка, окружавшая Лорда Фоула, сопротивлялась, осыпая  Кавенанта  дождем
искр. Он ощущал  ее  как  нечто  твердое,  закоснелое;  раскаленные  молнии,
которые из нее извергались,  казались  просто  детскими  игрушками.  Они  не
причиняли Кавенанту вреда. Ослепительно сверкая, дикая магия снова  и  снова
посылала свои молнии и стрелы внутрь изумрудно переливавшейся  кромки  и,  в
конце концов, одним мощным взрывом разрушила ее.
   Она разлетелась на множество осколков, тронный зал вздрогнул,  как  будто
произошло землетрясение. Полутень вспыхнула, точно кора сухого дерева, стала
рваться, отшелушиваться, падая на пол горячими кусками и лохмотьями.
   Захваченный в тиски силой Кавенанта,  Лорд  Фоул  Презирающий  постепенно
обретал материальность, превращаясь в телесное существо. Становясь видимыми,
медленно проступили конечности, как  будто  вылепленные  из  гипса;  старая,
благородной формы голова, украшенная серебристой  бородой,  в  которой  было
что-то львиное; величественное,  массивное  туловище.  Лишь  глаза  остались
прежними - воплощение не коснулось их, и взгляд,  обращенный  на  Кавенанта,
сверкал, исходя ядом.
   Полностью воплотившись. Лорд Фоул сложил на груди руки и резко произнес:
   - Теперь ты видишь меня таким, каков я есть, презренный. - В  его  голосе
не ощущалось никаких признаков страха или того, что он потерпел поражение. -
Ты воображаешь, что можешь повелевать  мной?  Глупец!  Независимо  от  твоей
ничтожной мудрости и веры, я появился на свет  задолго  до  того,  как  твой
собственный мир еще лежал в пеленках. Все очень  просто,  ничтожество:  Зло,
такое как я, - единственный истинный плод опыта и мудрости. Пройдет время, и
ты будешь делать то же самое, что и я. Ты научишься  презирать  человеческие
существа - их мелкую  ненависть,  которую  они  ошибочно  называют  любовью,
верой, надеждой и верностью.  Ты  поймешь,  что  легче  управлять  ими,  чем
проявлять терпение, - легче и лучше. Ты не найдешь другого  пути,  отличного
от моего. Ты станешь лишь слабой тенью того, чем  являюсь  я,  -  ты  будешь
презирающим без мужества презирать.  Продолжай,  ничтожество.  Разрушь  дело
моих рук, если должен.., убей меня, если сможешь.., но доведи дело до конца!
Я устал от твоего неверия и нерешительности.
   Невольно эти слова задели Кавенанта. Надменный вид Лорда  Фоула,  чувс