реальный.
   В  первый  момент  его  изумленному  взгляду  представилось,   что   лава
простирается от одного конца горизонта до другого, но постепенно, освоившись
с насыщенным ядовитыми испарениями воздухом,  он  разглядел,  что  поток  не
превышает в ширину пятидесяти метров. За ним виднелась  лишь  узкая  полоска
берега. По контрасту с  жарким  красным  свечением  все  остальное  казалось
погруженным в кромешную тьму  -  словно  они  оказались  перед  распахнутой,
алчущей глоткой ада.
   Кавенант застонал от мысли о том, что Ясли Фоула находятся по ту  сторону
этого смертоносного потока и что, следовательно, они каким-то образом должны
его  пересечь.  Это  представлялось  совершенно  невозможным.  Значит,   все
страдания и  боль  были  напрасны.  Потом  звуки  за  спиной  заставили  его
обернуться - он не сомневался, что увидит тварей, выбегающих из лабиринта.
   Однако их еще не было. Звуки утихли, преследователи проскочили мимо.
   - Мореход! -  воскликнул  Кавенант  с  отчаянием  в  голосе,  которое  он
безуспешно пытался сдержать. - Что делать?
   -  Слушай  меня!  -  требовательно  произнес  Мореход  с   пылающими   от
возбуждения глазами. - Мы должны пересечь поток прямо сейчас.., до того, как
нас заметят. Если нас заметят.. Если Душегуб узнает, что мы перебрались,  он
встретит нас на том берегу. И тогда он схватит нас.
   - Пересечь? - непонимающе повторил Кавенант.
   - Если нас не увидят, ему и в голову не придет, что мы  это  сделали.  Он
будет считать, что мы скрываемся где-то в лабиринте... Он будет  искать  нас
там, а не в Риджик Тоум.
   - Пересечь это? Ты с ума сошел? Как ты думаешь, из чего я сделан? - Он не
верил своим ушам.
   Прежде  он  допускал,  что  они  с  Мореходом  каким-то  образом   смогут
перебраться через Убийственный Жар, но это потому, что не представлял  себе,
как выглядит поток раскаленной  лавы  и  не  осознавал  невыполнимости  этой
задачи. Теперь он ясно понимал всю глупость их планов. Он  чувствовал,  что,
если приблизится к потоку хотя бы на два шага, его кожа просто вспыхнет.
   - Да, - ответил Мореход обреченно. - Я  знал,  на  что  иду,  и  старался
подготовить себя как мог. Может быть, потом я еще  долго  буду  страдать  от
ожогов, прежде чем умру. Друг мой, конечно, ты не сможешь перейти. Я  понесу
тебя.
   Он тут же поднял Кавенанта и усадил на свои широкие плечи.
   - Опусти! -  запротестовал  Кавенант.  -  Какого  черта?  Великан  задрал
голову, чтобы как можно больше уберечь ее от обжигающего жара.
   - Не дыши! - сердито приказал он. - Я могу перенести тебя, но не в  силах
уберечь твои легкие, если ты будешь дышать!
   - Проклятие, опусти меня. Великан! Ты хочешь погубить нас!
   - Я - последний из Великанов, - прохрипел Мореход. - Я  так  дешево  свою
жизнь не отдам.
   И прежде чем Кавенант смог произнести еще хотя бы  слово,  он  побежал  с
берега прямо к Убийственному Жару.
   Как  только  лава  коснулась  его  ног,  он  изо  всех  сил  бросился   к
противоположному берегу.
   От жара, охватившего его со всех сторон, Кавенант почти потерял сознание.
Ему послышался далекий вопль, но  прошло  некоторое  время,  прежде  чем  он
осознал, что этот звук исходит из его собственной глотки. Огонь ослепил его,
перед глазами полыхало алое зарево. Казалось,  тело  распадается  на  части,
плоть сползает с костей.
   Но он не умер - Мореход передал ему часть своей стойкости. К тому же  ему
показалось, что кольцо вбирало в себя часть его  боли,  облегчало  страдания
плоти.
   Несмотря на то что лава была гуще глины или песка, Мореход с каждым шагом
погружался все глубже и глубже. Когда они добрались до середины потока, лава
покрывала его уже до бедер. И  все  же  он  решительно  продолжал  двигаться
вперед, испытывая при этом невыносимую боль.
   Кавенант заставил себя замолчать, чтобы сдержать дыхание, хотя он  ощущал
страдания Великана почти как свои собственные. Мысленно он пытался  воззвать
к своему Белому Золоту, попросить помощи для Великана, но не  знал,  добился
ли хоть какого-то успеха. Красный свет  перед  глазами  не  позволял  ничего
разглядеть. Сделав еще  два  шага,  Мореход  погрузился  до  пояса.  Ухватив
Кавенанта за лодыжки, он поставил его себе на плечи. Кавенант зашатался,  но
сильные руки Великана сжали его ноги, точно железные скобы,  помогая  стоять
прямо.
   Еще два шага - и лава поднялась до груди Морехода. Он пытался  справиться
со своей болью, время от времени прерывая молчание коротким вскриком:
   - Вспомни джехеринов!
   Потом начался подъем.
   Кавенант не видел ничего, не знал, сколько им еще осталось идти. Паря над
лавой, он изо всех сил сдерживал дыхание, стараясь не вскрикивать  вместе  с
Великаном. Мореход продолжал идти, отталкиваясь от дна  своими  истерзанными
болью ногами, как будто ступал по воде.
   Но в конце концов он остановился. Он не мог двигаться дальше.
   Сделав последнее, отчаянное усилие, он сжал ноги  Кавенанта  и  изо  всех
своих сил швырнул его на берег.
   Пролетев сквозь пылающий воздух, Кавенант приземлился на мертвый  шлак  в
полутора метрах от края Убийственного Жара. Пепел в какой-то степени смягчил
удар. Ловя ртом воздух, он перевернулся и встал на  колени.  Но  по-прежнему
ничего не видел - слезы  слепили  глаза.  Смахнув  их  онемевшими  пальцами,
усиленно моргая, он изо всех сил старался разглядеть, что с Мореходом.
   Примерно в метре от края он увидел над поверхностью лавы лишь  одну  руку
Великана. Пальцы то сжимались, то  разжимались,  словно  хватая  отравленный
серой воздух. Потом рука исчезла - скрылась в раскаленном потоке.
   "Мореход! - беззвучно воскликнул Кавенант. Ему не хватило воздуха,  чтобы
закричать в полный голос. - Мореход!"
   Жар со  всех  сторон  обрушился  на  него.  И  он  услышал  крики  -  это
приближалась погоня.
   "Прежде чем нас заметят", - вспомнил  Кавенант  слова  Морехода.  Великан
сделал все, чтобы его не заметили,  чтобы  Фоул  не  узнал  о  том,  что  он
перебрался через Убийственный Жар. Больше всего ему хотелось  не  двигаться,
остаться тут, на коленях, пока огонь  и  печаль  не  испепелят  его,  но  он
заставил себя подняться.
   "Мореход! Друг мой!"
   Неуклюже ступая, он повернулся спиной к лаве, точно в ней были похоронены
все его жертвы, и двинулся во тьму.
   Вскоре он перевалил через невысокий бесплодный  гребень  и  упал  на  дно
лощины. Усталость мгновенно одолела его, и он провалился  в  сон,  такой  же
мрачный, - лишенный солнечного света, как мир вокруг.

Глава 19

Риджик Тоум

   Кавенант проснулся с едким вкусом серы во рту  и  с  болью  в  сердце.  В
первый момент он не мог сообразить, где находится; не понимал, почему  лежит
на голой земле, откуда у него в горле такой отвратительный вкус, почему  над
ним небо, лишенное солнца; не мог вспомнить, почему остался один. Но  спустя
некоторое время он почувствовал запах пота и болезни,  пробивающийся  сквозь
серный смрад. "Пот, - пробормотал он. - Проказа". Он вспомнил.
   С трудом  сев,  он  прислонился  спиной  к  склону  и  попытался  оценить
ситуацию.
   Обрывки мыслей проносились в мозгу, измученном усталостью  и  страданием.
Он знал, что ослаб от голода. "Все правильно, - сказал  он  себе.  -  Так  и
должно быть". Его ноги были изранены, покрыты порезами, а рана на лбу болела
так сильно, словно ему в череп всадили копье. "Все правильно, - кивнул он, -
так и должно быть". Но кожа у него хоть и  пересохла,  однако  не  обгорела,
задубевшая от глины одежда тоже. Некоторое  время  он  сидел  без  движения,
пытаясь понять, каким образом ему удалось уцелеть.
   Должно быть. Мореход спас  его  от  жара,  призвав  на  помощь  свой  дар
покорять  течение  -  не  зря  только  Великаны  умели  управлять   лодками,
сделанными из золотня. Он склонил голову, вспомнив о доблести  Морехода,  не
зная, как сможет продолжить начатое без помощи своего удивительного друга.
   И все же он не уронил ни одной слезинки, вспомнив о Великане; казалось, у
него не осталось больше слез. Он был прокаженный, а радость или печаль -  не
их удел. "Никаких чувств", - решительно сказал он себе.  То,  что  произошло
около Колосса, заставило его пережить чувства, которые  были  не  для  него.
Теперь он вновь ощутил, что в душе все  оцепенело.  Он  вернулся  к  началу.
"Нечего замахиваться на то, что выше  твоих  возможностей",  -  напомнил  он
себе.
   Но дело еще не было закончено. Его нужно было продолжить,  встретиться  с
Презирающим лицом к лицу - довести до конца, если это  возможно,  выполнение
той задачи, которая привела его сюда.  От  еще  не  был  свободен  от  своих
обязательств перед Страной. Лорд Фоул  жаждал  заполучить  Белое  Золото;  к
хорошему или к дурному, с этим делом должно быть покончено.
   Он мог делать это как Баннор -  бесстрастно  и  хладнокровно  -  или  как
Мореход - пылко, с полной самоотдачей, - мог  сражаться  или  уклоняться  от
сражений, мог действовать и так и эдак - это не играло роли. Главное, у него
имелась тысяча причин, которые  толкали  его  к  встрече  с  Презирающим.  В
воспоминаниях перед ним вставали образы всех его жертв, и они  не  позволяли
забыть о том, что ему открыта лишь одна дорога.
   И эта дорога должна была привести его к победе над Злом.
   Только поражение Лорда Фоула придало бы смысл смерти всех тех, кто  погиб
во имя этой победы; и только оно  одно  позволило  бы  ему  самому  уцелеть,
остаться тем, кто он есть. А кто он есть?
   Томас Кавенант, Неверящий. Прокаженный.
   Он внимательно вгляделся в  свое  кольцо.  Оно  болталось  на  похудевшем
пальце - тусклое, лишь  слабо  отсвечивающее  серебром,  непокорное.  Тяжело
вздохнув, он заставил себя встать.
   Удивительно, что после гибели Морехода он все еще оставался в Стране,  но
это его мало беспокоило. Возможно, дело было в разрушении  Закона  Смерти  -
после того как это произошло. Презирающий мог  оказаться  способным  сделать
что угодно. Теперь, когда Лорд Фоул забрал себе такую власть над Землей, все
ее законы были искажены.
   Он направился к дальней  стороне  лощины.  Ничем  не  обремененный  -  ни
припасами, ни планами, - он мог начать в любой момент и  двигаться  в  любом
направлении. Важно было не откладывать - всякое промедление грозило тем, что
он полностью обессилеет.
   Взобравшись на гребень невысокого  холма,  он  оглянулся  И  тут  впервые
увидел Ясли Фоула.
   Крепость стояла примерно в половине лиги от него; между ней и  Кавенантом
расстилалось ровное пространство, усыпанное песком и камнями, такое  мертвое
и безнадежно унылое, как будто здесь никогда никто не жил. То, что он  стоял
на холме, создавало определенное преимущество, позволяющее хорошо разглядеть
весь мыс Риджик Тоум, в дальнем конце которого  и  находился  Дом  Фоула.  С
другой стороны от Кавенанта был крутой обрыв; он слышал шум волн, бьющихся о
скалы, и видел вдали темное, зеленовато-серое море.
   Но он почти не обратил внимания на ландшафт - взгляд его приковали  Ясли.
Он уже слышал, что большая часть крепости Лорда Фоула находится под  землей,
и сейчас убеждался в правдивости этих слов. Мыс заканчивался высокой скалой,
где и находились Ясли. Две дозорные башни, такие высокие и тонкие,  что  они
скорее  походили  на  минареты,  возносились  вверх  примерно  на  несколько
десятков метров, а между ними  на  уровне  земли  виден  был  темный  провал
единственного входа. Больше никаких признаков  пребывания  тут  Презирающего
Кавенант не увидел. Из верхних окон сторожевых башен отлично просматривались
весь мыс, Убийственный Жар и даже большая часть Раздробленных Холмов, но все
остальное - пещеры, склады, бараки, собственные  апартаменты  Фоула,  в  том
числе и тронный зал - все это находилось под  землей,  в  скале.  Проникнуть
туда можно было через единственный вход  или  через  подземные  туннели  под
Раздробленными Холмами.
   Кавенант пристально смотрел в  дальний  конец  мыса,  а  темные  окна  на
верхушках башен слепо взирали на него, словно  бездушные  глаза,  тусклые  и
отвратительные. В первый момент  зрелище  просто  ошеломило  его.  Но  когда
эмоции схлынули, он начал размышлять о том, как подойти  ближе  к  крепости,
оставаясь незамеченным для стражей. Хотя в башнях  не  было  видно  никакого
движения, он не сомневался в том, что они охраняются;  вряд  ли  Презирающий
мог оказаться настолько неосторожен. Можно было, конечно, дождаться темноты,
но где гарантия, что он не свалится с обрыва или не  упадет  в  какую-нибудь
незаметную трещину в земле?
   Он обдумывал свою задачу так и эдак, не находя решения, но в конце концов
пришел к выводу, что стоит попробовать просто подойти к Яслям. Это  было  не
более невозможно, чем все, что он делал  до  сих  пор.  Земля,  которую  ему
предстояло пересечь, была сильно изрыта, вся в ямах, щелях, грудах окалин  и
каменных обломков; в случае чего, ему было бы где укрыться.
   Он вернулся в лощину и по ней двинулся к обрыву. Теперь океан был  совсем
рядом, хотя из-за серных испарений лавы, которыми  по-прежнему  был  насыщен
воздух, не чувствовалось морских запахов; но он не обращал  внимания  ни  на
что, кроме опасности, которая могла подстерегать его по мере  приближения  к
обрыву. Здесь он снова взобрался на высокий холм, чтобы как следует оглядеть
окрестности.
   К своему облегчению, он заметил в земле несколько больших расщелин. Точно
шрамы на изъеденной временем коже, они тянулись от  самого  подножия  холма,
где он стоял, через весь мыс. Если бы ему  удалось  незаметно  пробраться  в
одну из них, он смог бы без опасений почти приблизиться к Яслям.
   Он порадовался тому, что за время этого похода, его  белый  некогда  плащ
приобрел такой цвет, который позволял ему совершенно сливаться с  окружающей
местностью. Собрав все свое мужество, Кавенант побежал вниз по склону  холма
и свернул в ближайшую расщелину.
   Она оказалась недостаточно глубока, чтобы он мог двигаться в полный рост;
однако, где ползком, где пригнувшись, он мог  продвигаться  вперед.  Правда,
ему постоянно приходилось продираться сквозь паутину, попадавшуюся на каждом
шагу.
   Здесь воздух был не только не горячим, как возле  Убийственного  Жара,  -
напротив, в нем заметно ощущалось морозное дыхание зимы. Холод проникал  под
одежду, лицо и борода начали покрываться инеем. Земля была очень  тверда,  и
каменные обломки, по которым приходилось ползти, причиняли  сильнейшую  боль
коленям. Голод терзал его неотступно. И все же, стараясь не обращать на  все
это внимания, Кавенант неуклонно продвигался вперед.
   Выбравшись из расщелины, он побежал, укрываясь то за грудой шлака,  то  в
глубоких ямах. Но в  конце  концов  он  добрался  до  ровной  поверхности  -
настолько гладкой, что на ней совершенно невозможно было укрыться. Шум  моря
был еще слышен; иногда он ощущал сильное течение воздуха  из  вентиляционных
отверстий  крепости.  Он  должен  был  заставить  себя  преодолеть  открытое
пространство, должен был  преодолеть  свой  страх,  вызывающий  нечто  вроде
головокружения. И он сделал это. Добравшись до шероховатого подножия  скалы,
на которой возвышались сторожевые  башни,  он  упал,  прижался  к  валуну  и
некоторое  время  лежал,  тяжело  дыша,  дрожа  от  холода  и   со   страхом
прислушиваясь к звукам, доносящимся из башен.
   Однако не было никаких признаков тревоги - ни криков, ни  топота  бегущих
ног; он не слышал ничего, кроме звука своего собственного хриплого  дыхания.
Либо  стражники  и  вправду  его  не  заметили,  либо  они  уж  очень   тихо
подготовились к тому, чтобы захватить его.  Собрав  остатки  сил,  он  начал
карабкаться по скале.
   Подъем давался ему с величайшим трудом. Из-за слабости  и  головокружения
онемевшие пальцы лишь царапали скалу, не в силах уцепиться, ноги то  и  дело
соскальзывали. Временами он останавливался с сильно бьющимся сердцем,  когда
слышал - или думал, что слышит - то лязг внутри скалы, то шуршание песка  за
спиной - звуки, которые могли означать, что кто-то подкрадывается к нему. Но
потом он снова заставлял себя ползти  дальше.  Слабый,  одинокий,  дрожащий,
беззащитный,  одолеваемый  головокружением,  он  продолжал  борьбу,   смысла
которой не понимал. Но он зашел слишком далеко, чтобы отступать.
   Теперь он забрался так высоко, что ни о каком укрытии  не  могло  быть  и
речи, однако его спасало то, что под этим углом  с  башен  уже  было  трудно
разглядеть что-либо на поверхности утеса. На последних метрах подъема он уже
почти не боялся быть замеченным, сосредоточив  все  свои  силы,  внимание  и
энергию на том, чтобы просто передвигать руками и  ногами,  подтягивая  тело
вверх.
   Наконец он добрался до  вершины.  Спрятавшись  за  огромным  валуном,  он
бросил первый взгляд с близкого расстояния на то, что представлял собой вход
в Ясли Фоула.
   Это было гладкое, симметричное, лишенное каких бы то  ни  было  украшений
отверстие, прорубленное  в  скале.  По  бокам  он  был  обрамлен  массивными
камнями, обточенными и отшлифованными, такими же серыми, как небо над  ними,
и это делало его похожим на вход в священный склеп.
   Перед самым входом стояла удивительная фигура  -  высокая,  как  Великан.
Существо имело три головы и три пары глаз - так, чтобы оно могло смотреть  в
три стороны  сразу;  его  поддерживали  три  мускулистые  ноги,  похожие  на
треножник. Три руки находились в постоянной боевой готовности. В каждой  был
зажат сверкающий палаш, и кожаная перевязь надежно защищала  руку.  Длинный,
обтянутый  кожей  щит  прикрывал  мощный  торс.  Существо   было   настолько
неподвижно, что Кавенант засомневался, живое ли оно. Но потом оно  моргнуло,
и Кавенант заметил его жуткие желтые глаза. Они все время буравили  взглядом
вершину утеса, высматривая врагов.
   Но если существо и заметило его, оно не подавало виду.  Спустя  некоторое
время Кавенант понял, в чем дело. Страж был поставлен в таком месте,  откуда
мог обозревать весь мыс, но не то, что находилось рядом.  Теперь,  припав  к
земле у самого входа в крепость, Кавенант оказался недоступен  его  взгляду.
Но, чтобы проникнуть в Ясли Фоула, ему непременно нужно пройти мимо грозного
стража.
   Он не представлял, как можно это сделать -  сражаться  с  существом  явно
было совершенно бессмысленно. Лежа на земле  в  ожидании  некоего  озарения,
которое подсказало бы, что делать, он чувствовал, как растут в нем  страх  и
бессилие.
   Чувствуя, что, если и дальше лежать здесь, это может привести  к  полному
параличу воли, он постарался успокоить дыхание и собрать все свое  мужество,
приглядываясь к камням, стоящим у входа. Единственное, что ему  приходило  в
голову -  под  их  прикрытием  подкрасться  поближе  и,  ворвавшись  внутрь,
попытаться убежать от стража. Он находился так близко,  что  тот,  казалось,
мог учуять его запах, услышать шорох движений и даже стук сердца.
   Но он не мог заставить  себя  сдвинуться  с  места.  Он  чувствовал  себя
беззащитным, открытым для нападения со стороны тех, кто находился в  башнях,
хотя стражники и не могли видеть его из окон.  Он  боялся!  Как  только  его
заметят, как только страж увидит его, в Яслях  Фоула  сейчас  же  поднимется
тревога. В одно мгновение пойдут прахом все усилия и жертва Морехода, помощь
джехеринов - все будет напрасным. Как ему  в  одиночку  сражаться  со  всеми
защитниками Риджик Тоум?
   Ясли Фоула представляли собой огромную крепость,  в  которой  не  так  уж
трудно затеряться. Если бы ему удалось незамеченным прокрасться мимо стража,
тогда, возможно, его бы не поймали и он смог бы отыскать ту потайную  дверь,
о  которой  говорил  джехерин.  Но  это  ЕСЛИ  казалось  непреодолимым.   Он
разрывался между  нравственным  долгом  и  невозможностью  выполнить  его  и
вспоминал о всех упущенных возможностях, оставшихся позади.
   Он обхватил пальцами камень и глубоко вздохнул.
   Но прежде чем он успел сдвинуться с места,  что-то  обрушилось  на  него,
свалив с ног. Он боролся как мог,