последствия
ошибки, допущенной другим. Ты не боишься сам совершить нечто  подобное?  Как
ты будешь управлять силой, если ее вызовешь?
   На это у Морэма не было ответа.
   Затем Тревор с явным усилием заставил себе произнести;
   - Мы не знаем, как создать каналы для этой энергии.  Сердце  подсказывает
мне, что наших жезлов будет недостаточно - их могущества вряд ли  хватит  на
то, чтобы управлять такой мощью. У нас  нет  Посоха  Закона,  а  я  не  знаю
другого средства, которое могло бы его заменить.
   - И этого знания, - резко сказала Аматин, - в  которое  ты  отваживаешься
верить, оказалось не достаточно для Высокого Лорда Кевина, сына  Лорика.  Он
только впал в отчаяние. Я... Я отдала свою жизнь его Учению, и я  знаю,  что
говорю. Эта сила - тупик, иллюзия. Ею невозможно управлять. В первую очередь
она бьет по тому, кто ею владеет. Лучше умереть с Клятвой Мира в сердце, чем
выиграть один день жизни ценой такого риска!
   Но Морэм по-прежнему молчал. Он не  мог  высказать  никаких  убедительных
доводов  в  пользу  своего  предложения.   Им   двигало   только   холодное,
пронизывающее душу предчувствие; шестым чувством он с непередаваемым страхом
ощущал ужасное, неизвестное, которое где-то пока еще далеко от  Ревелстоуна,
крадучись, шло по Стране.
   Аматин жестко закончила:
   - Ты боишься, что юр-Лорд Кавенант все равно приведет нас к Осквернению?
   Он не смог отрицать, что именно этого и боялся.
   Так безрезультатно закончился этот Совет,  и  Лорды  вернулись  к  защите
Замка.
   А бой все еще продолжался. Четыре дня Лорды боролись всей силой  огненных
жезлов, невзирая на невыносимую усталость, и остальные обитатели Ревелстоуна
делали все, чтобы отогнать от стен пещерников, юр-вайлов и каменные отродья.
Но Сатансфист не сдавался. Он снова  и  снова  возобновлял  штурм  -  словно
потери для него ничего не значили, - отправляя все  новые  отряды  разрушать
город. И цена, которую Замок Лордов платил  за  свою  твердость,  возрастала
день ото дня.
   На пятый день Морэм покинул поле боя, чтобы проверить, в каком  состоянии
город. К нему  присоединился  вомарк  Квен.  Когда  они  увидели,  как  мало
осталось запасов, и подсчитали потери,  Квен  устремил  на  Морэма  твердый,
пристальный взгляд и резко, с дрожью в голосе, произнес:
   - Мы погибли. Если Опустошитель не даст нам передышки, мы погибли.
   Морэм взглянул в глаза старого друга:
   - Сколько времени мы можем продержаться?
   - Самое большее - тридцать дней.  Сорок  -  если  мы  перестанем  кормить
больных, раненых и ослабленных.
   - Мы не будем отказывать в еде никому, кто еще жив.
   - Тогда тридцать. Или меньше  -  если  мои  ослабевшие  воины  не  смогут
защитить стены... - Он запнулся и опустил глаза. - Высокий Лорд, неужели это
случится? Неужели это конец - нам и Стране?
   Морэм твердо положил руку на плечо Квена:
   - Нет,  мой  друг.  Мы  еще  не  исчерпали  всех  своих  возможностей.  И
Неверящий... Не забывай о Томасе Кавенанте.
   Услышав это имя, Квен, как обычно, посуровел.
   - Я не смог бы забыть о нем, даже если бы захотел. Он будет...
   - Спокойно, вомарк, - безо всякого раздражения прервал его  Морэм.  -  Не
следует пренебрегать пророчествами. На Земле есть такие тайны, о которых нам
ничего не известно.
   Секунду спустя Квен пробормотал:
   - Вы все еще верите в него?
   Высокий Лорд ответил без малейшего колебания:
   - Я верю в то, что в жизни есть не только Зло.
   Квен задумался, пытаясь понять, из какого источника  Морэм  черпает  свою
уверенность. На его лице появилось протестующее выражение, но прежде чем  он
успел что-либо произнести, появился гонец, призвавший его на  поле  боя.  Он
тотчас повернулся и зашагал прочь.
   Проводив его взглядом, Морэм встряхнулся и  отправился  к  Целителям.  Он
хотел узнать, не наступило ли улучшения в состоянии Трелла, мужа Этиаран.
   Один из залов, откуда сейчас  доносились  стоны.  Целители  превратили  в
госпиталь для сотен раненых; там Морэм нашел могучего  прежде  гравелингаса.
Превратившись в беспомощную развалину, тот лежал, растянувшись на соломенном
тюфяке в центре зала. Его терзало сильное воспаление мозга. К  вящему  ужасу
Морэма, он был похож на всех жертв Кавенанта.  Руки  Морэма  затряслись.  Он
знал, что не сможет выдержать, если ему придется наблюдать,  как  происходит
это неизбежное опустошение.
   - Сначала мы положили его к стене, - тихо сказал один  из  служителей,  -
чтобы он мог быть поближе к камню. Но он в ужасе старался как  можно  дальше
отодвинуться от нее. Тогда мы перенесли его сюда. Он не пришел в себя, но  и
не кричал больше. Пока мы ничем не смогли ему помочь.
   - Кавенант вылечит его, - ответил Морэм, как будто возражая служителю.  -
Он должен.
   Дрожа, он пошел прочь и попытался освободиться от своего страха, сражаясь
за Ревелстоун.
   На следующую ночь самадхи изменил свою тактику.  Под  прикрытием  темноты
отряд пещерников осуществил стремительную атаку и вскарабкался  на  одну  из
главных зубчатых стен. Когда воины выбежали, чтобы отразить  нападение,  два
клина юр-вайлов, спрятавшиеся в  темноте  возле  стен,  быстро  сформировали
Защитную Стену между соседними  зубцами,  отрезав  таким  образом  некоторых
воинов, оказавшихся в ловушке, и лишив их возможности спастись. Два  Дозора,
которые угодили в нее, были зарезаны юр-вайлами еще до того, как Лорд Аматин
смогла уничтожить Защитную Стену. Нечто  подобное  было  проделано  сразу  в
нескольких местах вокруг Ревелстоуна.
   Вомарк Квен потерял более ста шестидесяти воинов, прежде чем  понял  цель
этой тактики. Сейчас враги стремились не разрушать Ревелстоун, а  убить  как
можно больше его защитников.
   Теперь Лорды были вынуждены принять на себя главный удар в борьбе с  этой
новой формой нападения: обезвредить Защитную Стену могли  только  они.  Пока
темнота скрывала подбирающихся к стенам юр-вайлов,  атаки  продолжались,  не
давая Лордам ни малейшей возможности отдохнуть. А  когда  наступил  рассвет,
Шеол-Сатансфист вернулся к своей прежней тактике.
   После четырех ночей таких атак Морэм и его соратники  едва  держались  на
ногах. Уничтожение каждой Защитной Стены стоило  двоим  из  них  тяжелейшего
напряжения. Один Лорд не мог достаточно быстро  справиться  с  шестьюдесятью
или даже сотней юр-вайлов.  Аматин  выглядела  совсем  больной,  бледной,  с
ввалившимися глазами; когда-то крепкие мышцы  Лории  обвисли,  утратив  свою
упругость; Тревор все время вздрагивал, как будто  даже  находясь  в  полной
безопасности в Замке, он был окружен вампирами. У  самого  Морэма  постоянно
болело сердце. Все они  имели  теперь  возможность  почувствовать  на  себе,
насколько точны были жестокие предсказания Квена, и их уже тошнило от этого.
   Забывшись  после  четвертой  такой  ночи  на  короткое  время   тревожным
полусном, Высокий Лорд  обнаружил,  что  все  время  шепчет,  как  в  бреду:
"Кавенант, Кавенант", - словно пытаясь напомнить Неверящему о его обещании.
   На следующее утро атаки прекратились. На Ревелстоун опустилась  тишина  -
точно покой открытых могил. Все твари вернулись в свои лагеря, а  Ревелстоун
вздрагивал, словно  израненный  узник  в  промежутке  между  пытками.  Морэм
воспользовался этой возможностью, чтобы подкрепиться; однако он клал  еду  в
рот не глядя и жевал, не  чувствуя  вкуса.  Где-то  в  глубине  сознания  он
пытался вычислить, на сколько времени еще его хватит. Тем не менее он тут же
откликнулся на сообщение гонца о том, что самадхи-Опустошитель приблизился к
Замку один.
   Под прикрытием арочных сводов, способных защитить  от  любого  нападения,
Морэм и остальные Лорды вышли на один из балконов, расположенных в восточной
части Замка, и оказались лицом к лицу с Сатансфистом.
   Великан-Опустошитель приближался к Замку с  издевательской  развязностью,
каждым своим жестом выражая презрение. В огромном  кулаке  он  сжимал  кусок
Камня,  от  которого  в  замерзшем  воздухе  поднимался  холодный  пар.   Он
остановился на таком расстоянии, чтобы стрелы не могли достать  его,  искоса
взглянул на Лордов и хрипло прокричал:
   - Эй, Лорды! Приветствую вас! Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?
   - Хорошо! - повторил Квен, понизив голос. - Пусть только подойдет на пять
шагов поближе, и я ему покажу "хорошо".
   - Мой хозяин беспокоится о вас! - продолжал самадхи. - Он боится, как  бы
вы ни пострадали в этом бессмысленном конфликте!
   Глаза Высокого Лорда насмешливо вспыхнули.
   - Твой хозяин живет страданиями других! Ты  хочешь,  чтобы  мы  поверили,
будто он больше не творит злых дел?
   - Он удивлен и опечален тем, что вы так упорно сопротивляетесь ему. Разве
вы все еще не поняли, что он единственный, кто несет  слово  истины  в  этот
уродливый мир? Лишь он имеет силу - и лишь  в  нем  заключена  правда.  Суть
Создателя мира - презрение и жестокость! Все, у кого  есть  мозги  и  глаза,
знают это. Все, кто не боятся взглянуть истине в лицо, знают, что Лорд  Фоул
- вот единственная истина. Неужели вас ничему не научили ваши  страдания?  И
Томас Кавенант ничему вас  не  научил?  Сдавайтесь,  я  говорю!  Перестаньте
упрямиться. К чему вам эти бессмысленные мучения?  Сдавайтесь!  Клянусь,  вы
станете слугами Лорда Фоула по рангу равными мне!
   Несмотря  на  язвительный  сарказм  слов  Опустошителя,  они  звучали  со
странной убедительностью. Дело было в могуществе  Камня,  который  принуждал
слушателей  повиноваться.  Пока  самадхи  говорил,  Морэм  чувствовал,   как
стремление противиться куда-то исчезает. У него заболело горло,  точно  само
тело готово было предать его; он с трудом сглотнул, прежде чем  смог  начать
говорить.
   - Самадхи-Шеол... - чуть слышно просипел он, сглотнул снова и,  вложив  в
голос всю свою решимость, прокричал:
   - Самадхи-Шеол! Ты пытаешься рассмешить нас, но  нам  не  смешно!  Мы  не
слепые - мы видим, на какой жестокости основаны твои доводы. Убирайся!  Фоул
- раб! Забирай отсюда армию  своих  презренных  мучеников  и  возвращайся  к
хозяину. Он заставил тебя страдать - пусть радуется,  пока  может.  Дни  его
могущества сочтены. Когда ему придет конец, будь уверен - он  и  пальцем  не
пошевельнет, чтобы спасти твою жалкую  жизнь.  Убирайся,  Опустошитель!  Мне
неинтересно слушать твои дешевые насмешки.
   Он надеялся, что, разозлившись. Опустошитель забудется и подойдет  ближе,
тогда стрелы смогут достать  его.  Но  Сатансфист  лишь  дико  расхохотался,
зашагал прочь и крикнул, чтобы его силы снова двинулись в атаку.
   Морэм отвернулся и с трудом заставил себя взглянуть на остальных  Лордов.
Но они не смотрели на него. Их  внимание  было  поглощено  гонцом,  который,
дрожа, стоял перед ними. Несмотря на стужу, у него было  мокрое  от  пота  и
страха лицо, горло его свело, и он не мог  произнести  ни  слова.  Молча  он
сунул руку за пазуху, вынул оттуда сверток и  трясущимися  руками  развернул
его.
   Спустя мгновение напряженного ожидания он извлек оттуда крилл.
   Его драгоценный камень стал тусклым, как сама смерть.
   Морэму показалось, что он слышит стоны, вздохи, плач, но он не был в этом
уверен. Страх ревел в его ушах, заглушая все прочие звуки. Он схватил крилл.
Пристально, с ужасом глядя на него, он  упал  на  колени,  словно  его  ноги
подломились. Со всей силой, к которой вынуждала его  крайняя  необходимость,
он вперил свой взгляд в самоцвет, пытаясь уловить в нем хоть слабый  отблеск
жизни. Однако металл остался холодным, когда он прикоснулся к нему,  и  края
лезвия потускнели. Слепая, бесстрастная зима завладела камнем, проникнув  до
самых его глубин.
   Надеяться на дикую магию больше было нечего. Кавенанта не стало.
   И только теперь Морэм понял, почему смеялся Опустошитель.
   - Морэм?
   - Высокий Лорд!
   - Морэм!
   До него донеслись молящие о чем-то, нет - требовательные, зовущие голоса,
но  он  не  обращал  на  них  никакого  внимания.  Он  отклонил  их  помощь.
Пророчество, которого он опасался, сбылось.  Ему  нечего  было  ответить  на
призывы, мольбы и просьбы.
   - Ах, Высокий Лорд!
   В едва доносившихся до него словах звучали и слезы, и  отчаяние,  но  ему
нечего было ответить.
   Едва осознавая, что делает, он поднялся на ноги и вернул крилл гонцу. Ему
хотелось убрать его с глаз долой, точно меч предал его, однако это  ощущение
было лишь частью того, что он испытывал. Почти спокойным  жестом  он  потуже
запахнул на себе тонкую голубую мантию, словно  был  настолько  глуп,  чтобы
верить, будто она защитит его от холода, и в оцепенении пошел прочь  с  поля
боя. Копна коротких, жестких волос, уже  отросшая  после  пожара  в  Совете,
придавала ему немного сумасшедший вид. Люди двинулись вслед за ним,  умоляя,
прося о чем-то, но он продолжал широко шагать, все время обгоняя  их,  чтобы
не видеть этих несчастных лиц.
   Он не думал  о  том,  куда  идет,  пока  не  достиг  места,  где  галерея
разветвлялась. Здесь необходимость выбирать снова навалилась на него - влево
и вниз простирался Замок, вправо и вверх тянулось нагорное плато.  Он  решил
повернуть вправо, не в силах выносить обвинений Ревелстоуна, пусть  даже  не
намеренных, а также потому, что теперь стал человеком, у  которого  не  было
больше выбора.
   Когда он начал долгий подъем  наверх,  люди,  шедшие  следом,  постепенно
отстали. Он услышал их шепот:
   - Он идет к Вольному Ученику - толкователю снов.  Однако  он  направлялся
совсем не туда; вопросов к оракулу  у  него  не  было.  Прорицания  оракулов
предназначались для тех, для кого их неясные видения могли что-то  изменить,
но сейчас Высокий Лорд  Морэм,  сын  Вариоля,  мог  рассчитывать  только  на
собственное мужество.
   Цепенея от страха, он выбрался на плато, по которому гулял ветер.  Сквозь
его завывания он слышал грохот битвы у стен Замка, цепи атакующих  бросались
на них, словно пытаясь раздробить непокорные, но  в  конечном  счете  ломкие
скалы. Но он не стал вслушиваться в эти звуки, просто выкинул их из  головы;
это был всего лишь символ ужасной судьбы, которая ожидала Страну. Без Томаса
Кавенанта!.. Но Морэм не в силах был довести до конца эту мысль. Он поднялся
на бесплодную возвышенность и пошел прочь от Ревелстоуна, к реке и вдоль  ее
северного берега, ощущая разверзшуюся в душе бездну. Именно это  должен  был
чувствовать Кевин-Расточитель Страны - сказал он себе,  -  когда  Лорд  Фоул
нанес ему поражение под Кураш Пленетор. Он не знал, как можно вынести  такую
боль.
   Через некоторое время он обнаружил, что стоит на холодном ветру на холме,
возвышающемся над Мерцающим озером, поверхность которого оставалась гладкой,
несмотря на  сильный  ветер.  Хотя  небо  над  ним  было  серым,  как  прах,
оставшийся после конца света, озеро, казалось,  еще  не  забыло,  что  такое
солнечный свет. В нем отчетливо отражались холмы и далекие  горы,  и  сквозь
кристально чистую воду Морэму видно было глубокое дно.
   Он знал, что  ему  следовало  делать;  ему  не  хватало  смелости,  а  не
понимания. Замерзнув, он спустился вниз, к озеру, потому что  больше  некуда
было идти. От Мерцающего исходила мощная Сила  Земли.  Он  положил  жезл  на
берег, снял одежду и бросился в озеро, молясь  о  том,  чтобы  ледяная  вода
сделала за него то, что он не мог сделать сам.
   Хотя он окоченел от холода, вода, казалось, ошпарила тело, вырвала его из
оцепенения, зажгла огонь в его крови. У него и в мыслях не было плыть, когда
он заскользил в глубину, но мощная сила Мерцающего вызвала  в  нем  ответную
реакцию, заставив устремиться вверх.  Задохнувшись,  он  вскрикнул  и  забил
руками по воде, пытаясь, несмотря на обжигающий холод, восстановить дыхание,
а затем поплыл к берегу, туда, где оставил свою одежду.
   Карабкаясь по склону холма, он чувствовал, что все его тело горит, но  не
одевался до тех пор, пока вода на коже заледенела от ветра. Тогда он  быстро
натянул одежду и прижал жезл к груди, чтобы жар согревал его  там,  где  это
было важнее всего. Его бил лихорадочный озноб, и Морэм обхватил себя руками,
стараясь помочь своему сердцу справиться со страхом, который ему  предстояло
испытать.
   Он должен был сделать то, что, очевидно, было невозможно. Он должен убить
самадхи Сатансфиста.
   Ему требовалась помощь.
   Беспощадно отбросив в  сторону  все  прошлые  сомнения  и  колебания,  он
обратился к тому, кто единственный мог помочь ему, - к тому, чья верность  в
полной мере соответствовала крайней нужде Морэма. Он поднес руку  ко  рту  и
три раза пронзительно свистнул.
   Казалось, буйный  ветер  в  одно  мгновение  подхватил  звуки,  разнес  и
раздробил их. Там, где эхо было обычным явлением,  его  призыв  остался  без
ответа, пропал; ветер разорвал и унес его, словно задался целью помешать ему
выполнить свое намерение, сделать так,  чтобы  тот,  кого  он  призывал,  не
услышал его. Стараясь не падать духом, Морэм  поднялся  по  склону  холма  и
остановился  на  вершине  в  ожидании.  Беспокойство,  близкое  к  отчаянию,
переполняло его сердце, но он повернулся лицом к западным горам,  как  будто
никогда не знал ни сомнений, ни страха.
   Прошли долгие минуты, во время которых его тревога  усилилась  настолько,
что он готов был закричать, прежде чем он заметил неясное коричневое  пятно,
которое двигалось к нему с далеких гор. Душа его воспрянула, несмотря на все
тяготы;  ветер  трепетал  и  бился  в  ушах,  а  он  стоял,  повернувшись  к
приближающемуся ранихину, который ответил на его вызов.
   Ожидание длилось так долго, что кровь почти заледенела у него в жилах, но
в конце  концов  ранихин  добрался  до  подножия  холма  рядом  с  озером  и
приветственно заржал.
   Морэм вздохнул, увидев, в  каком  он  был  состоянии.  Ранихины  обладали
способностью загодя предчувствовать вызов, и Дринни покинул Равнины Ра много
дней назад. По дороге ему пришлось спасаться от армии Сатансфиста,  пересечь
Центральные Равнины и Западные Горы, а потом в  разгаре  лютой  зимы  искать
новую дорогу через горные отроги, за которыми находился  Ревелстоун.  Долгий
тяжелый путь дорого обошелся сильному жеребцу.  Он  исхудал  так,  что  были
видны ребра, суставы у него опухли, а шкура обвисла и во многих местах  была
изранена.  И  все  же  это  был,  несомненно,  Дринни.  Морэм  узнал  его  и
приветствовал со всем возможным уважением:
   - Хей, Дринни, гордый, смелый ранихин! Достойный  сын  достойной  матери.
Хвост Неба, Грива Мира, я... - У него от волнения перехватило  горло,  и  он
еле слышно закончил:
   - Мое почтение.
   Дринни сделал отчаянное  усилие  и  подбежал  к  Морэму  рысью,  но  тут,
окончательно обессилев и дрожа, положил голову  ему  на  плечо,  словно  ища
поддержки. Морэм крепко обнял его за шею, прошептал на ухо слова  похвалы  и
восхищения, погладил покрытую коркой льда шкуру.  Они  стояли  рядом,  точно
давая обещание помочь друг другу во  всем,  что  может  понадобиться.  Потом
Морэм, помня о неутолимой гордости ранихинов, которая была для них  едва  ли
не превыше всего, вспрыгнул ему на спину. Согревая коня теплом своего жезла,
он медленно поскакал обратно в Ревелстоун.
   Дорога заняла немало времени, так измучен был Дринни,  который,  несмотря
на отчаянные усилия, то и дело спотыкался от  боли  и  истощения.  Пока  они
спускались вниз между холмами, страх и слабость снова овладели  Морэмом.  Но
теперь  судьба  не  оставила  ему  никакого  выбора;  сжимая  бока  ранихина
коленями, он чувствовал свою решимость  идти  до  конца,  никуда  больше  не
сворачивая. Дринни ответил на его призыв, Мерцающее озеро  помогло  ожить  и
отрешиться от оцепенения. Голова была ясной, и всю дорогу он строил планы.
   Затем, наконец, конь, прихрамывая, поскакал по широкому туннелю, ведущему
к Замку. Стук копыт отражался от каменных стен  и  потолков  слабым  эхом  -
отражался и уносился вперед, оповещая о  возвращении  Высокого  Лорда.  Люди
бросали свои дела и торопились в главную галерею,  чтобы  увидеть  его.  Они
выстроились в ряд вдоль