одить ко мне?
   Он не в силах был отвести взгляда от ее полыхающих гневом глаз.
   - Нет, дело не в тебе. - Слова хрипло клокотали у него в горле.  -  Ты  -
только часть... Даже если бы они ушли  в  горы,  то  могли  бы  добраться  и
оттуда. Я... Я... Я взял с них обещание спасти меня.., если  я  когда-нибудь
их позову. Но я сделал это не ради себя!
   Пьеттен захохотал.
   Крик ярости и  отчаяния  сорвался  с  губ  Лены,  лицо  исказила  гримаса
отвращения. С силой оттолкнув Кавенанта, она бросилась бежать.
   - Стой! - завопил Пьеттен ей вслед. - Я не дам тебе уйти!
   Его рука напряглась, чтобы  бросить  копье,  и  в  этот  момент  Кавенант
кинулся на него. Схватив копье обеими руками, он всей тяжестью навалился  на
Пьеттена. Некоторое время они неистово боролись, но Пьеттен был  сильнее.  В
конце концов, яростно ухватив копье, он вырвал его у Кавенанта.
   Кавенант тут же  вцепился  в  его  руки.  Толстым  концом  копья  Пьеттен
отталкивал его, и неожиданно Кавенант упал, подвернув ногу. Кости хрустнули,
острая боль пронзила все тело, он  закричал.  Перевернувшись  на  спину,  он
увидел Пьеттена с занесенным над  ним  копьем,  которое  тот  держал  обеими
руками, точно костыль.
   И вдруг совершенно неожиданно на Пьеттена набросилась Лена, толкнув его с
такой яростью, что он упал и выронил копье. Оно вонзилось в  землю  рядом  с
Кавенантом, тот схватил его и попытался встать, опираясь на него. Но боль  в
лодыжке была нестерпима - точно ногу пригвоздило к земле.
   - Лена! - дико вскрикнул он. - Нет!
   Пьеттен одним взмахом руки отбросил  ее  хрупкое  тело,  но  она  тут  же
вскочила, выхватив из-под плаща нож. Ярость исказила ее обычно кроткое лицо,
она замахнулась, чтобы ударить Пьеттена, но тот  с  легкостью  уклонился  от
удара. Потом он злобно оскалил зубы.
   - Нет! - снова закричал Кавенант.
   Когда Лена опять бросилась на Пьеттена, тот схватил ее за руку, державшую
нож, и отвернул лезвие от себя. Медленно выкручивая ей руку, он давил на нее
сверху, прижимая к земле. На  удары,  которые  она  наносила  ему  свободной
рукой, он просто не обращал внимания. В конце концов,  не  имея  больше  сил
сопротивляться, она рухнула на колени и обернулась к Кавенанту.
   - Ранихины! - тяжело дыша, закричала она. - Позови ранихинов!
   - Лена!
   Кавенант снова попытался подняться, опираясь на копье, но упал и пополз к
ней. Пьеттен продолжал всей тяжестью давить на Лену, выгибая ей спину,  и  в
конце концов она оказалась на земле. Тогда он выхватил из-за пояса  короткий
нож и одним мощным ударом в живот пригвоздил ее к земле.
   Ужас затопил Кавенанта. Ему показалось, что это его  только  что  Пьеттен
сразил смертельным ударом. На мгновение он потерял сознание, а  когда  вновь
открыл глаза, увидел, что Пьеттен стоит перед ним, слизывая с пальцев кровь.
Кавенант приподнял копье, но, быстро наклонившись, Пьеттен вырвал его.
   - Сейчас, Владыка Кольца! - исступленно закричал  он.  -  Сейчас  я  убью
тебя! Стань на  колени...  Я  хочу,  чтобы  ты  ползал  передо  мной.  Пусть
исполнится моя мечта. Тогда я поступлю с тобой  по  справедливости  -  брошу
копье с десяти шагов. Ты сможешь увернуться..,  если  очень  постараешься  и
если раненая нога тебе позволит. Давай! Доставь мне это удовольствие.
   С ухмылкой, больше похожей на оскал, он  зашагал  в  сторону,  отсчитывая
шаги, и, повернувшись, поднял копье.
   - Хочешь жить? - с издевкой  спросил  он.  -  Тогда  давай  становись  на
колени. У тебя остался  всего  один  шанс,  чтобы  спастись,  но  для  этого
придется пасть ниц предо мной.
   В оцепенении, почти не сознавая, что делает, Кавенант поднес ко  рту  два
пальца правой руки и слабо свистнул.
   Внезапно на гребне холма позади Пьеттена возник ранихин и тут же  галопом
помчался вниз,  в  лощину.  Он  был  до  того  худ,  что,  казалось,  только
каштановая шкура не  позволяла  костям  рассыпаться.  И  все  же  он  бежал,
направляясь прямо к Кавенанту.
   Пьеттен ничего не замечал. Он был в восторге, наслаждаясь  беспомощностью
Кавенанта и возбужденный вкусом крови. Не глядя по сторонам, он отвел  назад
руку, напряг мышцы и метнул копье - молнию возмездия, целясь прямо в  сердце
Кавенанта.
   Ранихин резко свернул, бросился между людьми  и  рухнул,  точно  мешок  с
костями. Когда он упал и  замер,  стало  видно,  что  копье  торчит  из  его
залитого кровью крупа.
   При  виде  этого  зрелища  Пьеттен  оцепенел.  То,  что  он  видел,  было
немыслимо, невозможно! Челюсть у  него  отвисла,  широко  распахнутые  глаза
остекленели,  плечи  обмякли.   Губы   что-то   беззвучно   шептали,   кадык
подергивался, точно он никак  не  мог  проглотить  комок.  Казалось,  он  не
замечал, что Кавенант ползком медленно приближается к нему. Его руки  так  и
остались безвольно висящими вдоль туловища даже  тогда,  когда  Кавенант,  с
трудом выпрямившись на одной ноге, обеими руками вонзил ему в  грудь  острый
нож, тот самый, который Триок отдал ему в подкаменье.
   Сила удара оказалась столь велика, что швырнула его вперед, и  он  рухнул
на труп Пьеттена. Кровь тут же обагрила его руки, рубашку и куртку, но он не
замечал этого. Вся  его  ярость  была  вложена  в  этот  единственный  удар.
Скатившись с тела, волоча за собой покалеченную ногу, он пополз к Лене.
   Она была еще жива. Ее плащ пропитался кровью, и она струйками стекала  из
уголка рта; но Лена все еще дышала. Он ухватился за рукоятку ножа, собираясь
вытащить его, но даже такое прикосновение заставило ее  застонать  от  боли.
Глаза ее медленно открылись. Взгляд был  ясен  и  чист,  точно  в  последние
минуты жизни в голове у нее все встало на свои места. Узнав  Кавенанта,  она
попыталась улыбнуться.
   - Лена, - тяжело дыша, сказал он. - Лена...
   - Я люблю тебя. - Кровь забулькала у нее в  горле,  когда  она  с  трудом
произносила слова. - Я ждала... Я не изменилась...
   - Лена...
   Он изо всех сил попытался улыбнуться, но вместо этого лицо его дернулось.
Протянув руку, она коснулась его лба, точно пытаясь стереть гримасу  боли  с
лица.
   -  Освободи  ранихинов,  -  прошептала  она.  Силы  ее  иссякли;  коротко
вскрикнув, она умерла. Кавенант,  не  отрываясь,  смотрел  на  ее  тело,  от
которого, казалось, исходил немой укор. Глаза его лихорадочно блестели,  все
перед ним расплывалось. Насилие, предательство, а теперь и смерть - вот  что
он принес ей, вот чем он "одарил" их всех. После сражения у Парящего он  дал
себе обещание больше не убивать - и нарушил его. Он перевел взгляд  на  свои
онемевшие пальцы, измазанные кровью, и долго разглядывал их. Кровь! Его руки
снова обагрены кровью!
   Потом он  отодвинулся  от  Лены  и,  извиваясь,  точно  червь,  пополз  к
ранихину. Морда коня была взмылена  от  боли,  бока  тяжело  вздымались.  Не
отрываясь, он смотрел на приближающегося Кавенанта, точно впервые в жизни не
испытывал страха перед тем, кто владел Белым Золотом. Кавенант подполз с той
стороны, где торчало копье. Оно вонзилось так глубоко, что он  засомневался,
вытащит ли.  И  все  же,  упираясь  локтями  в  бок,  Кавенант  сделал  это.
Пульсируя, кровь потекла из раны,  однако  конь  сумел  подняться  на  ноги.
Расставив их пошире и раскачиваясь, он обнюхал Кавенанта.
   - Хорошо. Возвращайся, - еле  слышно  проговорил  Кавенант.  -  Иди..,  и
передай всем остальным. Наш договор больше  не  действителен,  вы  свободны.
Больше никаких... - Последние искры пробежали  по  тлеющим  углям  гаснущего
костра, и голос Кавенанта ослабел, как будто  вместе  с  огнем  уходили  его
силы. - Никаких обязательств. Скажи им.
   Ранихин продолжал стоять, точно не желая оставлять его одного.
   - Уходи, - настойчиво повторил Кавенант охрипшим голосом. - Вы  свободны.
Ты должен сообщить им об этом. Именем Келенбрабанала -  родоначальника  всех
мудрых ранихинов. Иди!
   Услышав это имя, ранихии повернулся и, превозмогая боль,  бросился  прочь
из лощины. Достигнув гребня, он остановился и еще раз взглянул на Кавенанта.
Потом, поднявшись на дыбы, он негромко заржал - и исчез.
   Кавенант не стал отдыхать, не стал прикидывать и обдумывать,  что  делать
дальше. Опираясь на копье Пьеттена, как на посох, он поднялся и пошел  прочь
от костра. Каждый раз, когда раненая нога касалась земли,  лодыжку  пронзала
острая боль, но, стиснув зубы, он продолжал идти. Мгла тут же поглотила его,
ледяной ветер обжигал, одежда вскоре начала покрываться льдом.
   Он не представлял себе, в каком направлении нужно двигаться, знал только,
что должен идти. И с каждым вдохом, с каждым шагом, отдававшимся мучительной
болью в голове, точно колокол, билось одно-единственное слово, как  будто  в
нем крылось решение всех проблем.
   Это слово было НЕНАВИСТЬ.

Глава 11

Ритуал осквернения

   После того как Лория ушла. Высокий Лорд Морэм всю оставшуюся  часть  ночи
провел на дозорной башне. Несмотря на резкий ветер, ему не  было  холодно  -
время  от  времени  он  согревался  жаром  голубого  огня  своего  жезла.  В
молчаливом страхе он не сводил взгляда с багрово-зеленых  змей,  со  злобным
упрямством ползущих к Ревелстоуну. Давящая сила Камня самадхи-Опустошителя и
жезлов юр-вайлов ослепительно сияла в ночи,  пытаясь  сломить  сопротивление
людей и стен; то там, то здесь во тьме вспыхивали искры - это камень пытался
отразить атаку дьявольских сил.
   Наступление шло медленно, и все же Ревелстоун уже страдал.  Морэм  сквозь
подошвы ощущал молчаливые стенания боли  и  отвращения,  которые  испытывала
каменная громада, пока приближалась эта неведомая угроза.
   Хотя для того, чтобы знать, как развивается наступление, Морэму вовсе  не
обязательно было всю ночь стоять на  сторожевой  башне  -  он  способен  был
ощущать это, находясь в любом месте Замка. Он находился  здесь,  потому  что
ему нужно было решить, как бороться с Сатансфистом, а для этого  требовалось
определить мощь самадхи как можно точнее, всеми доступными средствами.
   Теперь его, так же как и всех остальных  в  Замке,  постоянно  подтачивал
страх, омрачая сердце, точно погребальный  звон,  путая  мысли  и  парализуя
инстинкты. В залах Ревелстоуна он видел  лишь  посеревшие  от  немого  ужаса
лица, слышал неумолкающий  плач  детей,  испуганных  паникой,  которой  были
охвачены их родители,  видел,  насколько  измучены  были  даже  те  немногие
стойкие люди, от которых зависела жизнь  в  Замке  -  Квен,  Лорды,  Учителя
Лосраата, мастера лиллианрилла и радхамаерля. Его терзало ощущение тщетности
всех его усилий, чувство вины за то, что творилось в Стране и с  чем  он  не
мог справиться. А ведь  он  единственный  среди  Лордов  знал  или  хотя  бы
предполагал, как можно найти выход из этого тупика.
   Оставшись на сторожевой башне один  на  один  с  армией  Сатансфиста,  он
пытался уяснить себе, осознать в полной мере, что именно тот пытался сделать
с Ревелстоуном. Он отбросил в сторону ненужные самообвинения - кто другой на
его  месте  смог  бы  действовать  лучше,  оказавшись  перед  лицом   такого
непостижимого злодейства? Чтобы успешно защищаться,  нужно  знать,  от  чего
предстоит защищаться. А когда зло  уже  совершено,  найти  правильный  выход
гораздо сложнее. И все же он не терял надежды, так и  эдак  прикидывая,  что
все это означает и как нужно действовать.
   Больше всего в этом штурме поражали неутомимость и необычная  свирепость,
и это касалось не только Ревелстоуна, но  и  самих  нападающих.  Юр-вайлы  в
какой-то степени имели возможность восстановить свои силы, по очереди сменяя
друг друга, но  невероятная  мощь,  извлекаемая  Фоулом  из  Камня  Иллеарт,
заставляла всех остальных, потерявших собственный разум  тварей  напрягаться
гораздо больше, чем могла вынести их плоть. Да и сам Сатансфист...  В  конце
концов, он был всего лишь одним из Великанов, имел смертное тело  из  плоти,
костей и крови. Как мог  даже  Великан-Опустошитель  так  долго  выдерживать
столь непомерное напряжение?
   Кроме всего прочего, пока самадхи был полностью сконцентрирован  на  том,
чем он сейчас занимался, он  должен  был  бы  в  какой-то  степени  утратить
контроль над своей армией. И тем не менее вся эта  огромная,  зловещая  орда
недвижимо оставалась  на  своих  местах  вокруг  Ревелстоуна.  Каждая  тварь
неустанно, час за часом, посылала  свою  злобную  энергию,  устремляя  ее  к
Замку. И давление самого  самадхи,  которое  он  оказывал  на  Ревелстоун  с
помощью своего зеленого Камня, тоже не ослабевало. По-видимому,  мощь  Лорда
Фоула была гораздо больше, чем Морэм мог себе даже представить.
   Морэм пришел к выводу, что защитникам Ревелстоуна  можно  было  надеяться
только на то, что орды  Сатансфиста  погибнут  от  невыносимого  напряжения,
прежде чем добьются своей цели.  Значит,  оставалось  одно  -  найти  способ
перетерпеть, вынести адский штурм Опустошителя, и  тогда  они,  может  быть,
будут спасены.
   Когда в небе стали заметны  первые  признаки  серого,  мутного  рассвета,
Морэм вернулся к себе, уже  твердо  зная,  что  ему  нужно  делать  -  всеми
средствами попытаться увеличить выносливость самого Замка и его обитателей.
   Однако его  решимость  заколебалась,  когда,  шагнув  в  главную  галерею
Ревелстоуна, он ощутил обрушившиеся на него со всех сторон волны  паники.  В
дальнем конце галереи кто-то кричал; две небольшие группы людей готовы  были
напасть друг на друга, потому что каждой из них казалось, что другая  что-то
замышляет против нее. Повернув за угол, он увидел  толпу  истощенных  людей,
которые собирались разгромить одну из трапезных; помутившийся разум  убеждал
их в том, что еда там отравлена.
   Охваченный гневом, Морэм бросился вперед, чтобы попытаться  объяснить  им
всю глупость их поведения. Однако, прежде чем он оказался рядом с трапезной,
они в панике убежали, как будто  его  вид  смертельно  перепугал  их.  Около
трапезной остались лишь два воина Квена, стоящие тут на  страже,  но  и  они
выглядели так, как будто присматривали не столько за припасами, сколько друг
за другом. Оба тоже со страхом посмотрели на Морэма.
   Взяв себя в руки, он выдавил кривую улыбку, сказал  несколько  ободряющих
слов и ушел. Ему было совершенно ясно, что  состояние  Ревелстоуна  достигло
пика своего кризиса. Добрыми словами,  сказанными  от  случая  к  случаю,  и
проявлениями единовременной помощи спасти его было невозможно -  требовалось
нечто гораздо большее. Торопливо  шагая  по  коридорам  и  переходам,  он  с
помощью своего жезла вызвал Хранителя Торма и  всех  гравелингасов,  которые
смогут прийти.
   Добравшись до зала со светящимся полом, в который выходили  двери  покоев
Лордов, он на мгновение испытал чувство облегчения, увидев, что Торм и более
десятка  гравелингасов  уже  дожидаются  его,  а  многие  спешат  в  том  же
направлении. Вскоре большинство мастеров радхамаерля  стояли  на  сверкающем
полу, готовые выслушать то, что он собирался сказать им.
   Высокий Лорд с болью в сердце вглядывался в лица людей, на которых лежала
печать страданий. Будучи мастерами работы с  камнем,  гравелингасы  особенно
остро ощущали ту боль, которую под давлением сил зла  испытывала  окружающая
их со всех  сторон  скала.  Однако  Морэм  тут  же  одернул  себя,  мысленно
вернувшись к тому, что собирался сделать. Это хорошее  начало,  подумал  он.
Если удастся убедить собравшихся здесь людей в том, что можно  противостоять
злобному давлению Сатансфиста, они окажут неоценимую помощь городу.
   Он заставил себя улыбнуться. Лицо Торма исказила не  то  гримаса,  не  то
ухмылка, тут же сменившись выражением внимания.
   - Гравелингасы, - начал Морэм, - не кажется ли вам, что слишком долго  мы
терпели это зло поодиночке, опираясь каждый только на свои собственные силы?
Теперь настало время объединить их - нужно создать более мощную защиту.
   - Мы готовы выполнить любой  твой  приказ,  -  негромко  произнес  чей-то
голос.
   - Я не сомневаюсь в этом, - ответил Морэм. -  Вы  и  прежде  делали  все,
чтобы  помочь  обитателям  Ревелстоуна.  Однако  этого  мало.  К  сожалению,
мудрость иногда запаздывает - жаль, что я не понял раньше, что надо  делать.
Но сейчас я не могу не слышать стонов и плача самой скалы под гнетом  нового
зла. И я говорю вам - если мы хотим,  чтобы  Ревелстоун  уцелел,  мы  должны
найти и новые способы борьбы. Гравелингасы, вы должны применить свои  знания
для того, чтобы защитить камень. Здесь, под нашими ногами, -  концом  своего
жезла он прикоснулся к сверкающему полу, - дремлет та сила, которую способны
постигнуть  и  разбудить  только  мастера   радхамаерля.   Используйте   ее.
Используйте все свои знания и помогите камню. Найдите  средства  изолировать
каменное сердце Ревелстоуна от этой страшной порчи.
   Говоря все это, он удивлялся сам себе. Вне всякого сомнения, он и  прежде
понимал, что надо делать, однако страх до такой степени завладел им, что  он
не  отдавал  себе  в  этом  отчета.  А  теперь  -  он  видел  это  по  лицам
гравелингасов - и они начали кое-что понимать. Сейчас  они  оглядывались  по
сторонам уже не со страхом, а явно прикидывая в уме, что можно сделать  и  с
чего следует начать. На губах Торма появилась знакомая широкая ухмылка.
   Оставив гравелингасов заниматься своим делом, Морэм отправился в одну  из
главных трапезных. Повар, заправлявший там, был удивительным человеком.  Сам
большой любитель поесть, он  прекрасно  готовил  и,  насколько  Морэму  было
известно, сумел не поддаться до сих пор никаким страхам. Шагая  туда,  Морэм
снова  послал  вызов,  на  этот  раз  обращенный  к  Хранителю  Бориллару  и
хайербрендам Замка, а также к самим Лордам. Аматин и Тревор отозвались почти
сразу же. Вскоре Морэм уловил и робкий  ответный  сигнал  Бориллара.  Однако
прошло довольно много времени, прежде чем пришел ответ  от  Лории,  а  когда
наконец это произошло, Морэм понял, что она  ошеломлена  и  испугана.  Морэм
очень надеялся, что действия мастеров радхамаерля вскоре  помогут  облегчить
страдания людей, которые, подобно Лории, находились на грани  срыва;  однако
сейчас, поднимаясь по ступенькам и переходя с яруса на  ярус,  он  испытывал
такое чувство, будто вязнет в глухом болоте страха.
   Находясь  уже  почти  рядом  с  трапезной,  он  заметил  знакомую  фигуру
человека, быстро свернувшего в  боковой  коридор  и,  похоже,  стремившегося
избежать встречи с ним. Морэм заторопился, догнал его  и  оказался  лицом  к
лицу с Треллом, мужем Этиаран.
   Этот крупный, сильный человек сейчас  выглядел  необычайно  возбужденным.
Седая борода, казалось, встала дыбом, впалые щеки пылали, взгляд лихорадочно
горящих глаз так и бегал по  сторонам,  уклоняясь  от  встречи  со  взглядом
Морэма. Вид у него был такой, как будто он остановился против воли и в любой
момент мог сорваться с места и убежать.
   - Гравелингас Трелл, - сказал  Морэм  как  можно  мягче,  -  все  мастера
радхамаерля  получили  приказ  объединить  свои   усилия,   чтобы   защитить
Ревелстоун. Ты тоже там нужен.
   Взгляд Трелла ожег лицо Морэма.
   - Ты хочешь  сохранить  Ревелстоун,  чтобы  он  достался  Презирающему  в
целости и сохранности? - произнес он так резко,  что  его  слова  прозвучали
почти как ругательство.
   Лицо Морэма окаменело.
   - Я хочу сохранить Замок ради него самого. Взгляд Трелла снова забегал.
   - У меня плохо получается делать что-либо вместе с другими, - пробормотал
он и вдруг, безо всякого перехода, требовательно добавил:
   - Высокий Лорд, открой мне свою тайну.
   Морэм отшатнулся.
   - Мою тайну?
   - Тайну твоей силы. Мне нужна сила.
   - Для чего?
   В первое мгновение Трелла, казалось, смутил этот вопрос,  но  он  тут  же
вперил в лицо Морэма пронзительный взгляд.
   - Ты хочешь, чтобы Ревелстоун уцелел?
   И опять слово  "уцелел"  прозвучало  в  его  устах  точно  проклятие.  Не
дожидаясь ответа, он круто развернулся и зашагал прочь.
   Морэм похолодел от дурного  предчувствия.  Ему  показалось,  что,  уходя,
Гравелингас оставил