ана на  лбу,  он
тут же почувствовал отрезвляющее воздействие боли. Точно гвоздь, вонзившийся
в мозг, она вернула его мысли к тому, что сейчас было важнее всего - к  двум
опухшим красным точкам.
   Резким  движением  он  дважды  полоснул   по   ноге,   разрезав   опухоль
крест-накрест  между  красными  точками.   Девочка   вскрикнула,   тело   ее
напряглось, она крепко вцепилась в Кавенанта.  На  мгновение  взгляд  его  с
ужасом остановился на струе алой крови, хлынувшей из разрезов и стекающей по
бледной ноге. Выронив нож, как будто тот жег ему руку, он  приблизил  рот  к
ранкам и принялся сосать.
   Подживающая ранка в его  собственном  рту  треснула,  и  кровь  Кавенанта
смешалась с кровью девочки, но он и на это  не  обратил  внимания.  Со  всей
силой он высасывал кровь из порезов. Остановившись, чтобы перевести дух,  он
растер детскую ногу и принялся сосать снова. Постепенно голова у него начала
кружиться,  к  горлу  подкатила  тошнота.  Он  остановился,  боясь  потерять
сознание.
   - Все в порядке, - ловя ртом воздух, произнес он. - Я заканчиваю. У  тебя
все будет хорошо.
   Только тут до него дошло, что  девочка  жалобно  всхлипывает,  уткнувшись
лицом ему в плечо. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
   - У тебя все будет хорошо, - хрипло повторил он. - Сейчас я отнесу тебя к
мамочке.
   Однако, говоря это, он не был уверен даже в том, что у  него  хватит  сил
хотя бы подняться на ноги. Но одно он понимал несомненно: то, что он сделал,
было далеко не все, в чем она нуждалась; вряд ли ему удалось  высосать  весь
яд. И разрезы  тоже  требовалось  хорошенько  обработать.  То  положение,  в
котором находилась девочка, лишало его возможности быть слабым. Пошатываясь,
он поднялся, прижимая ее к себе, и прислонился плечом  к  дереву,  чтобы  не
упасть.
   Она жалобно посапывала носом у него на руках.  Отведя  взгляд,  чтобы  не
прочесть в ее глазах укор, он посмотрел вниз, на холмы, стараясь собрать все
свои силы.
   Сквозь слезы девочка сказала:
   - У тебя рот в крови.
   - Я знаю, - пробормотал он.
   Он медленно перенес тяжесть на одну  ногу,  освободив  другую,  и,  точно
плохо сшитая марионетка, неуклюже двинулся вниз по склону холма.  Вскоре  он
оказался  рядом  с  деревом,  прямым  и  черным,   похожим   на   обгоревший
указательный столб, под которым девочку укусила змея. По дороге он три  раза
едва не свалился. Ботинки соскальзывали с ног; без шнурков они  лишь  мешали
ему двигаться, и, прислонившись к дереву, чтобы удержать равновесие,  он  их
сбросил. Ноги настолько онемели, что не почувствовали бы боли, даже если  бы
он поранил их.
   В его лихорадочно пылающем мозгу пронеслась странная  мысль  о  том,  что
жизнь была весьма скверно задумана; горести выпадали вовсе не на  долю  тех,
кому следовало. По какой-то неясной причине он был убежден, что Баннор нашел
не самый лучший выход из положения в ответ на то, что случилось с Кориком, и
что на его месте он, Кавенант, поступил бы иначе.  Однако,  если  бы  Баннор
сейчас оказался на его месте, он  наверняка  сумел  бы  лучше  помочь  этому
ребенку.
   Потом он вспомнил, что Морэм ничего не рассказал ему о  Великанах.  Точно
вспышка перед его внутренним взором озарила Виселицу Хау  и  тело  Великана,
покачивавшееся на ней.
   Что случилось с Великанами?
   Безмолвно оглядываясь по сторонам, точно вид,  который  открывался  перед
ним - холмы, деревья, река, - был ему незнаком, он  оттолкнулся  от  черного
ствола и, неуклюже волоча ноги, потащился вдоль реки Греческих Праведников в
сторону города. Время от времени он с  трудом  разлеплял  спекшиеся  губы  и
громко выкрикивал:
   - Помогите!
   Девочка сказала, что ее родители были далеко, но  кто  знал,  что  именно
стояло для нее за этими словами? Может быть, они находились рядом с рекой, а
может быть, где-то совсем в другом месте. Он и сам не смог бы точно сказать,
насколько далеко от города забрел; все события  предыдущей  ночи  выпали  из
памяти. Но идя по берегу реки, он непременно вышел бы  к  городу  и  поэтому
счел это решение наилучшим. Каждый  раз,  взглядывая  на  детскую  ногу,  он
убеждался, что  чернота  распространяется;  очевидно,  и  боль  усиливалась,
потому что  девочка  хныкала  теперь  почти  не  переставая,  в  промежутках
вскрикивая каждый раз, когда он оступался, и взывая к родителям. Ее  плач  и
стоны подталкивали его к тому, чтобы снова И снова выкрикивать, задыхаясь:
   - Помогите!
   Однако, похоже, это был глас вопиющего в пустыне - ответом ему было  лишь
молчание. Рана во рту болела, губы раздулись, точно они  тоже  были  укушены
змеей, как детская нога. Но он, прижимая девочку к себе, продолжал неустанно
повторять хриплым, как воронье карканье, голосом:
   - Помогите! Помогите!
   Мало-помалу от солнечного тепла он даже вспотел. Рана на лбу болела  так,
что иногда у него темнело в глазах. И все же где-то  внутри  по-прежнему  не
таял ужасный холод, пробирающий  до  самых  костей;  Кавенанта  била  дрожь,
которая становилась все сильнее. Он спотыкался на каждом шагу,  наталкиваясь
на деревья, которые как будто нарочно вырастали у него  на  пути.  Несколько
раз он наступал на что-то острое, может быть камень или ветку, и  вскрикивал
от боли. При этом ноги резко подгибались и он падал  на  колени.  Но  каждый
раз, бросив взгляд на распухшую и почерневшую ногу девочки, он поднимался  и
продолжал идти, хрипло повторяя:
   - Помогите...
   Его губы распухали все больше. Жаркие стрелы боли пронзали голову  каждый
раз, когда он оступался. Сердце  точно  собиралось  вырваться  из  груди.  В
глазах темнело все чаще, он все хуже различал, куда идет.
   И все же он продолжал неуклонно двигаться в нужном направлении,  понимая,
что если не сможет найти кого-то, кто поможет девочке, тогда все его  усилия
окажутся напрасными. Ее нога выглядела так плохо, что он  не  мог  позволить
себе остановиться даже ненадолго. Голые коленки, которые он прижимал к себе,
вызывали волну воспоминаний о сыне Роджере, потерянном для него.  Отчасти  и
поэтому, несмотря на все свои мучения,  Кавенант,  шатаясь,  продолжал  идти
вперед.
   И вдруг вдалеке послышались крики. Он резко рванулся вперед, покачиваясь,
хромая и пытаясь разглядеть тех, кто издавал их.  Голова  падала  на  грудь,
казалось, вот-вот оторвется, не подчиняясь усилиям Кавенанта, и он никак  не
мог повернуть ее в нужном направлении.
   Девочка жалобно захныкала:
   - Мамочка... Папочка...
   В  горле  у  него  пересохло,  и  ему  стоило  неимоверного  труда  снова
прохрипеть:
   - Помогите...
   На этот раз его голос прозвучал еле слышно, точно  шелест.  Обессиленный,
почти ослепший, он поднял девочку на вытянутых руках и тут же  услыхал  крик
совсем рядом:
   - Карен! Ты здесь! Ах вот ты где! О Карен, доченька моя!
   Женщина бежала к нему, продираясь сквозь кусты, за ней торопливо следовал
мужчина.  Наконец  Кавенант  смог  разглядеть  их  -   вид   у   обоих   был
взволнованный.
   Девочка потянулась к женщине, всхлипывая:
   - Мамочка... Мамочка...
   Спустя несколько секунд ее выхватили из рук Кавенанта.
   - Карен! О девочка моя! - простонала женщина, крепко обнимая  ребенка.  -
Мы так испугались! Почему ты убежала? С тобой все в порядке? - Не  глядя  на
Кавенанта, она торопливо продолжала, обращаясь к нему:
   - Где вы ее нашли? Она убежала утром, мы до смерти  перепугались.  У  нас
здесь лагерь неподалеку. Мне даже в голову не приходило, что она  может  так
далеко убежать.
   В этот момент мужчина присоединился к ней.
   - А ты гадкая, непослушная девочка! - снова обратилась к ней женщина. - С
тобой правда все хорошо? Дай-ка я погляжу.
   Пока она  осматривала  ее,  девочка  продолжала  всхлипывать  от  боли  и
облегчения. Женщина  почти  сразу  же  заметила  жгут,  опухоль  и  разрезы.
Испуганно вскрикнув, она подняла глаза на Кавенанта.
   - Что случилось? - требовательно спросила она. - Что вы с ней сделали?
   Неожиданно выражение ее лица резко изменилось - оно напряглось и  застыло
от ужаса. Попятившись от него, она закричала:
   - Дейв! Это прокаженный! Кавенант!
   -  Что?  -  недоуменно  воскликнул  тот,  и  затем  сразу  же   праведное
негодование охватило его. - Ты ублюдок! - Воинственно сплюнув, он двинулся к
Кавенанту.
   Кавенанту показалось, что мужчина собирается ударить  его.  Отшатнувшись,
он споткнулся, потерял равновесие  и  тяжело  рухнул  на  землю.  Алая  тьма
затопила все вокруг, тело пронзила боль.  Когда  в  глазах  прояснилось,  он
удивился оттого, что удара так и не последовало. Мужчина со сжатыми кулаками
стоял совсем рядом, хотя, по-видимому, боялся приближаться.
   Кавенант прикладывал неимоверные усилия, пытаясь объяснить,  что  девочке
все еще требуется помощь. Однако прошла, казалось,  целая  вечность,  прежде
чем он смог выдавить хотя бы слово из раздувшихся губ. Хрипя он произнес:
   - Гремучая змея. Помогите девочке.
   Это последнее усилие окончательно доконало его. Он  замолчал,  безнадежно
ожидая, когда лавина тьмы накроет его. Мужчина и женщина  начали  отступать,
теряя плотность, как  будто  таяли  в  воздухе.  До  него  смутно  донеслись
затихавшие всхлипывания девочки:
   - Змея укусила... Ножка болит...
   Только тут он осознал, что не успел разглядеть ее лица. И ему  так  и  не
суждено узнать, как она  выглядела.  Похоже,  он  слишком  переусердствовал,
высасывая змеиный яд, и теперь медленно погружался в небытие.
   - Все в порядке, Морэм, - устало пробормотал он. - Приходи  забери  меня.
Самое время.
   Он не знал, громко ли произнес эти слова и говорил ли вообще.  Земля  под
ним закачалась, словно под холмом прокатилась мощная волна. Он изо всех  сил
старался не упасть, но земляное  море  ходило  ходуном,  и  вскоре,  потеряв
равновесие, он провалился, точно под ним разверзлась могила.

Глава 4

Осада

   Спустя двенадцать дней  после  того,  как  обугленные  стволы  Ревелвуда,
уничтоженные  огнем,  были  превращены  в   золу   и   втоптаны   в   грязь,
Сатансфист-Опустошитель, правая рука Серого  Убийцы,  привел  свою  огромную
мрачную армию к каменным воротам Замка Лордов. Он приближался медленно, хотя
его орды рвались вперед, точно  волчья  стая;  по-видимому,  он  сознательно
сдерживал  юр-вайлов,  пещерников  и  прочих  тварей,  не  позволяя  грабить
окрестные селения, давая  возможность  всем  жителям  Тротгарда  и  Северных
Равнин укрыться в Замке. Конечно, им руководило не великодушие -  просто  он
хотел, чтобы все его противники собрались в одном месте.  Большое  скопление
людей в Замке уменьшало его  способность  сопротивляться,  хотя  бы  по  той
причине, что запасы продовольствия были пусть и велики, но не безграничны. К
тому же  большинство  людей,  оказавшихся  теперь  в  Ревелстоуне,  не  были
воинами, не обладали могуществом Лордов и легче  могли  поддаться  панике  и
страху, которые вызывал Сатансфист.
   У него не было никаких сомнений в том, чем  закончится  осада,  хотя  его
армия была не столь велика, как  та,  которую  его  брат,  мокша  Пожиратель
Плоти, оставил в Смертельной Бездне. Чтобы сохранить  свою  власть  над  уже
завоеванными областями Страны, он оставил позади не одну тысячу своих тварей
- вдоль Камышовой реки, по всей южной границе  Анделейна  и  на  Центральных
Равнинах. Презирающий потерял больше трети своих сил в предыдущей  войне.  И
вместо крешей и неуклюжих  гриффинов  в  армию  Сатансфиста  сейчас  входило
огромное количество коварных, сообразительных, черных,  слепых  юр-вайлов  и
каких-то прежде неведомых, ужасных созданий, которых  Лорд  Фоул  поднял  из
Великой Топи - Глотателя Жизни и из-под  поверхности  Испорченных  Равнин  -
поднял и с помощью Камня Иллеарт придал им безумную решимость  и  стойкость.
Вдобавок у Великана-Опустошителя имелась про запас  сила,  о  которой  Лорды
Ревелстоуна даже не подозревали. Вот почему он не торопился к Замку -  чтобы
гибель Ревелстоуна стала окончательной и необратимой.
   Ранним утром двенадцатого дня  его  орды  увидели  наконец  горное  плато
Ревелстоуна и издали ликующий рев, от  которого  вздрогнули  небеса.  Тысячи
тварей ринулись  к  подножию  плато,  но  Сатансфист  своей  зеленой  плетью
заставил их двинуться обратно  и  вернул  продвижение  в  прежнее  спокойное
русло, потратив  целый  день  на  расстановку  сил.  Когда  в  конце  концов
солнечный свет растворил в себе  ночной  мрак,  армия  Сатансфиста  окружала
Ревелстоун со всех сторон, лишив его  всех  возможностей  бегства,  поставок
продовольствия и каких бы то ни было связей  с  неизвестными  союзниками.  И
следующей ночью Сатансфист и  его  армия  устроили  небывалый  пир,  пожирая
пленников, захваченных во время долгого похода.
   Если бы кто-то в  Ревелстоуне  оказался  способен  пронзить  непроходимую
завесу туч, которые теперь постоянно хмурились над Страной,  он  бы  увидел,
что как раз  сейчас  наступило  последнее  новолуние  перед  днем  весеннего
равноденствия. Зима Презирающего сковывала Страну уже сорок два дня.
   Сатансфист в точности выполнял все указания своего  хозяина  относительно
того, когда и как начинать осаду.
   На следующее утро он подошел к дозорной башне,  которая  возвышалась  над
стенами Ревелстоуна. Ему  не  было  никакого  дела  до  великолепной  работы
Великанов, разместивших на зубчатых неприступных стенах множество сторожевых
башен и окон; душа Великана, на которого могло бы произвести впечатление это
зрелище,  была  давно  уничтожена  захватившим  его  Опустошителем.   Бросив
один-единственный взгляд на стены и на замерших на них стражей, он  большими
шагами обошел Замок  и  остановился  у  высоких  каменных  ворот,  служивших
единственным входом в Ревелстоун.
   Он не удивился, обнаружив, что ворота были открыты.  Хотя  он  и  утратил
способность восхищаться при виде хорошей  работы  строителей,  он  прекрасно
помнил внутреннее расположение Замка. Он знал, что пока эти массивные ворота
целы, они способны закрываться по приказу, отделив от внешнего мира  любого,
кто осмелится проникнуть в туннель под сторожевой башней. Оказавшись в  этом
туннеле, атакующие становились беззащитны перед стрелами и  копьями  воинов,
вставших у окон галереи, служившей кровлей туннелю. За туннелем были двор  и
еще несколько внутренних ворот, даже более прочных, чем внешние. В  дозорную
башню можно было проникнуть только из самого Замка по специальным  подвесным
переходам или через две небольшие двери со двора. Замок Лордов  был  отлично
укреплен. Открытые ворота не обманули Великана-Опустошителя.
   Подойдя как можно ближе к сторожевой башне,  чтобы  стрелы  его  насмешек
достигли цели, он закричал голосом, полным ликующей злобы:
   - Эй, Лорды! Достопочтенные Лорды! Покажитесь, высокомерные Лорды! Хватит
сидеть, съежившись в своих норах, выходите и поговорите со мной. Смотрите! Я
обращаюсь к вам со всей учтивостью. И знаете, зачем я пришел? Чтобы  принять
вашу капитуляцию!
   Ответа не было. Сторожевая башня  со  всеми  своими  окнами  и  зубчатыми
стенами застыла в молчании, точно она была необитаема. Позади Сатансфиста по
рядам его армии прокатилась волна завываний - это мерзкие твари умоляли дать
им возможность ринуться на Замок через распахнутые ворота.
   -  Слушайте  меня,  ничтожные  Лорды!  -  снова  закричал  Сатансфист.  -
Взгляните на мою армию, окружающую Замок. Ваши жалкие жизни зажаты у меня  в
кулаке. Вам остается только сдаться самим на  милость  Презирающего.  -  Это
заявление приветствовал издевательский рев юр-вайлов, и Сатансфист  довольно
оскалил зубы. - Ну же, Высокие Лорды, отвечайте! Отвечайте или умрите!
   Спустя некоторое время на верху башни  появились  две  фигуры.  Один  был
воин, другой - человек, облаченный  в  голубую  мантию  Лордов.  Не  обращая
внимания  на  Сатансфиста,   они   направились   к   флагштоку   и   подняли
лазурно-голубое знамя Высокого Лорда, которое затрепетало на ледяном  ветру.
Потом они подошли к парапету и оказались лицом к лицу с Сатансфистом.
   - Я слышу тебя! - крикнул Лорд Морэм. - Я слышу тебя, самадхи-Сатансфист.
Я узнаю тебя,  Шеол-Сатансфист.  Я  -  Морэм,  сын  Вариоля,  Высокий  Лорд,
избранный Советом. Уходи, Опустошитель! И забирай с собой свои злобные орды.
Ты знаешь, что тебе не удастся меня запугать.
   Бешенство сверкнуло в глазах Великана-Опустошителя, но, приложив  руку  к
тому месту, где под короткой кожаной курткой у него был спрятан кусок  Камня
Иллеарт, он с издевкой поклонился Морэму.
   - Я узнал тебя, Морэм, - ответил он. - Я помню тебя еще с тех пор, как ты
оказался в моих руках в лабиринте Кураш Квеллинир. Ты  был  слишком  слеп  и
глуп, чтобы ощущать подлинное отчаяние, доступное только тем, кто знает. Вот
почему я позволил тебе уйти - чтобы ты лучше понял, что к чему. Ты  все  так
же слеп? Твои глаза не способны  разглядеть,  какой  бесславный  конец  тебя
ожидает, конец, который так же очевиден, как Арка Времени? Ты уже позабыл  о
судьбе Великанов? Ты забыл, что случилось со Стражами Крови? Не сомневайся -
я раздавлю тебя, клянусь именем Презирающего, где бы ты ни прятался!
   - Пустые слова, - тут же парировал Морэм. -  Хвастаться  легко,  доказать
свою правоту на деле много труднее.
   Меленкурион абафа! Опустошитель, убирайся! Возвращайся к своему  хозяину,
он так одинок! И поторопись, а то у Создателя лопнет терпение, и он  наконец
покончит с вами! Великан-Опустошитель злобно расхохотался:
   - Не обманывай себя, гордый Лорд! Если Создатель только лишь  прикоснется
к нам. Арка Времени рухнет - и тогда во власти  Лорда  Фоула,  Презирающего,
Сердца Сатаны, Душегуба, Порчи и Мучителя, как вы  его  называете,  окажется
вся вселенная! Если Создатель и в самом деле осмелится поднять на него руку,
вот тогда я и мои помощники повеселимся от души! Сдавайся, глупец!  Научись,
наконец, смирению - пока еще не все потеряно и ты можешь купить  себе  жизнь
ценою только лишь унижения. Не  исключено,  что  я  возьму  тебя  к  себе  в
услужение - как своего личного раба.
   - Никогда! - воскликнул Высокий Лорд. - Никогда мы не склоним перед тобой
головы, и так будет до тех пор, пока в наших  сердцах  жива  хотя  бы  искра
веры! В Стране еще достаточно Силы Жизни, чтобы справиться с вами. Мы  будем
неустанно ее искать, а когда найдем, покончим и с тобой, и с твоим хозяином,
и со всеми его грязными творениями. Ваши победы ничего не стоят,  пока  жива
хотя бы одна душа, готовая сражаться с вами! -  Подняв  посох,  он  принялся
описывать им круги, так что вихрь голубого огня заплясал в воздухе  над  его
головой. - Убирайся, самадхи-Опустошитель! Меленкурион  абафа!  Дурос  минас
милл кхабаал! Мы никогда не сдадимся!
   Сатансфист у подножия Замка содрогнулся, услышав эти слова. Но уже спустя
мгновение прыгнул вперед, сжимая в  руке  кусок  Камня  Иллеарт.  Изумрудные
брызги злобной силы полетели вверх, и одновременно  сотни  тварей,  разрушив
свои ряды, ринулись к открытым воротам.
   Силой посоха Морэм отбил сгустки зеленого пламени; взлетев в  воздух  над
его головой, они рассыпались и погасли. Он отпрянул, укрывшись за парапетом,
и через плечо бросил вомарку Квену:
   - Закрой ворота! Пусть стрелки убивают  всех,  кто  доберется  до  двора!
Нечего с ними церемониться.
   Квен тут  же  бросился  вниз,  спускаясь  сложными  переходами,  на  бегу
выкрикивая приказы. Взглянув вниз, чтобы убедиться  в  том,  что  Сатансфист
остался за  воротами,  Морэм  заторопился  вслед  за  ним.  Он  наблюдал  за
сражением с самого  высокого  висячего  мостика.  Стрелы  жителей  настволья
градом обрушились на ворвавшихся  в  ворота  тварей,  бряцание  оружия  эхом
прокатилось по туннелю. Сражение закончилось, едва успев  начаться.  Оставив
Квена доводить дело до конца, Морэм вернулся в Замок, где его ожидали Лорды.
   Заглянув в угрюмые, мрачные глаза Тревора, Лории и  Аматин,  он  внезапно
почувствовал безмерную  усталость.  Он  понимал,  насколько  страшны  угрозы
Сатансфиста,