Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
будь дереву. Наконец усталость окончательно
сморила его. Он заснул непробудным сном, без сновидений, и открыл глаза лишь
утром, когда солнечный свет упал на его лицо.
Кавенант не сразу сообразил, кто он и где находится. Жаркий белый свет
солнца опалил разум и ослепил глаза, так что он не был в состоянии
разобрать, что его окружало. Услышав тонкий, жалобный плач, вскрик страха,
он снова засмеялся, словно теперь ни на что другое не был способен.
Крик повторился. Он заставил себя сдержать рвавшийся наружу смех и
приложить все усилия, чтобы подняться на ноги.
И снова услышал крик - без сомнения, детский. Держась за дерево, он
оглянулся, моргая от солнечного света и всматриваясь в неясные очертания
деревьев.
Постепенно глаза его вновь обрели способность видеть. Он находился в лесу
на высоком холме. В большинстве своем ветки деревьев и кустов уже покрыла
молодая весенняя листва. В нескольких метрах ниже него весело бежала среди
скал река Греческих Праведников, игриво петляя между деревьями и напоминая
брошенную в траву серебристую ленту. Большинство соседних холмов были почти
полностью лишены растительности, что позволяло видеть довольно далеко.
Его внимание привлекло яркое светлое пятно у подножия холма. С усилием
сфокусировав на нем взгляд, он понял, что это светло-голубое платье, в
которое была облачена девочка лет четырех-пяти. Она стояла вполоборота к
нему, прижавшись спиной к темному прямому стволу высокого дерева. Казалось,
она изо всех сил пытается оттолкнуться от него и убежать, но дерево не
отпускает ее.
Она кричала пронзительно и непрерывно, и этот крик болью отдавался в его
голове. При этом она не отрывала глаз от чего-то, находящегося прямо перед
ней, что, по-видимому, и привело ее в ужас. Вначале Кавенант не мог
разглядеть, на что она смотрит, но потом взгляд его уловил зловещее движение
гремучей змеи.
Свернувшись кольцом, змея извивалась совсем рядом с голыми ногами
девочки. Голова змеи покачивалась, точно она выискивала наиболее подходящее
место для удара.
Поняв, в чем дело, Кавенант оторвался от дерева и бросился вниз по склону
холма, который казался бесконечно длинным, потому что ноги едва держали его.
При каждом прыжке он почти падал и лишь ужас ребенка заставлял его
удерживаться на ногах. Не обращая внимания на змею, он смотрел только на
голые колени девочки, прикладывая все усилия к тому, чтобы достичь ее
прежде, чем ядовитые зубы вонзятся в беззащитное тело. Все остальное, кроме
этих голых, не очень чистых коленок, расплылось, точно ноги ребенка и
угрожающая им опасность существовали вне всего остального, сами по себе.
Очередной душераздирающий крик подстегивал его. Ему некогда было смотреть
под ноги. Не пробежав и половины расстояния, он оступился, упал головой
вперед, перекувырнулся и ударился о шершавую скалу. Стукнувшись лбом о
широкий каменный выступ на склоне холма, он почувствовал, что проваливается
в камень, погружаясь в холодную тьму. Твердая поверхность раздалась под ним,
точно волна. - Нет! - закричал он. - Нет! Не сейчас! Призвав на помощь все
свои силы, он пытался выбраться из каменных объятий, но у него ничего не
получалось. И наконец, перестав бороться, он полностью погрузился в камень,
точно медленно врос в него.
Глава 2
Сын Вариоля
Высокий Лорд Морэм сидел в своих личных покоях в Ревелстоуне. На
высеченные в скале голые стены падал теплый отблеск света от небольших чаш с
гравием, установленных в каждом углу комнаты, и слабый аромат светоносных
камней, совсем недавно добытых из-под земли, окутывал его, создавая ощущение
уюта и покоя. И все же даже здесь противоестественная зима, сковавшая
Страну, давала о себе знать. Несмотря на все усилия хайербрендов и
гравелингасов Замка Лордов, холод просачивался даже сквозь гранитные стены
города, и Высокому Лорду было холодно. Ревелстоун был его плотью и кровью.
Почти физически он чувствовал, как не приспособлен был построенный когда-то
Великанами Замок Лордов к такому сильному холоду и с каким трудом
противостоит морозам.
Весна должна была наступить уже больше месяца назад, но пока не было
заметно никаких ее признаков.
За пределами горного плато, на котором находился Замок Лордов, снега
выпало совсем немного - для этого было слишком холодно. Снег приносил
резкий, небывалый для Страны ветер с востока, наметая невысокие сугробы у
предгорья и залепляя окна Замка, скованные морозом - так же как и озеро у
подножия водопада Фэл. Этот ветер, летящий через всю Страну, нес с собой
ощутимый запах Зла, источник которого ни у кого не вызывал сомнений.
Оно распространялось от Риджик Тоум, Яслей Фоула.
Сидя в своих покоях и опираясь локтями о каменный стол, Высокий Лорд
думал о многом, но свист этого зимнего ветра, ставший уже привычным, и все,
что с ним было связано, жгли его душу, точно незаживающая рана. Еще десять
лет назад он сказал бы, что такое вообще невозможно; погода давно начала
ухудшаться, и это никого не удивляло, и все же никто не представлял себе,
что Фоул способен до такой степени ее испортить. Даже пять лет назад, вскоре
после того, как был утерян Посох Закона, Высокий Лорд не подозревал, что
Камень Иллеарт может наделать в руках Фоула столько вреда. Однако теперь он
знал больше и понимал ситуацию лучше.
Прошло семь лет со времени сражения между Высоким Лордом Еленой и духом
Кевина-Расточителя Страны. Тогда и был потерян Посох Закона, а ведь именно
он способствовал поддержанию естественных природных процессов в Стране. С
его утратой исчезло самое большое препятствие на пути разлагающего
воздействия Презирающего. Тогда же был разрушен Закон Смерти - когда Елена
вызвала Лорда Кевина из могилы. Все ужасные последствия этого вмешательства
в установленный порядок вещей невозможно было предсказать даже сейчас.
Лорд Морэм прищурился, и взгляд его глаз, в которых мерцали золотые
точки, сосредоточился на стоящей перед ним на столе небольшой скульптуре.
Резная прозрачно-белая кость чуть заметно мерцала в свете огненных камней.
Это была последняя работа Елены, выполненная в стиле анундивьен эйна.
Баннор, Страж Крови, сохранил ее и отдал Лорду Морэму, когда они добрались
до Виселицы Хау в Смертельной Бездне. Это было прекрасно выполненное
изображение худого мрачного, непроницаемого, напряженного лица, на котором
лежала печать пророческого предназначения. После того как Морэм и уцелевшие
воины вернулись из Смертельной Бездны в Замок Лордов, Баннор рассказал
историю создания этой костяной скульптуры.
Рассказ оказался неожиданно подробным, а из-за того, что он не привык к
длинным речам, что было характерно для Стражей Крови, к тому же и нудным.
Именно это внезапное словоизвержение впервые навело Морэма на мысль, что с
Баннором творится что-то необычное. Но его рассказ неожиданно заставил
Морэма взглянуть на себя другими глазами и сделать вывод, что как Высокий
Лорд он утратил способность предвидения, которой обладали все прежние
Высокие Лорды.
Он больше не был пророком и оракулом Совета Лордов. Отблески будущего
теперь не являлись ему в сновидениях, он не мог прочесть намеки грядущих
событий в пляшущих языках огня. И как ни странно, причиной этих изменений
стала именно скульптура Елены. Тайная сила, скрытая в ней, погасила его
пророческий дар.
Она оказывала на него и другое воздействие, порождая в душе такие
ожидания и надежды, которых он никогда не испытывал прежде. И в какой-то
степени она провела невидимую грань между ним и другими Лордами; более того,
в некотором смысле она отделила его и от всех остальных в Ревелстоуне. Куда
бы он ни направлялся в Замке Лордов, встречая на своем пути людей, он с
болью, сомнением и удивлением всегда замечал теперь их быстрые взгляды, по
которым мог судить о том, что они тоже ощущали эту грань, обрекавшую его на
добровольное одиночество.
И все же больше всего его угнетала заметная трещина, возникшая во
взаимоотношениях с другими Лордами - Каллиндрилом, мужем Фаер, Аматин,
дочерью Матин, Тревором, сыном Гроуля, и Лорией, женой Тревора. Они
продолжали, как и прежде, выполнять свои обязанности, разговаривали, в том
числе и безмолвно, просто открывая мысли друг другу - эта способность была
доступна только Новым Лордам и предоставляла им серьезное преимущество перед
другими людьми, но при любых контактах с ними Морэм ощущал, что надежда их
тает с каждым днем. В отличие от него. Поскольку он не мог объяснить, на чем
была основана его надежда, он предпочитал умалчивать о ней. Именно эта тайна
- они не могли ее не почувствовать - и создала ту брешь в их отношениях,
которая так угнетала его.
Он ни о чем не рассказывал им, хотя не имел для этого никаких оправданий.
Кроме одного - необъяснимого страха.
Шаг за шагом скульптура из кости, сделанная Еленой, открывала ему секрет
Ритуала Осквернения. Именно это тайное знание, которое трудно было даже
назвать знанием как таковым, вселяло в него надежду, которая помогала жить
дальше.
Его не покидало странное ощущение, что, отдавая ему скульптуру, Баннор
хотел, чтобы с ее помощью он обрел это тайное знание. Просто Страж Крови не
сумел выразить этого словами. И все же за тот один-единственный год, когда
он был Первым марком Стражи Крови, он сказал больше, чем за все предыдущие
годы своей верной службы. То, что с ними произошло, изменило также и его.
Надежда, согревающая сердце Лорда Морэма, основывалась на том, что, как
он полагал, это тайное знание способно было дать ответ на главный вопрос,
который вот уже много лет мучил его. А именно: почему, несмотря на то что
Лорды приняли от Великанов Первый Завет Кевина, который он оставил для
передачи им, они так мало сумели извлечь из него? Конечно, Первый Завет
представлял собой лишь седьмую часть Учения Кевина, но даже тех знаний,
которые он содержал в себе, должно было хватить для того, чтобы найти
остальные Заветы и научиться их использовать. Иначе зачем было его давать? И
все же, несмотря на усилия многих поколений Лордов и Изучающих Лосраата,
несмотря на Клятву Мира, данную всеми жителями Страны, они не продвинулись в
этом направлении. На самом деле знаний, таящихся в Первом Завете, скорее
всего, должно было хватить даже на то, чтобы объяснить юр-Лорду Кавенанту,
как использовать дикую магию его кольца, сделанного из Белого Золота.
Морэм понимал, что Учение Кевина было обоюдоострым оружием. Способное
вызвать к жизни невероятную силу Добра, оно в такой же степени могло
привести в действие мощные силы Зла. Иначе Кевин, сын Лорика, никогда не
смог бы осквернить Страну.
Морэм инстинктивно чувствовал, что это знание вступало в противоречие с
Клятвой Мира. К своему ужасу, он осознал, что сама эта Клятва была той
преградой, которая мешала Лордам проникнуть в глубь Учения Кевина, ослепляя
их. Когда первые Новые Лорды - и вся Страна вместе с ними - дали Клятву
Мира, приняв тем самым на себя обязательства отказаться от любого насилия,
от естественных для человека вспышек гнева и возмущения, способных побудить
его к тому, чтобы оскорбить другого человека и даже убить его, - связав себя
этой Клятвой, они невольно сделались не способны воспринимать то, что
составляло жизненную силу Старых Лордов. Вот почему Высокий Лорд Морэм так
боялся приобщиться к этой тайне. За ней стояла сила, которая могла быть
использована только в том случае, если владеющий ею отказывался от того, что
долгие века составляло основу жизни в Стране. К этому оружию мог прибегнуть
лишь тот, кто оказался на грани отчаяния и утратил последнюю надежду.
А искушение использовать эту силу могло стать сильным, почти неудержимым.
Не нужно было обладать пророческим даром, чтобы предвидеть, какая опасность
со стороны Лорда Фоула Презирающего грозила Стране и ее защитникам. Один
только пронзительный зимний ветер чего стоил! Тротгард уже неоднократно
подвергался нападению, да и сам Ревелстоун, скованный морозом, постоянно
находился под давлением злых сил, точно стремящихся задушить его. Даже
сейчас, сидя за своим столом и не отрывая взгляда от костяной скульптуры,
Морэм ощущал это.
Он испытывал ту же самую горечь отчаяния, которая привела Высокого Лорда
Кевина к Ритуалу Осквернения. Сила, которую Кевин использовал, оказалась
ужасающей и вероломной. Если тот, кто владел ею, не был в состоянии с ней
справиться, она обращалась против него самого. Судьба Высокого Лорда Елены
лишь повторила печальный опыт Кевина-Расточителя Страны, а ведь он обладал
несравненно большей мощью по сравнению с той, какую Новые Лорды могли бы
даже надеяться когда-нибудь иметь. В особенности теперь, когда они остались
без Посоха Закона. И все его могущество привело лишь к полнейшему отчаянию
самого Кевина и разорению Страны. Морэм боялся расшевелить эту грозную силу,
открыв остальным Лордам свою тайну, но и рисковать брать всю ответственность
на себя он не решался.
Тем не менее просто отказаться от этого опасного учения было не в
характере Морэма. Он был убежден, что отказ от знания только потому, что оно
могло таить в себе опасность, унижал и того, кто от него отказывался, и то,
от чего отказывались. Храня тайну в глубине своей души, он лишал
Каллиндрила, и Аматин, и Тревора, и Лорию, и всех Учителей и Изучающих
Лосраата возможности сделать свой выбор за или против Осквернения; не имея
на это никаких прав, он выступал в роли судьи, который брал на себя смелость
решать за них, чего они хотят, а чего нет. Именно эта особенность его натуры
в прошлом подталкивала его к тому, чтобы с таким пылом выступать в Совете
против тех, кто опасался и не хотел, чтобы Хайл Трои узнал о происхождении
Елены - о том, что она была дочерью Томаса Кавенанта. Такой подход
недооценивал право Троя распоряжаться своей собственной судьбой. И все же...
Как мог он, Морэм, брать на себя ответственность приобщать к тайне, если
результатом этого могло быть полное разрушение Страны? Если Стране суждено
погибнуть, пусть лучше это сделает Презирающий, а не один из Лордов, ее
собственных защитников.
Услышав стук в дверь и вздрогнув от неожиданности, он сказал:
- Войдите.
По стуку он догадался, кто пришел; к тому же он ждал сообщения. И все же
он не отрываясь, молча смотрел на скульптуру, когда перед ним возник вомарк
Квен. Молчал и вомарк - наверное, ему не хотелось отрывать Высокого Лорда от
раздумий, он ждал, пока тот посмотрит на него. Морэм поднял голову и прочел
на открытом лице вомарка, несущем на себе заметную печать прожитых лет, что
долгожданные новости были не те, на которые он рассчитывал.
Морэм не предложил Квену сесть: он знал, что вомарк предпочитает стоять.
После всего, что им пришлось вместе пережить, они стали добрыми товарищами и
соблюдать какие бы то ни было условности им не требовалось. Квен был на
двадцать лет моложе Морэма, но выглядел на двадцать лет старше, а его
искренность и прямота, иногда даже граничащие с резкостью, всегда
действовали на Морэма успокаивающе. Квен принадлежал к тому направлению
Изучающих, которое носило название "Меч" и интересовалось только развитием
боевого мастерства, и знать ничего не хотел о тайных возможностях Посоха
Закона.
В свои семьдесят лет Квен с гордостью носил знаки боевого отличия,
полагающиеся ему по рангу - желтую пластинку на груди с двумя идущими
наискосок черными полосами, желтую повязку на голове и меч из черного
дерева.
Морэм пристально посмотрел на него и сказал:
- Да, друг мой?
- Высокий Лорд, - сказал Квен, - Лосраат прибыл. Он замолк; чувствуя, что
это еще не все, Морэм взглядом предложил ему продолжать.
- Все Учителя и Изучающие Лосраата добрались благополучно. Библиотеки
доставлены в целости и сохранности. Гости Лосраата и люди, оставшиеся без
крова из-за набегов Сатансфиста на Центральные Равнины, тоже прибыли сюда в
поисках убежища. Ревелвуд осажден.
Морэм спросил:
- Что говорят Учителя об армии Сатансфиста?
- То, что она огромна. Высокий Лорд. Она затопила Долину Двух Рек, точно
море. Похоже, Великан-Опустошитель владеет такой же мощью, с какой мы
сталкивались под Дориендор Коришев. Он легко нашел броды через реки Рилл и
Ллураллин. Вряд ли Ревелвуд устоит.
В его тоне явно прозвучала нотка безнадежности, и Морэм ответил с
оттенком суровости:
- Мы ожидали этого, вомарк. Как только Великан-Опустошитель со своей
ордой добрался до Землепровала, реймены прислали нам сообщение. Именно
поэтому Лосраат сейчас здесь.
Крепко сжав рукоять своего меча, Квен сказал:
- Лорд Каллиндрил остался в Ревелвуде. Морэм вздрогнул от неожиданности.
- Он остался защищать настволье, - продолжал Квен. - С ним пять Боевых
Дозоров под командой хильтмарка Аморин. Старший Учитель Лосраата направления
"Меч" Дринишок и Старший Учитель направления "Посох" Асурака.
Глаза Морэма угрожающе сверкнули.
- Вомарк, ты не хуже меня знаешь, что Совет постановил - в настволье
должны остаться только те, кто не в состоянии уйти. Решающая битва за Страну
будет здесь, - Морэм хлопнул ладонями по столу, - где мы можем, по крайней
мере, отдать свою жизнь за достойную цену.
- Однако и вы, и я - здесь, а не в Ревелвуде, - резко произнес Квен. -
Кто из находящихся там мог заставить Лорда Каллиндрила отказаться от своего
решения? По крайней мере, не Аморин. Слишком много трупов осталось в
Дориендор Коришев, и оба они всегда были убеждены, что это их вина. По той
же причине Аморин не могла ни бросить его там, ни отказаться от помощи
Старших Учителей.
Он говорил достаточно резко, защищая хильтмарка Аморин, но замолчал,
поняв по выражению лица Морэма, что это ни к чему - тот был не столько
возмущен, сколько крайне расстроен. Некоторое время оба хранили молчание.
Гнетущее ощущение надвигающейся опасности усилилось, но Морэм постарался его
отогнать. Взгляд его сумрачных глаз, пронизанных золотистыми точками,
блуждая, снова вернулся к стоящей перед ним скульптуре.
- Фаер, жена Каллиндрила, знает об этом? - спросил он.
- Как раз сейчас Коримини, Старший Учитель Лосраата, беседует с ней.
Каллиндрил вместе с ним учился, он много лет знает их обоих. Он просил меня
принести свои извинения за то, что отправился к ней прежде, чем
засвидетельствовал свое почтение Высокому Лорду.
Морэм пожал плечами - какой смысл в каких бы то ни было извинениях? Его
сердце сжалось при мысли о том, что он бессилен помочь Каллиндрилу. Чтобы
добраться до Ревелвуда, нужно шесть дней скакать верхом. И к ранихинам он
тоже не мог обратиться за помощью. Армия Презирающего надежно отрезала
Ревелстоун от Равнин Ра; любой ранихин, который попытался бы ответить на его
призыв, почти наверняка был бы тут же убит и сожран тварями Фоула. Все, что
Высокий Лорд мог сделать, это ждать - и молиться за то, чтобы Каллиндрилу и
остальным каким-то чудом удалось скрыться из Ревелвуда, прежде чем армия
Сатансфиста окружит настволье. Две тысячи воинов, хильтмарк Армии Лордов,
два Старших Учителя Лосраата - не слишком ли высока была цена за браваду
Каллиндрила?
Но Морэм понимал - дело не в одной только браваде. Мысль о том, что
прекрасный Ревелвуд может погибнуть, была невыносима для Каллиндрила. Морэм
от всего сердца надеялся, что Сатансфист не станет разрушать город-дерево, а
попытается