точно  оно
и прежде жило в его сумрачной душе и лишь сейчас внезапно  заявило  о  себе.
Судорожно втягивая воздух,  он  непроизвольно  стал  приближаться  к  тенту,
притягивающему его к себе, точно проклятие, которого он был достоин.
   "Если же и после сего не послушаете Меня и пойдете против Меня, то и Я  в
ярости пойду против вас, и накажу вас всемеро за грехи ваши. И  будете  есть
плоть сынов ваших, и плоть дочерей ваших будете есть. И.., возгнушается душа
Моя вами. Города ваши сделаю пустынею, опустошу землю вашу, так что изумятся
о ней враги ваши, поселившиеся на ней. А вас рассею между народами, и обнажу
вслед вас меч, и будет земля ваша  пуста  и  города  ваши  разрушены.  Тогда
удовлетворит себя земля за субботы свои во все дни запустения своего-".
   Кавенант нырнул под край брезента  и  увидел  рядом  с  собой  одного  из
распорядителей. Тот подозрительно взглянул на него, но сесть не предложил. В
это время Матфей Логан,  сделав  паузу,  обвел  взглядом  склоненные  головы
слушателей, над которыми он возвышался, подобно грозному патриарху. Потом он
снова полистал Библию и начал читать дальше, уже не таким суровым тоном:
   - "Посему, кто будет есть хлеб  сей  и  пить  чашу  Господню  недостойно,
виновен будет против Тела и Крови Господней. Ибо, кто ест и пьет недостойно,
тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого  многие
из вас немощны и больны и не мало умирает. Ибо если бы мы судили сами  себя,
то не были бы судимы; будучи же судимы, наказываемся от  Господа,  чтобы  не
быть осужденными с миром". Захлопнув Библию, Логан вернулся на  свое  место.
Тут же поднялся  доктор  Джонсон.  Казалось,  его  распирало  от  небывалого
наплыва энергии  -  похоже,  он  еле  дождался,  когда  можно  будет  начать
говорить. Его толстые щеки возбужденно подрагивали,  когда  он  обратился  к
своим слушателям.
   - Друзья мои, как удивительно Слово Божье! Как легко и  быстро  проникает
оно в сердце! Как успокаивает боль, тоску, слабость. И как легко  заставляет
даже  самых  непорочных  корчиться,  точно  адский  огонь  уже  охватил  их.
Послушайте, друзья мои! Послушайте Слово Апокалипсиса:
   "Жаждущему дам даром от источника воды живой. Побеждающий наследует  все,
и буду ему Богом, и он будет Мне сыном. Боязливых же и неверных, и скверных,
и убийц, и любодеев, и чародеев, и идолослужителей, и всех лжецов - участь в
озере, горящем огнем и серою; это - смерть вторая".
   Изумительное,  потрясающее  Слово  Божье!  Всего  несколько  строк,  пара
коротких отрывков, а сколько в  них  мудрости  и  глубины!  Первый  отрывок,
который прочел вам брат Логан, относится к  Ветхому  Завету,  к  главе  26-й
Левита. Вы внимательно вслушивались в то, что читал вам брат  Логан,  друзья
мои? Вы слушали всем сердцем, всей душой?  Это  -  голос  Бога,  всемогущего
Бога. Он говорит прямо, без обиняков, друзья мои.  Он  не  ходит  вокруг  да
около. Он не прячет смысл за прекрасными  словесами  и  причудливым  языком.
Нет! Он говорит: если вы грешите, если разрушаете Мой Закон, Я вселю  в  вас
ужас и нашлю на вас болезнь. Я сделаю землю бесплодной и нашлю на вас мор  и
эпидемию. И  если  вы  будете  продолжать  грешить,  то  я  превращу  вас  в
каннибалов и беспомощных калек. "Тогда удовлетворит себя  земля  за  субботы
свои во все дни запустения своего".
   А известно ли вам, друзья мои, что Закон Божий и в самом деле существует?
Можно  суммировать  его,  прибегнув  к  словам  Апокалипсиса:   "Не   будьте
боязливыми, и неверными,  и  скверными".  Никогда  не  замышляйте  убийства,
любодейства, чародейства, идолопоклонничества и лжи. Все мы здесь -  ХОРОШИЕ
люди. Мы ничего ПОДОБНОГО не делаем. Но разве мы  не  бываем  боязливы  -  и
весьма часто? Разве не бываем временами не  так  уж  стойки  в  своей  вере?
Всегда ли чисты мы в своем сердце и помыслах? "Тогда удовлетворит себя земля
за субботы свои во все дни запустения своего". Апостол Павел  называет  вещи
своими именами: "Оттого многие из вас немощны и больны и не  мало  умирает".
Но Иисус идет еще  дальше:  "Идите  от  Меня,  проклятые,  в  огонь  вечный,
уготованный дьяволу и ангелам его".
   Я догадываюсь, что  вы  протестуете,  не  так  ли?  Я  точно  слышу,  как
некоторые из вас говорят про себя: "Никто не может быть настолько  хорош.  Я
человек. Я не могу быть совершенным". Вы правы! Конечно, вы правы. Но Закону
Божьему нет дела до ваших оправданий.  Если  вы  парализованы,  если  у  вас
артрит, если вы слепы или у вас шалит сердце, если вы покалечены, если у вас
обширный склероз, или диабет, или любое другое из тех болезненных состояний,
причудливые названия которых могут быть заменены одним словом - грех, можете
не сомневаться в том, что на вас лежит проклятие  Божье.  Но  даже  если  вы
здоровы, не воображайте, что вы спасены и  вам  все  позволено!  Вам  просто
повезло, что Бог пока еще не решил "в ярости пойти против вас". Вы не можете
быть совершенны, друзья мои.  И  Закон  не  волнует,  насколько  тяжело  вам
пытаться стать такими.  Вместо  того  чтобы  хвалить  себя  за  предпринятые
героические попытки, лучше послушайте слова Библии. Ветхий Завет говорит нам
ясно как день: "У прокаженного,  на  котором  язва,  должна  быть  разодрана
одежда, и голова его должна быть не покрыта, и до уст он должен быть  закрыт
и кричать: Нечист! нечист!"".
   Теперь слушатели были полностью захвачены силой убежденности, звучавшей в
его голосе, превратившись из отдельных  личностей  в  сообщество  грешных  и
слабых, чьи сердца бились в унисон с его  словами.  Даже  Кавенант  забыл  о
своих бедах, забыл о том, что он был незваным гостем  в  этой  молельне  под
брезентовым тентом. Мысль о том, что он был проклят Богом, заворожила его.
   - Ах, друзья мои, - вкрадчиво продолжал доктор  Джонсон,  -  день,  когда
болезнь обрушивается на нас, - без сомнения, черный день.  Когда  боль,  или
несчастье, или тяжелая утрата причиняет нам страдание, и мы не можем  больше
притворяться, что чисты. Но мы еще не вспомнили с вами о Евангелии. Помните,
как Христос говорит:  "Потерявший  душу  свою  ради  Меня  обретет  ее"?  Вы
слышали, что сказал Павел: "Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы
не быть осужденными с миром". Вы слышали, что  говорит  автор  Апокалипсиса:
"Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном". Есть  и
другая сторона, друзья мои. Закон - лишь половина той святой истины, которую
Господь считает  нужным  сообщить  нам.  Другая  половина  -  это  очищение,
прощение,  исцеление,  благодать,  и  все   это   прекрасно   сочетается   с
праведностью Бога. Нужно ли напоминать вам  о  том,  что  Сын  Божий  дарует
исцеление  всем,  кто  искренне,  глубоко,  с  верой   просит   Его?!   Даже
прокаженным?! Нужно ли напоминать вам о том, что Он был распят на  кресте  и
терпел невыносимые страдания и позор - ради нас, ради того,  чтобы  оплатить
наши грехи?! Нужно ли напоминать вам о том, что гвозди вонзились в Его  руки
и ноги, разрывая плоть и терзая ее?! Что копье проткнуло  Его  бок?!  Что  в
течение трех дней, вплоть до Своего воскресения, Он был мертв и в это  время
спускался в ад, чтобы облегчить участь грешников?!
   Друзья мои. Он сделал это, чтобы заплатить  за  нашу  трусость,  неверие,
нечистые субботы. Он сделал это ради того,  чтобы  мы  получили  возможность
исцелиться. И все, что теперь требуется от  нас,  -  это  принять  Его  дар,
поверить в Него и всем сердцем любить Его за это. Все, что нужно сделать,  -
это повторить вслед за человеком, чье дитя было при смерти:
   "Я верю; помоги моему неверию". Пять коротких слов, друзья мои. Если  они
идут от сердца, их достаточно, чтобы войти в Царство праведности.
   Как будто эти слова послужили ему  указанием,  Матфей  Логан  поднялся  и
запел мягким дискантом:
   - Блаженная вера - Иисус со  мной.  На  фоне  его  пения  доктор  Джонсон
продолжал говорить, молитвенно сложив руки:
   - Друзья мои, помолимся вместе.
   Все головы тут же склонились - и голова Кавенанта  тоже.  Однако  в  этом
положении боль во лбу вспыхнула с новой силой, и  он  поднял  голову,  когда
доктор Джонсон снова заговорил:
   - Закройте глаза, друзья мои, пусть ничто не отвлекает вас.  Забудьте  на
время о своих детях, родителях, супругах и соседях. Забудьте обо  всем,  что
огорчает вас. Пусть каждый заглянет  в  свою  душу,  друзья  мои.  Загляните
глубоко внутрь себя, постарайтесь разглядеть свою болезнь.  Прислушайтесь  к
голосу Бога и молитесь вместе со мной в своих сердцах.
   Святой  Иисус  наш.  Ты  -  наша  единственная   надежда.   Только   Твоя
Божественная благодать способна исцелить болезнь, которая  подтачивает  наше
мужество, истончает нить нашей веры и оскверняет нас в Твоих глазах.  Только
Ты  можешь  уничтожить  болезнь  и  исцелить  нас.  Наши  сердца  распахнуты
навстречу Тебе, Господи. Помоги нам найти в себе мужество, чтобы  произнести
эти пять трудных, очень  трудных  слов:  "Я  верю;  помоги  моему  неверию".
Дорогой Господи, пожалуйста, дай нам мужество исцелиться.
   Воздев руки над головами слушателей, он продолжал:
   - Ощущаете ли вы присутствие  Божественного  Святого  Духа,  друзья  мои?
Ощущаете ли вы его в своих сердцах?  Ощущаете  ли,  как  перст  Божественной
праведности исследует то место в ваших душах и телах,  которое  нуждается  в
исцелении? Если да, то пусть  тот,  с  кем  это  происходит,  выйдет  сейчас
вперед, чтобы мы вместе могли помолиться за его здоровье.
   Он  в  молчаливой  просьбе  опустил  голову,  ожидая,  пока  кто-либо  из
раскаявшихся откликнется на его призыв. Но  Кавенант  уже  шел  по  проходу,
направляясь к нему. Один из распорядителей сделал  едва  заметное  движение,
как будто намереваясь  остановить  его,  но  замер  на  месте,  увидев,  что
некоторые из собравшихся подняли глаза. Кавенант,  охваченный  возбуждением,
быстро пересек пространство под  тентом,  по  грубым  деревянным  ступенькам
поднялся на платформу и остановился  перед  доктором  Джонсоном.  Глаза  его
сверкали, но голос был едва слышен, когда он хрипло прошептал:
   - Помогите мне.
   Вблизи доктор Джонсон оказался  еще  ниже,  чем  это  казалось  из  рядов
слушателей. Черный костюм его лоснился, рубашка выглядела несвежей и  мятой.
Он, по-видимому, давно не  брился.  Жесткие  седые  бакенбарды  топорщились,
опрощая и огрубляя лицо. Во взгляде явственно читалось удивление, даже более
того - почти смятение. Однако, как только Кавенант оказался  перед  ним,  он
тут же придал своему лицу  выражение  мягкости  и  добродушия.  Лишь  голос,
который слегка звенел, выдавал его волнение.
   - Помочь вам, сын мой? - произнес он. -  Только  Бог  может  помочь  вам.
Однако  я  буду  счастлив  присовокупить  свои  молитвы  к  молитвам  любого
кающегося сердца. - Он положил крепкую руку на плечо Кавенанта.  -  Преклони
колени, сын мой. Давай вместе попросим Бога о помощи.
   Кавенант хотел опуститься на колени, от всей  души  он  хотел  покориться
чарующему воздействию руки и голоса доктора Джонсона.  Но,  может  быть,  от
длительного изнурения ноги свело, а  боль  во  лбу  запульсировала  с  такой
силой, что, казалось, мозг вот-вот разорвется  на  части.  У  него  возникло
ощущение, что, если ему все же удастся согнуть колени, он просто  рухнет  на
платформу.
   - Помогите мне, - прошептал он снова. - Я не могу встать на колени.
   Доктор Джонсон воспринял эти слова как сопротивление, и его  лицо  обрело
суровое выражение.
   - Вы на самом деле раскаиваетесь, сын мой? - с оттенком некоторой  угрозы
спросил он. - Вы нашли то место в своей душе, где таится грех? Вы  искренне,
страстно стремитесь прибегнуть к помощи всемогущей Божественной благодати?
   - Я болен, - ответил Кавенант. - Я совершил множество преступлений.
   - Но вы раскаиваетесь? Можете ли вы  произнести  те  самые  пять  трудных
слов, искренне вложив в них всю боль вашего сердца?
   Челюсти Кавенанта непроизвольно сжались. Он сказал -  почти  проскулил  -
сквозь стиснутые зубы:
   - Помоги моему неверию.
   - Сын мой, этого недостаточно.  Вы  знаете,  что  этого  недостаточно.  -
Теперь голос доктора Джонсона звучал строго, точно он обращался к нерадивому
ученику. - Не  пытайтесь  обмануть  Бога  -  он  может  отвернуться  от  вас
навсегда. Вы верите? Вы верите в то, что ваше здоровье полностью  во  власти
Бога?
   - Я... - Кавенанту очень трудно было разомкнуть челюсти, словно  отчаяние
сплавило их. - Я не верю.
   Пение  Матфея  Логана  неожиданно  смолкло,  наступила  зловещая  тишина.
Чувствуя себя беспредельно несчастным и униженным, Кавенант тихо произнес:
   - Я прокаженный.
   Любопытные, выжидательные лица тех, кто сидел в первых рядах, говорили  о
том, что они не расслышали его слов. Ему показалось, что никто из них  и  не
узнал его. Это его не очень удивило. Ему показалось,  что  фантазии  -  сны?
галлюцинации? - изменили его  до  неузнаваемости.  Кроме  того,  даже  в  те
далекие дни, когда Кавенант был здоров, он никогда не поддерживал  отношений
с религиозными людьми.
   Однако доктор Джонсон услышал. Его глаза, казалось, готовы были выскочить
из орбит, а голос звучал так тихо, что едва достиг ушей Кавенанта, когда  он
произнес:
   - Не знаю,  кто  пустил  вас  сюда,  но  лучше  бы  вам  убраться  отсюда
подобру-поздорову.
   Помолчав, он  заговорил  снова,  обращаясь,  главным  образом,  к  людям,
сидящим под тентом:
   - Бедняга, вы бредите. Эта рана  на  лбу...  Она  загноилась,  и  у  вас,
похоже, жар. - Теперь его привычный к публичным выступлениям  голос  источал
сострадание. -  Вы  очень  опечалили  меня,  сын  мой.  Потребуется  молитва
огромной силы, чтобы очистить вашу  душу,  -  только  тогда  Господь  сможет
услышать ваш голос. Брат  Логан,  не  могли  бы  вы  отвести  куда-нибудь  в
сторонку этого несчастного, тяжелобольного человека и  помолиться  вместе  с
ним? Если Бог благословит ваши усилия, Он снимет жар, а  заодно  и  приведет
вас к раскаянию.
   Мощные пальцы Матфея Логана, точно тиски, сомкнулись на руках  Кавенанта,
сдавливая  их  с  такой  силой,  точно  намереваясь  раздавить  его   кости.
Подталкивая Кавенанта перед собой, он вытеснил его с платформы на  ступеньки
и затем к проходу. Позади них доктор Джонсон продолжал говорить:
   - Друзья мои,  не  помолитесь  ли  вы  вместе  со  мной  за  эту  бедную,
исстрадавшуюся душу?
   Угрожающим шепотом Матфей Логан произнес над самым ухом Кавенанта:
   - Нам ни к чему осложнения. Если вы выкинете  что-нибудь,  я  сломаю  вам
руки.
   - Не прикасайтесь ко мне! - резко ответил Кавенант. То, как этот большой,
сильный человек обращался с ним, прорвало плотину, долгое время сдерживавшую
ярость в его душе. Он попытался ослабить хватку Логана.
   - Уберите от меня руки!
   Как раз в этот момент они дошли до конца прохода и нырнули под брезент  в
ночную тьму. Без особых усилий брат Логан оттолкнул от себя  Кавенанта,  тот
оступился и упал  на  вытоптанную,  безжизненную  землю  площадки.  Взглянув
вверх, он увидел огромного человека,  нависшего  над  ним,  подобно  черному
колоссу, в свете, бьющем из-под тента.
   Кавенант с трудом поднялся, ощущая боль в ногах; собрав  последние  крохи
своего  достоинства,  повернулся  спиной  к  брату  Логану  и  пошел  прочь.
Поминутно оступаясь в кромешной  тьме,  он  услышал,  как  люди  под  тентом
запели. Вскоре, однако, снова наступила  тишина,  и  душераздирающий  не  то
юношеский, не то даже совсем детский голос воскликнул:
   - Господи, я парализован! Пожалуйста, исцели меня!
   Кавенант упал на колени, и его  наконец  вырвало  -  желудочным  соком  и
желчью. Понадобилось некоторое время, чтобы он  смог  прийти  в  себя  после
мучительных спазмов и убежать на такое расстояние, где не было слышно пения,
разрывающего душу.
   Домой он открыто возвращался  по  главной  дороге,  рискуя  с  кем-нибудь
встретиться и не заботясь о том, к чему это могло привести. Однако  все  уже
было закрыто, и улицы опустели. Он  двигался  словно  черная  тень  в  свете
мертвенно-желтых уличных фонарей - и так, не встретив  ни  души,  добрел  до
окраины города и свернул к Небесной Ферме.
   Две мили до Фермы растаяли за спиной, как обычно во время его  странствий
- быстрый,  механический  ритм  его  больших  шагов  был  похож  на  тиканье
заспешивших часов. Пружина, толкавшая  его  вперед,  была  взведена  слишком
туго, разворачивалась слишком быстро, словно торопила его навстречу  гибели.
Но изменить что-либо он не мог - казалось, помимо его воли,  неведомая  сила
гнала и гнала его вперед.
   Ненависть с новой силой  ожила  в  его  душе,  в  мозгу  один  за  другим
вспыхивали и гасли дикие планы мести.
   Добравшись до дома, он увидел в холодном свете звезд мешок,  прислоненный
к почтовому ящику. Он знал, что в мешке находилась еда; ее доставляли дважды
в неделю из местной бакалейной лавки, хозяин которой  боялся,  что  Кавенант
сам может явиться к нему за покупками; вчера, в среду, был как раз  один  из
дней доставки. Однако, захваченный идеей своего непрекращающегося поста,  он
и думать забыл об этом.
   Он подхватил мешок и понес к дому. Заглянув в него при ярком свете  лампы
у себя на кухне, он решил, что следует наконец поесть. Месть требовала  сил;
ради того чтобы нанести ответный удар тем, кто мучил его,  ради  того  чтобы
иметь право ходить с гордо поднятой головой, он сейчас был готов на все.
   Он достал из мешка  упаковку  булочек  с  изюмом.  Не  заметив,  что  она
аккуратно разрезана с одной стороны, он надорвал ее и вытряхнул  содержимое.
Со вчерашнего дня булочки успели зачерстветь. Он взял  одну  и  подержал  на
ладони, пристально, с неприязнью разглядывая ее, точно  это  не  булочка,  а
череп, который он выкопал из старой могилы. Вид ее вызывал тошноту. Какая-то
часть его существа  по-прежнему  жаждала  чистой  смерти  от  голода,  и  он
почувствовал,  что  желание  отомстить  ослабевает.  Тем  не  менее,  словно
голодный зверь, он схватил булочку и надкусил.
   Что-то оцарапало губу и десну. Зубы еще продолжали жевать,  и  он  больно
порезался. Кавенант  ощутил  острую  вспышку  боли  и,  задыхаясь,  выплюнул
откушенную часть булочки. Раскрошив ее, он обнаружил тусклое лезвие бритвы.
   В первое мгновение он просто очень удивился. Ржавое лезвие, оказавшееся в
булочке, - это было выше его понимания; ему  даже  не  верилось,  что  кровь
капала на пол и на руки из его рта. Булочка вывалилась из руки. Он  поднялся
и, наступая на разбросанные повсюду обломки, пошел в гостиную.
   Его взгляд остановился на фотографии Джоан. Она лежала вверх изображением
под обломками кофейного столика, стекло разбилось, и трещины,  расходившиеся
во все стороны, напоминали паутину. Отбросив щепки, он  вытащил  фотографию.
Джоан улыбалась ему сквозь трещины,  словно  она  запуталась  в  смертельной
паутине и не понимала этого.
   И тут его разобрал смех.
   Вначале это был самый обыкновенный смех, но вскоре перешел в истерику. Из
глаз брызнули слезы,  но  он  трясся  от  хохота,  как  безумный,  так  что,
казалось, мог рассыпаться на куски. Эта дикая вспышка привела к тому, что он
забрызгал кровью изо рта руки, фотографию Джоан и обломки вещей в комнате.
   Внезапно Кавенант отшвырнул фото  подальше.  Ему  показалось,  что  Джоан
наблюдает за его  истерикой,  а  этого  он  хотел  меньше  всего.  Продолжая
хохотать, он выбежал из дома и бросился в лес. Даже в  полубреду  в  глубине
его сознания тлело желание, чтобы окончательный конец, который, по-видимому,
был уже близок, наступил где угодно, только не на Небесной Ферме.
   Добравшись до реки Греческих Праведников, он повернул и  помчался  с  той
скоростью, которую способны были развить онемевшие, неуклюже ступавшие ноги,
вверх по течению, в холмы, подальше от людей, все время  продолжая  отчаянно
хохотать.
   Не раз в течение ночи он падал, споткнувшись, после чего, приходя в себя,
садился, прислонясь к какому-ни