, подобно духу, а лицо Ллауры  казалось  напряженным,
словно она заставляла себя делать что-то против  своей  воли.  Беспомощным
жестом проведя рукой по волосам, она сказала:
     - Ты просил раменов приютить нас здесь.
     Кавинант пожал плечами.
     - Так же, как и Морестранственник.
     - Почему?
     В ее вопросе Кавинант уловил целый набор значений.  Она  не  отрывала
взгляда от зеркала, а он видел в ее глазах воспоминание о горящем  дереве.
Он осторожно спросил:
     - Ты думаешь, что у тебя может появиться шанс отомстить Фаулу? И  что
ты сможешь этот шанс использовать? - Он посмотрел на  Пьеттена.  -  Оставь
это Морэму и Протхоллу. Ты можешь в этом положиться на них.
     - Конечно, - выражение ее лица не хуже слов говорило о  том,  что  не
доверять Лордам она не может.
     - Тогда займись делом, которое у тебя есть. Здесь Пьеттен. Подумай  о
том, что с ним может  случиться  -  нечто  худшее,  чем  то,  что  вы  уже
пережили. Ему нужна забота.
     Пьеттен зевнул, словно ему давно было пора спать, и сказал:
     - Они ненавидят тебя.
     Голос его был столь же бесстрастным, как голос палача.
     - Как? - вызывающе отозвалась Ллаура. - Разве ты  не  видел,  как  он
себя ведет? Не видел, как он не спит по  ночам?  Как  его  глаза  пожирают
луну? Не видел его пристрастия к вкусу крови? Он не  ребенок.  Он  уже  не
ребенок.
     Она говорила так, будто она произносила слова,  не  имевшие  никакого
значения.
     -  Это  предательство,  облеченное  в  форму  ребенка.  Как  я   могу
заботиться о нем?
     Кавинант снова смочил лицо и стал намыливаться. Спиной он  чувствовал
присутствие  Ллауры,  особенно  когда  намыливал  подбородок.  Наконец  он
пробормотал: - Попробуй сделать это с помощью ранихинов. Он их любит.
     Когда Ллаура нагнулась, чтобы взять Пьеттена за руку  и  увести  его,
Кавинант вздохнул и поднес к подбородку  нож.  Рука  его  была  нетвердой,
перед глазами  мелькали  видения  того,  как  он  ранит  себя.  Но  лезвие
скользило по коже так гладко, словно помнило о том, что Этиаран отказалась
нанести ему удар.
     К тому времени, когда с бритьем было покончено, отряд  уже  собрался.
Кавинант поспешил присоединиться к всадникам, словно опасаясь,  что  отряд
уйдет без него.
     Последняя проверка - и вскоре Кавинант стоял возле  Дьюры.  Состояние
лошадей удивило его. Все они блестели ухоженными боками и выглядели такими
сытыми и отдохнувшими, словно  рамены  ухаживали  за  ними  еще  с  весны.
Некоторые скакуны Дозора, наиболее изможденные, теперь рыли землю копытами
и весело потряхивали гривами.
     Весь отряд, казалось, забыл о том, куда он  направляется.  Все  воины
дружно смеялись. Старый Биринайр что-то  кудахтал  и  бранился  по  поводу
того, как рамены обращались с его прутьями лиллианрилл. Он держал  себя  с
раменами как с испорченными детьми, и это, казалось, доставляло ему  такое
удовольствие, которого он не мог скрыть даже  под  своим  величием.  Морэм
сидел на  Хайнерил,  широко  улыбаясь.  А  Высокий  Лорд  Протхолл  стоял,
расслабившись, рядом  со  своей  лошадью,  словно  провел  в  безопасности
несколько  лет.  Только  Стражи  Крови,  уже  сидевшие  верхом  на   своих
ранихинах, оставались невозмутимыми.
     Веселое настроение отряда встревожило Кавинанта как  скрытая  угроза.
Он понимал, что она частично происходит от спокойствия и  расслабленности.
Но он также был уверен, что она вызвана и его встречей с ранихинами. Как и
рамены, воины находились под глубоким впечатлением, их  желание  видеть  в
нем нового Берека получило новый импульс. Повелитель Белого Золота проявил
себя как могущественная и значительная фигура.
     - Ранихины были в ужасе! - твердил он себе.  -  Они  увидели  на  мне
отпечатки рук Фаула и пришли в ужас.
     Но в слух он не протестовал. Он обещал быть терпимым в обмен на  свое
выживание. Несмотря на молчаливую нечестность, он позволял своим товарищам
верить в то, во что им хотелось верить, но внешне он оставался спокойным.
     Пока всадники смеялись и шутили, перед ними возникла майнфрол  Гибкая
в сопровождении нескольких других  майнфролов  и  большой  группы  кордов.
Когда внимание отряда было отдано ей, она сказала:
     -  Лорды  просили  помощи  раменов  в  их  битве   против   Ядовитого
Клыка-Терзателя. Рамены служат  ранихинам.  Мы  не  покидаем  Равнины  Ра.
Такова жизнь. И это хорошо - нам ничего больше не нужно до  самого  конца,
кроме того, чтобы вся земля была Анделейном и люди и ранихины жили  вместе
в мире, без волков или голода. Но мы должны помочь врагам Ядовитого  Клыка
тем, что в наших силах. И мы это сделаем. Я пойду с вами. Мои корды пойдут
с вами, если захотят. По пути мы будем заботиться о ваших лошадях. И когда
вы оставите их, чтобы начать поиск укрытия Ядовитого Клыка в земле, мы  их
сохраним. Лорды, примите это  предложение  как  честь  друзей  и  верность
союзников.
     Тотчас же корды Хон, Хью, Грейс и Руста сделали шаг вперед и объявили
о своей готовности последовать за майнфрол Гибкой.
     Протхолл поклонился Гибкой в манере раменов.
     - Услуга, которую вы предлагаете, велика. Мы знаем, что  ваши  сердца
принадлежат ранихинам. Как друзья, мы отказались бы от  этой  чести,  если
бы, как союзники, не находились в столь  затруднительном  положении.  Злой
рок этого времени обязывает нас принимать любую помощь. Добро пожаловать в
наши ряды. Ваше мастерство охотников сделает более безопасным наш путь. Мы
надеемся, что сможем вернуть вам эту честь, если останемся в  живых  после
похода.
     - Убейте Ядовитого Клыка, - сказала Гибкая. -  Этим  вы  окажете  нам
честь, которую мы не забудем до конца дней.
     Она поклонилась Протхоллу, и все собравшиеся  рамены  последовали  ее
примеру.
     Затем Высокий Лорд обратился к своим товарищам. Минуту спустя  отряд,
снаряженный на поиски Посоха Закона, был готов отправиться в  путь.  Отряд
бодрым галопом отъехал от Мэнхоума, словно в  селении  раменов  они  нашли
неисчерпаемый источник мужества.



                            21. УЩЕЛЬЕ ПРЕДАТЕЛЯ

     Они пересекали равнины, двигаясь в северном направлении, и настроение
было  хорошим.  По  дороге  не  встретилось  никаких  опасностей  или   их
признаков. И ранихины сказали по траве будто живые символы земли.  Великан
рассказывал  веселые  истории,  словно  желая  показать,  что  его  дурное
настроение прошло. Кеан и его воины  реагировали  на  рассказы  жестами  и
веселыми  замечаниями.  А  рамены  развлекались   и   показывали   примеры
охотничьего мастерства. На привал остановились уже поздней  ночью,  словно
бросив вызов обезображенной луне. А во вторую ночь отряд разбил лагерь  на
южном берегу Роумсиджа.
     Рано  утром  следующего  дня  они  пересекли  поток  и  повернули  на
северо-восток по широкой  дороге  между  Роумсиджем  и  Мшистым  Лесом.  К
середине полудня они  добрались  до  восточной  оконечности  леса.  Отсюда
Роумсидж, северная граница равнин, поворачивала почти прямо на  восток,  а
отряд направился на северо-восток, удаляясь от Мшистого Леса и  от  Равнин
Ра.
     Этой ночью они заночевали на краю суровой,  недружелюбной  местности,
где не было жилищ людей и куда лишь изредка  заглядывали  путешественники.
Весь район к северу от них был изрезан, покрыт шрамами  и  темнел,  словно
древнее поле битвы, огромное поле,  на  котором  все  погибло  от  слишком
обильного количества крови. Чахлая трава,  кривые  низкорослые  деревца  и
несколько кустиков алианты лишь подчеркивали  пустынность  этого  пейзажа.
Отряд находился точно к югу от горы Грома.
     По мере того как отряд разворачивался на юго-восток, Морэм  рассказал
Кавинанту  кое-что  об  этой  пустыне.  Она  простиралась  на  восток   до
Землепровала и являлась естественным плацдармом для армий Лорда  Фаула  во
времена  древних  войн.  От  водопада  реки  Лендрайдер  до   горы   Гнома
простиралась открытая местность вдоль огромного обрыва Землепровала. Орды,
выходящие  из  Яслей  Фаула,  могли  подняться  во  многих  местах,  чтобы
перенести сражения на верхнюю землю, поэтому во всех войнах Страны  против
Презренного первые великие битвы проходили на  этой  истерзанной  равнине.
Поколение за поколением защитники сражались, чтобы остановить Лорда  Фаула
у Землепровала, но им это не удавалось, поскольку они не  могли  перекрыть
все пути наверх с Испорченных Равнин и Сарангрейвской  Зыби.  Потом  армии
Лорда Фаула шли на запад вдоль реки Мифиль  и  углублялись  в  Центральные
Равнины. В последней  войне,  прежде  чем  Кевин  Расточитель  Страны  был
наконец доведен до того, чтобы совершить  Ритуал  Осквернения,  Лорд  Фаул
прорвался сквозь сердце Центральных Равнин  и  повернул  на  север,  чтобы
вынудить Лордов на их последнюю битву у Кураш Пленетор, теперь  называемую
Тротгардом.
     Всадники  притихли,  словно  ощущая  давление  тысяч   смертей.   Для
поддержки они обратились к песням, в которых несколько раз возвращались  к
легенде о Береке Полуруком и об Огненных Львах горы Грома. В этой  пустыне
Берек когда-то сражался, переживая смерть своих друзей и  утрату  в  битве
нескольких пальцев. Здесь его охватило отчаяние,  и  он  бежал  к  склонам
Грейвин Френдор, к пику Огненных Львов. И там он  нашел  земную  дружбу  и
земную силу. Это была успокаивающая  песня,  и  всадники  пели  ее  припев
вместе, словно хотели, чтобы она превратилась в действительность  для  них
самих.

                 Берек! Друг земли! Для тебя
                 Страна силу дарит, любя
                 Всех погибших сынов своих;
                 Не исчезнет память о них...

                 Надевай ты кольцо и иди -
                 От напасти Страну исцели,
                 Уничтожь в ней все горе и зло,
                 Чтобы снова в мире было светло!

     Им необходимо было утешение; мрачное, изуродованное и измученное поле
битвы, казалось, говорило  о  том,  что  победа  Берека  была  всего  лишь
иллюзией, что вся его дружба с землей и Посох  Закона,  поколения  Лордов,
его могущественные труды и труды его последователей - ничто по сравнению с
таким количеством жухлой травы, обугленного камня  и  пыли,  что  истинная
история Страны была написана здесь, на поверхности голой  почвы  и  камня,
простирающихся могильной россыпью от Равнин Ра до горы Грома, от Анделейна
до Землепровала.
     Атмосфера этих мест привела в волнение великана. Он торопился рядом с
Кавинантом так, словно пытался скрыть свою поспешность и подавить  желание
перейти на бег. И  он  непрерывно  говорил,  стараясь  поднять  настроение
потоком историй, легенд и песен. Сначала его попытки доставляли  всадникам
удовольствие, действовали на них подобно драгоценным  ягодам.  Но  все  же
отряд находился на пути к холодным темным владениям Друла Каменного Червя,
затаившегося, подобно яду, в катакомбах горы Грома. На исходе третьего дня
после  пересечения  Роумсиджа  Кавинант  почувствовал,  что  он  тонет   в
разговорах  великана,  а  голоса  воинов,  когда  они  пели,  были  скорее
улюлюкающими, чем уверенными, словно свист в безжалостной ночи.
     С помощью раменов Протхолл нашел самый короткий  путь  через  суровую
местность. Поздно вечером на четвертый день, когда  растущая  луна  взошла
высоко в ночном небе, отряд устало разбил лагерь  недалеко  от  края  того
гигантского эскарпа, который назывался Землепровалом.
     Проснувшись на  рассвете,  Кавинант  едва  подавил  желание  пойти  и
посмотреть с огромной скалы. Ему хотелось заглянуть вниз и хотя бы мельком
увидеть Нижнюю Страну и Испорченные Равнины,  которые  постоянно  упоминал
великан. Но он не собирался подвергать себя нападению неведомых  врагов  и
боялся  головокружения.  Хрупкая  стабильность  его   сделки   противилась
добровольному риску. Поэтому он остался в лагере, в то время  как  большая
часть его товарищей отправилась осматривать Землепровал. Но  позже,  когда
отряд снова ехал на север в такой близости от края, что до него можно было
добросить камень, он попросил Лорда Морэма рассказать ему об этой огромном
обрыве.
     - Ах, Землепровал, - спокойно ответил Морэм. - Существует поверье, не
имеющее обоснования даже в древнейших легендах, будто  излом  Землепровала
появился в результате святотатства, похоронившего под корнями  горы  Грома
чудовищные яды. В катаклизме, потрясшем само ее сердце,  земля  вздыбилась
от отвращения ко злу, которое ее заставили носить в  себе.  И  сила  этого
негодования отделила Верхнюю Страну от Нижней, подняла ее к небу, так  что
эта скала вздымается из глубин от гор  Южной  Гряды,  мимо  водопада  реки
Лендрайдер, прямо через гору Грома и еще по меньшей мере на полтысячи  лиг
среди снегов Северных Вершин, которые  даже  не  нанесены  на  карту.  Его
высота в разных местах разная. Но он рассекает поперек  всю  Страну  и  не
позволяет нам забыть о себе.
     Неровный голос Лорда только обострил тревогу Кавинанта. По мере  того
как отряд продвигался вперед, он не сводил взгляда с западного  горизонта,
надеясь, что пустыня, словно якорь, удержит его от  инстинктивного  страха
перед высотой. Незадолго до полудня погода изменилась. С  севера  внезапно
налетел   резкий   ветер,   щетинящийся   мрачными,    сверхъестественными
ассоциациями. В несколько минут все  небо  затянули  черные  тучи.  Воздух
распорола молния; словно раскалывающиеся валуны, грохотал гром.  Затем  из
разверзнувшегося неба, словно в пароксизме ярости, хлынул дождь - ударил с
такой свирепой силой, как будто хотел затопить все вокруг. Лошади опустили
головы, вздрагивая всем телом. Потоки воды барабанили всадников, которые в
миг промокли до нитки и ослепли.  Майнфрол  Гибкая  послала  своих  кордов
вперед на разведку, чтобы отряд не  угодил  в  пропасть.  Протхолл  поднял
вверх посох с горящим на конце ярким огнем, который  стал  ориентиром  для
остальных. Они сбились вместе, и Стражи Крови расположили ранихинов вокруг
них, чтобы в случае нападения принять на себя основную тяжесть удара.
     В белых всполохах молний огонь Протхолла казался тусклым и слабым,  и
гром, оглушительно грохотавший над ними, словно надрывался  от  смеха  при
виде подобной глупости. Кавинант низко пригнулся к спине Дьюры, испуганный
молниями и  небом,  которое  превратилось  в  каменный  свод,  сотрясаемый
громом. Он не мог видеть кордов и не знал, что происходит вокруг него,  он
все время боялся, что следующий шаг Дьюры будет шагом  в  пропасть.  И  не
отрывал глаз от факела Протхолла, словно это была единственная возможность
не заблудиться.
     Мастерство и упорство раменов очень помогали отряду, и он  постепенно
приближался к горе Грома. Их передвижение  было  похоже  на  блуждание  во
взбесившихся небесах. Всадники могли ориентироваться лишь по тому, что они
постоянно углублялись в эпицентр бури. Ветер швырял водяные брызги в  лицо
с такой силой, что, казалось, выхлестнет глаза или вырвет  щеки.  Холодные
потоки, струившиеся по телу, постепенно парализовали людей,  словно  холод
смерти. Но они продолжали двигаться вперед, словно пытаясь  пробить  лбами
каменную стену.
     В течение двух дней они продвигались вперед, чувствуя,  как  их  тела
разваливаются на куски под натиском дождя. Они не могли  отличить  дня  от
ночи, не знали ничего, кроме  непрерывно  ревущего,  тяжелого,  жестокого,
неумолимого шторма. Они ехали до полного изнеможения,  отдыхали,  стоя  по
колено в воде и грязи, ухватившись  за  поводья  лошадей,  ели  размокшую,
разваливающуюся на куски пищу, подогретую  на  огне  лиллианрилл,  который
Биринайру с большим трудом удавалось  поддерживать,  перекликались,  чтобы
проверить, не потерялся ли кто-то, - и ехали снова, пока  усталость  опять
не заставляла делать остановку.  Временами  они  чувствовали,  что  только
голубое пламя Протхолла поддерживает их моральный дух.  Затем  Лорд  Морэм
принялся объезжать весь отряд. В мертвенно-бледном свете молний его  лицо,
залитое водой, напоминало тонущий поврежденный корабль, но он подъезжал  к
каждому и кричал сквозь завывания ветра, сквозь неистовство грома:
     - Друл... Шторм... Шлет на нас!  Но  он  ошибается!  Главная  сила...
проходит... на запад! Мужайтесь! Предсказания... за нас!
     Кавинант слишком устал и замерз, чтобы отвечать. Но в  словах  Морэма
он слышал настоящую храбрость.  Когда  отряд  снова  двинулся  вперед,  он
постарался приблизиться к  огню  Протхолла,  словно  пытаясь  заглянуть  в
тайное.
     Борьба продолжалась, и тот миг, когда она казалась уже непереносимой,
давно прошел. С течением времени само понятие терпение стало абстракцией -
простое  слово,  слишком  неосязаемое,  чтобы  нести  в  себе   убеждение.
Неистовство  шторма  превратило  людей  просто  в  дрожащую  плоть,   едва
способную сидеть на лошадях.  Но  огонь  Протхолла  по-прежнему  горел.  С
каждой его новой вспышкой Кавинант начинал двигаться. Ему не хотелось  уже
ничего - только бы получить возможность лечь в грязь.
     Но огонь Протхолла  все  горел.  Он  был  подобен  узам,  сковывающим
всадников, тащившим их вперед. В грозящих  безумием  потоках  Кавинант  не
отрывал взгляда от огня, словно эти узы были драгоценными.
     Затем они пересекли некую границу. Это произошло  так  внезапно,  как
если бы стена, на которую они кидались как  пойманные  в  ловушку  титаны,
вдруг упала в грязь. Еще десять спотыкающихся шагов - и  они  оказались  в
залитом солнцем полудне. Позади еще слышалось буйство  шторма,  постепенно
удаляясь. Вокруг повсюду виднелись следы потопа -  многочисленные  озерки,
потоки бурлящей воды и болота, густая грязь наподобие той, что остается на
поле битвы.
     А перед ними высилась огромная  безжизненная  вершина  горы  Грома  -
Грейвин Френдор, пик Огненных Львов.
     В течение  долгого  времени  она  приковывала  их  внимание,  подобно
воплощению тишины - мрачной, зловещей и  величественной,  подобно  частице
обнаженного сердца земли. Пик находился к северу и  немного  к  западу  от
них. Выше, чем Смотровая Кевина над Верхней Страной, он,  казалось,  стоял
на коленях на краю Сарангрейвской Зыби, положив локти  на  плато  и  держа
голову высоко над  скалой,  устремляясь  к  небу  со  странным  выражением
гордости и мольбы. И он возвышался на двенадцать тысяч футов над Теснистым
Протоком, воды которого текли на восток от его  подножия.  Суровые  скалы,
образующие вершину, были  лишены  какой-либо  растительности  и  ничем  не
защищены от бурь и снегопадов. Не утруждая себя деревьями или травой,  они
вместо этого являли миру  голые,  расколотые  на  куски  огромные  валуны,
некоторые черные как обсидиан, а остальные -  серые  как  пепел  скального
огня, словно камень горы был слишком плотным,  слишком  заряженным  силой,
чтобы носить на себе какое-либо проявление хрупкой жизни.
     Там, глубоко в  громадной  груди  Страны,  была  цель  похода:  Кирил
Френдор, сердце горы Грома.
     Они находились  в  десяти  лигах  от  пика,  но  расстояние  казалось
обманчивым. Пик уже доминировал на  северном  горизонте,  противопоставляя
себя излому Землепровала,  словно  неотвратимое  требование.  Гора  Грома!
Здесь Берек Полурукий познал великое откровение. Здесь отряд,  снаряженный
за Посохом Закона, надеялся вновь обрести  будущее  для  Страны,  и  здесь
Томас Кавинант искал освобождение от своего сна. Отряд смотрел  на  скалу,
словно она исследовала их сердца, задавала им вопросы, на которые  они  не
могли ответить.
     Затем Кеан улыбнулся свирепой улыбкой и сказал:
     - По крайней мере, теперь мы достаточно чисто вымыты для того,  чтобы
заняться этим делом.
     Это  неуместное  замечание  нарушило  транс,  овладевший  всадниками.
Несколько воинов разразились смехом,  словно  освобождаясь  от  напряжения
последних дней, а большинство остальных улыбнулись, предоставляя Друлу или
другому врагу возможность поверить в то, что  буря  ослабила  их.  Рамены,
едва стоявшие на ногах от измождения (ведь все это врем