иться вечно. Затем  внутри  Арки  он  сформировал
землю. На эту  работу  ушли  века,  он  делал  и  переделывал,  испытывал,
пробовал и отвергал, и вновь испытывал  и  пробовал,  чтобы  в  итоге  его
создание не могло ни в чем его упрекнуть. И когда земля,  на  его  взгляд,
стала достаточно прекрасна, он дал жизнь ее обитателям - существам,  сутью
жизни которых должно было стать воплощение его стремления к  совершенству,
- и он не отказал им в средствах, которые могли бы им в этом помочь. Когда
его работа была закончена, он испытал гордость, какую может испытать  лишь
творец.
     Увы, он не понимал отрицания или забыл о нем. Он понимал свою  задачу
в  том,  чтобы  сделать  труд  единственным   средством   для   достижения
совершенства. Но когда он закончил работу и его  гордость  вкусила  первое
удовлетворение,  он  взглянул  на  землю  внимательно,   чтобы   еще   раз
насладиться зрелищем своего творения, - и был повергнут в ужас. Ибо - увы!
- глубоко в земле, независимо от его  воли  или  творчества,  таилось  зло
разрушения, силы, достаточно могущественные, чтобы превратить его шедевр в
грязь.
     И тогда он понял, или, быть может, вспомнил. Возможно, рядом с  собой
он обнаружил свою противоположность, заставившую его  ошибиться  во  время
работы. Или, возможно, он нашел источник зла в самом себе.  Это  не  имеет
значения. Он пришел в ярость от горя и  попранной  гордости.  В  гневе  он
схватился в рукопашную со  своей  противоположностью,  либо  внутри,  либо
снаружи себя, и в ярости  он  швырнул  Презренного,  вместо  бесконечности
космоса, вниз, на землю.
     Увы! Таким образом Презренный оказался, словно в  заключении,  внутри
нашего  времени.  И  таким  образом   творение   Создателя   стало   миром
Презренного, который он  мог  терзать,  как  хотел.  Поскольку  сам  Закон
Времени, принцип силы, сделавший возможной Арку, служил  для  того,  чтобы
оберегать Лорда Фаула, как мы  теперь  его  называем.  Осквернение  нельзя
переделать,  порчу  невозможно  уничтожить   полностью.   Последствия   их
деятельности можно залечить, но искоренить нельзя. Так Лорд Фаул  причинял
страдания земле, и Создатель не мог помешать ему, ибо он сам  поверг  сюда
свою противоположность.
     В горе  и  смирении  Создатель  смотрел  на  то,  что  сделал.  Чтобы
постигшая землю беда не  была  совершенно  безнадежной,  он  начал  искать
косвенные способы помочь своему творению.  Он  привел  Лорда-Основателя  к
созданию Посоха Закона - оружия против отрицания.  Но  сам  закон  земного
созидания  не  позволяет  ничего  большего.  Если   бы   Создатель   решил
утихомирить Лорда  Фаула,  то  этот  акт  разрушил  бы  время  -  и  тогда
Презренный вновь очутился бы на свободе в бесконечности и мог  бы  творить
любые осквернения, какие захотел бы.
     Тамаранта сделала паузу. Она вела свой рассказ просто, не загромождая
его излишней риторикой.
     Но на мгновение ее тонкий старческий голос убедил Кавинанта, что  вся
Вселенная поставлена на карту, и что его борьба - это всего лишь микрокосм
гораздо  более  обширного  конфликта.  В  течение  этого  момента   он   с
беспокойством ожидал, что она скажет дальше.
     Внезапно она опустила голову и повернула свое морщинистое лицо  прямо
к Кавинанту. Почти шепотом она произнесла:
     - И теперь мы подошли к величайшему испытанию. Повелитель Дикой Магии
с нами. Всего одно слово может растерзать наш мир в клочья. Не  ошибитесь,
- произнесла она дрожащим голосом. - Если  мы  не  сможем  привлечь  этого
Неверящего на свою сторону, то земля превратится в груду щебня.
     Однако Кавинант не мог определить, дрожал ли ее голос от старости или
от страха.
     Близился восход луны, он отправился спать, чтобы скрыть  изменение  в
цвете кольца.  Укрывшись  одеялом  с  головой,  он  смотрел  в  темноту  и
определил  момент  восхода  луны  по  кровавому  отсвету,  возникшему   на
поверхности кольца.  Металл,  казалось,  был  еще  глубже  пропитан  этими
пятнами, чем две ночи назад. Он притягивал взгляд Кавинанта,  и  когда  он
наконец уснул, то был так же изможден, как после долгого допроса.
     На  следующее  утро  ему  удалось  добраться  до  спины   Дьюры,   не
подвергаясь атакам, и он  вздохнул  с  облегчением,  ничуть  не  стесняясь
этого. Протхолл нарушил обычай и  не  стал  объявлять  привал  в  полдень.
Причина этого стала ясна, когда всадники поднялись на  вершину  небольшого
холма, с которого открылся вид на реку Соулсиз. Они поехали вниз, торопясь
оставить позади суровые равнины, и переплыли реку, не слезая с лошадей. На
берегу решено было сделать привал. И вновь Кавинант беспрепятственно сошел
на землю с лошади.
     Однако остаток  дня  стал  резким  контрастом  по  сравнению  с  этой
необъяснимой передышкой. На расстоянии нескольких лиг  от  Соулсиз  отряду
впервые встретился веймит. Вспомнив рассказ Кавинанта об убитом  вейнхиме,
Протхолл послал двух Стражей Крови -  Корика  и  Терреля  -  на  разведку.
Однако они лишь подтвердили возникшие подозрения. Даже  Кавинант  в  своем
напряженном состоянии смог почувствовать запах запустения и заметить,  что
веймит имеет заброшенный вид:  зеленая  крыша  его  потемнела,  сделавшись
коричневой, и просела. Вернувшись, гонцы доложили,  что  веймит  никем  не
охраняется.
     Лорды встретили это известие с застывшими лицами. Было очевидно,  что
они боятся  того,  что  убийство,  описанное  Кавинантом,  заставило  всех
вейнхимов отказаться от службы.  Несколько  воинов  застонали  в  горе,  а
великан скрипнул зубами. Кавинант обернулся и  на  мгновение  увидел  лицо
Морестранственника, перекошенное яростью. Это выражение быстро исчезло, но
произвело   на   Кавинанта   неизгладимое   впечатление.   Неожиданно   он
почувствовал, что беззаветная преданность великанов Стране была  опасна  -
они были слишком поспешны в суждениях.
     Итак, в конце седьмого дня над  отрядом  нависла  угроза,  еще  более
усиленная  луной,  обезображенной  кровавыми  пятнами.  И  лишь   Кавинант
испытывал некоторое облегчение: преследовавшее  его  зло  отстало.  Но  на
следующий день всадники достигли границ Анделейна. Их путь пролегал  вдоль
подножия гор с юго-западной стороны, и даже  сквозь  серую  пелену  хмурой
погоды великолепие  Анделейна  блистало  словно  величайшая  драгоценность
Страны. Это заставило отряд немного подбодриться,  подействовало  на  него
подобно живому образцу того, как выглядела Страна до Осквернения.
     Кавинанту это молчаливое утешение  было  так  же  необходимо,  как  и
остальным, но оно отвергло его.  Во  время  завтрака  он  опять  подвергся
нападению из-под земли. Передышка предыдущего дня, казалось, лишь  усилила
злобность атаки, ощущение боли буквально затопило Кавинанта.
     Во время одной из очередных остановок нападение повторилось.
     И тем же вечером, пока он ужинал ягодами алианты, состоялась еще одна
атака. На этот раз зло ударило в него с такой силой, что он  на  некоторое
время потерял сознание. Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на руках
великана, как ребенок. Он смутно чувствовал, что его бьют конвульсии.
     - Сними ботинки, - настойчиво сказал Морестранственник.
     Онемение заполнило голову Кавинанта  подобно  туману,  замедлило  его
реакцию. Но он все же сумел справиться с этим и спросил:
     - Зачем?
     - Зачем? Камень и море, мой друг! Когда ты задаешь подобные  вопросы,
как я могу  на  них  ответить?  Спроси  себя  самого.  Чего  ты  пытаешься
сохранить, перенося такие муки?
     - Себя, - тихо пробормотал Кавинант. Ему хотелось просто расслабиться
на руках великана и уснуть, но он переборол это желание и стал  вырываться
из рук, пока наконец великан не поставил его на  ноги  рядом  с  зажженным
Биринайром огнем лиллианрилл. Некоторое время ему пришлось, словно калеке,
опираться на руку  великана,  чтобы  устоять,  но  затем  один  из  воинов
протянул  ему  посох,  и  он  оперся  на  него.  -  Сохранить  себя  через
сопротивление.
     Но в глубине души он понимал, что  не  оказывает  сопротивления.  Его
кости словно бы размягчились, растаяли от напряжения. Ботинки стали пустым
символом непримиримости, которой он больше не испытывал.
     Морестранственник принялся было возражать, но Морэм остановил его.
     - Ему виднее, - мягко сказал Лорд.
     Немного погодя Кавинант погрузился в лихорадочный  сон.  Он  не  знал
ничего о том, что его бережно уложили в постель и что  Морэм,  наблюдавший
за ним ночью, увидел кровавые пятна на его обручальном кольце.
     Во сне Кавинант пережил нечто вроде кризиса и проснулся с  ощущением,
что он проиграл, что его способность к существованию  была  поставлена  на
карту и результат розыгрыша оказался  не  в  его  пользу.  Горло  сдавило,
словно оно было  полем  битвы.  Когда  он  с  трудом  разомкнул  веки,  то
обнаружил, что лежит на руках у Морестранственника.  Вокруг  члены  отряда
заканчивали приготовления, чтобы отправиться в путь.
     Увидев, что Кавинант открыл глаза, великан наклонился над ним и  тихо
сказал:
     - Лучше я буду нести тебя на руках, чем видеть  твои  страдания.  Наш
путь к Твердыне Лордов был для меня куда легче.
     Кавинант посмотрел на великана. Лицо его  было  напряженным,  но  это
было не напряжение, вызванное  усталостью.  Скорее,  это  было  похоже  на
какое-то  внутренне  давление,  распиравшее  его  лоб  так  сильно,   что,
казалось, он не выдержит этого. Кавинант долго смотрел на него, прежде чем
понял, что это - выражение сострадания. Вид боли Кавинанта заставил  пульс
великана участиться, и это было видно по набухшим на висках голубым жилам.
"Великаны, - думал Кавинант. - Неужели они все такие?"
     Глядя на эту концентрацию эмоций, он пробормотал:
     - Что за странное у тебя имя - "Морестранственник"?
     Великан, кажется, не заметил неуместности этого вопроса.
     - "Морестранственник" на языке великанов означает "компас", -  просто
ответил он. - Так или иначе,  мое  имя  звучит  как  "морской  компас".  -
Кавинант начал слабо дергаться, пытаясь выбраться из объятий великана,  но
Морестранственник не отпускал его, молча запрещая ему ступить на землю.
     Но тут вмешался Лорд Морэм. С мрачной решимостью в голосе он сказал:
     - Отпусти его.
     - Отпусти, - эхом отозвался Кавинант.
     Под тяжелыми бровями великана сверкнуло несколько молний, но он  лишь
спросил:
     - Зачем?
     - Я решил, - ответил Морэм. - Мы не сдвинемся с  места  до  тех  пор,
пока не поймем, что же все-таки происходит с Юр-Лордом Кавинантом. Я и так
слишком долго откладывал это дело. Смерть сгущается вокруг нас. Спусти его
на землю.
     Глаза Морэма опасно сверкнули.
     И все-таки Морестранственник колебался до тех пор,  пока  не  увидел,
как кивнул Высокий Лорд Протхолл,  поддерживая  Морэма.  Тогда  он  придал
Кавинанту  вертикальное  положение  и  осторожно  опустил  его  на  землю.
Мгновение его руки, готовые защитить, лежали на плечах Кавинанта. Потом он
сделал шаг назад.
     - А теперь, Юр-Лорд, - сказал Морэм. - Дай мне руку. Мы будем  стоять
вместе до тех пор, пока ты не почувствуешь зло,  а  я  не  почувствую  его
через тебя.
     При  этих  словах  червячок  слабой  паники  шевельнулся   в   сердце
Кавинанта. В глазах Морэма он увидел свое отражение, увидел себя, стоящего
осиротело, с лицом, на котором было написано, что он потерян.  Эта  потеря
ужаснула  его.  На  этом  крошечном  отражении  лица  вдруг   промелькнуло
выражение, сказавшее ему, что если нападения на него  будут  продолжаться,
то  он  неизбежно  научится  получать  наслаждение  от  чувства  ужаса   и
отвращения, которое они  ему  давали.  Он  обнаружил  границу,  отделявшую
самолюбование и  страдание,  и  Морэм  просил  его  рискнуть  перейти  эту
границу.
     - Давай, - настойчиво сказал Морэм, протягивая правую руку. - Если мы
хотим оказать сопротивление злу, мы должны понять его.
     В отчаянии Кавинант протянул  руку.  Их  ладони  соприкоснулись,  они
сцепили  пальцы.  Двух  пальцев  Кавинанту  казалось  недостаточно,  чтобы
выполнить замысел  Морэма,  но  рукопожатие  Лорда  было  твердым.  Словно
участники сражения, они стояли рука об руку, словно готовились  схватиться
врукопашную с каким-то страшным вампиром.
     Атака последовала  почти  сразу  же.  Кавинант  вскрикнул,  согнулся,
словно кости его размякли, но не отпрыгнул в сторону. В  первое  мгновение
его удержало крепкое рукопожатие Морэма.  Потом  Лорд  обхватил  Кавинанта
свободной рукой и прижал его к себе. Сила страдания Кавинанта нанесла удар
и Морэму, но тот устоял на ногах и только крепче прижал к себе Кавинанта.
     Нападение закончилось так же внезапно, как и  началось.  Кавинант  со
стоном осел в руках Морэма.
     Морэм поддерживал его до тех пор, пока Кавинант не пошевелился  и  не
встал на ноги.  Потом  Лорд  медленно  отпустил  его.  Мгновение  их  лица
казались странно похожими, на них было одинаковое  выражение  преследуемой
жертвы - тот же опустошенный взгляд, те же капли пота. Но вскоре  Кавинант
судорожно вздохнул, а Морэм расправил плечи - и сходство исчезло.
     - Я был глупцом, -  взволнованно  произнес  Морэм.  -  Я  должен  был
догадаться. Это Друл Каменный Червь, используя силу  Посоха,  хочет  найти
тебя. Он может почувствовать твое присутствие по  касанию  к  почве  твоих
ботинок, поскольку они не похожи ни на  что,  сделанное  в  Стране.  Таким
образом, он знает, где ты находишься, а значит - где находимся и мы.
     Теперь я могу предположить,  что  в  тот  день,  когда  мы  пересекли
Соулсиз, ты получил передышку  потому,  что  Друл  считал,  что  мы  будем
двигаться к нему по реке, и искал нас на воде, а не на суше. Но  потом  он
понял свою ошибку и вчера возобновил контакт с тобой.
     Лорд сделал паузу, чтобы Кавинант мог  осознать  все,  сказанное  им.
Потом он сказал:
     - Юр-Лорд, ради всех, ради нас - ради Страны - вы  должны  снять  эти
ботинки. Друл и так уже слишком много знает о наших передвижениях.  Вокруг
полно его слуг.
     Кавинант не ответил. Слова Морэма,  казалось,  лишали  его  последних
сил. Испытание было чересчур тяжелым. Со вздохом он обвис в  руках  Лорда.
Потеряв сознание, он не видел, как заботливо с него сняли ботинки и одежду
и уложили их в седельные мешки Дьюры, как осторожно Лорды обмыли ему  ноги
и одели в костюм из белой парчи, с какой печалью сняли с его пальца кольцо
и прикрепили его новым кусочком клинго рядом с сердцем, как нежно нес  его
Морестранственник на руках весь  этот  день.  Он  лежал  во  тьме,  словно
жертва; он чувствовал, как  зубы  проказы  вгрызаются  в  его  плоть.  Его
окружал запах презрения, настаивающий на его неспособности действовать. Но
губы его были изогнуты в мирной улыбке,  а  лицо  было  спокойным  и  даже
довольным, словно он наконец полностью примирился со своим разрушением.
     Он все еще улыбался, когда проснулся поздно вечером и обнаружил,  что
смотрит  прямо  на  широкую,  вампироподобную  ухмылку  луны.  Его  улыбка
медленно перешла в натянутую гримасу, а на лице возникло выражение  не  то
счастья, не то ненависти. Но  вдруг  огромная  фигура  великана  заслонила
луну.  Тяжелые  ладони  Морестранственника,  каждая   величиной   с   лицо
Кавинанта, нежно погладили его по голове, и  эта  ласка  оказала  на  него
воздействие. Его глаза утратили неприятное выражение, а лицо расслабилось,
отразив уже не муку, а спокойствие. Вскоре он уже спал глубоким  сном  без
злых сновидений.
     На следующий день - десятый день похода  -  он  проснулся  спокойным,
словно понимая, что его силой удерживают на границе между  противоречивыми
требованиями. Ощущение безысходности овладело им, словно у него больше  не
было мужества заботиться о себе. И тем не менее он был голоден. Он  плотно
позавтракал  и  не  забыл  поблагодарить  при  этом  женщину  из   племени
вудхелвеннинов, которая, кажется, взяла на себя добровольную заботу о  его
питании. Свою новую одежду он воспринял безразлично, уныло пожав плечами и
отметив про себя со смутным сарказмом, с какой легкостью  он  все  же  был
способен терять себя - и как ловко  сидел  на  нем  белый  костюм,  словно
сшитый по заказу. Потом он молча сел на Дьюру.
     Его спутники смотрели на него так, словно боялись, что он упадет.  Он
был уже даже слабее, чем сам это сознавал; чтобы удержаться в  седле,  ему
потребовалась концентрация всех сил,  но  он  справился  с  этой  задачей.
Немного погодя все пришли к мнению, что он вне опасности, и отряд двинулся
вперед.
     Кавинант ехал вместе с ними сквозь солнечный свет и  теплый  весенний
воздух, вдоль цветущих лугов Анделейна - слабый и безразличный, словно его
заперли между двумя невозможностями.



                             17. СМЕРТЬ В ОГНЕ

     Этой ночью отряд остановился в узкой долине между  двумя  каменистыми
горными склонами, в половине лиги от густых трав Анделейна. Воины  были  в
приподнятом настроении, освободившись от напряжения  последних  нескольких
дней,  и  среди  них  вновь  зазвучали  рассказы  и   песни,   молчаливыми
слушателями которых были Лорды и Стражи Крови.  Хотя  Лорды  не  принимали
участия в  разговорах,  но  слушали  они,  казалось,  с  удовольствием,  и
несколько раз было слышно, как тихо смеются Морэм и Кеан.
     Но Кавинант не разделял  возбуждения  воинов.  Тяжелая  рука  пустоты
держала закрытой крышку его эмоций, и  он  чувствовал  себя  обособленным,
неприкасаемым. Наконец он отправился спать,  прежде  чем  воины  закончили
свою последнюю песню.
     Некоторое время спустя его разбудило прикосновение чьей-то руки к его
плечу. Открыв глаза, Кавинант увидел склонившегося над ним великана.  Луна
почти уже зашла.
     - Вставай! - прошептал великан. - Ранихины принесли известия. За нами
охотятся волки. Кроме того, юр-вайлы тоже  могут  быть  где-то  здесь.  Мы
должны идти.
     Кавинант сонно моргал, глядя в лицо великану.
     - Зачем? Разве они не последуют за нами?
     - Торопись, Юр-Лорд. Террель, Корик и, вероятно, третья часть  Дозора
Кеана останутся здесь в засаде. Они разгонят эту стаю. Вставай.
     Но Кавинант упирался.
     - Ну и что? Они только отступят  назад,  а  потом  снова  бросятся  в
погоню. Дай мне поспать.
     - Мой друг, ты испытываешь мое  терпение.  Вставай,  по  пути  я  все
объясню.
     Кавинант  со  вздохом  выбрался  из-под  одеяла.  Пока  он  завязывал
подвязки костюма, надевал сандалии и проверял наличие посоха и  ножа,  его
помощница из вудхелвеннинов собрала  постель,  упаковала  ее  и  убрала  в
мешок. Потом она подвела к Кавинанту Дьюру.
     Чувствуя на себе нетерпеливые  взгляды  спутников,  Кавинант  сел  на
лошадь и в сопровождении великана направился к центру лагеря, где его  уже
ждали сидевшие верхом Лорды. Когда воины  были  готовы,  Биринайр  потушил
последние угольки костра и с трудом взобрался на  коня.  Мгновение  спустя
всадники развернули коней и выехали  из  узкой  долины,  прокладывая  путь
через сырую местность при красном свете заходящей луны.
     Земля под копытами Дьюры была похожа на  медленно  кипящую  кровь,  и
Кавинант сжал кольцо в руке, чтобы закрыть его  от  этого  отвратительного
света. Его спутники двигались в напряженном молчании,  любое  еле  слышное
звяканье меча тотчас же заглушалось, дыхание тоже было затаенным. Ранихины
были беззвучны, словно тени, и на их широких спинах Стражи  Крови  сидели,
словно   статуи,   в   высшей   степени   настороженные   и   одновременно
бесчувственные.
     Потом луна зашла. Тьма наступила словно облегчение, но она, казалось,
еще более усугубила риск их побега. Но по краям отряда бежали ранихины,  и
могучие кони выбирали такую дорогу, которую без труда могли  преодолеть  и
другие скакуны.
     Проехав две или три  лиги,  все  немного  расслабились.  Шума  погони
слышно не было, опасности не чувствовалось. Наконец Морестранственник  дал
Кавинанту объяснения, которые обещал.
     - Все оче