ставил Кавинанта со Стражем Крови.
     Теперь уже Баннор вел Кавинанта по Ревлстону. Через  некоторое  время
зал закончился, расколовшись под правильным углом на левую и  правую  арки
вокруг широкой  стены,  и  люди  со  всех  направлений  вливались  в  этот
опоясывающий  коридор.  Двери  -  достаточно  большие,  чтобы   пропускать
великанов, - были проделаны в изогнутой стене через  равные  интервалы,  и
через них проходили люди - быстро, но без суеты или замешательства. По обе
стороны от каждой двери стояли гравлингас и хайербренд; и  когда  Кавинант
приблизился к одной из дверей, то услышал, как стоящие  возле  нее  стражи
говорят:
     - Если в сердце твоем зло, оставь его  здесь.  Внутри  для  него  нет
места.
     Время от времени кто-либо из людей протягивал  руку  и  прикасался  к
стражу, словно передавая ему свою ношу.
     Подойдя к двери, Баннор отдал свой  факел  хайербренду.  Тот  потушил
его, накрыв пламя рукой и тихо мурлыча какую-то  песню.  Затем  он  вернул
потухшую лучину  Баннору,  и  Страж  Крови  вошел  в  святилище;  Кавинант
последовал за ним.
     Они очутились на балконе, опоясывающем изнутри огромную пещеру. Огней
в ней не было, но свет струился из всех открытых дверей, и  над  балконом,
на котором стоял Кавинант, находилось еще шесть  балконов,  все  двери  на
которых тоже были открыты. Все было хорошо  видно.  Располагались  балконы
вертикальными ярусами, а под ними, более чем в сотне футов внизу,  на  дне
пещеры располагалась площадь. Одну сторону занимал  помост,  но  остальная
часть площади была заполнена людьми. На балконах тоже было много людей, но
все же там было относительно свободнее; всем было хорошо видно.
     Внезапное головокружение захлестнуло Кавинанта черными  крыльями.  Он
вцепился в перила, расположенные на уровне груди, и прижался к ним грудью,
стараясь  унять  трепыхающееся  сердце.   Ревлстон   казался   наполненным
безднами; куда бы  он  ни  пошел,  ему  везде  приходится  сталкиваться  с
утесами, пропастями, расщелинами. Но  перила  были  сделаны  из  надежного
гранита. Сжимая их, он усилием воли подавил свой страх и посмотрел  вверх,
чтобы оторвать взгляд от притягивающего дна.
     Он был сильно удивлен, обнаружив, что пещера не была открытой  и  над
ней не видно неба; она оканчивалась сводчатым куполом в нескольких  сотнях
футов над верхним балконом.  Детали  потолка  были  смутно  различимы,  но
Кавинанту показалось, что он рассмотрел  фигуры,  вырезанные  в  камне,  -
гигантские формы, исполняющие  какой-то  замысловатый  танец.  Затем  свет
начал угасать. Двери одна за другой  закрывались;  тьма  начала  заполнять
пещеру подобно возрожденной ночи. Вскоре святилище погрузилось во мрак,  и
в пустоте, как неугомонный дух,  распространился  мягкий  шум  движения  и
дыхания людей. Тьма, казалось, изолировала Кавинанта. Он  чувствовал  себя
так, словно потерял якорь, будучи заброшенным в глубокое  пространство,  и
массивные камни Твердыни  нависли  над  ним,  словно  весь  их  громадный,
чудовищный вес лег ему на плечи. Кавинант непроизвольно подался к Баннору,
прислонившись к его непоколебимому плечу.
     Затем засветились два огонька: факел лиллианрилл и  чаша  с  гравием.
Огоньки эти казались совсем  крошечными  в  огромной  пещере,  однако  они
освещали Биринайра и Торма, стоявших по обе стороны от помоста  со  своими
светильниками. Позади каждого хатфрола стояли две одетые в голубое фигуры:
Лорд Морэм с пожилой женщиной, державшей его под руку, сзади  Биринайра  и
другая женщина и старик - тоже одетые в голубое - позади Торма.  Статность
старика противоречила его седым  волосам  и  бороде.  Кавинант  интуитивно
догадался, что это Высокий Лорд Протхолл.
     Старик поднял свой посох и трижды ударил его металлическим концом  по
каменному помосту. Голова его была высоко поднята, однако голос  напоминал
о его старости. Несмотря на осанку и бодрость духа, в интонации его голоса
была ревматическая боль возраста, когда он сказал:
     - Настало время вечерней службы Твердыни Лордов - древнего Ревлстона,
созданного великанами воплощения  всего  того,  во  что  мы  верим.  Добро
пожаловать, сильные сердца и слабые, свет и тьма, кровь и кость,  разум  и
душа, во имя добра и мира. Пусть мир будет снаружи и внутри нас. Это время
посвящается служению земле.
     Его компаньоны отозвались:
     - Пусть будет исцеление и надежда, верность и покой для земли  и  для
всех, кто служит земле, - это вы, стоящие перед нами, вы, прямые участники
земной силы и Учения, мастера лиллианрилл и радхамаэрль, Хранители  Учения
и воины, и вы, стоящие над нами, вы, люди, которые ежедневно заботятся  об
очаге и урожае жизни, - и для вас, находящиеся среди нас великаны,  Стражи
Крови, чужеземцы, и для отсутствующих ранихинов, раменов, вудхелвеннинов и
жителей подкаменья, всех братьев и сестер общей веры. Мы -  Лорды  Страны.
Добро пожаловать в правде и справедливости.
     Затем во мгле святилища зазвучала  песня  Лордов.  Огоньки  хатфролов
были крошечными  в  огромном,  высоком,  заполненном  людьми  святилище  -
крошечными, и несмотря на  это  отчетливыми  и  яркими,  как  неподдельное
мужество. И в этом свете Лорды пели свой гимн:

               Семь Заветов древнего Учения
               Для защиты Страны, ее стен и дверей;
               И один Высокий Лорд, чтобы
               Блюсти закон и хранить в неприкосновенности
               Суть силы земной.

               Семь Заветов против зла -
               Яд для смертоносных созданий Демонмглы,
               И один Высокий Лорд, чтобы
               Хранить посох, ограждающий Страну
               От совращающего взгляда Фаула.

               Семь Проклятий для отрицающих веру,
               Для предателей Страны, людей и духов.
               И один храбрый Лорд, чтобы
               Противостоять судьбе и беречь
               Цветок красоты от черноты порчи...

     Когда эхо их голосов затихло, Высокий Лорд Протхолл заговорил снова:
     - Мы - новые хранители Страны -  сторонники  и  верные  слуги  земной
силы, поклявшиеся посвятить себя восстановлению Учения Кевина и  излечению
земли  от  всего,  что   бесплодно   или   неестественно,   разрушительно,
безосновательно или извращенно. Мы поклялись также посвятить себя в равном
соотношении со всеми  другими  посвящениями  и  обещаниями,  -  поклялись,
несмотря ни на какие поползновения назойливого себялюбия, - посвятить себя
клятве мира. Ибо спокойствие - это единственный  залог  того,  что  мы  не
оскверним Страну вновь.
     Люди, стоящие перед помостом, хором отвечали:
     - Мы не оскверним Страну, хотя усилие владения собой иссушает нас  на
лозе нашей жизни. Но мы не будем знать отдыха до тех пор, пока тень  нашей
прежней глупости не улетучится из сердца Страны,  а  тьма  не  зачахнет  в
цветении жизни.
     И Протхолл продолжал:
     - Но в служении  Стране  нет  иссушения.  Служение  делает  возможным
возвышение, точно так же, как рабство усиливает унижение. Мы можем идти от
знаний  к  знаниям,  а  затем  к  еще  более  высоким  знаниям,  если  нас
поддерживает мужество и сила и если  мудрость  не  покидает  нас,  гонимая
тенью. Мы - новые хранители Страны, сторонники и верные слуги земной силы.

                 Ибо мы отдыхать не будем
                 И не свернем с пути,
                 Не потеряем веру,
                 Не потерпим поражения -
                 И так будет до тех пор,
                 Пока серое не станет голубым,
                 А Рилл и Маэрль -
                 Столь же свежими и чистыми,
                 Как древний Ллураллин.

     На это все собравшиеся ответили пением тех  самых  слов,  строчка  за
строчкой, повторяя их за Высоким  Лордом,  и  звук  этого  единого  голоса
отражался  в  святилище,  словно  его  ритмическая  интонация  высвободила
какую-то скрытую подземную страсть.
     Пока длился  этот  могучий  звук,  Протхолл  склонил  голову  в  знак
смирения.
     Но когда  пение  прекратилось,  он  опять  вскинул  голову  и  широко
раскинул руки, словно открывая грудь навстречу обвинению.
     - Ах, друзья мои!  -  воскликнул  он.  -  Посвятившие  себя  служению
Стране, почему нам стало так трудно постигать Учение Кевина?  Кто  из  нас
сумел хотя бы приблизиться к уровню знаний  наших  предков?  Мы  держим  в
своих руках первый Завет - мы читаем манускрипт,  слова  которого  большей
частью нам понятны, - и все же мы не можем проникнуть  в  тайны.  Какой-то
недостаток в самих нас, какая-то перемена к  худшему,  какое-то  ошибочное
действие, какой-то основной компонент в наших намерениях мешает нам. Я  не
сомневаюсь, что цель наша чиста - это цель Высокого  Лорда  Кевина,  а  до
него это было целью Лорика, Дэймлона и Хатфью - но мудрее, ибо мы  никогда
не поднимем руку на Страну в безумии отчаяния. Но тогда  что?  Где  мы  не
правы, если не можем понять того, что нам дано?
     На мгновение после того, как голос его умолк, в святилище  воцарилось
молчание, и пустота пульсировала, словно рыдала, будто в словах Лорда люди
узнали самих себя, почувствовали беду, о  которой  он  говорил,  как  свою
собственную. Но затем послышался  новый  голос.  Сердцепенистосолежаждущий
Морестранственник бодро сказал:
     - Мой Лорд, мы еще не дошли до конца.  Действительно,  задачей  нашей
жизни было понять и укрепить  достижения  наших  предков.  Но  наши  труды
открывают двери в будущее. Наши дети и дети наших  детей  победят,  потому
что мы не потеряли своего  сердца,  потому  что  вера  и  мужество  -  это
величайший дар, который мы можем вручить нашим потомкам. И  Страна  хранит
тайны, о которых мы ничего не знаем, - тайны надежды, равно как и  угрозы.
Пусть ваши сердца не знают скорби, горбратья. Ваша вера сама по  себе  уже
драгоценна, не смотря ни на что.
     Но у вас нет времени! - мысленно стонал Кавинант.  -  Вера!  Потомки!
Фаул собирается уничтожить вас!
     Его мнение о Лордах теперь изменилось. Они не были какими-то  высшими
существами, вершителями судеб; они были такими же смертными, как и он сам,
и им знакома была слабость. Фаул отнял бы у них все.
     На  мгновение  он  выпустил  перила,  за  которые  держался,   словно
собираясь  выкрикнуть  свое  послание   судьбы   собравшимся   людям.   Но
головокружение тотчас же разрушило его намерение, набросившись на него  из
пустоты. Пошатнувшись, он вновь ухватился за перила, потом качнулся  назад
и вцепился в плечо Баннора.
     ...Что максимальный срок оставшихся им Стране дней...
     Ему придется объявить им их смертный приговор.
     - Уведи меня отсюда, - хрипло проговорил он.  -  Я  не  могу  вынести
этого.
     Баннор, поддерживая Кавинанта, повел его к выходу.  Дверь  тотчас  же
отворилась в ярко освещенный внешний  коридор.  Кавинант  почти  выпал  из
дверей. Не говоря ни слова, Баннор зажег свой факел от одного  из  горящих
светильников на стене. Затем он взял Кавинанта под руку, чтобы  поддержать
его.
     Кавинант отбросил его руку.
     - Не прикасайся ко мне, - еле слышно проговорил он.  -  Разве  ты  не
видишь, что я болен?
     На  бесстрастном  лице  Баннора  не  возникло  ни  тени   какого-либо
выражения. Спокойно повернувшись, он повел Кавинанта от святилища.
     Кавинант пошел за ним, согнувшись и держась за живот, словно его  все
еще мутило.
     ...Что максимальный срок...
     Как мог он помочь им? Он не мог помочь даже самому себе. В  состоянии
замешательства и с тяжестью на сердце он кое-как доплелся до своей комнаты
в башне, закрыв за собой  дверь,  словно  исполнив  приговор.  Потом  сжал
ладонями виски, как будто его разум раскалывался надвое.
     Ничего этого на самом деле не происходит, - молча стонал он. -  Каким
образом они делают это со мной?
     Повернувшись, он стал смотреть на ковер, словно тот мог  дать  ответ.
Но это лишь ухудшило его состояние.
     - Проклятье! Берек! - стонал он. - Ты думаешь, это легко? Ты думаешь,
обычного человеческого отчаяния достаточно или, что если  чувствуешь  себя
достаточно  паршиво,  то  нечто  космическое   или,   по   крайней   мере,
таинственное обязательно появится и спасет  тебя?!  Будь  ты  проклят!  Он
собирается уничтожить их! А ты просто еще один грязный гадкий прокаженный,
и сам даже не знаешь об этом!
     Его пальцы согнулись, как дикие когти, и он прыгнул  вперед,  царапая
ковер, словно пытаясь соскрести черную ложь с  камня  мироздания.  Тяжелая
пряжа не поддавалась его наполовину покалеченным рукам, но ковер  упал  со
стены. Распахнув дверь на балкон,  он  с  усилием  перекинул  ковер  через
перила и швырнул его в багровую ночь. Тот начал падать, медленно  кружась,
точно опавший осенний лист.
     Я не Берек!
     Тяжело  дыша,  он  вернулся  в  комнату,  рывком  опустив  за   собой
деревянную штору, чтобы не видеть кровавого света. Скинув халат, он  надел
свою одежду, затем погасил свет и забрался в постель. Но  прикосновение  к
коже мягких чистых простыней не утешило его.



                             14. СОВЕТ ЛОРДОВ

     Проснулся он с тяжелой головой  -  словно  на  него  давила  какая-то
темная грозовая туча, состоявшая из клокочущей тьмы и блеска белых молний.
Кавинант механически начал готовиться к Совету -  умылся,  осмотрел  себя,
оделся в свою одежду и снова побрился. Когда Баннор принес  ему  поднос  с
едой, Кавинант приступил к завтраку с таким же воодушевлением, как если бы
пища была приготовлена из грязи и камней. Затем он  заткнул  за  пояс  нож
Этиаран, в левой руке зажал  посох  Барадакаса  и  сел  лицом  к  двери  в
ожидании вызова.
     Наконец вернулся Баннор и сказал, что время  подошло.  Еще  несколько
мгновений Кавинант сидел неподвижно,  не  сводя  со  Стража  Крови  своего
полузрячего взгляда и раздумывая,  где  ему  взять  мужество,  чтобы  идти
дальше по дороге этого сна. Он чувствовал, что лицо его  перекосилось,  но
не был уверен в этом.
     Он прикоснулся к твердому металлу кольца, спрятанного на груди, чтобы
подбодрить  себя,  и  встал,  преодолевая   сопротивление   самого   себя.
Пристально глядя в дверной проем, словно это был вход на эшафот,  Кавинант
приблизился к порогу и пошел вдоль стены. Следуя за  повелительной  спиной
Баннора, он вышел из  башни,  пересек  внутренний  двор,  затем  вошел  во
внутреннюю крепость и начал петлять по запутанным и причудливо  отделанным
коридорам Ревлстона.
     Наконец они оказались в ярко освещенном зале глубоко в горе и подошли
к широкой двустворчатой деревянной двери с верхней частью,  выполненной  в
форме арки. Она была закрыта и охранялась Стражей Крови. Вдоль обеих  стен
стояли  каменные  стулья,  одни  нормальных  размеров,  другие  достаточно
большие, чтобы на них могли сидеть великаны. Баннор кивнул  часовым.  Один
из них открыл дверь, в то время  как  другой  знаком  приказал  Баннору  и
Кавинанту войти. Баннор провел Кавинанта в палату Совета Лордов.
     Палата оказалась огромной круглой комнатой с высоким потолком в  виде
крестового свода; ряды сидений, расположенные по всей окружности, занимали
три четверти пространства. Дверь, через которую вошел Кавинант, находилась
почти на том же уровне, что и верхние ряды сидений,  а  также  две  другие
двери - обе совсем небольшие - в противоположной стене  палаты.  Там,  где
кончались самые  нижние  ряды,  располагались  три  яруса.  На  первом,  в
нескольких футах ниже галереи, стоял резной каменный  стол  в  форме  трех
четвертей окружности, повернутый выемкой к  большим  дверям,  а  с  другой
стороны вокруг него стояло много стульев. На полу, в центре, в том  месте,
где в столе была выемка, находилась большая широкая чаша с гравием. Желтый
свет  огненных  камней  усиливали  четыре  огромных  факела   лиллианрилл,
укрепленные в верхней части стены и горевшие, не дымя и  не  уменьшаясь  в
размерах.
     Пока Баннор вел его  вниз  по  ступенькам  к  открытой  части  стола,
Кавинант рассматривал находящихся в палате людей. Неподалеку  от  стола  в
массивном    каменном    кресле    сидел,     непринужденно     развалясь,
Сердцепенистосолежаждущий   Морестранственник.   Глядя,    как    Кавинант
спускается вниз, он приветливо улыбнулся своему недавнему пассажиру. Кроме
него, все остальные, сидевшие за  столом,  были  Лордами.  Прямо  напротив
Кавинанта, во главе стола, сидел Высокий  Лорд  Протхолл.  Возле  него  на
камне лежал его посох. По обе стороны от него, в нескольких футах,  сидели
старые мужчина и женщина. На таком же расстоянии слева  от  женщины  сидел
Лорд Морэм, а напротив  Морэма,  следующая  за  стариком,  сидела  женщина
средних лет. Позади каждого из Лордов стоял Страж Крови.
     Кроме них в палате Совета было еще четыре человека.  Позади  Высокого
Лорда, почти в самой вершине галереи, сидели хатфролы Биринайр и  Торм,  и
между ними не было никакого расстояния, словно они дополняли  друг  друга.
Прямо сзади них располагались еще двое - воин с двойной черной  диагональю
на кирасе и Тьювор, Первый Знак Стражи Крови. Столь  небольшое  количество
людей придавало палате огромный, пустой и загадочный вид.
     Баннор подвел Кавинанта к стулу, одиноко стоящему ниже  уровня  стола
Лордов. Теперь между Кавинантом и Высоким  Лордом  была  только  выемка  с
гравием. Кавинант, внутренне сжавшись, сел и огляделся. Он чувствовал, что
находится в неприятном удалении от Лордов. Он  боялся,  что  ему  придется
кричать, чтобы передать свое послание. Поэтому он удивился, когда Протхолл
встал и тихо сказал:
     - Томас Кавинант, добро пожаловать в Совет Лордов.
     Его напевный голос дошел до слуха Кавинанта столь же ясно,  как  если
бы они сидели рядом.
     Кавинант не знал, что ответить; неуверенно прикоснувшись правой рукой
к груди, он затем вытянул  ее  открытой  ладонью  вперед.  Как  только  он
освоился  в  палате,  он  начал  улавливать  особость  здешней  атмосферы,
эманацию  личностей  Лордов.  Они  произвели  на  него  впечатление  свято
хранимой нерушимой  клятвы  и  широко  простирающейся,  но  тем  не  менее
единодушной  преданности.  Протхолл  стоял  один,  глядя  прямо  в   глаза
Кавинанту. Внешний облик Высокого Лорда - облик седой старости -  нарушала
его борода и величественная осанка; было совершенно ясно, что он  все  еще
силен.  Но  в  глазах  его  была   усталость,   вызванная   аскетизмом   -
самоотречением, зашедшим так далеко, что оно, казалось, лишало его  плоти,
словно старость его длилась так долго, что теперь только сила, которой  он
себя посвятил, предохраняла его от дряхлости.
     Два Лорда, сидевшие по бокам от него, сохранились не столь хорошо.  У
них была дряблая, испещренная отметинами лет кожа  и  редкие,  словно  пух
одуванчика, волосы. Они склонились над столом, как будто пытались побороть
стремление древней плоти предаться сну или дремоте. Лорда Морэма  Кавинант
уже знал, хотя теперь он казался более проницательным  и  опасным,  словно
соседство  других  Лордов  усиливало  его  способности.  Но  пятого  Лорда
Кавинант не знал. Она сидела за столом  прямо  и  как-то  значительно,  ее
грубоватое открытое лицо сосредоточилось на нем, словно вызов.
     - Разрешите вам представить присутствующих, прежде чем мы  начнем,  -
проговорил Высокий Лорд. - Я -  Протхолл,  сын  Двиллиана,  Высокий  Лорд,
назначенный Советом. Справа от меня -  Вариоль,  супруг  Тамаранты  и  сын
Пентиля, бывший Высокий Лорд...
     Как  только  он  произнес  это,  два  древних  Лорда   подняли   свои
морщинистые  лица  и,  посмотрев  друг  на   друга,   как-то   таинственно
улыбнулись. Протхолл продолжал:
     - ...И Осондрея, дочь Сондреи. Справа от меня  -  Тамаранта,  супруга
Вариоля  и  дочь  Энесты,  и  Морэм,  сын  Вариоля.   Великана   Прибрежья
Сердцепенистосолежаждущего Морестранственника вы уже знаете, и встречались
с хатфролами Твердыни Лордов. Позади меня находятся также  Тьювор,  Первый
Знак Стражи Крови, и Гаф, вомарк Боевой Стражи Твердыни