горная цепь резко обрывалась в том месте,  где  она  встречалась  с  рекой
Белой. До гор, казалось, было уже рукой подать.
     - Десять лиг, - хрипло прошептал великан,  -  против  такого  течения
потребуется не меньше половины дня.
     Внешний   вид   великана   наполнил   Кавинанта    острым    страхом.
Морестранственник с пустым взглядом и обвисшими губами был похож на  труп.
Борода его казалась более седой,  словно  за  одну  ночь  он  постарел  на
несколько лет, и ручеек слюны, которую он не в силах  был  контролировать,
бежал из угла его рта. Пульс в его  висках  был  едва  заметен.  Но  рука,
держащая руль, оставалась так же крепка, как будто она  была  выточена  из
того же прочного, обветренного непогодой дерева, и лодка уверенно  шла  по
волнам реки, все более неспокойной.
     Кавинант  двинулся  на  корму,  чтобы  попытаться  помочь.  Он  вытер
великану губы, затем приподнял  бурдюк  с  "глотком  алмазов"  так,  чтобы
Морестранственник мог напиться. Что-то  похожее  на  улыбку  тронуло  губы
великана, и он произнес, тяжело дыша:
     - Камень и море. Быть твоим другом непросто. Переправлять  тебя  вниз
по течению проси другого перевозчика.  Те  места  назначения  годятся  для
более сильных душ, чем моя.
     - Ерунда, - сдавленно сказал Кавинант. - За это о тебе сложат  песни.
Как ты думаешь, стоит ли ради этого?
     Великан  попытался  ответить,  но  усилие  заставило   его   отчаянно
закашляться, и ему пришлось уйти в себя, сконцентрировать угасающий  огонь
своего духа на руке, сжимающей руль, и на движении лодки.
     - Ничего, ничего, - мягко сказал Кавинант.  -  Каждый,  кто  помогает
мне, неизменно кончает так же - усталостью до изнеможения  -  по  той  или
иной причине. Если бы я был поэтом, я сам сложил бы о тебе песню.
     Молча проклиная свою беспомощность,  он  покормил  великана  дольками
мандарина,  не  оставив  для  себя  ни  кусочка.  Когда  он   смотрел   на
Морестранственника - огромное существо, отринувшее сейчас все, даже всякие
признаки чувства юмора и собственного достоинства, словно это были  только
придатки, все, кроме способности вызывать  ценой  самопожертвования  силу,
причин которой Кавинант понять не мог, - когда он смотрел на великана,  то
чувствовал себя в каком-то иррациональном  долгу  перед  ним,  словно  ему
навязывали путем обмана, не обращая ни малейшего внимания на его  согласие
или несогласие, получение ростовщического  процента  с  его  единственного
друга.
     - Каждый, кто помогает мне, - пробормотал он снова. Он  поднял  цену,
которую  люди  Страны  готовы  были  заплатить  за  него,  до  устрашающих
размеров.
     Наконец, не в силах более выносить это зрелище, он вернулся на нос  и
стал смотреть на громады гор вокруг тоскливым взглядом, проворчав:
     - Я этого не просил.
     "Неужели я настолько ненавижу самого себя?" - требовательно задал  он
себе вопрос. Однако единственным ответом  на  него  было  хриплое  дыхание
Морестранственника.
     Так прошла половина утра,  и  время,  появляющееся  из  непроницаемой
субстанции, отмерялось лишь этими хриплыми вздохами великана, похожими  на
удары мясника по туше. Окружавший лодку пейзаж застыл, словно подобравшись
для прыжка в небо. Горы стали выше и более зазубрены; вереск  и  индийская
смоковница, покрывавшие равнины, постепенно уступили место жесткой,  более
похожей на низкорослый кустарник траве и изредка встречавшимся  кедрам.  А
впереди за холмами горы становились все выше с каждым изгибом реки. Теперь
Кавинант  мог  видеть,  что  западная  оконечность   горной   цепи   круто
обрывалась, переходя в плато, образуя как бы лестницу, ведущую в  горы,  -
высота  плато  достигала,  вероятно,  двух  или  трех   тысяч   футов,   и
заканчивалось оно прямым утесом у подножия гор. С плато падал  водопад,  и
благодаря какому-то световому эффекту каскад  его  сверкал  бледно-голубым
светом, низвергаясь с огромной высоты.
     - Водопады Фэл, -  сказал  Кавинант  самому  себе.  Несмотря  на  шум
дыхания великана, он почувствовал, как  дрогнуло  его  сердце,  словно  он
приближался к чему-то величественному.
     Однако скорость приближения неуклонно уменьшалась. По мере  того  как
Белая углублялась в ущелье между горами, она сужалась,  и,  как  результат
этого, течение становилось  все  более  неспокойным.  Изнурение  великана,
казалось, достигло предела. Его дыхание превратилось в  сплошной  хрип  и,
казалось, могло задушить его в любую минуту; он передвигал лодку вперед со
скоростью, не превышающей скорость пешехода. Кавинант не представлял себе,
как они смогут одолеть оставшееся расстояние.
     Он принялся рассматривать берега, подыскивая место, где они могли  бы
причалить лодку, намереваясь как-нибудь заставить великана подогнать лодку
к берегу. Но вдруг в воздухе раздался  низкий  грохот,  похожий  на  топот
бегущих лошадей. Какого черта?..  В  мозгу  вспыхнуло  видение  юр-вайлов.
Кавинант схватил посох, лежавший на дне лодки, и сжал его, пытаясь держать
под контролем внезапный барабанный бой своей тревоги.
     В следующий момент, подобно волне, поднимающейся над  гребнем  холма,
впереди по течению и к востоку от лодки появилась  дюжина  бегущих  легким
галопом лошадей с наездниками. Наездники были людьми - мужчины и  женщины.
В то же мгновение, когда они увидели лодку, один из них что-то крикнул,  и
вся  группа  перешла  на  галоп,  вихрем  пронеслась  вниз  по  склону   и
остановилась у берега реки.
     Всадники были похожи на воинов. На них были высокие сапоги с  мягкими
подошвами  и  черные  краги,  а  также  черные   безрукавки,   нагрудники,
выплавленные из какого-то желтого металла, и желтые налобные  повязки.  На
поясе у каждого висел короткий меч, лук и колчан со  стрелами  за  спиной.
Бегло оглядев их, Кавинант заметил характерные черты  как  вудхелвеннинов,
так  и   жителей   подкаменья;   некоторые   из   людей   были   высокими,
светловолосыми,  светлоглазыми  и  стройными,   другие   -   приземистыми,
темноволосыми и мускулистыми.
     Как только лошади остановились, всадники одновременно  стукнули  себя
правыми кулаками по левой стороне  груди,  затем  вытянули  руки  ладонями
вверх в приветственном  жесте.  Мужчина,  отличавшийся  от  других  черной
диагональной полосой, пересекавшей его кирасу, прокричал:
     - Эй, горбрат! Добро пожаловать, честь и наша верность тебе и  твоему
народу. Я - Кеан, вохафт третьего Дозора Боевой Стражи Твердыни Лордов.
     Он сделал паузу, надеясь услышать ответ, а когда Кавинант  промолчал,
продолжил более спокойным тоном:
     - Нас послал Лорд Морэм. Он предвидел, что по реке  сегодня  прибудут
важные посетители. Мы прибыли сюда в качестве эскорта.
     Кавинант посмотрел на Морестранственника, но то, что он увидел,  лишь
убедило его, что великан не воспринимает  происходящего  вокруг  него.  Он
грузно сидел на корме, глухой и слепой  ко  всему,  кроме  все  слабеющего
усилия, поддерживающего движение лодки вперед. Кавинант повернулся вновь к
Дозору и крикнул:
     - Помогите нам! Он еле жив!
     Кеан на мгновение застыл, затем молниеносно  приступил  к  действиям.
После его приказа он и еще двое всадников направили своих  коней  в  реку.
Эти двое держали прямо на западный берег, но  Кеан  направил  своего  коня
наперерез лодке. Мустанг плыл мощными  рывками,  словно  эта  работа  была
составной частью его обучения.
     Вскоре Кеан добрался до лодки. В последний момент он взобрался на шею
своему коню  и  легко  перескочил  через  борт  лодки.  Повинуясь  приказу
хозяина, его конь поплыл назад, к восточному берегу.
     Мгновение Кеан мерил Кавинанта взглядом, а тот в свою очередь, увидев
его густые черные волосы, широкие плечи и ясное лицо, пришел к выводу, что
перед ним уроженец подкаменья. Затем вохафт двинулся к Морестранственнику.
Он схватил великана за плечи и встряхнул  его,  выкрикивая  слова,  понять
которые Кавинант не мог.
     Сначала великан не отвечал. Он сидел, ничего вокруг не замечая, точно
пригвожденный к месту, намертво зажав в руке руль.  Но  мало-помалу  голос
Кеана начал доходить до его сознания. Он медленно, с трудом поднял  голову
и с мучительным усилием сосредоточил взгляд на  Кеане.  Затем  со  стоном,
исходившим, казалось, из самого мозга его костей, он выпустил из рук  руль
и буквально повалился набок.
     Судно медленно начало тормозить, постепенно сдвигаясь назад, вниз  по
реке. Но к этому времени два других всадника уже достигли западного берега
и были начеку. Кеан прошел мимо Кавинанта на  нос  лодки  и  поймал  конец
длинной веревки, брошенной ему с берега одним из всадников. Сделал он  это
с удивительной точностью, а  затем  затянул  веревку  вокруг  носа  лодки.
Присмотревшись получше, Кавинант заметил, что  это  вовсе  не  веревка,  а
полоса клинго; она буквально прилипла к  носу  судна.  Тем  временем  Кеан
ловил уже другую "веревку", летевшую к нему с восточного  берега,  и  тоже
прикрепил ее к носу лодки. Веревки натянулись; лодка  перестала  двигаться
назад. Кеан махнул рукой, и всадники поскакали вдоль берега, волоча  лодку
вверх по течению.
     Как только все происшедшее дошло  до  сознания  Кавинанта,  он  снова
повернулся к Морестранственнику. Великан лежал там, куда упал,  и  дыхание
его  было  очень  слабым,  неглубоким  и  неровным.   Кавинант   мгновение
раздумывал, чем бы ему помочь, затем поднял кожаный бурдюк и полил из него
прямо на лицо Морестранственника. Жидкость  затекла  в  рот  великану;  он
принялся, захлебываясь, тяжело глотать  ее.  Затем  он  глубоко  и  хрипло
вздохнул, и глаза его слегка приоткрылись, образовав узкие щелки. Кавинант
поднес бурдюк к его губам, и, напившись, великан вытянулся на  дне  лодки.
Почти сразу же он погрузился в глубокий сон.
     Кавинант облегченно пробормотал:
     - Вот прекрасное окончание для песни: "...И он уснул". Что хорошего в
том, если ты просыпаешься лишь тогда, когда тебя начинают поздравлять?
     Внезапно он ощутил слабость, словно измождение  великана  истощило  и
его собственные силы, и,  зевая,  он  сел  на  одну  из  поперечин,  чтобы
наблюдать, как они движутся вверх по реке, в то время как Кеан перешел  на
корму и взялся за руль. Некоторое время Кавинант не  обращал  внимания  на
испытывающий взгляд Кеана. Но затем, собравшись с силами, он сказал:
     -  Это  Сердцепенистосолежаждущий  Морестранственник,   посланец   от
великанов Прибрежья. Он не отдыхал с тех самых пор, как  подобрал  меня  в
центре Анделейна три дня назад.
     На лице Кеана отразилось, что  он  теперь  понял  причину  плачевного
состояния великана. Затем Кавинант перевел свое внимание  на  проплывающий
мимо пейзаж.
     Лошади, тянувшие лодку,  двигались  хорошим  шагом,  продвигая  лодку
вперед  по   все   сужающемуся   руслу   Белой.   Их   наездники   искусно
предусматривали все изменения в рельефе берегов, то натягивая, то ослабляя
буксировочные веревки в тех местах, где это было необходимо. По мере  того
как они двигались на север, почва  становилась  все  более  каменистой,  а
кустарниковая трава  уступила  место  папоротнику  орляку.  Над  вершинами
холмов ветви золотней становились все более раскидистыми, а  их  листва  -
все более густой, сияя теплым светом в лучах солнца. Показавшееся  впереди
плато оказалось почти  в  лигу  шириной,  и  горы,  возвышающиеся  на  его
западной окраине, были прямыми, словно гордо выстроились на параде.
     К полудню Кавинанту  стал  слышен  грохот  великих  водопадов,  и  он
догадался, что  они  приближаются  к  Ревлстону,  хотя  высокие  предгорья
загораживали сейчас большую часть перспективы. Рев неуклонно  приближался.
Вскоре лодка прошла под широким мостом. Еще через некоторое время всадники
обогнули последний поворот, и лодка очутилась в озере у подножия водопадов
Фэл.
     Озеро имело неправильную круглую форму, довольно большую ширину и  по
всему своему берегу с  запада  было  окружено  золотнями  и  соснами.  Оно
находилось у подножия утеса, возвышавшегося более чем на две тысячи футов,
и голубая вода, грохоча, низвергалась в озеро с  плато,  подобно  бурлящей
крови, струящейся с сердца гор. Вода  в  озере  была  чистой,  холодной  и
прозрачной, как промытый дождем воздух, и  Кавинант  мог  ясно  видеть  на
огромной глубине его дно, покрытое галькой.
     Сучковатый горец с нежными голубыми цветочками  гнездился  на  мокрых
камнях у подножия водопада, но большая часть восточного берега озера  была
лишена растительности. Там находились два больших мола и несколько меньших
по размеру грузовых доков. Возле одного мола была причалена лодка,  весьма
напоминавшая ту, в которой находился Кавинант, а более мелкие суденышки  -
ялики и плоты - были привязаны у доков. Под  руководством  Кеана  всадники
подтащили лодку к одному из молов, где  два  воина  крепко  привязали  ее,
затем вохафт осторожно разбудил Морестранственника.
     Великан с трудом очнулся ото сна, но когда он наконец открыл глаза, в
них было спокойствие и ни тени изнеможения, хотя он  выглядел  по-прежнему
настолько слабым, словно кости его были из песчаника. С  помощью  Кеана  и
Кавинанта он принял сидячее положение. Так  он  отдыхал,  изумленно  глядя
вокруг себя, словно удивляясь тому, куда же подевалась его сила.
     Через некоторое время он произнес тонким голосом, обращаясь к Кеану:
     - Прошу простить меня, вохафт, я... немного устал.
     - Я понимаю, -  пробормотал  Кеан.  -  Не  беспокойся.  Ревлстон  уже
близко.
     На мгновение Морестранственник нахмурился  в  замешательстве,  словно
пытаясь вспомнить, что с ним произошло. Затем мышцы его лица напряглись  -
он вспомнил.
     - Пошли всадников, - произнес он с  тревогой  в  голосе.  -  Соберите
Лордов. Нужно созвать Совет.
     Кеан улыбнулся.
     - Времена меняются, горбрат. Самый новый Лорд,  Морэм,  сын  Вариоля,
провидец и оракул, десять дней назад  послал  всадников  в  лосраат  и  на
север, к Высокому  Лорду  Протхоллу.  Все  будут  в  Твердыне  сегодня  же
вечером.
     - Хорошо. - Великан вздохнул. - Наступают  смутные  времена.  Ужасные
намерения замышляются извне.
        -   Мы   это   предвидели,   -   угрюмо   ответил   Кеан.   -   Но
Сердцепенистосолежаждущий Морестранственник не зря так спешил. Я  отправил
впереди нас гонцов в Твердыню  с  вестью  о  вашем  отважном  путешествии.
Оттуда вышлют носилки, если они тебе понадобятся.
     Морестранственник покачал головой, и Кеан  удалился  обратно  на  нос
лодки, чтобы отдать приказ одному из воинов Дозора. Великан  посмотрел  на
Кавинанта и слабо улыбнулся.
     - Камень и море, друг мой, - сказал он. - Разве я  не  говорил  тебе,
что быстро доставлю тебя сюда?
     Эта улыбка тронула  сердце  Кавинанта  подобно  нежному  рукопожатию.
Внезапно севшим голосом он ответил:
     - В следующий раз не надо так  надрываться.  Я  не  могу  выносить...
смотреть... Ты что, всегда так держишь слово - любой ценой?
     - Твое послание не терпит отлагательств. Разве мог я поступить иначе?
     Снова вспомнив о том, что он - прокаженный, Кавинант возразил:
     - И все же, это не настолько срочно. Что за  польза  будет  от  того,
если ты погибнешь в процессе выполнения какого-нибудь дела?
     Морестранственник ответил не сразу. Оперевшись тяжелой рукой о  плечо
Кавинанта, он поднялся, шатаясь, и затем сказал, словно отвечая на  вопрос
Кавинанта:
     - Идем. Нам надо скорее увидеть Ревлстон.
     Дружеские руки помогли ему выбраться на мол, и вскоре он уже стоял на
берегу озера. Несмотря на согнувшую его усталость, он  выглядел  великаном
даже рядом с мужчинами и женщинами, сидящими на  лошадях.  Когда  Кавинант
присоединился к нему, тот представил своего пассажира жестом,  похожим  на
жест соответствующего владения.
     - Дозор Боевой  Стражи,  это  мой  друг,  Томас  Кавинант  Неверящий,
посланец в Совет Лордов. Он обладает многими  странными  знаниями,  однако
совершенно не знает Страны. Охраняйте его, как следует, во имя  дружбы,  и
еще из-за сходства, которое он имеет с  Береком  Хатфью,  другом  земли  и
Лордом-Основателем.
     В ответ Кеан приветствовал Кавинанта салютом.
     -  Прими  привет  от  Твердыни  Лордов  -   построенного   великанами
Ревлстона, - сказал он.  -  Добро  пожаловать  в  сердце  Страны  -  добро
пожаловать и сохранить верность ей.
     Кавинант ответил резким приветственным  жестом,  но  не  стал  ничего
говорить, и мгновением позже Морестранственник сказал Кеану:
     - Идем. Моим глазам не терпится увидеть творение моих предков.
     Вохафт кивнул, затем отдал воинам  какой-то  приказ.  Двое  всадников
сразу же поскакали на восток, а двое других заняли места по обе стороны от
великана, так чтобы он мог опираться на спины их лошадей. Еще  один  воин,
молодая светловолосая женщина, по виду - уроженка  вудхелвена,  предложила
Кавинанту сесть сзади нее на лошадь. Кавинант впервые заметил,  что  седла
на лошадях Дозора были не чем иным, как клинго без всякой мягкой прокладки
- широкий лоскут, по бокам заостряющийся книзу и переходящий в  стременные
петли. Сидеть на таком "седле" было бы почти тем же, что ехать на  одеяле,
приклеенном к лошади и к седоку. Но хотя Джоан  обучила  его  элементарным
правилам верховой езды, ему так  никогда  и  не  удалось  преодолеть  свое
глубокое недоверие к лошадям. Он отказался ехать верхом. Забрав  из  лодки
свой посох, он занял  место  рядом  с  одной  из  лошадей,  поддерживающих
великана, и Дозор вместе с двумя путниками начал удаляться от озера.
     Они обогнули подножие одной из гор  с  южной  стороны  и  выехали  на
дорогу,  ведущую  от  моста  через  реку,  расположенного  ниже  озера.  В
восточном направлении дорога шла почти прямо вверх по склону  пересекавшей
ее  горной  гряды.  Крутизна  подъема  вынудила  великана  несколько   раз
споткнуться, и у него едва хватило сил удержаться за лошадей. Но, с трудом
преодолев подъем, он остановился, поднял голову, широко  раскинул  руки  и
стал смеяться.
     - Смотри, друг мой! Разве это не является ответом на твой  вопрос?  -
голос его был слаб, но весел от вернувшейся радости.
     Впереди, над  несколькими  чуть  более  низкими  холмами,  был  виден
Ревлстон.
     Это  зрелище,  заставшее  Кавинанта  врасплох,  едва  не  лишило  его
дыхания. Ревлстон был шедевром. Он стоял в  своей  гранитной  нерушимости,
словно закон вечности, неподвластное времени творение, созданное из  одной
сплошной скалы непревзойденными мастерами великанов.
     Кавинант мысленно согласился, что название  "Ревлстон"  было  слишком
скромным для него.
     Восточная часть плато оканчивалась широкой скалой  в  форме  колонны,
высота которой достигала половины высоты плато  и  которая  отделялась  от
него на высоте первых нескольких футов от основания. Колонна  эта  изнутри
была выполнена полой и превращена в башню, охранявшую единственный вход  в
Твердыню, и круглые окна шли вверх мимо контрфорсов до  самой  укрепленной
вершины. Но большая часть Твердыни была врезана в скалу под плато.
     На поразительное расстояние от башни вся  лицевая  поверхность  утеса
была превращена древними великанами в отполированную и украшенную  резьбой
вертикальную внешнюю сторону города, который, как  позже  узнал  Кавинант,
занимал весь этот клиновидный мыс плато. Стена была затейливо  разукрашена
зубцами,   правильными   и   неправильными   группами   окон,   балконами,
контрфорсами,   эркерами   и   парапетами   -   словом,    многочисленными
разнообразными и на первый взгляд спонтанными деталями, которые при  более
внимательном рассмотрении, казалось, сливались в некий  рисунок.  Но  свет
вспыхивал и плясал на гладкой поверхности утеса, и богатство разнообразных
деталей ошеломило Кавинанта, так что он никак не мог увидеть этот рисунок.
Однако благодаря новым свойствам своего зрения он мог видеть кипучую жизнь
города. Она сияла из-за стены, словно скала была почти  прозрачной,  почти
осве