травы.  Склоны  гор  были
покрыты цветами, над которыми порхали бабочки, здесь же попадались  густые
заросли кустарников  и  группы  деревьев  -  дубов  и  смоковниц,  изредка
попадались вязы и  какие-то  деревья  с  золотистыми  листьями  -  Этиаран
называла их золотень, - похожие на клены.
     Все краски - деревьев, вереска, маков, алианты, цветов,  бесконечного
лазурного неба - были полны весеннего  пыла,  знаменуя  своим  буйством  и
роскошью возрождение природы.
     Но у Кавинанта не было сил воспринимать все это. Он был слеп  и  глух
от страшной усталости, боли,  непонимания.  Словно  кающийся  грешник,  он
плелся следом за Этиаран, повинуясь ее молчаливому приказу.
     Наконец на землю опустились сумерки. Последние метры Кавинант  прошел
совершенно машинально, запинаясь на каждом шагу, хотя в  этот  раз  он  не
уснул на ходу, как накануне. Когда Этиаран остановилась  и  сбросила  свой
рюкзак,  Кавинант  рухнул  на  траву,  словно  подрубленное  дерево.   Его
перетруженные мышцы  сводило  судорогами,  и  он  не  мог  ничего  с  этим
поделать, кроме как помассировать их рукой. Вынужденный  бодрствовать,  он
помог Этиаран, вытащив из рюкзаков одеяла, пока  она  готовила  ужин.  Тем
временем солнце  почти  совсем  зашло,  и  его  последние  лучи  испещрили
травяное поле полосами янтарного света, чередующимися с длинными тенями; и
когда на небе появились звезды, Кавинант  лег  и  стал  смотреть  на  них,
пытаясь расслабиться с помощью вина.
     Наконец он задремал. Но сон его был неспокоен. Ему  снилось,  что  он
час за часом тащится по пустыне, а чей-то издевательский  голос  призывает
его насладиться свежестью травы. Это видение  повторялось  и  повторялось,
словно навязчивый кошмар, до тех пор, пока Кавинант не  почувствовал,  что
злость как бы выходит из него вместе с потом.  Когда  наступил  рассвет  и
разбудил его, он встретил это так, словно его оскорбили.
     Он обнаружил, что ноги его окрепли, а порезанная рука почти полностью
зажила. Явная боль утихла. Но его нервы тем не  менее  не  утратили  своей
чувствительности. Кончиками пальцев ног  он  мог  нащупать  ткань  носков,
ощущал легкие прикосновения ветра пальцами рук.  Теперь  очевидность  этих
необъяснимых  явлений  стала  приводить  его  в   ярость.   Они   являлись
свидетельством здоровья,  жизнеспособности  -  они  открывали  ту  полноту
жизни, которая была доступна  ему  прежде  и  обходиться  без  которой  он
приучал себя в течение долгих месяцев, проведенных в прозябании, - и  они,
казалось, наводнили его ужасающими подозрениями.  Казалось,  они  отрицали
реальность его болезни.
     Но это было невозможно. Или то, или другое, думал он с яростью. Но не
то и другое  одновременно.  Либо  я  прокаженный,  либо  нет.  Либо  Джоан
развелась со мной, либо она никогда не существовала. Третьего не дано.
     С усилием, заставившим его  заскрежетать  зубами,  Кавинант  заставил
себя признать, что он - прокаженный, что это все ему снится и  что  это  -
непреложный факт.
     Смириться с наличием альтернативы  он  не  мог.  Если  он  спал,  то,
возможно, ему еще удастся сохранить здравый рассудок, выжить и  продолжать
существовать. Но  если  Страна  была  реальна,  если  она  существовала  в
действительности - ах, тогда сном была долгая мука проказы, и он уже сошел
с ума без всякой надежды на выздоровление.
     Лучше верить во что угодно, но только не в  это.  Лучше  бороться  за
нормальный  рассудок,  что,  по  крайней  мере,  он  мог  воспринять,  чем
поддаться  на  удочку  "здоровья",   которое   не   поддавалось   никакому
объяснению. Он переваривал эти мысли  в  течение  нескольких  часов,  пока
тащился следом за Этиаран, но каждый раз находился довод, возвращающий его
назад, к тем же  самым  исходным  утверждениям.  Тайна  его  проказы  была
единственной тайной, с которой он мог смириться, принять ее как факт.  Она
определяла его ответ на все остальные правильно поставленные вопросы.
     Она заставляла его ковылять следом за  Этиаран  с  таким  видом,  как
будто он был готов наброситься на  нее  сразу,  как  только  предоставится
возможность.
     Однако возникшая перед ним дилемма все же  была  в  некотором  смысле
полезна. Ее непосредственное присутствие  и  осязаемость  воздвигли  некое
подобие стены между ним и определенными страхами и  действиями,  пугавшими
его прежде. Отдельные воспоминания  о  насилии  и  крови  не  возвращались
вновь. И гнев его, не  подогреваемый  стыдом,  находился  сейчас  под  его
контролем, представляя собой нечто вроде  абстрактной  субстанции.  Он  не
побуждал Кавинанта восстать против бескомпромиссного главенства Этиаран.
     В течение всего этого третьего дня ее прямая, неумолимая  фигура  все
так же выражала молчаливый приказ. Вверх и вниз по  склонам,  вдоль  узких
лощин, вокруг непроходимых зарослей -  она  все  влекла  Кавинанта  вперед
вопреки его мятущемуся разуму и  сопротивляющейся  плоти.  Но  как  только
наступил полдень, она внезапно остановилась и  огляделась  вокруг,  словно
услышала  какой-то  далекий  испуганный  крик.  Ее  неожиданное   волнение
озадачило Кавинанта, но прежде чем он успел спросить ее, в чем  дело,  она
мрачно двинулась дальше.
     Чуть позже все повторилось вновь. На этот раз Кавинант  заметил,  что
Этиаран   нюхает   воздух,   словно   ветер   донес   до   нее    какой-то
странно-дьявольский запах. Он тоже принюхался, но ничего не почувствовал.
     - В чем дело? - спросил он. - Нас снова преследуют?
     Этиаран даже не взглянула на него.
     - Если бы здесь был Трелл, - рассеянно произнесла она, - возможно, он
бы понял, почему Страна так неспокойна.
     И без дальнейших пояснений она вновь поспешно двинулась на север.
     В этот вечер они остановились раньше, чем  обычно.  День  подходил  к
концу, когда Кавинант заметил, что Этиаран ищет какой-то знак  в  траве  и
листьях; но при  этом  она  никак  не  поясняла  свои  действия,  так  что
Кавинанту ничего больше не оставалось, как смотреть и  следовать  за  ней.
Потом вдруг без всякого предупреждения она резко свернула  вправо,  и  они
оказались в неглубокой долине между  двумя  горами.  Идти  приходилось  по
самому ее краю, поскольку всю долину покрывали густые заросли  кустарника;
пройдя несколько сот ярдов, они вышли к широкой густой рощице на  северном
склоне. Этиаран сначала двигалась вдоль  края  рощицы,  а  затем  внезапно
скрылась в ней.
     Со смутным удивлением Кавинант приблизился  к  тому  месту,  где  она
исчезла. Ему удалось разглядеть узкую  ленту  тропинки,  ведущей  в  глубь
рощи. Пришлось то и дело сворачивать в сторону, следуя по  этой  тропинке,
петлявшей среди деревьев... Но пройдя футов двадцать, он вышел на открытое
место, похожее на комнату в гуще леса. Она освещалась лучами, проникавшими
сквозь "стены", образованные молодыми деревцами,  которые  стояли  тесными
рядами, образуя неправильный прямоугольник;  легкий  ветерок  шелестел  их
листвой. Их переплетенные ветви и  листья  служили  крепкой  "крышей"  для
комнаты. Она была достаточно велика, чтобы в ней  могли  разместиться  для
отдыха три-четыре человека, и вдоль каждой из ее стен были сделаны  насыпи
из травы наподобие кроватей. В одном углу стояло большое дерево с дуплом в
стволе, в которое были встроены полки, уставленные деревянными и каменными
горшками и бутылями. Все вместе выглядело весьма приветливо и уютно.
     Пока Кавинант осматривался, Этиаран опустила свой рюкзак на  одну  из
травяных кроватей и коротко сказала:
     - Ну, вот мы и в веймите.
     Но, встретив недоуменный взгляд Кавинанта, вздохнула и добавила:
     - Это место отдыха путешественников.  Здесь  найдется  еда,  питье  и
постель для каждого, кто идет этой дорогой.
     -  Расскажите  мне  о  подобных  местах  поподробнее.   Быть   может,
когда-нибудь мне это пригодится.
     Некоторое время она лежала в сгущающихся сумерках молча, все  так  же
не поворачивая к нему лица. Казалось,  она  набирается  мужества,  но  вот
наконец послышался вздох:
     - Спрашивайте.
     - Много еще мест, подобных этому? - поспешил отозваться Кавинант.
     - Да. Их много по всей Стране.
     - Откуда? Кто их устраивает?
     - Это делается по указанию Лордов. Ревлстон всего один, а люди  живут
повсюду  -  и  вот  Лорды  нашли  способ  помочь  путешественникам,  чтобы
облегчить людям путь в Ревлстон и в другие места.
     - Ну, а кто же обслуживает их? Я вижу - здесь есть свежая еда.
     Этиаран снова вздохнула, словно разговор с  Кавинантом  был  для  нее
ужасно тяжелым. Между  тем  ночь  уже  вступила  в  свои  права:  Кавинант
различал лишь тень Этиаран, устало продолжавшей:
     - Среди отродий Демонмглы, переживших Запустение, были такие,  кто  с
благодарностью вспоминал Лорика Заткнувшего Вайлов. Они стали противниками
юр-вайлов и обратились к Лордам с просьбой доверить им какое-нибудь  дело,
как  искупление  за  грехи  их  племени.  Эти  существа  -  вейнхимы  -  и
поддерживают порядок в веймитах: ухаживают за деревьями, приносят  пищу  и
питье. Но связи между людьми и вейнхимами очень хрупкие, и вы  не  увидите
ни одного из них. Они несут эту службу, имея на то свои причины,  а  вовсе
не из любви к нам - выполняют простые  поручения,  чтобы  возместить  хоть
частично зло их могущественного учения.
     Тьма вокруг была теперь абсолютно  непроницаемой.  Несмотря  на  свое
раздражение, Кавинант почувствовал, что готов уснуть. Он задал еще  только
один вопрос:
     - Как вы нашли это место? У вас есть карта?
     -  Карты  нет.  Веймит  -  это  благо,   которое   принимает   каждый
странствующий лишь только когда сам  встречается  с  ним,  -  как  признак
здоровья и гостеприимства Страны. Их можно обнаружить  всегда,  когда  это
необходимо. Вейнхимы оставляют знаки на прилегающей местности.
     Кавинанту показалось, что в голосе Этиаран, напряженном от  нежелания
говорить, он уловил ноту одобрения. Это напомнило ему о ее постоянной ноше
противоречий - ее чувство  собственной  слабости  перед  лицом  опасности,
угрожающей Стране, и ее стремление одновременно наказать и спасти его.  Но
вскоре он забыл обо всем этом, поскольку его воображение заполнили  образы
веймитов. Окутанный запахом свежей травы,  на  которой  лежал,  он  быстро
погрузился в сон.
     За ночь погода изменилась.  В  утреннем  свете  стали  видны  тяжелые
облака, которые принес с  собой  порывистый  северный  ветер,  и  Кавинант
встретил их  мрачным  взглядом  из-под  нахмуренных  бровей.  Он  поднялся
прежде, чем его окликнула Этиаран. Хотя сон его в безопасности веймита был
на редкость крепким, он чувствовал себя таким разбитым,  словно  всю  ночь
боролся сам с собой.
     Пока Этиаран готовила завтрак, Кавинант  вытащил  нож  Триока,  затем
обыскал полки и нашел  миску  для  воды  и  маленькое  зеркало.  Мыла  ему
обнаружить не удалось -  вероятно,  вейнхимы  пользовались  тем  же  самым
чудесным песком, который он видел в доме  Этиаран.  Поэтому  ему  пришлось
заставить себя бриться без пены. Было странно ощущать в  правой  руке  нож
Триока, и он никак не мог отделаться от мрачного  опасения  порезать  себе
горло.
     Чтобы набраться мужества, Кавинант стал рассматривать себя в зеркало.
Волосы его находились в страшном беспорядке: заросший щетиной, он  немного
смахивал  на  пророка.  Тонкие,  крепко   сжатые   губы   напоминали   рот
оракула-изваяния,  а  взгляд  воспаленных  глаз  был  твердым  и  упрямым.
Единственное, чего не хватало для полноты картины, -  это  легкой  примеси
ярости. Пробормотав про себя "Всему свое время", Кавинант поднес лезвие  к
лицу.
     К его удивлению, оно легко  заскользило  по  коже,  и,  чтобы  сбрить
бакенбарды, Кавинанту оказалось достаточно провести  по  ним  ножом  всего
лишь один раз. Вся процедура бритья заняла совсем немного времени,  и  при
этом результаты оказались весьма удовлетворительными - по крайней мере, по
контрасту с тем, что было раньше. Кроме того - и это было самое главное  -
он не поранил себя. Издевательски кивнув собственному отражению, он  убрал
нож в рюкзак и принялся за завтрак.
     Вскоре он и Этиаран были готовы покинуть веймит. Она подала ему знак,
чтобы он шел вперед; он повиновался, выйдя на тропинку и опередив  Этиаран
на несколько шагов, затем остановился, чтобы посмотреть, что  она  делает.
Выйдя  из  лесной  "комнаты",  Этиаран  подняла  голову,  обратив  лицо  к
лиственному потолку, и мягко сказала:
     - Мы приносим свою  благодарность  веймиту.  Для  нас  большая  честь
получить этот дар, и, принимая его, мы оказываем честь дарителю. Мы уходим
с миром.
     С этими словами она последовала за Кавинантом.
     Выйдя из рощи в открытую долину, они обнаружили, что с севера по небу
движутся скопления черных туч. Этиаран  напряженно  вглядывалась  в  небо,
принюхиваясь к воздуху; казалось, близость дождя встревожила ее. При  виде
такой ее реакции Кавинанту и самому стали казаться зловещими  эти  кипящие
грозовые облака, и когда Этиаран резко свернула вниз, возобновив  путь  на
север, он поспешил следом за ней с криком:
     - В чем дело?
     - Кругом зло да несчастье, - ответила она. - Разве вы  не  чувствуете
этого? Страна неспокойна.
     - Но что именно не так?
     - Не знаю,  -  пробормотала  Этиаран  так  тихо,  что  Кавинант  едва
расслышал ее. - В воздухе какая-то тень. И этот дождь... Ах, Страна!
     - Но что плохого в дожде? Разве у вас никогда не бывает дождя весной?
     - Только не с  севера,  -  ответила  Этиаран  через  плечо.  -  Весна
приходит в Страну с юго-запада. Нет, этот дождь двигается прямо с  Грейвин
Френдор. Посох пещерника пробует силу -  я  чувствую  это.  Мы  уже  почти
опоздали.
     Ветер поймал их в свои когти, и теперь каждый шаг давался с трудом  -
Кавинант, согнувшись, шел за Этиаран, когда первые капли дождя  упали  ему
на лицо. Он спросил:
     - А что, этот посох действительно может воздействовать на погоду?
     - Старые Лорды не использовали его для этой цели  -  у  них  не  было
намерений применять по отношению к  Стране  насильственные  меры.  Но  кто
может сказать, что в состоянии сделать подобная сила?
     Вскоре гроза разразилась в полную мощь. Ветер сносил струи  дождя  на
юг с такой стремительностью, что казалось - само небо  хлестало  водой  по
ним  и  по  всему  беззащитному  живому.  Вскоре  склоны   гор   полностью
пропитались водой. Ветер яростно набросился на деревья, рвал и  раскидывал
траву; он буквально выдул с  гор  дневной  свет,  и  земля  погрузилась  в
доисторическую тьму. В мгновение ока Этиаран и Кавинант вымокли до  нитки,
задыхаясь в сплошном потоке воды. Не сбиваться с пути им помогало лишь то,
что они все время шли против яростных порывов ветра. Землю  совершенно  не
стало видно; они ковыляли вниз по неровным склонам, беспомощно блуждали  в
потоках глубиной по пояс, продирались напрямик сквозь заросли  кустарника;
они боролись с ветром, словно это был  жалящий  поток,  испускаемый  неким
Лимбо, какая-то прорва, безжалостно стремящаяся из никуда в никуда. И  все
же Этиаран шла вперед прямая, с бесстрашной решимостью, и  страх  потерять
ее из виду заставлял Кавинанта ковылять следом за ней.
     Но силы быстро покидали его. Собрав остаток воли, он рванулся  вперед
так, что заболели легкие, нагнал Этиаран, схватил ее за  плечо  и  крикнул
прямо в ухо:
     - Стой! Нам надо остановиться!
     - Нет! - крикнула она в ответ. - Мы  и  так  опаздываем!  Я  не  могу
рисковать!
     Кавинант  едва  расслышал  ее  голос  сквозь  завывание  ветра.   Она
двинулась было дальше, и он  еще  крепче  сжал  пальцы  у  нее  на  плече,
выкрикивая:
     - У нас нет альтернативы! Мы погибнем!
     Ливень обрушился на них с новой силой; на мгновение Кавинант едва  не
выпустил Этиаран. Обхватив ее другой рукой, он приблизил к себе  ее  лицо,
заливаемое струями воды.
     - Нужно укрыться! - крикнул он. - Мы должны остановиться!
     Сквозь воду ее лицо было похоже на лицо утопленника.
     - Невозможно! Нет времени! - ответила  она  и,  внезапно  рванувшись,
вырвалась из его рук, уронив его на землю. Прежде чем  он  опомнился,  она
схватила его за  правую  руку  и  поволокла  по  траве  и  по  грязи,  как
беспомощную ношу, вопреки противодействию урагана. В ее  отчаянном  порыве
было столько силы, что она протащила его несколько ярдов,  прежде  чем  он
смог выпрямиться и подняться на ноги.
     Как только он стал двигаться самостоятельно,  Этиаран  отпустила  его
руку и устремилась вперед. С криком "Мы должны остановиться, черт возьми!"
он прыгнул на нее. Но она отскочила  в  сторону  и,  спотыкаясь,  побежала
прочь от него, навстречу урагану.
     Кавинант заковылял следом за  ней.  Несколько  долгих  мгновений  он,
скользя, падая и передвигаясь на четвереньках, пытался  дотянуться  до  ее
ускользающей спины, в нетерпении  схватить  и  остановить  ее.  Но  словно
какой-то внутренний источник питал ее, давал ей силу, делая неуловимой для
Кавинанта; вскоре он прекратил свои попытки. Дождь тормозил его, словно он
пытался бежать по дну глубокого ручья.
     Поскользнувшись, он поехал на животе с крутого  склона,  захлебываясь
грязью. Когда он смог поднять голову и протереть глаза от воды и грязи, то
увидел,  что  Этиаран  исчезла  во  тьме  урагана,  словно  боялась   его,
страшилась его прикосновения.
     С трудом поднявшись на ноги, Кавинант взревел, обращаясь к  неистовым
тучам:
     - Черта с два! Ничего у вас не выйдет!
     В этот миг, когда ярость его достигла апогея, огромная  белая  молния
сорвалась  с  неба  и  ударила  в  землю  прямо   возле   него.   Кавинант
почувствовал, что она задела его левую руку.
     Разряд отбросил его вверх по склону горы, который был справа от него.
Несколько мгновений он лежал ошеломленный, сознавая лишь  силу  разряда  и
обжигающую боль в руке. Его обручальное кольцо, казалось,  воспламенилось.
Но когда он немного пришел в себя, то не заметил никаких ран на  руке,  и,
пока он искал источник боли, та постепенно прошла.
     Тряхнув головой, он сел. Поблизости не было никаких следов  от  удара
молнии.  Погруженный  в  оцепенение,  Кавинант  чувствовал,   что   что-то
изменилось, но не мог определить, что именно. Он с трудом поднялся на ноги
и тут же увидел Этиаран, лежавшую  в  двадцати  ярдах  впереди  на  склоне
холма. Голова его все  еще  кружилась  от  ошеломления,  но  он  осторожно
двинулся к ней, сконцентрировав на движении все свое внимание. Она  лежала
на спине, очевидно не раненая, и  смотрела,  как  он  приближается.  Когда
Кавинант подошел, она с удивлением спросила:
     - Что вы сделали?
     Звук ее голоса помог ему вернуть самообладание.  Он  смог  произнести
вполне членораздельно:
     - Я? Ничего.
     Этиаран медленно поднялась. Стоя перед Кавинантом,  она  мрачно  и  с
сомнением взглянула на него и сказала:
     - Нам что-то помогло. Видите, ураган затих.  И  ветер  переменился  -
теперь он дует как положено.  Грейвин  Френдор  теперь  не  угрожает  нам.
Благодарите Страну, Неверящий, если это действительно не ваша заслуга.
     - Разумеется, не моя, - пробормотал Кавинант. - Я не  умею  управлять
погодой. - В его голосе не было грубости. Он удивился своей  неспособности
самому обнаружить, что же изменилось вокруг.
     То, что сказала Этиаран, было очевидно. Ветер переменился,  его  сила
значительно уменьшилась. Дождь шел так же  беспрестанно,  но  без  прежней
ярости: теперь это был всего лишь основательный весенний дождь.
     Кавинант снова тряхнул  головой.  Он  чувствовал  себя  до  странного
неспособным что-либо понять. Но когда Этиаран мягко спросила:
     - Ну, что, идем дальше? - Он услышал в  ее  голосе  нотку  невольного
уважения. Казалось, она все же думала, что ураган стих благодаря ему.
     Он оцепенело пробормотал:
     - Разумеется, - и снова пошел следом за Этиаран.
     Весь остаток дня шел тот  же  чистый  дождь.  Кави