почему-то упал...
     Смущенный толстячок весь, как солнечный зайчик, светился вдохновением.
     - Благородные сэры, которыми оказались эти двое, были не очень довольны. Они поколотили меня, а потом ушли. Один из них, разумеется, совершенно случайно, обронил... вот...
     Шпион пошарил в поясной сумке. В широких, плоских ладонях Билвица очутился кинжал, навершие в виде головы хищной кошки блеснуло рубиновыми глазами.
     История самого удачливого лазутчика Империи походила на низкопробный балаганный фарс с палочными ударами и падениями. Ошарашенный нелепостью истории советник в душе зарекся впредь пренебрегать услугами дураков.
     - Хорошо. Но почему вы решили, любезный, что это настолько важно?
     - Эти люди, мой господин, они так бранились на языке Великого Церена...
     Через полчаса, награжденный в соответствии с размерами оказанной услуги, шпион низко откланялся и ушел. Голуби доверчиво возились в клетке, чистили упругое сливочно-белое перо - следовало немедленно известить Гизельгера. Впрочем, то, что узнал Билвиц, не показалось чем-то из ряда вон выходящим: связи заговорщиков Империи с уэстерами давно уже ?стали традицией?. Никто: ни старый дипломат, ни маленький булочник, ни далекий Гизельгер, ни даже сам принц Хьюго, от ?широкой души? приютивший врагов церенского императора, - никто не мог предполагать, что день и час вылета крылатого вестника определит судьбу Империи и Уэстока не сейчас - через десять лет.
     Почему-то считается: люди, штурмующие крутые ступени служебной лестницы канцелярии короны, от рождения обладают особыми достоинствами. Точнее, одним, но непременным - предусмотрительностью. По сути, это способность не просто совершать правильные поступки (таким качеством в той или иной мере обладают все разумные персоны), но и редкостной способностью не совершать поступков неправильных.
     Беда алчущих идеала в том, что тысячи мелких событий - этот летучий песок времени и мусор случая - неуловимо струятся у них меж пальцами, и не дано человеку предугадать ни час собственной смерти, ни отдаленное, неверное эхо шага своего. Где промысел Божий, где шалость случая? Гибель может обернуться спасением.
     Советник хорошо понимал нрав старого друга и повелителя - и видел последствия. Император будет в гневе. Император откажется от помощи Уэстока, будь она все-таки оказана. Усталый император вспыльчив особо - возможно, он разорвет старый союз.
     Те люди могли явиться во дворец Хьюго с каким-нибудь безобидным прошением. Кинжал мог попасть к ним случайно, например, через третьи руки. Наконец, если это и вправду были Отрицающие, то Хьюго мог ведь и отказать им... Билвиц задумался. Нужно нейтрально сообщить императору о появлении Отрицателей в Уэстоке. А вот свои комментарии и вывод - их ему, Билвицу, стоит пока придержать. Приготовить письмо императору и ждать - до тех пор, пока не будет уверен сам. Это решение - ждать - и определило странную судьбу Церена.
     Прошло пять дней. Булочник больше не появлялся - исчез он внезапно и бесследно, подспудная тревога советника возрастала, становилась нестерпимой.
     Еще через день посольству Империи вежливо, но настойчиво предложили перебраться из дворца в центре столицы в укрепленный замок уэстеровских королей. В этом присутствовал известный резон - с наступлением сильных холодов на улицах все чаще поднимали коченеющих нищих, горожане среднего достатка обеднели - в воздухе столицы вовсю витали подозрительные ароматы беспорядков.
     Путь до новой резиденции имперское посольство поспешно проделало верхами, рыжеусый сержант-привратник весело отсалютовал советнику - и тщательно затворил дубовые, внахлест окованные железом ворота.
     Минуло еще три дня. Теснота посольских апартаментов представляла разительный контраст покинутому на произвол черни дворцу. Жилые постройки, пригодные более для солдат, чем для дипломатов, теснились невысокой хмурой грудой в окружении высоченных стен. Гостям радушно отвели второй этаж. Дрова выдавали скупо, посольство откровенно мерзло, уныло коротая зиму. Билвиц колебался - если выпустить голубя прямо здесь, удастся ли летуну избежать метких стрел?
     В насквозь простуженном замке, не делясь ни с кем мучительными опасениями, день за днем ждал исхода самого важного и опасного в своей жизни поручения старый советник...
     И дождался - рано или поздно все кончается.

Глава 11

В РАЗЛИЧИИ - СХОДСТВО

     (Империя, Пещеры, декабрь 6999 года от Сотворения Мира)
     Дайгал забыл, когда впервые осознал сжатую со всех сторон камнем гулкую пустоту пещер. Мальчишкой он облазил все закоулки своего мира, но никогда не забывал: там, наверху, есть мир другой, где светло, ослепительно яркий огонь горит не в очаге, а под очень высоким сводом, который называется ?небо?, много пищи, а вода течет не струей маленького водопада, а медленным, свободным и широким потоком. Главное - там не было стен.
     Стены, столь желанная защита для многих альвисов, раздражали Дайгала. Казалось, серая масса известняка над головой нестерпимо давит. Он стал подниматься из пещер наверх, как только научился держать оружие.
     Наверху шла война. Крепкого мальчишку, сына искалеченного в бою отца, охотно брали в набеги - сначала он помогал нести захваченную добычу и заряжал арбалеты, потом получил в руки меч, снятый с убитого солдата. Убивали часто. Обычно небольшой отряд, всего десять-пятнадцать человек, выбирался на поверхность под покровом ночной темноты. Шли мусорными оврагами, кустарником, прятались в глухих лесах. Били с налету одиноких или слабых, отдавая предпочтение груженым зерном обозам с малой охраной. Доставали из засады арбалетными болтами, целясь в сердце или шею. Раненых добивали клинками. Иногда брали с боем небольшие, без крепкого частокола деревни - подальше от замков и солдатских гарнизонов. Жители уцелевших домов чаще всего отсиживались за наглухо запертыми дверями, даже не пытаясь помочь соседям. Альвисы никогда не бросали своих в опасности - лучше добить раненого, чем покинуть его. Дайгал научился презирать имперских отступников.
     Он уходил из пещер и возвращался, потеряв счет вылазкам. Иногда отряд натыкался на сопротивление, порой его товарищи умирали в бою. Дайгал научился мстить.
     Чаще удавалось быстро сделать дело и ловко ускользнуть от возможной погони. Так продолжалось долго, очень долго, но однажды прежняя лихая и беззаботная жизнь, вкус к которой лишь усиливала доля неизбежного риска, все-таки кончилась.
     В тот злосчастный день десяток вломился в придорожный дом. Деревенский парень, ровесник Дайгала, схватился за топор и был убит прямо на пороге. Его родичи в ужасе забились по углам, не мешая грабителям вытаскивать из кладовой мешки с мукой и резать кур во дворе. Десятник за руку выдернул из-за спин визжащих пожилых женщин девочку-подростка лет тринадцати, толкнул ее в опустевшую кладовую и скрылся за дверью. Едва удовлетворенный десятник выбрался из кладовой, туда потянулись остальные. Когда подошла очередь Дайгала, он отказался - стало противно. Тогда Айриш, старше Дайгала всего на два года, но уже прославившийся хладнокровной жестокостью, перерезал стонущей девчонке горло. Взрослые воины, обнажив мечи, двинулись к кучке плачущих старух, собираясь завершить развлечение кровавой расправой над бесполезными пленницами. Эта задержка и погубила отряд.
     Имперцы ударили внезапно. Не трусливое мужичье, бегущее опрометью при одном крике ?Альвисы идут!? - подоспела полусотня опытных наемников-ветеранов, в прочной броне, с двуручными мечами на плече. Двуручники немедленно сняли с плеча и обратили куда надо. Арбалетных стрел грабителям хватило ненадолго. Двери и окна вышибали без лишних проволочек - дом второй раз за один день взяли штурмом.
     Тогда пятнадцатилетний Дайгал думал, что наступил предел несчастья, теперь же, двенадцать лет спустя, он считал, что ему неслыханно повезло. Во-первых, неопытного мальчишку не убили в стычке - церенские солдаты в первую очередь занялись более сильными и рослыми противниками. Во-вторых, в обозе ехал отец-инквизитор, который приказал захватить преступников живыми, для допроса, разумеется. Солдаты, посерев лицами от зрелища в доме, скрепя сердце взяли троих пленных, но меньше всех избивали подростка - до потери сознания, а не до серьезных увечий.
     Связанный по рукам и ногам, брошенный, как куль, в телегу, Дайгал за имперский счет доехал до столицы Церена - города Эберталь. Тут везение вроде бы кончилось - оставшимися в живых после драки и побоев альвисами всерьез занялись ?псы Господа?. На память о давних событиях у Дайгала навсегда осталось полдесятка шрамов. К несчастью, он не знал того, о чем спрашивал инквизитор, иначе бы, измученный страхом и болью, немедленно сознался. Слушая, как воет под каленым железом потерявший человеческий облик десятник, Дайгал молился. Молился не небесной деве Ине, далекой и непонятной, не Пришедшим, вполне земным в своей жестокости, но равно непонятным. Он молился высшему Нечто, тому, что способно читать в сердце человека.
     Озарение пришло внезапно. Дайгал начал просить у мучителей священника, ?их священника?. Ему отказывали, над ним насмехались - он упорствовал. Отцы инквизиторы не понимали, зачем священник этому альвису - даже обращение не могло спасти его от мучительной казни, все, в том числе он сам, знали об этом.
     Дайгал ждал священника долго, ждал, уже потеряв надежду на удачу. На самом деле подходящего человека просто не могли найти - все пастыри Эберталя отказывались иметь дело с ?проклятой нечистью?. Наконец, Дайгалу привели священника из маленького храма на окраине, исповедник попросту не посмел спорить с посланцами священной инквизиции. О чем говорили на ломаном церенском пожилой и незнатный отец Гилберт и замученный до полусмерти альвисианский мальчишка, никто так и не узнал. Как ни странно, Дайгал плохо помнил собственные слова, в памяти осталось лишь чувство внезапно пришедшего покоя.
     А через неделю, после посланной судьбою передышки, Дайгал бежал - бежал от зазевавшейся стражи прямо на улице, по которой его вели от одной миссии инквизиции до другой. Впрочем, что за важность? Альвис не барон-дьяволопоклонник, он настолько чужд Империи, что все равно обречен, тем более в тщательно охраняемых стенах Эберталя.
     Глубокой ночью безвестный мальчишка-оборванец поднялся по выщербленным ступеням маленького храма в предместье. На тихий стук вышел священник, молча отстранился, впуская пришельца, и так же молча запер ветхую дверь. Так Дайгалу повезло еще раз. Он жил у отца Гилберта полгода, выучил имперский язык, научился читать. Он был способным - ученик старого священника.
     Уходя из Эберталя, Дайгал дал клятву, не высшим силам - себе. Он никогда не произнесет: ?отступник?, он не притронется ни к одной имперской женщине. Если удастся спастись, он сделает... Тогда он не мог сказать наверняка что, но твердо знал, это не будет ни местью Церену, ни капитуляцией. С тех пор прошло двенадцать лет.
     ...Дайгал спешил, пройдет совсем немного времени, и стража подъемников запрет ворота.
     - Здравствуй, Шани, - кивнул он знакомому стражу.
     - Куда это ты так торопишься?
     - Хочу прогуляться под звездами...
     - Знаем мы твои прогулки, - Шани грязно хихикнул.
     Дайгал с невозмутимым видом ловко перемахнул через борт подъемной клети и углубился в лабиринт переходов. Главные ворота хорошо охранялись, зато редко открывались. Ничего - найдутся и пути иные. Он добрался до знакомого тупика, вверх вела узкая отвесная шахта. Дайгал подпрыгнул, ухватился за первую из железных скоб, намертво вбитых в камень, подтянулся, через миг очутился внутри черной вертикали каменного лаза, еще через минуту - на поверхности.
     Ночь оказалась холодной и действительно звездной. Он далеко обошел берег озера и нырнул в заросли кустарника. Листья шиповника пожухли и облетели, однако частая сетка ветвей неплохо прятала людей, собравшихся в овраге меж холмами.
     - Четвертый... Пятый... Все в сборе. Что нового скажешь, Дайгал?
     Он вгляделся во внимательные, настороженные лица товарищей. Дэлаш - старый, надежный друг. Инти - мечтательный и бесстрашный. Джерет - медлительный тугодум, в котором подспудно тлеет огонек сомнения. Иолик - холодный, расчетливый боец.
     - Ну и?
     - Пока все идет так, как мы задумали. У меня есть повод для того, чтобы появиться наверху. Есть человек, который мне пригодится там.
     Джерет нахмурился.
     - А эта, твоя девица, не выдаст?
     - Нет.
     - Ты, должно быть, соображаешь, насколько рискуешь.
     - Риск есть, но мы должны попробовать, Дэлаш. Если будем сидеть в норе и ждать, то дождемся только одного - собственной смерти. Убежище не может вечно оставаться тайной для Империи. Мы осторожны, но рано или поздно кто-то ошибется. Или попадется - сломают пытками. Ты сам знаешь, несколько малых убежищ так и раскрыли. И что стало с их обитателями, тоже знаешь.
     Инти пожевал кончик сухой травинки.
     - Наш план единственно верный?
     - Да. Мы не можем оставаться здесь вечно и не можем бежать - пусть так. Но мы можем сравняться с имперцами, объединившись с ними. Ты видел тела их убитых? Они ничем не отличаются от нас. Мы не хуже их. Если ты изучишь обычаи и язык Церена, избавишься от вещей, сделанных здесь, никто не признает в тебе альвиса. Я уверен, я сам жил среди них. Не каждый житель Империи - кровожадный пес, поверь, они разные, такие же, как и мы.
     Иолик ритуально постучал пальцем по промерзшей земле.
     - Мы верим тебе... Дайгал, ты понимаешь, что все, сказанное здесь, - ересь? Ты ведь знаешь, что станет с тобою, если Пришедшие узнают об этом.
     - Они не должны ничего узнать. Разве среди нас есть предатель?
     - Нет, здесь все свои. Но мне не дает покоя другая мысль - пусть мы пятеро уйдем, растворимся среди отступников, что станет с остальными? У каждого из нас есть родные, друзья... Я не могу бросить своих.
     - Их не придется бросать. Мы будем первыми и примем на себя риск, но за нами уйдут наверх другие. Не все сразу, на это понадобятся годы.
     - Иолик говорит дело - как быть с Пришедшими и их колдовством? Ты видел, как действует талисман? Это смерть. Пока что умирали верхние. Кто помешает обратить порчу против нас?
     Дайгал помедлил. Он участвовал в одном из тех, последних, походов, когда Пришедшие пустили в ход талисман. Колдовство вершилось в стороне от солдат, Дайгал совершенно не представлял, как это делается. Но помнил свое отвращение, неподвижные тела людей на улицах разграбленного городка, странный привкус горькой пыли, невероятной в абсолютно прозрачном воздухе.
     - Сколько живет Пришедший, Дэлаш? Ты сам знаешь, они приходят, не умея поначалу даже говорить, с пустой душой и памятью, а живут всего пять-семь лет. Кто-то из них умирает своей смертью, иные же - от рук себе подобных. Они нелюди, парни. Для того чтобы Пришедшие перестали нам мешать, достаточно прекратить жертвоприношения. Их вызывает из небытия кровь. Не будет крови на камне саркофага, и они просто не придут.
     Джерет повел массивным плечом и вздохнул.
     - Что ж, я тебя понял. Нужно просто не давать жрецу пленных. Лучше, конечно, их вообще не брать, я знаю, что ты не придерживаешься этого обычая. Да и вообще не жалеешь традиций. У тебя сильная воля, Дайгал.
     - Я поступаю так, как лучше для нашего дела. Ты видел сам, что там творится. Кто-то поет, упившись заранее и уже ничего не понимая, а помощники жреца режут связанных имперцев, как свиней. Не вижу, о чем тут жалеть, это не месть - бессмыслица.
     - По-моему, все ясно. Расходимся. Хватит болтовни, пора действовать...
     Пятеро поднялись, отряхивая с колен сухие листья шиповника. Ветер свистел в холмах.
     Каждый вернулся в пещеры своим путем. Дайгал воспользовался все теми же железными скобами.
     Алиенора немного успокоилась, страх отступил, но все имеет оборотную сторону - она отчаянно заскучала. Альвисы работали в оружейных мастерских, куда она однажды заглянула из любопытства, но была немедленно изгнана. На нижних уровнях пещер тоже кипела работа, может быть, добывали железо и золото в подземных шахтах. Соображениями насчет золота она поделилась с Дайгалом и была немало обескуражена, увидев, что он наповал сражен - увы, лишь смехом.
     Отсмеявшись, альвис объяснил ей, что золото и железо где попало, тем более под самым порогом, не водятся. Да и природа камня, из которого сложены стены здешних пещер, рождению таких металлов не способствует. Нора была смущена своим невежеством, но постаралась не показывать этого, и перешла в атаку, упомянув о пресловутых крысиных хвостах в котелке Такхая. На что ей было отвечено, что хвосты, разумеется, отрубают еще до котла, а если ей столь не нравится мясо грызунов, то не означает ли это, что девица Нора в родном замке отвергала жареных кроликов?
     Из попыток поддеть Дайгала и хоть этим утешиться не получалось ничего, кроме сплошного разочарования, - негодяй ловко отвечал насмешкой на насмешку. Нора интуитивно понимала, что ирония альвиса внешняя и в иных обстоятельствах и в другом месте он способен на немалую жестокость.
     Нежданно-негаданно ей представилась возможность не просто заняться чем-нибудь, а выйти на поверхность. Быть может, от пребывания в столь низменной компании разум дочери Виттенштайнов приобрел соответствующую направленность, но Алиенору не раз посещала мысль: куда же альвисы девают множество ценных, но ненужных им вещей, захваченных грабежом? Возможно, на эти любопытные размышления ее навело то самое изъятие у нее самой булавок, колец и браслета, которое она так и не могла простить Дайгалу. Ответ пришел сам.
     - Хочешь прогуляться наружу, девица Нора? Бери мешок, пойдешь вместе со мною и с Тиви.
     Алиенора тихо возликовала, Но попыталась казаться равнодушной. Вот он - подходящий момент для побега! Вылазку наметили на раннее утро, это позволяло в темноте покинуть пещеры, обернуться с делами и найти вход засветло. Альвисы подолгу жили в полутьме, но обладателями кошачьего зрения все равно не стали. Дайгал явился при мече, с арбалетом и кинжалом, в котором Нора узнала свой собственный клинок, в кольчуге, хитрым образом сделанной из плотных кожаных полос и стальных колец. Сверху все это снаряжение он прикрыл имперским плащом невинного вида - наподобие монашеского. Дайгал не повел дочь Виттенштайнов к своему секретному лазу. Компания открыто воспользовалась небольшими восточными воротами, оттуда открывался узкий лаз, надежно укрытый в зарослях колючего даже зимой шиповника.
     Первый раз более чем за три месяца Нора увидела настоящий свет - не багровый свет чадящих факелов, не тусклый свет масляной лампы, не острые стрелы дневного света, проникающие через отверстия в своде - нет. Это был яркий и чистый свет солнечного январского дня. Ветер мел по земле мелкую снежную пыль, холодя ноги.
     Троица уходила оврагами, забирая все дальше к юго-востоку. На косогоре, вдалеке, среди промерзших полей, перемежающихся чахлыми перелесками, показалось небольшое селение. Тишина стояла удивительная - а ведь собаки не лают, поняла Нора. Несколько домов маячило на отшибе. Беззаботный Тиви, тащивший такой же, как у Норы, пустой мешок, притих.
     - Слышишь что-нибудь?
     - Все тихо.
     Дайгал что-то коротко бросил брату, потом перевел для Норы на церенский:
     - Пока останетесь здесь, я схожу посмотреть.
     Он неспешно направился к ветхому дому, одиноко притулившемуся у самых холмов.
     Нора прикинула - удариться в бега прямо сейчас или немного переждать. Момент был самый подходящий - Тиви не сможет ее остановить, поднимать шум криком побоится, а Дайгал уже скрылся за дверью лачуги. Хотя, возможно, он просто решил проверить ее и сейчас наблюдает за сценой из укромного уголка. Нора больше не опасалась, что ее убьют, но вот поколотить разозлившийся Дайгал вполне-таки мог.
     Промедление порой - удачный шаг, альвис, взглянув из двери хижины, махнул рукой: можно заходить, все спокойно. Внутреннее помещение оказалось грязным и запущенным. Хозяин, человек средних лет, был тих, неза