саются нашествия - кто же тогда вот-вот нагрянет с востока?
     Старший всадник, седоусый, с бритым до синевы подбородком, уже проехал мимо, скользнув по Ладеру безучастным взглядом, когда Хайни словно почувствовал толчок. Второй всадник посмотрел совсем иначе. Такими взглядами не удостаивают ни случайного прохожего, ни мимолетного знакомца - только задушевного врага, по которому давно тоскует стрела, печалится кинжал или скучает длинный клинок. Лицо наемника показалось незнакомым. Хайни задумчиво почесал ухо, скрученное шрамом в розовый узелок. Прошлое порою ведет себя как истинный скупец, не желая делиться серебряными монетами воспоминаний.
     Тщедушный глашатай тем временем уже забрался на помост, расправил свиток и принялся читать неожиданно звучным, глубоким голосом. Народ всколыхнулся, придвинулся к помосту. Ладер, далеко уступая Людвигу в лингвистических способностях, почти не понимал смысла речей. Здесь и там раздавались задиристые выкрики, кто-то попытался перебить чтение, кучка местных уроженцев резво приближалась, явно намереваясь вскарабкаться наверх и посчитаться с вестником, сбросив его со ступеней вниз головой. Иные уже нагибались, черпая в кулак добротную, жирную грязь. Ошметки глины бойко шлепали о помост.
     Расталкивая ряды горожан, на помощь глашатаю торопился тот самый конный десяток: с прорезанными поводьями. Хайни с жадным интересом наблюдал назревающее неустройство, прикидывая, выйдет мятеж или нет и чем может такое кончиться не в великой Империи Церена, но здесь, в городе восточных варваров, чьи обычаи кажутся столь же удивительными, сколь и нелепыми.
     В отдалении, укрывшись за спинами шумных горожан, незаметно устроился человек в длинном одеянии, он-то отлично понимал смысл происходящего. Оводецкие династические порядки не располагали к шуткам. Внук прославленного Нрава, князь Хруст, неистово ревновал к славе воинственного деда. Родственная ревность обязывала. Ближний летописец не жалел дифирамбов, сравнивая оводецкого правителя в суровости со львом, в истребительности с крокодилом, а в храбрости - с туром. Шутники утверждали, с легкостью клевеща, что неплохо бы сравнить князя и со зверем-бегемотом - в чревоугодии.
     Все это не мешало правителю быть постоянным источником совсем не шуточных бед для собственных подданных. Князь в очередной раз согнал с престола дядю, и теперь в состоянии некоторого замешательства придерживался известной на дальнем западе поговорки, что беса следует разить до того, как он успеет навредить. Угодить на роль княжеского беса было совсем нетрудно.
     Безбородый нахмурился, думая о своем. Хруст постепенно, со вкусом войдя в роль жестокого тирана, творил такое, что летописцы сопредельных земель не знали, как заносить подробности на пергамент. Шепотом передавали истории о закопанных заживо, повешенных, расчлененных. Князь, стремясь припугнуть соседей, охотно обрушивал гонения и на оводецких сановников. Возвышенные и одаренные серебром вельможи нередко назавтра же отправлялись на казнь. Имущество, конфискованное у приговоренных, возвращалось в казну.
     Впрочем, известная справедливость за правителем числилась - и к своим, и к чужим он относился с равным вероломством. Князь Хруст не брезговал политическими сношениями с Империей и даже обещал ныне покойному Гизельгеру утвердить на своих землях каноны единой Церкви и дозволить священной инквизиции преследовать в собственном княжестве пособников дьявола. Однако все так и кончилось обещаниями, и за помощь в свержении дяди Хруст отплатил союзнику полным забвением былых обещаний.
     Пожалуй, это оказалось единственным клятвопреступлением князя, отнюдь не вызвавшим у его подданных ужаса и неодобрения.
     - Эй, Лунь!
     Человек в длинных одеждах вздрогнул. Его окликнул седоусый всадник - старший дружинник правителя. Переменчивая толпа уже немного успокоилась, помятый глашатай продолжал заунывно взывать под улюлюканье.
     - Доброго дня тебе, Ольгерд.
     - И тебе того же. Ты все еще не убрался отсюда, а, бывший воевода?
     - И ты все еще здесь, прирученный северный волк?
     Ольгерд довольно захохотал, ощерившись и сверкнув белками прищуренных, светло-серых, почти прозрачных глаз.
     - Там, где есть овцы, никогда не будет недостатка в волках.
     Лунь промолчал, стиснув зубы, - оскорбление лишь вскользь задевало его. Щелкнула конская плеть, жеребец переступил широкими копытами, Ольгерд развернул коня прочь, грубо раздвигая толпу.
     Тем временем Хайни Ладер, так и не дождавшись ничего интересного, с разочарованным видом выбирался из гомонящего скопища людей. Следовало поторопиться - узнать, как там идут дела у многомудрого волшебника Людвига.
     Князь Хруст, поражавший умы современников вышеописанным образом, тем не менее, спокойно, никого не опасаясь, жил в пределах городских стен. Двухэтажный дом его как нельзя более гармонировал со странным нравом владельца. Этот дом не поражал размерами, однако толстенные четырехлоктевые стены на совесть сбили из прочного камня, оставив в их каменной толще тесный коридор. Этот коридор, стиснутый низкими сводами, изобилующий крутыми ступенями, причудливо вился внутри стен, свет туда скупо проникал через узкие щели бойниц. Зато фасад дома украшали нарядные полукружья арок, подпертые стройными рядами колонн. Талантом безвестного зодчего скопище несовместимого неожиданно приобрело стройность, единство и - жизнь. Дом внушал уважение, не выглядя тяжеловесным.
     О доме Хруста ходило множество темных слухов. Если верить молве, где-то в подвалах оводецкого ?дворца?, за прочно окованной дубовой дверью брал начало подземный ход. Секретный лаз стрелой уходил за пределы стен, кончаясь там, где и положено такого рода сооружениям - во мраке тайны. Со стороны ?дворца? тайну берегли скорые на кулак широколицые стражи и традиционная для подземелий дурная репутация: под толщей глины и камня незримо витали вредные эманации земли. Желающих спуститься и проверить, настолько ли вредны эти эманации, не находилось, и неудивительно: подвал верно служил рачительному Хрусту, а именно - застенками для неугодных. Силой водворенным в тюрьму было, разумеется, не до тайн.
     Через четыре дня после стычки с глашатаем на площади с самого утра во дворе оводецкого ?дворца? собралась наемная стража правителя. Зрелище предстояло любопытное. День занимался ясный, легкий ветерок развеял чрезмерный зной, и витязи помладше, поджидая предстоящего развлечения, бились об заклад, перебрасываясь подходящими к случаю шутками. Соискатель места в охране князя находился неподалеку - по-чужеземному одетый здоровяк с круглым лицом, на котором естественным образом присутствовало особое, чуть глуповатое выражение, по мнению оводчан, свойственное пришельцам с далекого запада. Чужеземец, прислушиваясь к непонятным для него речам, вертел головой - у нового сотоварища не хватало левого уха.
     ...Хайни переминался с ноги на ногу, с тревогой поглядывая на мишень - коротко отпиленный деревянный чурбан, поставленный на торец и пристроенный на крепко сколоченные из горбыля козлы.
     Отворились двери - после приличествующего промедления в сопровождении Ольгерда вышел на высокое крыльцо дома сам хозяин ?дворца?.
     Князь Хруст не показался Хайни таким уж злодеем, на умной, заурядно-правильной физиономии местного правителя никак не отражалась его прославленная молвой жестокость. Личная дружина восторженно приветствовала вождя - оводецкий правитель отвечал со сдержанным достоинством. На слегка утомленном лице, изрезанном мелкой сеточкой морщин, неплохо держалась маска благожелательного терпения. Хруст, по-видимому, слегка скучал, учитывая обстоятельства, состояние опасное. Устроенное зрелище имело целью, помимо прочего, развеять меланхолию правителя.
     Сам Ольгерд, угрюмо ухмыльнувшись, указал Ладеру, куда встать, и коротко махнул рукой в сторону цели.
     Деревянный кругляш безнадежно маячил в отдалении. У Хайни похолодело под ложечкой - не оказалось бы колдовство ученого еретика посрамленным. Преступный дар Людвига до сих пор не подтверждался ничем, кроме слов - в слова почему-то верилось плохо.
     Наемник перехватил топор за рукоять, взвесил его в руках, сделал несколько размашистых круговых движений, со свистом рассекая воздух. Оружие, казалось, беспокойно затрепетало в руке. Что там говорил сударь еретик? ?Пожелай по-настоящему, тогда сбудется?? Слова в душе наемника сложились сами собой: ?Святой Регинвальд, я не хочу больше бродить по чужим дорогам, мокнуть под дождем или глотать пыль! Пошли мне службу там, где полон котел, щедр государь и легка кольчуга!?
     Оружие, легко выскользнув из руки, стремительно полетело в цель. Хайни едва успел с тревогой подумать, что он напрасно упомянул имя святого - не попортить бы колдовство! - как топор уже крепко вонзился в плоть деревянной мишени. Князь, воевода и дружинники ошарашенно умолкли, не веря собственным глазам.
     - Не считается! - нашелся кто-то. - Он, эта... случайно попал!
     - Верно, верно! - подхватили прочие воины, постарше и посолиднее. - Перекинуть снова надоть.
     Те, которые поставили в споре на Хайни и теперь выиграли, напротив, бурно возражали против повторного испытания. Кто-то подергал за рукоять топора - безуспешно, приналег изо всех сил и с трудом извлек глубоко засевшее в дереве лезвие. Хайни, уже не опасаясь за исход, с достоинством взял возвращенный ему топор и, почти не целясь, метнул снова. Сверкнуло лезвие, послышался глухой удар - топор победно торчал из центра мишени. Самый проворный из дружинников, тут же завладев повторно изъятым из колоды оружием, потрясал им в воздухе.
     - Нечестно! Он эта... наведьмовал тута!
     - Верно! Обман!
     Люди заулюлюкали, кто возмущенно, кто восторженно - искренне радуясь неожиданно выпавшему развлечению.
     - У него топор заговоренный!
     - Ну-ка, подайте это мне, - голос князя Хруста был не слишком суров, только в меру строг, но участники событий в тот же миг почувствовали себя неуютно. Топор живо подобрали и почтительно подали правителю. Хруст брюзгливо насупился, повертел оружие в руках.
     - Что скажешь, Ольгерд?
     - Ничего не скажу, государь. Я не знаюсь с колдовством.
     - Сейчас кое-что проверим. Эй, Вяз, подойди сюда! На княжеский зов шагнул младший дружинник.
     - Попробуй ты.
     Парень опасливо принял в руки волшебное оружие, встал на линию.
     - Вот уж колдовская погань!
     Брошенный с этими словами, топор несколько раз крутнулся в воздухе и бессильно упал на песок двора, даже не долетев до цели. Многие (те, что успели неудачно побиться об заклад) зароптали, другие разразились неистовым хохотом. Парень, красный от возмущения, подобрал было злополучное оружие, но тут же с досадой отбросил его прочь с обычным для воителей ругательством.
     - Да чтоб он...
     Топор взметнулся. Люди ахнули и...
     Позже бывший наемник армии императора Гизельгера Великого упрекал бывшего еретика, осужденного инквизицией императора Гагена I Справедливого:
     - Удружили вы мне, сударь. Век не забуду такой шутки.
     - Дружище, я не шутил. Заклятия, наложенные на предметы, меняют, да и то лишь на время, свойства оных предметов, но отнюдь не меняют сути людской. Стоит ли упрекать магуса, если плоды его трудов попадают э... в руки человека недалекого и суесловного?
     - А все ж скажу, предупреждать надо! Хвала святому Регинвальду, чудо прямо - там все в прочных кольчугах были. А пуще прочего нам повезло, что нет в этих варварах ни веры, ни почтения к святым, ни благочестия. Для них между божественными чудесами и мерзким колдовством нет видимой разницы - им бы только глотки драть и ржать над честным человеком! Да за такие штуки, господин Людвиг, случись это дома, сидели бы мы уже у святых отцов в самом глубоком из подвалов.
     - Гм. А кто в данном случае честный человек, Хайни? Впрочем, неважно. На службу тебя приняли?
     - Приняли.
     - Так на что ты пеняешь, друг мой? Это и, есть главное божественное чудо...
     ?Оводец поет, смеется и бранится на родном языке, но принимает и понимает любую речь. Варвары - люди, говорящие непонятно... Некогда было именно так, но древние герои канули в реку времени, оставив след лишь в заботливо переписываемых книжниками фолиантах. Теперь варвар - низший. Низший - это побежденный, но победа ветрена более чем любая красавица, и никто не знает, кому она захочет принадлежать завтра. Равно знаменитый и неуловимый Адальберт Хронист по случаю сказал, а сказав, немедленно и записал для потомков: ?Были бы люди, а варвары найдутся?. Варвар - тот, кто с мечом стоит у стен твоего города, у порога мирного дома. Варвар - слабый, тот, чьи земли приглянулись тебе, ибо нести варварам цивилизацию - благо. Иное имя варваров - дикари.
     Породы варваров различны, пестрота мнений на этот счет способна поразить искушенного логика и ошеломить ум бывалого ритора.
     Бывают варвары восточные - таковыми счастливые подданные императора Гагена считают жителей Оводца. Не без основания - суровым имперцам чужд веселый беспорядок ?перекрестка дорог?. Бывают западные бесы - к таковым соплеменники доблестного князя Хруста относят обитателей Империи. Для столь нелестного мнения есть все основания - нередко пришельцев гонит в Оводец вовсе не любовь к дальним странствиям, они лишь благоразумно предпочитают оводецкие трактиры церенским тюрьмам.
     И оводчане, и имперцы считают варварами кочевников степи, те щедро платят ?закатным дикарям? полным пренебрежением. Еще бы, лишь не просвещенный законом дикарь может не понимать блага объединения всех смертных и всего принадлежащего им имущества в единых руках ниспосланного небом правителя - Саргана.
     Нет согласия в умах мудрецов, и нелегко разобраться, кто просто варвар, а кто варвар, считающий соседа варваром. Возможно, подлинному варвару еще предстоит появиться на подмостках истории... - Людвиг оторвался от записей, чтобы погасить забытую свечу, которая медленно оплывала в свете ярко занявшегося дня. И тут же вновь взялся за перо. - Жестокость князя Хруста не мешает его подданным вести жизнь беспечную, красочную и в известной мере безбедную. Торговля, ремесла процветают, люди грамотны и приветливы к чужеземцам... - Еретик осторожно потрогал припухший глаз, пощупал саднящую скулу и, блюдя истину, дописал: - По крайней мере, относятся к пришлым не хуже, чем к собственным соплеменникам. Для спокойствия довольно одного - не занимать сановных должностей подле правителя и не иметь имущества, которое пробудило бы его алчность. В противном случае князь способен посягнуть даже на достояние монастырей и разогнать монахов, которые в подобных случаях обвиняются в какой-нибудь редкостной ереси. Последнее нетрудно, ибо при полном отсутствии ?псов Господних? ереси в этих местах расцветают и плодоносят столь пышно, что и за ереси не считаются... Вследствие чего за ересь при случае могут счесть и отсутствие таковой...?
     Фон Фирхоф припомнил отца Репья, который, похоже, проводил время в соседнем питейном доме не вполне по собственной воле, и усмехнулся. В дверь, не запертую по местному обычаю, робко постучали. На пороге стояла девочка лет семи, с выгоревшей до соломенной желтизны тонкой косицей, задранной наподобие крысиного хвоста.
     - Дяденька, пойдем со мной!
     Девочка подергала за рукав рабочего балахона колдуна. Язык восточных чужеземцев невнятен для слуха подданных Империи, но - чудо - человек в балахоне, покрытом пятнами и местами прожженном, кивнул, отвечая на зов.
     - Чего ты хочешь, дитя? - ответил он на родном языке девочки.
     - Ты лекарь, дяденька?
     - Не вполне. А как тебя зовут?
     - Ласочка. Дяденька лекарь, пойдем со мной...
     - Оставь в покое мой балахон, дитя. Скажи тем, кто послал тебя - пусть найдут целителя среди собственного народа.
     - Дяденька, пойдем...
     Девочка смотрела исподлобья. Потом ее личико сморщилось так, как это бывает перед сильным плачем. Людвиг пожал плечами.
     - Подожди снаружи, Ласочка. Сейчас я соберусь и пойду с тобой.
     Гостья послушно выскользнула из дома. Людвиг набросил на тигель кусок холста, взял сумку, подумав, опустил туда сверток и пять плотно закупоренных маленьких сосудов. Девчонка терпеливо ждала у порога, угрюмо разглядывая собственные крошечные, покрытые цыпками и исцарапанные ноги.
     Людвиг шагал широко, поэтому его маленькой спутнице приходилось поспешно семенить. Они миновали лучшие, нарядные улицы города, прошли мимо опрятных домов и погруженных в суету мастерских ремесленников. Девчонка то молча показывала путь, забегая вперед Людвига, то говорила просто ?туда? или ?сюда?. Магус пытался запомнить дорогу, пока не понял, что запутался в прихотливом лабиринте чужих улиц. Целью прогулки оказался невзрачный деревянный дом, впрочем, украшенный потрескавшейся от ветра и дождей грубой деревянной резьбой. Внутри пахло дымом - Людвиг заметил, что очаг разложен прямо посреди единственной комнаты на твердом как камень земляном полу. Дым клубился под потолком и уходил в отверстие над дверью. Похоже, что в комнате только что кто-то был, на огне медленно закипал котел. Девочка серой мышью шмыгнула в угол комнаты, откинула в сторону занавеску. Людвиг огляделся.
     - Сюда, дяденька.
     Людвиг осторожно приблизился - там, под грудой неопределенного вида тряпья угадывался силуэт лежащего. Краем глаза магус успел заметить мелькнувшее темное пятно. ?Слишком поздно?, - подумал он, ощутив между лопаток твердый укол холодного лезвия.
     - Стой на месте, не шевелись, лекарь.
     Людвиг послушно замер, чувствуя лопатками острие ножа. Жесткие руки обшарили одежду, отобрали узел.
     - Теперь повернись.
     Раз. Два, три, четыре. Пятеро. Не местные. Один из них темноволосый, одних лет с Людвигом, явно предводитель. В голосе, отдавшем приказ, чуть заметен акцент. Второй, лет двадцати, держится рядом с главарем, чуть ли не копируя его движения. Еще трое на заднем плане ненавязчиво потрошат вещи пленника.
     - Нашли что-нибудь?
     - Нет, Тайхал.
     - Любопытно. Тогда поговорим.
     Людвиг присмотрелся к собеседнику. Воин - это несомненно. Лицом похож на уроженца Империи. Но есть что-то чужое в манере держаться - отточенный инстинкт ощущает невидимые флюиды опасности. Альвис?
     - Привет, денунциант . Не слишком радостная для тебя встреча, а?
     - Что? Что ты сказал?
     - Сказал, что ты ?денунциант?. Фискал, доносчик, наемная ищейка инквизиции.
     - А ты, любезный, дурак. Спокойно-спокойно... Не хватайся за нож. Подумай сам - здесь не Церенская Империя, а вольный город варваров. Кому, куда, а главное, про что я могу донести?
     - Не увиливай, не пытайся казаться идиотом. Лучше припомни, чем ты уже выдал себя. Уже догадался, наверное?
     ?Прибери их Святой Иоан?, - подумал Людвиг. - До чего все-таки обидно, когда имеющего настоящие прегрешения убивают по ошибочному подозрению?.
     - Меня вызвали к больному, потом схватили, обыскали, угрожают смертью. После этого ты, любезный незнакомец, желаешь, чтобы я мыслил стройно, как истинный богослов.
     - Ладно, ближе к делу. Я знаю, ты искал утраченные главы ?Истории Hortus Alvis?. Зачем?
     - Ты альвис?
     - Это не имеет значения.
     - Значит, альвис. Так вот, любезный, быть альвисом - твоя сущность. Твоя природа заставляет тебя грубо хватать человека, хотя благоразумие требует оставить его в покое. Тихо! Все в порядке - не надо трогать нож. А я ученый. Это моя сущность. Она побуждает меня интересоваться книгами. То, что ты не в состоянии понять мои устремления, еще не означает, что они опасны для тебя.
     - Складно врешь. В Империи множество монастырей с книгами, в столице - целый университет с учеными бездельниками. А ты предпринимаешь путешествие на восток, чтобы прочитать несколько вырванных страниц.
     ?Отец Репей где-то крепко проболтался о моих поисках, - догадался Фирхоф. - А то и просто приятельствует с этими изгоями Империи?.
     - У меня есть причины интересоваться этой книгой. Но они далеки от того, что пришло тебе в голову, любезный. Я не фискал, а магус. Магус, практ