в вьючных животных.
     На взгляд жителя Империи правитель мало отличается от прочих кочевников, все они как братья - обветренные смуглые скулы, рысьи глаза. У вождя такой же, как у всех, лук за спиной, колчан, легкий изогнутый клинок, остроконечный шлем. Роскошен только панцирь - ?лучистый? доспех искусной работы. Посол осторожно подбирает слова чужого языка. Вежливость ни к чему не обязывает, лишь скрывая до поры до времени намерения. Так простые ножны прячут дорогой клинок.
     - Это честь для меня - разговаривать с повелителем, о доблести которого столь наслышаны мы, жители Церена.
     Варвар невозмутимо слушает имперца, то ли пренебрегая дифирамбами, то ли полностью соглашаясь.
     - Мы обдумали ваши просьбы о союзе. Этот союз нам неугоден.
     - Государь, если бы наши державы объединились в единой святой вере, это, несомненно, было бы угодно Всевышнему.
     - Как можешь ты судить о том, что угодно Всевышнему, посол? Всевышний сам сказал тебе об этом?
     Посол мысленно проклинает варварскую прямоту.
     - О, нет, но...
     - Ты не можешь знать о том, что угодно Небу, иначе как наблюдая дозволенный им ход вещей. Если Всевышний отдал нам все пространство от восхода и до земли под копытами наших коней - это угодно Всевышнему.
     Теперь посол слегка медлит, пробуя на вкус варварское богословие.
     - Государь, мы не враги вам.
     - Тогда отдайте нам ваши земли, ваше имущество и вашу покорность. Выполнив это, вы станете нашими подданными.
     Посол невозмутим.
     - Мы готовы встретить вас как подобает, государь. Но каким образом? Империя далеко. Между землями моего повелителя и вашими воинами - степь, реки, леса, множество укрепленных городов и отряды солдат.
     Сарган невозмутим.
     - Дорога ляжет под копыта коней.
     Посол опять едва заметно вздыхает - опасность, опасность, она как черная грозовая туча. Может как родить огонь, так и развеяться по ветру. Пока вождь варваров джете удовлетворен. А когда бешеный волк выйдет на охоту, ему уже будет приготовлена соразмерная ловчая яма - с острыми кольями на дне.
     Сарган равнодушно отворачивается. Небесной волей ему предназначена власть. Тот, кто не понимает очевидного, будет убит. Льстивой лисице, пришедшей с заката, еще предстоит в этом убедиться...
     ...И снова проходят недели пути под выцветающим от жары небом.
     ...Жирный дым стелется над покатыми крышами домов. Частокол вокруг жилья местами повален, местами обуглен. Исходят криком животные, сгорая в запертых хлевах, слитный гул боя уже распался на отдельные звуки: яростные выкрики бьющихся насмерть, плач бессильных, деловитую перебранку победителей, подбирающих добычу.
     Сколько раз это уже повторялось? Впрочем, не имеет значения.
     Посол отворачивается от пылающего поселка. За восточной рекой вечерняя тень укрывает прохладным покрывалом прокаленную за день землю. На западе лениво маячит равнодушное засыпающее светило. Скоро огонь пожара, такой тусклый в сравнении с солнечным светом, избавится от соперника и будет вольно гореть до утра. А возможно, не потухнет и весь следующий день - если пищи для него достаточно. Трещит горящее дерево, проваливаются кровли, выбрасывая россыпи искр.
     Сарган поворачивается в седле, щурится, рассматривая захваченного ?языка?. Связанные руки мешают пленному вытереть кровь и убрать слипшиеся волосы с глаз - он лишь мотает головой, как лошадь, одолеваемая слепнями. Вождь улыбается.
     - Позовите толмача.
     Переводчик, худой безоружный мужчина в пестром балахоне, словно выныривает из-за спины повелителя.
     - Спроси этого сына червя, кто он.
     Пленник, наконец отбросив волосы резким движением головы, морщится от напряжения, пытаясь понять исковерканную речь.
     Толмач, угодливо кланяясь, медлит с ответом.
     - Говори, не бойся.
     - Этот ничтожный говорит, что воин цезаря Хруста, сражается с такими, как ты, разбойниками и похитителями скота.
     Сарган хохочет искренне, свободно.
     - На этот раз нам попался двуногий скот. Посмотрим, на что он может пригодиться. Пусть скажет, как проще всего взять тот, главный, город.
     Переводчик тараторит, потом почтительно поворачивается к вождю.
     - Он говорит, мой господин, что это совсем просто - твоим воинам достаточно подняться на стены или пробить ворота, перебив сначала всех защитников.
     - А он смел, этот ничтожный. Спроси - быть может, он знает другой способ?
     Пленник, выслушав вопрос, что-то коротко бросает.
     - Он говорит, что не знает иного способа, а если бы знал - не сказал.
     - Мы умеем заставлять упрямых. Впрочем, ты сказал правильно, червь. Мои боевые машины разобьют стены, воины убьют жителей, а то, что останется, - пожрет огонь.
     Пленник с непроницаемым видом выслушивает обещание.
     - Я умею ценить храбрость. Скажи - мы принимаем его на службу.
     На этот раз толмач говорит долго. Сарган терпеливо ждет. Времени достаточно - он может позволить себе развлечение.
     - Мой господин, этот глупец отказывается. Он говорит, что не станет служить тому, кто принимает предателей.
     Пленник смотрит прямо на съежившегося имперского посла - дерзкий намек. Сарган слегка хмурится - развлечение кончилось слишком быстро, раб то ли глуп, то ли, напротив, хитер... Ну, что ж...
     - Без пролития крови.
     Воины обступают пленника. Тот молча ждет, еще не вполне осознав происходящее. Посол, уже насмотревшийся на такие расправы, отворачивается, старательно подавив тошноту. Толмач суматошно отбегает в сторону, прикрыв ладонями уши.
     Страх и омерзение чаще всего мешают разуму. Но порой у хладнокровных людей, всему предпочитающих пользу, случается иначе - смертельная опасность обостряет находчивость такого человека. Когда все кончилось, озарение, посетившее знатного имперца, без труда оформилось в слова:
     - Так вы хотите получить этот город, мой повелитель?

Глава 2

ЭТИ СТРАННЫЕ ЧУЖИЕ ДОРОГИ

     Via scientiarum.


     Май - август 7010 года от Сотворения Мира.
     Поросшие скользкой зеленью камни едва прикрыты слоем прозрачной воды - невиданная жара заставила обмелеть речушку. Вода покинула берега, обнажились окаменевшие от времени бревна - сваи старого моста. Зной, тишина и безветрие.
     Тишина оказалась недолгой. Старый настил моста задрожал под ударами копыт, уронил в воду тучу мелкой древесной трухи.
     - Вперед!
     Испуганными воробьями разлетелись дети, степенные матери поспешно прикрывали двери. Отряд, стрелой промчавшись по единственной улице приграничной деревни, лишь на минуту остановился у самого большого и нарядного дома. Хозяин не сразу понял, что нужно капитану этих людей, то ли солдат, то ли монахов.
     - Где он?
     - Кто?
     Зашуршал свиток, извлекаемый из седельной сумки.
     - Преступник роста среднего, волосы имеет русые, глаза светлые, лет от роду тридцать шесть. Особые приметы - шрам на ладони левой руки.
     Хозяин оживился, махнул рукой, показывая на восток. Солдаты уже тронули коней, а он все пытался продолжить поспешно-угодливые объяснения. Еще постоял, глядя вслед, потом вернулся в дом и, заметив в глазах жены безмолвный вопрос, коротко уронил:
     - Они.
     Тем временем отряд миновал селение, вихрем промчался по дороге, рассекшей пополам рощу, галопом вышел к широкой реке, принявшей в себя воды деревенского ручья.
     - Вот он!
     На дальнем берегу, миновав плавный изгиб русла, быстро удалялись два силуэта - видно, всадники, не разбирая дороги, неслись во весь опор.
     - Проверить дно!
     - Здесь нет брода, брат Ульрих, - переправа выше по течению.
     - Собьешь стрелой?
     - Которого? На таком расстоянии оба одинаковы, как два яйца в гнезде малиновки.
     - Любого.
     Спешившийся лучник натянул тетиву, прицелился. Стрела ушла к горизонту, бессильно и бесполезно пронзив летний зной.
     - Далеко. Поздно.
     Азартные преследователи уже поворачивали коней в сторону брода.
     - Стойте. Прекратить погоню. Там, за рекой, кончаются земли Империи.
     - Жаль, капитан, крупная птица улетела.
     - Еще ничего не потеряно.
     - Почему?
     - Перелетные птицы рано или поздно возвращаются.
     Стоял летний полдень, над людьми в раскаленных солнцем кольчугах и разгоряченными лошадьми вились слепни.
     Солдат молча, со значением, кивнул.
     На широких деревянных лавках, за простыми столами шумно веселились гости.
     Город Оводец - перекресток дорог. На западе - великая Империя, еще далее, на закат - таинственная земля Уэсток. На восход - несметное множество городов. Каждый город, хотя бы обнесенный частоколом, имеет своего, и весьма гордого, правителя, пусть подданные князей-соседей и говорят на одном языке. Еще восточнее и южнее - пустые земли, степь и таинственные южные страны. Пути человеческие вьются причудливыми извивами нити, сплетаясь в сеть событий и встреч, которая год за годом незримо покрывает землю. Кого только не встретишь в питейных домах Оводца!
     Когда удаляется ночь, но еще не смеет прийти утро, тени, слепые и незримые, тихо слетаются из глухих лесов, топких болот, от туманов озер на свет очага, на тепло живой человеческой души. Потому и не веселят душу более ни хмельной напиток, ни крепкие шутки. И смутно душе человека в этот предутренний час.
     - Песню! Песню! - горланили неуемные гуляки. Кто-то затянул хрипло, но сильно, не подыгрывая себе ни на чем. Хор голосов немедленно подхватил лихой припев.
     В самом углу кабака, там, где сходятся стены, сложенные из целых древесных стволов, за столом притулились двое. Чернобородый орлиноносый здоровяк, в рясе, подпоясанной веревкой, и чужеземец с холодными светлыми глазами. Двое, не обращая внимания на шум, гам и нестройное пение, беседовали на языке священных книг.
     - ...чужеземец ты! И нет в тебе понимания...
     - Sapienti sat . Отчего же, отец Репей? Я человек. Человек всегда поймет человека...
     - А я отверзну уста свои, и среди поношения узришь ты истину святую, кою предки наши кровию написали для потомков своих, сирых и бессильных! Нельзя договориться с драконом, ибо имя его - Враг, и не делить он пришел в дом твой, но пожрать все без остатка! И видеть желает мужей наших в грязи и рубище, с колодкой раба на шее, а жен и дев в бессилии и доступности чреслам его!
     Здоровяк ударил по крышке стола кулаком.
     - Но кто эти люди, достопочтенный отец? Что стронуло их с насиженных мест?
     - Не знаю и знать не хочу. Не для мирной беседы идет супостат, но поставить ногу свою на выю склоненную. И речи его едины от века: я хозяин, а ты раб!
     Собеседники опрокинули кубки, помолчали. Потом светлоглазый чужеземец осторожно поинтересовался:
     - Есть ли далее, на восток, караванные пути? Быть может, оттуда возвращались ученые мужи-путешественники или предприимчивые купцы?
     - Ты остер умом, чадо Лудовик, хоть и чужой нам. Были караваны, были и странники. Но пустошь - место пустое. Как уносит ветром клок сухой травы, так и народы степные проходят от восхода на закат, чтобы опять вернуться с восхода. А те или не те - кто их знает?
     - Значит, не те?
     - Не те. Эти - особенные, племя адово, народ бездны.
     - Дикие племена во многом подобны приливу моря, мой друг. Это стихийное явление. Вы образованный человек, отец Репей, и знаете, сколько сгинуло от нашествий молодых народов просвещенных государств. Их владыки не могли использовать преимущества мысли и искусств против обычных дикарей. Вы не задумывались почему?
     Орлиноносый нахмурился.
     - Что проку в пустозвонных книжниках, когда потребна рука, держащая меч! Разнежась в прекрасных палатах, забывают, как стоять в бранном строю.
     - Это верно. Однако в книгах можно встретить множество полезных сведений. О способах ведения войны и политики, о лечении ран и болезней, о тактике, строительстве и укреплении крепостей и даже о магии, пригодной для обороны оных.
     Отец Репей насупился.
     - Отчасти ты прав, чадо, есть некоторый прок и в книгах. Но волшебство и волхование запретны.
     - Черная магия, творимая по собственной воле, однако в согласии с волей дьявольской, запретна и в нашей Церенской Империи. Однако бывает белая магия, дарованная Всевышним.
     - Не желаю знать никакой такой белой магии, кроме молитвы.
     Людвиг сменил тему разговора, опасаясь рассердить собеседника.
     - Я слышал, в вашем городе можно приобрести редкие книги?
     - У нас тут всего много.
     - Вы не слышали о такой - ?История Hortus Alvis?, сочинение Адальберта Хрониста? Тоже в некотором роде посвящена способам ведения войны. Мне удалось приобрести экземпляр на родине, но он оказался испорченным. Не хватает части страниц.
     - Не знаю. Не видел такой.
     Собеседник Людвига погрустнел и задумался.
     Шумная ватага в противоположном углу кабака заволновалась, раздались крики и брань. Кто-то расталкивал гуляк, без особого стеснения наступая на ноги, чем и вызвал всеобщее неодобрение.
     - Это я, сударь!
     Отец Репей грозно нахмурился, рассматривая жуликоватую физиономию пришельца.
     - Не подобает князю нашему в годину опасную и лихую брать на службу встречных и поперечных, у коих нет ни корня, ни рода, ни честного имени...
     Хайни Ладер, не понимая ни слова, тем не менее уловил общий неодобрительный смысл сказанного. Однако широкое веснушчатое лицо оставалось веселым. Наемник не отличался щепетильностью.
     - Как дела, Хайни?
     - Надо поговорить.
     - Говори. Не смущайся. Тут не понимают нашего языка.
     - Службу я нашел. Но прогонят меня в два счета, если я не выдержу испытания.
     - Что такое?
     - Оружейное испытание. На ловкость.
     - Так в чем дело, дружище? Уж ловкости тебе не занимать. Оружие твое дело, а не мое.
     - Было бы у них наше оружие, меч честный, а то варварское - топоры и шестоперы. Как хотите, господин Людвиг, но мне топор так, как могут это делать варвары, не метнуть. Топоры подобают неотесанным мужланам, а я солдат и всегда сражался мечом.
     - Любопытно, друг мой, а чего же ты хочешь от меня?
     - Как чего? Вы кто? Колдун и еретик, сударь. Так почему бы вам не пустить в ход какое-нибудь колдовство, раз такое дело. А то до сих пор толку с вашей ереси было чуть, одни труды и беспокойство...
     Разговор явно требовал продолжения в ином месте. Людвиг поднялся, запахнул плащ и двинулся к выходу, следом побрел озабоченный наемник. Выход загородила шатающаяся фигура - кто-то из гуляк выразил накипевшее кратко, зато от души:
     - Бей заморских бесов!
     Ухо Людвига моментально распухло от удара. Хайни, рванувшемуся на выручку, ловко подставили подножку.
     - Не упускай их, Волдырь!
     - Заходи сзади, Омут!
     На пол, на черепки разлетевшейся вдребезги посуды, повалились дерущиеся тела. Никто не вытащил меча или ножа - зато кулакам дали полную волю, отводя душу, сжигая тоску в угаре драки. Гикание и уханье буянов сотрясало бревенчатые стены. Щуплый, словно бы мертвецки пьяный мужичонка, проведший большую часть вечера под лавкой, поблизости от дерзко судившего о княжеских делах монаха, покинул свое убежище и заторопился на улицу. Оказалось, преждевременно заторопился.
     - Бей доносителя! - заорал догадливый Волдырь. Что и было немедленно исполнено. Чуть приутихшая потасовка разгорелась с новой силой. Причитала хозяйка, спешили на помощь ее дюжие сыновья. Только отец Репей крепко засел в своем углу, казалось, позабыв про все на свете, не обращая внимания на бесчинство, погруженный в свои печали.
     Кабацкий шум и гам нимало не смущал одинокого прохожего, задумчиво бредущего в темноте. Путь этого человека пролег извилистой цепочкой следов, от стеньг белого камня, окружавшей город Оводец, мимо стройных каменных хором и двукупольных храмов, по деревянным настилам, мимо спящих приземистых бревенчатых домов. Трещали цикады в лопухах и крапиве, легко подалась дверь под толкнувшей ее рукой - в этом городе не запирали дверей. Человек, пригнувшись, шагнул за порог. Дом встретил его пустотой, сумеречной прохладой и тишиной. Человек опустился на лавку и долго сидел, подперев голову руками. Из задумчивости его вывело мурлыканье кошки, теревшейся о край длинной одежды. Человек погладил животное.
     - Соскучился, Пардус? Не грусти, зверюга. Скоро все будет по-нашему.
     Кот Пардус мягко толкнулся лбом в ноги хозяина, желтые глаза светились почти человеческим умом и лукавством.
     - Побили нам лица, сударь мой еретик. Несчастен тот человек, который принужден судьбою терпеть бесчинство варваров.
     - Ты и сам не промах, любезный друг. Все же не стоило кусать человека, пусть даже он и местный уроженец.
     - Еще неизвестно, кому от этого хуже, мне или ему. Если бы при мне оказался меч, я бы поучил этих невеж...
     - Оставим этот разговор. Займемся лучше твоим оружием...
     На широком дощатом столе в единственной комнате маленького дома, приютившего беглецов, лежал топор, крепкая рукоять средней длины, короткое навершие, одинаково удобное и для удара, и для метания, конец рукояти окован металлом.
     - Хороший топор, Хайни, хоть и не лохаберская секира. В чем суть испытания?
     - Метнуть это куда надо и попасть.
     - Ты видел, как они это делают?
     - Да.
     - Тогда пойди прогуляйся, я подумаю, что тут можно предпринять.
     Хайни подчинился охотно, не без тайного удовольствия освободившись от компании насмешливого волшебника. Вскоре он уже шел, осторожно ступая по деревянному настилу, прикрывшему глинистую почву улицы, и цепко поглядывал по сторонам.
     Удивляло обилие жилищ, построенных из целых древесных стволов, на дверях - ни замков, ни запоров. Хайни уже знал, что ценности местные жители держали прямо в бочках и чанах, ничуть не опасаясь воров. По-видимому, воровать было не принято, либо наказание за кражу полагалось слишком уж суровое. Ладер вздохнул - велик соблазн, но лучше удержаться. Не хватало еще после многотрудного бегства из Церена спасаться от разъяренных чужеземцев.
     Широкая заболоченная улица вывела прямиком к рыночной площади. Покупая, продавая и меняя, суетилась, горланила толпа. Посредине возвышался бревенчатый помост с бревенчатыми же ступенями, на него как раз взбирался некий верткий человечек, скорее всего, городской глашатай.
     Хайни заинтересовался. Среди скопища людей там и здесь мелькали нарумяненные, нарядно, - но необычно одетые женщины - из-под головных уборов с тульей на шею и плечи опускались белые покрывала, длинные, свободные, с широкими рукавами платья местные красавицы надевали одно под другое.
     Мужчины выглядели попроще, они скрепляли свои длинные плащи застежкой на правом плече и разве что этим отличались от церенцев. По-видимому, площади не избегали и монахи - в толпе попадались здоровяки в черных рясах, причем без привычной для Империи выбритой макушки. В одном миряне от персон духовных отличались не особо - оружие открыто носили как те, так и другие.
     Хайни пожал плечами - снаряжение оводчан отличалось от принятого в Империи: топор, кистень, продолговатый кинжал на поясе и лук со стрелами за спиной. Десяток верховых дружинников как раз раздвигали толпу. Ладер пригляделся и ахнул - конские поводья оказались прорезанными с одного конца. Старший из всадников вдел в прорезь палец левой руки. Конская плеть висела у него на правом мизинце, остальные пальцы оставались свободными. ?Они же могут натягивать луки на скаку?.
     Хайни чувствовал себя неуютно - на спину скользкой лягушкой пристроился холодок, припомнилась ночная беседа с Людвигом. В тот вечер друзья, избитые, но непобежденные духом, беззаботно и поначалу довольно-таки весело шли домой из негостеприимного питейного заведения, то и дело цепляясь ногами за выбоины. Беглый еретик, обычно замкнутый и осторожный, говорил, захлебывался словами, вытирал кровь с разбитой губы. Нашествие. Война. Неведомый народ...
     Сейчас мимо Ладера равнодушно проезжали суровые беспощадные воины - наемники-кметы. Такие служат правителю за стол, кров, щедрую плату и традиционный почет, не знают иного дела, кроме войны. Раз такие люди опа