йнов была теплее, чем на западе, в Эбертале, и лишь кое-где между кочками лежал тонкий слой снега. По утрам похрустывал под копытами ледок на лужах.
     На десятый день стал виден шпиль замка - на нем не было родового флага Виттенштайнов. Отряд остановился. Мост через ров оказался поднятым, вход - наглухо закрытым. Меж зубцами мелькали шлемы солдат. Алиенора, пришпорив лошадь, выехала вперед и, остановившись на открытом месте, обратила лицо в сторону стены.
     - Я Алиенора фон Виттенштайн, дочь барона Виттенштайна - откройте ворота.
     На стене произошло движение, один из солдат подошел к бойнице между зубцами и всмотрелся во всадницу. Нора узнала старого сержанта отцовского гарнизона, родом из уэстеров.
     - Простите, миледи, но мы не можем открыть ворот, - сказал старик, до сих пор сохранивший в своей речи западный выговор. - Мы вас не знаем. Наш барон мертв, а молодой хозяин в отъезде.
     - Отец умер?! Как это случилось?!
     - Он был убит на собрании в Эбертале. Простите, миледи, сейчас вам следует отойти от арки, у нас приказ никого не пускать.
     - Разве ты не помнишь меня, Уилл?!
     - Мое старое зрение не так остро, миледи, как ваше. А еще я вижу отряд чужих солдат.
     - Уилл, разве ты не помнишь, как тайком от моих родителей учил меня прыгать на лошади через зеленую изгородь? Я тогда упала и поцарапалась, но никому не сказала про тебя... А еще ты достал из голубятни моего котенка... Посмотри на мое лицо, я Нора! Я вернулась домой. Пусть солдаты останутся за воротами, но пусти меня. Нам нужно поговорить.
     Сержант задумался на минуту, потом махнул рукой.
     Упал подъемный мост, отворились ворота, девушка в одиночестве въехала под арку входа. Во дворе слонялись незнакомые солдаты, Уилл спешил ей навстречу.
     - Я узнал вас, маленькая госпожа. Все были уверены, что вы умерли. Пойдемте в дом, нужно отдохнуть с дороги, люди рады будут услужить вам.
     - Пошли кого-нибудь из слуг, Уилл, сказать моей охране, что я отпускаю их. Путь окончен. А кто такой ?молодой хозяин??
     - Барон Элеран, госпожа. После того, как объявили о вашей смерти, а господина барона убили в Эбертале, он заявил о своих правах на ваши земли. Никто не стал спорить, все равно прежних хозяев не осталось.
     - Теперь все изменится, Уилл. Когда приедет Элеран?
     - Вечером, маленькая госпожа, он уезжал в Шарфенберг.
     Нора взбежала по ступеням, все было так знакомо и уже незнакомо, казалось, дом ее детства стал совсем маленьким. Служанки суетились вокруг, каждая старалась угодить, кто-то грел воду, готовили еду, глаза женщин светились радостью и обожанием, они как будто ненароком пытались дотронуться до края платья баронессы, наверное, хотели убедиться в реальности вернувшейся хозяйки.
     К вечеру отдохнувшая, умытая и переодетая Алиенора сидела у окна, с нетерпением дожидаясь возвращения Элерана. Он вошел внезапно, остановился посреди комнаты, внимательно всматриваясь в ее лицо, потом сказал как-то отстраненно и грустно:
     - А это действительно ты... Я думал - самозванка.
     Нора, уже шагнувшая ему навстречу, резко остановилась.
     - В чем дело, Элеран? Что случилось?
     - Нам надо поговорить, Нора. Случилось много всего, и многое изменилось. Кстати, прими мои соболезнования. Твой отец был несколько твердолоб, недостаточно гибок, но всегда оставался честным рыцарем.
     Нора поразилась равнодушно-пренебрежительному тону Шарфенберга - и осеклась на полуслове. Элеран твердо посмотрел ей прямо в глаза, но тут же отвернулся, где-то под коркой его равнодушия тлела искорка тревоги. Неясное опасение заставило девушку промолчать.
     - Это была просто стычка на собрании баронов. Твоему отцу не повезло - встал не на ту сторону. Он умер быстро, в бою. Это хорошая смерть.
     - Где тело отца? Я хочу увидеть его.
     - Тело погребли в Эбертале. Поверь мне, все было сделано наилучшим образом.
     Нора, выпрямившись, отвернулась к окну - на дворе муравьями суетились солдаты. Почему-то ей хотелось, чтобы Элеран не заметил ее слез. Она обернулась, когда ресницы уже высохли. Шарфенберг - что удивительно - сидел, терпеливо ожидая развязки дочерних переживаний. Девушка изумилась - на поясе Элерана висел меч. Оказывается, он так и вошел в ее комнату с мечом, словно она была низкорожденной служанкой. Нора, забывшись, с интересом рассматривала бледный, точеный профиль жениха. Шарфенберг неуловимо переменился - в нем сейчас было нечто от дорогой, но потертой монеты, которая прошла через множество цепких рук.
     - Что еще?
     - Нам нужно объясниться...
     Он резко встал, почти отшвырнув в сторону кресло.
     - Не будем медлить, это ни к чему. Сразу скажу - я сожалею и прошу прощения, что не смог тебя защитить. Возможно, если следовать канонам, я должен был умереть там, в холмах, со стрелой между ребрами, кровью на губах и небом в глазах - как поют в песнях.
     - Я не обвиняю тебя за то, что ты не умер.
     Элеран махнул рукой, отрезая прошлое.
     - Оставь. Женское мнение в таких делах мало что значит. Я осудил собственную слабость и найду способ восстановить свою честь, эта война - не последняя в Церене. В сущности, я о другом... Между нами все кончено.
     - Что ты хочешь сказать?
     - После всего, что произошло, наш брак не может состояться.
     Нора почти с жалостью посмотрела на Шарфенберга - в нем определенно что-то поблекло. Огонек тревоги мерцал в уголках красивых глаз, в углах рта залегли жесткие угловатые складки.
     - Но я не гоню тебя, Элеран.
     Шарфенберг остановился резко, словно запнувшись, и ошеломленно воззрился на невесту.
     - Святой гром! Я вовсе не это имел в виду! Я хочу сказать, что женщина, репутация которой настолько испорчена, не может быть моей женой!
     Кровь бросилась Норе в лицо - ее щеки по цвету почти сравнялись с волосами.
     - Значит, я недостойна быть женой мессира Шарфенберга, который так гнал жеребца, что бросил невесту на поле боя?
     Элеран заломил брови, довольно убедительно демонстрируя тоску.
     - Что делать, краса земли и неба! Не я же выдуман эти условности. В конце концов, я не желаю, чтобы будущая баронесса Шарфенберг имела на чести хоть малюсенькое, совсем малюсенькое, пусть даже воображаемое пятнышко.
     Нора хладнокровно отметила, что ни кричать, ни плакать ей почему-то совершенно не хочется, и...
     - Ну что ж, нашу помолвку можешь считать расторгнутой по обоюдному согласию.
     Элеран подавился концом фразы и уставился на наследницу Виттенштайнов с неожиданным интересом, будто впервые увидел рыжую деву.
     - Я охотно проведу с тобою какое-то время, пока ты не придешь в себя после пережитого, разумеется, мы расстанемся не сегодня.
     - Я в здравом уме и в твоем обществе не нуждаюсь. Я ничуть не сомневаюсь, что ты немедленно уберешь из гарнизона моего наследственного замка своих солдат, а из моих деревень - своих управляющих.
     Элеран помедлил, колеблясь.
     - Конечно.
     Нора высокомерно кивнула и повернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Элеран молчал у нее за спиной, под его широкими шагами чуть потрескивали доски пола. По дыханию было слышно, как он остановился. Горячие пальцы коснулись ее руки.
     - Послушай, не думай обо мне плохо. Мне больно и очень жаль.
     Он помедлил и сильно сдавил сначала ее ладонь, потом - руку чуть повыше локтя. Виттенштайн вздрогнула и развернулась, вырываясь.
     - Оставь.
     - Я люблю тебя... Я схожу с ума при мысли, что мы расстаемся... Подожди...
     Глаза Шарфенберга сделались тусклыми. Он не столько отвел, сколько оттащил девушку от окна. Уклониться от объятий Элерана помешал с одной стороны - стол, с другой - стена. Нора взвизгнула, почувствовав, как хрустнули тонкие косточки ребер.
     - Не вырывайся... Постой. Тихо, тихо, не надо кричать. Тебе ведь уже все равно, так почему бы...
     - Ах ты...
     Последующую фразу на языке альвисов Элеран не понял, ее точно разящий смысл не добрался до затуманенного страстью разума героя. Будь по-иному, мнение Шарфенберга на предмет испорченности Норы получило бы самые веские подтверждения. Зато в следующее мгновение его ошеломила полновесная, звонкая пощечина, полученная от руки дочери Виттенштайнов.
     Элеран отпрыгнул к стене, держась за полыхающую костром щеку. Нора бросилась к окну, распахнула оправленный свинцом переплет.
     - Уилл! Уилл!
     Старый солдат задрал покрытую шлемом голову, с удивлением разглядывая яростную гримаску хозяйки.
     - Чем могу служить, госпожа?
     - Поднимись ко мне, Уилл. Мессир Шарфенберг хочет с тобой побеседовать.
     - Слушаюсь, миледи.
     Шарфенберг уже чуть успокоился, взял со стола плащ, поправил пояс с мечом.
     - Не трудись звать лакеев, Нора. Я ухожу. Прощай. Мне и в самом деле очень жаль.
     Нора промолчала, хладнокровно рассматривая высокомерного Элерана. Красивый абрис лица несколько портили красные пятна от ее пальцев.
     Помрачневший барон, чуть помедлив, ждал ответа. Не дождавшись, почтительно поклонился, повернулся и, задумчиво потирая щеку, вышел из комнаты.
     Нора с озорством выглянула в распахнутое окно. Солдаты гарнизона пересмеивались во дворе, провожая дерзкими взглядами гордо выпрямленную спину Шарфенберга. Уилл с победным видом крутил сивый ус...
     Вечер прошел спокойно, Нора поискала в своей душе печаль по разрушенному прошлому, но не находила ничего, напротив, ей было легко и спокойно. Только жаль отца. Виттенштайн взяла со специального поставца искусно переписанную книгу - любимую книгу матери, открыла случайную страницу:

     Я десять стран и сто дорог,
     Родной переступив порог,
     С мечом прошел, но, возвратясь,
     Надеждам прежним посмеясь,
     За подвиги не жду наград -
     Тому, что жив, безмерно рад.

     Рядом, на том же поставце, блестел золотом увесистый том ученого ромея кира Бореуса ?История Аморийской династии?. Нора протянула руку к переплету, но так и не тронула его. Династии различны, да вот государи - все они одинаковы, с горечью подумала она.
     Девушка легла спать, задернув полог кровати, но не в собственной старой комнате, а в комнате старого барона Виттенштайна, в которой испокон веков отходили ко сну грозные хозяева замка, а на стенах висели их прославленные клинки.
     Под утро ее разбудил шум, топот ног по деревянным доскам коридора, крики женщин, лязг металла. Нора резко поднялась и удивилась, увидев над собой вместо привычного потолка пещеры - полог кровати, а вместо света масляной лампы - предутренний свет чуть занимавшейся весенней зари.
     Она в одной рубашке подбежала к окну и выглянула во двор.
     На плитах двора там и сям блестел иней позднего заморозка. Топча его, кучками и один на один, рубились солдаты. Звенели, скрещиваясь, мечи, гулко разносились хриплые выкрики. Кое-где на пятнах снега и камнях уже корчились раненые или лежали неподвижные тела, алела кровь. У части солдат на доспехах красовалась эмблема ее отца, у других - Элерана.
     Алиенора видела, как Уилл, в последней, отчаянной попытке спастись, рванулся к подъемному мосту и дернул ручку - загремела освобожденная цепь. Мост опустился, но несколько длинных стрел тут же пригвоздили старого сержанта к створке полуоткрытых ворот.
     Сердце Норы замерло на мгновение, а потом забилось, как пойманный зайчонок. По коридору стучали сапоги, шаги удалялись в сторону ее старой комнаты - той, в которой она не ночевала. Девушка подбежала к стене и попыталась снять один из мечей, кажется, это был клинок ее деда, меч-полуторник. Сил Алиеноры хватило на то, чтобы снять оружие со стены и, немного приподняв его двумя руками, неловко помахать. Она не умела драться, женщины Церена не должны сражаться, их удел хранить род...
     Мгновенно уставшие руки ослабели, меч упал на ковер, она нагнулась его поднять, да так и замерла на месте. На пороге комнаты стоял Элеран, он держал в руках почти такой же меч, бледное лицо дергал тик, глаза зло сузились.
     - Ты думала, что я просто так уйду и оставлю тебе лучшие владения в округе, ты! Ты, шлюха, нелюдь, альвисовский подменыш! - кричал он, сам наполовину веря в сказанное. Потом шагнул ближе, примеряясь ударить мечом.
     Женщина отпрыгнула в сторону - меч со свистом прошел мимо, задев рыжую прядь. Элеран по-солдатски выругался и шагнул следом.
     - Стой.
     Нора отбежала так, чтобы между нею и противником оказался стол. Элеран нанес колющий удар, но не дотянулся до слишком проворной жертвы.
     - Стой, тварь.
     - Ты предатель!
     Элеран лишь усмехнулся.
     - Я - разумный человек. То, чем ты стала, мне не понадобится.
     Шарфенберг рубанул проскользнувшую мимо Нору, но вместо этого попал по крышке стола. Ценное дерево треснуло и ощетинилось свежими щепками. Нора не верила своим ушам - изысканный Элеран сыпал непристойной бранью - похоже, он попросту задался целью вывести жертву из равновесия.
     - Твой проклятой души отец был так же глуп, как ты, но ты еще и потаскуха, моя звезда. Он умер, но ты будешь умирать интереснее.
     Нора, задыхаясь и с трудом сохраняя остатки самообладания, с ужасом следила за полубезумным лицом Элерана.
     Так они и кружили по наполовину разгромленной комнате. Шарфенбергу мешала мебель и привычка рубиться с атакующим, а не убегающим врагом. Девушка понимала, что не сможет уворачиваться вечно. После очередного выпада она отпрянула, запнулась о меч деда, валявшийся под ногами, и рухнула на колени.
     Элеран замахнулся - и не ударил. Он стоял над нею, медля - то ли стеснялся задуманного, то ли наслаждался, оттягивая момент расправы.
     - Шлюха.
     Нора вдруг некстати припомнила слова матери: ?Благородные дамы не должны сражаться. Их дело - хранить род?.
     - Ты будешь последней в своем роду, тварь! - словно подслушав ее мысли, процедил Элеран, метя ударить по склоненной шее девушки.
     ?Их дело - хранить род?.
     Нора осторожно подняла полуторник с ковра и ткнула им в сторону врага. Удар получился неумелым, но совершенно неожиданным, и этого оказалось достаточно.
     Острая сталь легко вошла торжествующему Элерану в незащищенный живот. Струя алой крови из перебитой артерии ударила фонтаном.
     Липкая влага хлынула ей на руки, на рубашку, капли брызнули прямо в лицо...
     Никогда уже она не будет чувствовать себя такой чистой, как прежде. Алиенора неловко поднялась с колен, обтерла грязные руки, накинула платье, потом опять и опять, до боли терла ладони и не могла остановиться. Волоча за собой тяжелый меч, прошла к выходу мимо мертвого Элерана. На его ставшем беззащитным лице застыло растерянное, мальчишески-обиженное выражение.
     Замковый двор заполняли солдаты имперской гвардии. Они врывались через ворота - те, что в самый момент гибели открыл старый Уилл.
     ?Так вот почему он опустил мост. Он вовсе не пытался бежать. Он хотел спасти меня?, - запоздало поняла Нора.
     К ней, вытирая на ходу меч, подошел командир гвардейцев.
     - Простите, но мы ослушались отданного от вашего имени приказа, госпожа. Мы не ушли, потому что опасались за вашу жизнь и не доверяли им.
     Имперцы подавляли последнее сопротивление во дворе. Тех, кто складывал оружие, отводили в сторону, прочих добивали без пощады.
     И Нора ответила:
     - Это плохо - нарушать приказы, капитан. Но все равно - вы сделали правильно и... спасибо вам.
     Прошли последние холода хмурой, неприветливой, затянувшейся весны. Империя приходила в себя после потрясений. Бароны, уцелевшие после мятежа, признали наследника Гагена императором. Одним из первых указов новый император отменил ритуал Жребия. Вторым - объявил амнистию тем из Отрицающих, которые прекратят сатанинские ритуалы и добровольно сдадутся правосудию. Таких, впрочем, оказалось немного.
     Альвисы, а среди них выжил только каждый четвертый, лишились вождей, павших на южной равнине, и были признаны полноправными подданными Церена. В том числе имеющими право лично обращаться к императору с просьбами, приближаясь к нему. А как часто они умели использовать это право - кто станет считать?
     В первые дни доброго, солнечного мая, после внимательного (два месяца) следствия и милосердного (всего один день) суда, на главной площади Эберталя был казнен граф Дитмар. Главному вельможе государства деликатно предложили принять яд, но он отказался, не стал и просить нового императора о помиловании. Сам, обычным для него легким шагом, прошел путь до последней ступени эшафота и не показывал признаков страха до самого конца - пока под мечом палача не пала голова величайшего авантюриста Империи.
     Верные были награждены. Неверные - наказаны. Начинались годы нового правления.

Эпилог

     Кончился дождливый день раннего лета, вечерний ветер от восточных гор разогнал облака. Потом ветер утих, и над лесом, болотом и холмами развернулось звездное небо. Света звезд и луны было достаточно, чтобы осветить сеть тропинок между осинами, кочками и стоячими серыми валунами. В этот час открылась запасная калитка в стене замка и через нее выехал одинокий всадник, летели из-под копыт мелкие камешки, потом копыта мягко простучали по лесным кочкам, примяли жесткую траву у холмов, и всадник скрылся в овраге. Там он спешился, привязал лошадь к стволу можжевелового куста и откинул капюшон. Стало видно тонкое осунувшееся женское лицо и блестящие даже при скудном свете светлые волосы. Женщина прошла еще какое-то расстояние, осторожно выбирая дорогу между камнями. Потом навстречу ей шагнули из густой тени два силуэта: большой и маленький.
     - Ты пришла все-таки, высокородная баронесса?
     - Да. Чего ты хочешь?
     - Я ухожу. Хотел поговорить напоследок.
     - Ты же знаешь, указом нового императора Гагена альвисы объявлены такими же подданными Империи, как и все. Твои сородичи выходят из пещер...
     - Я ухожу, добрая Нора.
     - Я хочу, чтобы ты остался. Я люблю тебя.
     - Спасибо за оказанную честь, но я не останусь. Альвису не место в окружении благородной баронессы.
     - Но ты бы мог...
     - Послушай, Нора. Можно уравнять в правах высших и низших, на то императорская воля, но ни один указ не сотрет в один момент ненависти, которая копилась долгие годы. Это может сделать только время. Мы слишком долго жили под землей, мы мало знаем, мало что можем предложить новым собратьям. На долгие-долгие десятилетия для моих сородичей возможна жизнь только слуг, сервов и чернорабочих в каменоломнях Империи. Я не могу остаться с тобой, мои братья стали бы ненавидеть меня, а твои - презирать.
     - Куда ты пойдешь?
     - Я ухожу на восток. Не печалься обо мне, добрая Нора, я пойду не один, со мной уходят многие братья. Там, на пустующих степных землях, мы попытаемся создать собственную Империю. Может быть, когда-нибудь наши потомки станут друзьями.
     - Почему так важны Империи? - женщина опустила голову. - Ты совсем не любишь меня?
     - Я полюбил тебя, как только увидел.
     Налетел порыв утихшего было ветра, вновь стали собираться дождевые облака.
     - Когда ты уходишь?
     - Прямо сейчас. Ни к чему длить прощание. У меня есть одна просьба.
     - Я выполню.
     - Возьми к себе Тиви. Он маленький и слабый. Там, куда я уйду, слишком опасно, ему не выжить. Тиви ребенок, он еще может приспособиться и воистину стать одним из вас.
     - Я сделаю для этого все, обещаю.
     - Так прощай же, благородная баронесса Алиенора.
     Большая из темных фигур повернулась и скрылась в тени холма, затих шорох травы под ногами уходящего.
     - Дайгааааал! Подожди! Я еще увижу тебя?
     Ветром донесло ответ, но его было трудно разобрать - ?когда-нибудь??
     Нора повернулась и, сжимая одной рукой маленькую ладошку мальчика, пошла назад, туда, где оставила лошадь. Брызнули первые капли дождя.

КНИГА ВТОРАЯ

ПЕС ГОСПОДЕНЬ

Пролог

ИНТЕРЛЮДИЯ

ОБОРОТНИ

     Место было надежно укрыто. И от лишних глаз, и от чужих ушей.
     Беседовали двое, оградив себя от внешнего мира крепкой стеной, молчаливой стражей и неукоснительно хранимой тайной.
     - Итак, решено.
     - По его следам идет отряд.