кнуты,
подумала она. Все расплавилось и  сгорело. И никому не  удастся их починить,
как ни старайся...
     - Идем, - сказала Донна, потянув его за руку.-  Нам  пора. - Я  не могу
любить,  - произнес Боб  Арктор.- Моя штучка пропала. -  Нас  ждут, - твердо
повторила  Донна. - Но что же  делать? Меня примут  без штучки? -  Примут, -
пообещала Донна. Откуда-то издалека донеслась полицейская сирена. Патрульная
машина  ведет преследование.  Рев  хищника,  обуреваемого  жаждой  убийства.
Знающего, что жертва вот-вот сдастся.
     Донна поежилась -  ночной воздух заметно остыл. Рядом с ней зашевелился
и  попытался  встать мужчина. Она  помогла ему и осторожно,  шаг  за  шагом,
повела к автомобилю.
     Рев полицейской  машины внезапно прекратился. Ее работа была выполнена.
Моя тоже. подумала Донна, прижимая к себе Боба Арктора.
     На  полу  перед  двумя  служащими  "Нового  пути"  скорчилось  вонючее,
g`o`wj`mmne собственными испражнениями, трясущееся существо. Оно обвило себя
руками, словно  пытаясь  защититься от холода, который  заставлял его биться
крупной дрожью.
     -  Что это? - спросил один из сотрудников. - Человек, - ответила Донна.
-  Препарат С? Она  кивнула и,  склонившись над Робертом Арктором,  мысленно
сказала: "Прощай".
     Когда  Донна  выходила,  его  покрывали   армейским   одеялом.  Она  не
оглянулась.
     Донна  выбрала самое узкое  шоссе  и врезалась  в сплошной поток машин.
Среди валявшихся на полу кассет нашла свою любимую - "Гобелен" Кэрол Кинг, -
втолкнула ее в магнитофон и достала из-под приборной доски держащийся там на
магнитах  "рюгер".  Потом  села  на  хвост  грузовику  с  кока-колой  и  под
проникновенный голос Кэрол Кинг выпустила в бутылки всю обойму.
     Кэрол Кинг нежно пела о людях, заплывающих  жиром  и  превращающихся  в
жаб; ветровое стекло было  в стеклянных  крошках и  подтеках кокаколы. Донне
стало легче.
     Справедливость,  честность,  преданность...  О  боже,  подумала  Донна,
врубила  пятую  передачу  и  на  всем ходу ударила своего  древнего врага  -
грузовик с кока-колой. Тот продолжал ехать как ни в чем не бывало. Маленькая
машина Донны завертелась, что-то заскрежетало,  и она оказалась  на обочине,
развернувшись в обратном направлении. Из радиатора валил пар.
     Рядом притормозил  "мустанг"  последней  модели,  и из окошка высунулся
водитель.
     - Подбросить, мисс?  Донна не ответила. Она молча шагала вдоль шоссе: -
крохотная фигурка, идущая навстречу бесконечной череде огней.



Глава 14

     - Самое  главное  в  твоей работе, - сказал Джордж, один из сотрудников
"Нового пути", - это  туалеты. Полы, раковины  и особенно унитазы. В  здании
три туалета, по туалету на каждом этаже.
     - Да, - отозвался он. - Вот швабра.  А вот ведро.  Ну как,  справишься?
Сумеешь вымыть туалет? Начинай, я погляжу.
     Он отнес  ведро к раковине, влил мыло и  пустил горячую воду.  Он видел
перед собой только пену. Видел пену и слышал звон струи..
     И еще  едва доносящийся голос Джорджа: - Не до краев, прольешь. -Да.  -
По-моему, ты не понимаешь, где находишься, - помолчав, сказал Джордж.
     - Я в "Новом пути".  Он опустил ведро  на  пол,  вода  выплеснулась. Он
застыл, глядя на лужицу.
     Джордж поднял ведро и показал, как ухватиться  за ручку. - Думаю, позже
мы переведем тебя на ферму.  - Я бы хотел жить в  деревне. - Посмотрим,  что
тебе  подойдет...  Здесь  можно  курить. -  У меня нет сигарет. - Мы  выдаем
пациентам  по  пачке  в  день.  - А  деньги? -  У него не было  ни гроша.  -
Бесплатно. У нас все  бесплатно. Ты  свое уже заплатил.  Джордж взял швабру,
макнул  ее в ведро, показал, как мыть. - Почему у  меня  нет денег? - И  нет
бумажника. И нет фамилии.  Тебе все вернут. Это мы и хотим сделать - вернуть
тебе то, что было отнято.
     - Ботинки жмут. - Мы живем на пожертвования. Потом подберем. Начинай  с
туалета на  первом этаже. Когда закончишь  - по-настоящему закончишь и блеск
наведешь, - бери ведро и швабру и поднимайся. Я покажу тебе туалет на втором
этаже,  а потом  и  на  третьем.  Но  чтобы подняться на  третий  этаж, надо
получить разрешение кого-нибудь из сотрудников - там  живут девушки.- Джордж
хлопнул его по спине. - Понял, Брюс?
     -  Да, - ответил  Брюс, надраивая пол. - Молодец. Будешь мыть  туалеты,
пока  не  выучишься.  Главное  -  не  престижность  работы,  а  то,  как  ее
выполняешь. Своей работой надо гордиться.
     - Я когда-нибудь стану таким, каким  был прежде? -  спросил Брюс. - То,
каким ты был, привело тебя  сюда.  Если снова  станешь  таким  же, рано  или
поздно опять очутишься здесь.
     А может, в следующий раз сюда не дотянешь.  Тебе и так повезло, еле-еле
добрался.
     - Меня кто-то привез. - Тебе повезло. В следующий раз могут не привезти
-  бросят  гденибудь на  обочине и пошлют к. чертовой матери... Сперва  надо
вымыть раковину, потом  ванну и  унитаз. Пол в последнюю очередь.  Тут нужна
сноровка. Ничего, освоишься.
     Он  сосредоточил  внимание на  трещинах в  эмали  раковины;  он  втирал
порошок и пускал горячую воду. Поднялся пар, и Брюс застыл в белесом облаке,
глубоко втягивая теплый воздух. Ему нравился запах.
     Прибыла  огромная  охапка пожертвованной одежды.  Кое-кто  уже примерял
рубашки.
     -  Эй,  Майк,  да  ты клевый парень! Посреди  гостиной стоял  плечистый
коротышка с кудрявыми волосами и, нахмурив брови, теребил ремень.
     -  Как им пользоваться? Почему он  не отпускается?  У  него был широкий
ремень без пряжки, и он не знал, как застопорить кольца.
     - Должно быть, подсунули негодный! Брюс подошел к нему и затянул ремень
в кольцах. - Спасибо, - сказал Майк и с поджатыми губами  перебрал несколько
рубашек.- Когда буду жениться, на свадьбу надену такую.
     - Хорошая, - отозвался Брюс. После  ужина  он уселся на лестнице  между
первым и вторым этажами, обхватил себя руками, съежился.
     - Брюс! Он не шелохнулся. - Брюс! Его потрясли. Он молчал. - Брюс, идем
в гостиную. Ты должен сейчас находиться у  себя в jnlm`re, в постели, но нам
надо поговорить.
     Майк провел его в пустую комнату  и прикрыл дверь. Потом сел в глубокое
кресло и  указал на  стул  напротив.  Майк  выглядел усталым, его  маленькие
глазки припухли и покраснели.
     - Я встал сегодня  в пять тридцать.  -  Стук. Дверь  приотворилась.- Не
входите, мы разговариваем! Слышите?! - во весь голос закричал он.
     Приглушенное  бормотание. Дверь закрылась.  - Тебе  надо менять рубашку
несколько раз в день, - сказал Майк.- Ты сильно потеешь.
     Брюс  кивнул.  -  Когда тебе снова будет  так  плохо, приходи ко мне. Я
прошел через это года  полтора назад. Знаешь Эдди? Такой  высокий, тощий? Он
меня  восемь дней  катал,  не оставлял  одного.- Майк  внезапно заорал: - Вы
уберетесь отсюда?! Мы разговариваем! Идите смотреть телевизор!  - Он перевел
взгляд  на  Брюса и понизил голос.- Вот  приходится... Никогда не оставят  в
покое.
     - Понимаю,  - сказал Брюс. - Брюс, не вздумай  покончить с собой. - Да,
сэр, - ответил Брюс, глядя в  пол. - Не  называй меня "сэр"! Он кивнул. - Ты
закидывался или кололся?  Он  молчал. - Сэр,  - сказал Майк, - я десять  лет
мотал срок. Однажды восемь парней из нашего ряда в один день перерезали себе
глотки. Мы спали ногами в параше,  такие маленькие были  камеры.  Ты сидел в
тюрьме?
     -  Нет,   -   ответил   Брюс.  -   Но,   с  другой  стороны,  я   видел
восьмидесятилетних  заключенных, которые радовались жизни и  мечтали прожить
подольше.  Я сел на иглу еще  совсем сосунком. Я кололся и кололся, и больше
ничего не делал,  и  наконец загремел на  десять лет. Я так много  кололся -
героин с  препаратом С, - что  ничем другим никогда не  занимался. И  ничего
больше не видел. Теперь я сошел с иглы и очутился на свободе, здесь. Знаешь,
что я заметил? Что  сразу бросается в глаза? Я слышу журчание ручьев,  когда
нас пускают в лес. Я иду по улице, по самой обыкновенной улице, и вижу кошек
и собак. Никогда  их раньше не замечал. Я видел только иглу.- Майк посмотрел
на свои часы.Так что я понимаю, каково тебе, - добавил он.
     - Тяжело,  - пробормотал  Брюс. - Я  сам  прошел  через это. Теперь мне
гораздо лучше. Ты  с кем  живешь?  - С Джоном.  - А, значит, твоя комната на
первом этаже?  - Мне нравится. - Да,  там тепло. Ты,  должно быть, все время
мерзнешь. У меня было то же самое. Все  время дрожал и мочился  в штаны. Так
вот,  тебе не придется  переживать это заново, если  ты останешься  в "Новом
пути".
     - Надолго?  - На всю жизнь. Брюс  покачал  головой. -  Я не могу отсюда
выйти,  - сказал Майк.- Сразу сяду на иглу.  Qkhxjnl много дружков осталось.
Опять на улицу  - толкать и колоться, - загремлю в тюрягу лет на двадцать. А
знаешь,  мне тридцать  пять, и я женюсь в первый  раз. Ты  видел Лауру,  мою
невесту?
     Брюс  колебался.  - Хорошенькая, полненькая?  Майк кивнул. - Она боится
выйти. Ее всегда должен кто-то сопровождать. Мы собираемся  в  зоопарк... На
следующей неделе мы  ведем сына директора-распорядителя в зоопарк Сан-Диего.
Лаура перепугана до смерти... Даже больше, чем я.
     Молчание. - Ты слышал, что я  сказал? -  спросил Майк.- Я боюсь  идти в
зоопарк. - Да. - Не припомню, чтоб я был в зоопарке... Что там делают? Ты не
знаешь? - Смотрят в разные клетки. - Какие там  животные? - Всякие. - Дикие,
небось. - В зоопарке Сан-Диего представлены почти все виды диких животных. -
А  у них есть эти... как их... медведи коала?  -  Да.  -  Я раз видел их  по
телеку.  Прыгают.  И вообще  прямо  как  игрушечные. Наверное, их  встретишь
только в Австралии? Или они там вымерли?
     -  В Австралии  их  навалом, - сообщил  Брюс.- Но вывоз  запрещен.  - Я
никогда  нигде  не был, -  сказал  Майк.- Только возил  героин из Мексики  в
Ванкувер. Всегда одним и тем же  путем. Жал на всю катушку, лишь бы поскорее
покончить с делом. Здесь мне доверили машину. Если тебе станет  невмоготу, я
тебя покатаю.  Покатаемся и  поговорим. Я не против. Эдди и другие - их  уже
нет - делали это для меня. Я не против.
     -  Спасибо.  -  А теперь нам  обоим пора  спать. Увидимся за завтраком.
Сядешь ко мне за стол, и я познакомлю тебя с Лаурой.
     -  Когда вы  женитесь?  -  Через полтора  месяца.  Были  бы тебе  рады.
Впрочем,  бракосочетание,  конечно,  будет происходить здесь, так что придут
все.
     - Спасибо.
     Девочка смотрела на  него, широко раскрыв глаза.  - Тебя как  зовут? Он
молчал. - Я сказала,  тебя как зовут? Он осторожно дотронулся до отбивной на
тарелке; она уже  остыла. Но он знал, что рядом ребенок, и чувствовал тепло.
Нежным мимолетным движением он коснулся волос девочки.
     - Меня зовут Тельма. Ты забыл свое имя? -  Она похлопала его по плечу.-
Чтобы не забывать имя, напиши его на ладони. Показать как?
     - А не смоется? - спросил он. - Действительно...- согласилась девочка.-
Что ж, можно написать на стене над головой, в комнате,  где ты спишь. Только
высоко, чтобы не смылось. А потом, когда захочешь вспомнить...
     - Тельма,-  пробормотал  он.  - Нет,  это мое имя.  У  тебя должно быть
другое.  -  Попробую,-  задумчиво сказал  он.  - Хочешь,  я дам тебе имя?  -
предложила Тельма. - Ты здесь живешь? Да, но моя мама собирается уехать. Она
заберет нас - меня и брата - и уедет.
     Он кивнул. Тепло  стало  рассасываться. Неожиданно, без  всякой видимой
причины, девочка убежала.
     Я должен найти имя, подумал  он, это мой  долг. Он  стал  рассматривать
свою ладонь и тут же удивился: зачем - там ничего нет. Брюс, вот мое имя. Но
имена должны быть лучше...
     Тепло  исчезло.  Он  почувствовал себя одиноким и  растерянным. И очень
несчастным.

     Майка  Уэстуэя  послали   на   грузовике   за   полусгнившими  овощами,
пожертвованными "Новому  пути" местным магазином. Убедившись, что за  ним не
следят, он сделал звонок из автомата и в закусочной Макдональда встретился с
Донной Хоторн. Они сели на улице, поставив на деревянный столик гамбургеры и
кока-колу.
     -  Он  не вызывает  подозрений? -  спросила  Донна. -  Нет,  -  ответил
Уэстуэй. Но подумал: парень слишком выгорел.Боюсь, что все это бессмысленно.
Я сомневаюсь, что мы чего-нибудь достигнем. И все же иного пути не было.
     - Вы убеждены, что препарат  выращивают? -  Я - нет. Убеждены они.- Те,
кто  нам  платит, подумал он. - Что  означает  название?  - Mors ontologica?
Смерть духа.  Личности. Сути. -  Он  сможет  выполнить свою  задачу? Уэстуэй
мрачно промолчал.  -  Не  знаете...  -  Это  никому не  дано  знать. Память.
Несколько  оживших клеток. Словно рефлекс. От  него требуется не выполнять -
реагировать. Мы можем лишь надеяться.
     Уэстуэй смотрел на темноволосую девушку, сидящую  напротив, и, кажется,
понимал,  почему Боб  Арктор... Нет,  я должен  всегда  думать  о нем как  о
Брюсе...
     - Он был отлично натренирован, - произнесла Донна сдавленным голосом. И
вдруг  на  ее красивое лицо  легло выражение скорби, выделяя  и заостряя все
черты.-  Господи,  какой ценой...пробормотала  она  и залпом  выпила  стакан
кока-колы.
     Но иного способа проникнуть  нет, думал Майк.  Я не  смог,  сколько  ни
пытался. Туда допускают только  абсолютно выгоревших, безвредных, от которых
осталась  одна  оболочка. Вроде Брюса. Он  должен  был  стать таким... каким
стал.
     Иначе  ничего  бы  не  получилось.  -  Правительство  требует  от   нас
невозможного,  -  сказала  Донна. -  Этого требует от  нас  жизнь. Ее  глаза
сузились  и  засверкали.  - В  данном случае  -  федеральное  правительство.
Конкретно.  От b`q,  от меня. От...- Она запнулась.- От того,  кто был  моим
другом.
     - Он до  сих пор ваш друг. - То, что от него осталось. То, что от  него
осталось, думал Майк Уэстуэй, все еще ищет тебя. По-своему.
     Им тоже овладела  тоска. Но день  по-прежнему  был хорош, люди  веселы,
воздух свеж. И впереди возможность  успеха -  это больше всего придавало ему
сил. Они многого достигли. Цель близка.
     - Наверное, нет ничего ужаснее, чем жертвовать живым существом, которое
даже не догадывается. Если бы оно понимало и добровольно вызвалось...- Донна
взмахнула рукой.- Он не знает. И не знал. Он не вызывался...
     - Вызывался. Это его работа. - Он и понятия не имел. И не имеет, потому
что сейчас у  него нет вообще никаких понятий. Вы знаете не  хуже меня. И не
будет.  Никогда-никогда, сколько бы он ни прожил. Это произошло не случайно,
все  было  запланировано. Мы на это рассчитывали. На мне тяжелейшая  вина. Я
чувствую на плечах... труп- труп Боба Арктора. Хотя формально он жив.
     Ее  голос поднялся. Люди  за соседними  столиками  отвлеклись  от своих
гамбургеров и  с  любопытством смотрели  в их  сторону.  Майк Уэстуэй сделал
знак, и Донна с видимым усилием взяла себя в руки.
     - Существо, лишенное мозга, нельзя допросить и разоблачить.  - Мне пора
возвращаться, - сказала Донна, взглянув на часы.- Я сообщу руководству, что,
по вашему мнению, все в порядке.
     -  Надо дождаться зимы,  - сказал Уэстуэй.  -  Зимы? -  Не  спрашивайте
почему. Уж так есть: либо получится зимой, либо не получится вовсе.
     - Подходящее время. Когда  все мертво и занесено снегом. Он рассмеялся.
-  В Калифорнии-то? - Зима духа. Mors ontologica.  Когда дух мертв. - Только
спит.- Уэстуэй поднялся, положил руку ей на плечо. В голову почему-то пришла
мысль,  что этот кожаный  пиджак, возможно, в былые  счастливые  дни подарил
Арктор.
     -  Мы слишком  долго над  этим работали,  -  сказала Донна тихим ровным
голосом.- Скорей бы все кончилось. Иногда по ночам, когда я не могу заснуть,
мне кажется, что мы холоднее их. Холоднее врага.
     - Я смотрю на вас и вижу самого  теплого человека из всех, кого знаю. -
Я  тепла снаружи: это то,  что видят люди. Теплые глаза, теплое лицо, теплая
фальшивая улыбка. Внутри я холодна и полна лжи. Я не такая, какой  кажусь; я
отвратительна.-  Она  говорила  спокойно  и  все время  улыбалась.- Я  давно
поняла, что  другого выхода нет, и заставила себя стать такой. Это не так уж
плохо - легче добиться своей  цели.  Все люди  такие,  в большей или меньшей
степени.  Что действительно кошмарно - это ложь. Я лгала своему другу, лгала
Бобу Арктору постоянно.  Однажды я  сказала  ему, чтобы он мне  не верил, и,
конечно, он решил, что я шучу. Но я его предупреждала. Он сам виноват.
     Донна встала  из-за стола  и  пропала в  толпе. Уэстуэй  мигнул. Должно
быть, так  чувствовал себя  Боб Арктор.  Только  что  она  была  тут. живая,
осязаемая, и вдруг - ничего. Растворилась. Исчезнувшая девушка.  Из тех, что
приходят и уходят по своей  воле.  И  ничто,  никто не может остаться  с ней
рядом.
     Арктор  пытался   удержать  ветер.  Агенты  по  борьбе  с   наркоманией
неуловимы. Тени, исчезающие, когда того требует работа. Словно их и не было.
Арктор любил призрак, голограмму, сквозь которую нормальный человек пройдет,
не заметив. Им нужно поставить памятник. Всем тем, кто погиб. И тем,  кто  -
еще хуже - не погиб. Остался жить после смерти. Как Боб Арктор.
     Такие,  как Донна, пропадают  навсегда.  Новые имена, новые  адреса. Вы
спрашиваете себя: где она теперь?
     А  ответ... Нигде.  Потому  что  ее и  не было.  Вернуть Донну,  найти,
привязать к себе... Я повторяю  ошибку  Арктора. Любить атмосферное явление.
Вот - трагедия.  Ее имя не значится ни в одной книге,  ни в одном списке; ни
имя, ни место жительства. Такие  девушки есть, и  именно  их мы любим больше
всего - тех,  кого любить  безнадежно, потому что они ускользают в тот самый
миг, когда кажутся совсем рядом.
     Возможно, мы спасли  его от худшей участи, подумал Уэстуэй. И при  этом
пустили то, что осталось, на благое дело.
     Если повезет.
     - Ты знаешь какие-нибудь сказки? - спросила  Тельма. -  Я знаю  историю
про волка,  - сказал Брюс. - Про  волка  и бабушку?  - Нет. Про черно-белого
волка, который жил на дереве и прыгал на фермерскую скотинку. Однажды фермер
собрал всех своих сыновей и  всех друзей своих  сыновей, и они встали вокруг
дерева и принялись ждать, когда волк спрыгнет.
     Наконец волк спрыгнул на  какую-то паршивую  коричневую тварь, и  тогда
они все разом его пристрелили.
     - Ну,  -  расстроилась  Тельма, -  это  грустная  история.  -  Но шкуру
сохранили, - продолжал Брюс.- Черно-белого волка освежевали и выставили  его
прекрасную шкуру на всеобщее обозрение, чтобы все могли подивиться, какой он
был большой и сильный. И последующие поколения много говорили о нем, слагали
легенды о его величии и отваге и оплакивали его кончину.
     - Зачем же  тогда стрелять? - У них не было другого выхода. - Ты знаешь
веселые истории? - Нет, - ответил Брюс.- Это единственная история, которую я
знаю.  Он  замолчал,  вспоминая, как волк  радовался своим изящным  прыжкам,
какое удовольствие  испытывал от своего мощного тела.  И  теперь этого  тела
нет, с ним покончили.
     Ради  каких-то  жалких тварей,  все равно предназначенных  на съедение.
Ради  неизящных, которые  никогда  не прыгали, никогда  не  гордились  своей
статью. Но,  с  другой стороны,  они  остались  жить, а черно-белый  волк не
жаловался. Он ничего не сказал, даже когда в него стреляли; его зубы были на
горле у добычи. Он погиб впустую. Но иначе  не мог. Это был его образ жизни.
Единственный, который он знал. И его убили.
     -  Я - волк! - закричала  Тельма, неуклюже подпрыгивая.- Уф! Уф! Брюс с
ужасом впервые заметил, что ребенок - калека. -  Ты не  волк, -  сказал он и
ушел.  А  Тельма  продолжала  играть,  ковыляя и  прихрамывая.  Подпрыгнула,
споткнулась  и упала.  Он плелся  по коридору и  искал  пылесос.  Ему велели
тщательно пропылесосить помещение для игр, где проводили время дети.
     - По коридору  направо.- сказал ему Эрл. Он  подошел к закрытой двери и
открыл ее.  Посреди  комнаты  старая  женщина  пыталась  жонглировать  тремя
резиновыми  мячиками.   Она   встряхнула  растрепанными  серыми  волосами  и
улыбнулась  беззубым  ртом.  Он  увидел  запавшие  глаза; запав