а. Сомневаюсь, дочитал ли ее до конца Джо, подумала  она.  В
ней гораздо больше, чем он понял. О  чем  хотел  сказать  Абендсен?  Разве
только об этом  выдуманном  им  мире?  Неужели  я  единственная,  кто  это
понимает? Держу пари, что  именно  так.  В  действительности  не  понимает
"Саранчу" больше никто, кроме меня - они просто воображают, что понимают.
     Все еще чувствуя себя неуверенно, Джулия спрятала  книгу  в  чемодан,
затем одела пальто и вышла из мотеля в поисках места, где  можно  было  бы
пообедать. Воздух был чистым, рекламы и  огни  Шайенна  казались  особенно
волнующими.  Перед  входом  в  бар  две  хорошенькие  проститутки-индеанки
затеяли ссору между собой  -  она  приостановилась  послушать.  По  улицам
проезжало множество автомобилей, лоснящихся, сверкающих, все это зрелище в
целом  создавало  атмосферу  яркости  и  надежды,  все,   казалось,   было
устремлено вперед, а не назад... Назад, подумала она, к затхлости и тоске,
к использованному и за ненадобностью выброшенного...
     В дорогом французском ресторане -  где  служитель  в  белом  смокинге
парковал автомобили посетителей и на каждом столе горела свеча в огромном,
цвета красного вина бокале, а сливочное масло подавалось  не  кубиками,  а
скатанное в круглые матовые шарики  -  она  пообедала  с  наслаждением,  а
затем, имея еще массу свободного времени, медленно  прогулялась  пешком  к
мотелю. Купюры рейхсбанка у нее почти закончились, но  она  совершенно  не
волновалась, это уже казалось для нее чем-то несущественным.
     Абендсен рассказал нам о нашем  собственном  настоящем  мире,  думала
она, отпирая дверь номера. О том, что вокруг нас  сейчас.  Снова  включила
радио. Он хочет, чтобы мы увидели это, как оно есть. И я это вижу с каждым
моментом все отчетливее.
     Вынув  голубое  атласное  платье  из  картонной  коробки,   аккуратно
разложила его на кровати. Оно было в прекрасном  состоянии,  единственное,
что нужно было сделать, - это тщательно вычистить  в  поверхности  остатки
ворса. Раскрыв остальные пакеты, обнаружила,  что  не  взяла  с  собою  ни
одного из новых полубюстгальтеров, купленных в  Денвере.  Разозлившись,  с
размаху плюхнулась в кресло, закурила сигарету и задумалась.
     Может быть, одеть платье  с  обычным  бюстгальтером?  Она  быстренько
сбросила блузку и юбку, одела платье, но были видны шлейки и верхняя часть
каждой половинки - явно такой бюстгальтер не пригоден.  Или,  может  быть,
подумала она, одеть вообще без бюстгальтера... прошло уже немало лет с тех
пор, как она такое себе позволяла... ей вспомнились времена, когда она еще
была старшеклассницей и  у  нее  был  совсем  маленький  бюст.  Тогда  это
вызывало у нее немалую тревогу. Но теперь, с годами и  благодаря  занятиям
дзюдо у нее стал тридцать восьмой размер. Став на стул в  ванной  комнате,
чтобы видеть  себя  в  зеркале  шкафчика  для  туалетных  принадлежностей,
попыталась все же одеть новое платье без бюстгальтера.
     Платье само по себе сногсшибательное, но, боже праведный,  появляться
в нем слишком рискованно. Стоило чуть наклониться, чтобы  вынуть  сигарету
или отважиться выпить - и... беда!
     Булавка! Можно одеть платье без бюстгальтера и подобрать его впереди.
Вывалив содержимое коробочки с украшениями на кровать, она стала выуживать
булавки, сувениры, которые хранила многие годы, подарки Фрэнка или  других
мужчин еще до их женитьбы, и ту, новую, что купил ей Джо  в  Денвере.  Да,
небольшая серебряная булавка в виде лошадиной головы из  Мексики  как  раз
подойдет. Так что ей удалось в конце концов одеть платье.
     Я рада, что достала что-то новенькое,  отметила  она  про  себя.  Так
много получилось не так, как хотелось, так мало осталось  от  еще  недавно
замечательных планов.
     Усердно потрудившись над своими волосами, чтобы  они  потрескивали  и
блестели, подобрала туфли  и  серьги.  Затем  одела  пальто,  взяла  новую
кожаную сумочку ручной работы и вышли из номера.
     Чтобы не ехать  на  своем  старом  "Студебеккере",  Джулия  попросила
хозяина мотеля вызвать по телефону такси. Пока она ждала  его  в  коридоре
мотеля, у нее мелькнула  мысль  позвонить  Фрэнку.  Откуда  взялась  такая
мысль, она и сама не могла никак понять, но все больше думала об  этом.  А
почему бы и нет? Он будет  поражен,  услышав  ее,  и  с  радостью  оплатит
разговор.
     Стоя позади конторки,  Джулия  держала  телефонную  трубку  у  уха  и
восхищенно слушала, как переговариваются телефонистки междугородней  связи
между  собой,  пытаясь  установить  для  нее  связь.  Она   слышала,   как
телефонистка в Сан-Франциско, очень далеко  отсюда,  запрашивала  номер  в
справочном бюро Сан-Франциско, затем множество отрывистых звуков и тресков
и  наконец  продолжительные  сигналы...  Ожидая  ответа,  она  внимательно
следила за такси - оно может появиться  теперь  с  минуты  на  минуту.  Но
водитель, разумеется, не станет возражать,  если  ему  придется  подождать
немного, он такое обычно предполагает.
     - Ваш абонент не отвечает, - сказал телефонистка из Шайенна  в  конце
концов. - Мы повторим вызов через некоторое время позже...
     - Не надо, - ответила Джулия, покачав головой.  Все  равно,  это  был
лишь мимолетный каприз. - Меня здесь не  будет.  Большое  спасибо.  -  Она
положила трубку и быстро вышла из конторы на прохладный, темный тротуар  и
стала ждать.
     Из потока машин к тротуару  подъехало  новенькое,  так  и  светящееся
такси и остановилось. Дверца открылась,  и  водитель  вприпрыжку  поспешил
вокруг, чтобы открыть дверцу перед клиенткой.
     Мгновением позже она уже наслаждалась роскошью заднего сиденья такси,
везшего ее через весь Шайенн к Абендсенам.


     Дом Абендсена был ярко освещен, слышались громкие  голоса  и  музыка.
Это  был  одноэтажный  оштукатуренный  дом,  окруженный  кустарниками,   в
основном из вьющихся роз. Ступив на вымощенную  плитами  дорожку,  которая
вела к крыльцу, она удивленно подумала, а где все-таки я нахожусь? Неужели
это и есть "Высокий Замок"? А как же  слухи  и  рассказы?  Дом  был  самым
обыкновенным, только хорошо ухоженным, так же, как и участок вокруг  него.
На заасфальтированном  выезде  из  гаража  виднелся  детский  трехколесный
велосипед.
     Может быть, это не тот  Абендсен?  Адрес  она  узнала  из  шайеннской
телефонной книги, но телефонный номер совпадал с тем номером, по  которому
она звонила вчера из Грили.
     Джулия  поднялась  на  крыльцо  по  лесенке  с  коваными  перилами  и
позвонила.  Через  полуоткрытую  дверь  была  видна  просторная  гостиная,
довольно  большое  число  людей  в  ней,  венецианские  жалюзи  на  окнах,
фортепиано, камин, книжные шкафы...  Изыскано  обставлено,  подумала  она.
Прием, что ли? Но гости были не в приличествующих такому  случаю  вечерних
туалетах.
     Дверь  резко  распахнул  взъерошенный  мальчишка  лет  тринадцати   в
футболке и джинсах.
     - Да?
     - Это... дом мистера Абендсена? - спросила Джулия. - Он свободен?
     Обращаясь к кому-то позади себя, внутри дома, мальчишка крикнул:
     - Мам, она хочет видеть Пап.
     Рядом с мальчишкой появилась женщина  с  темно-каштановыми  волосами,
лет примерно тридцати пяти, с решительным взглядом немигающих серых глаз и
улыбкой столь все понимающей и столь же безжалостной, что  Джулия  тут  же
догадалась, что перед нею Кэролайн Абендсен.
     - Это я звонила вчера вечером...
     - О, да, конечно же. - Ее улыбка стала  еще  более  доброжелательной.
Зубы у нее были ровные, белые. Ирландка, решила Джулия.  Только  благодаря
ирландской  крови  может  быть  такой  женственной  линия  подбородка.   -
Позвольте взять у вас сумку и пальто. Вам очень повезло. У  нас  собрались
друзья. Какое прелестное платье... по-видимому, из Дома Моделей  Керубини,
верно? - Она повела Джулия через гостиную в спальню, где  присоединила  ее
вещи к другим, лежащим на кровати. - Мой муж где-то здесь. Ищите  высокого
мужчину в очках, который по-старомодному тянет коктейль из фужера.
     Из ее умных глаз прямо-таки струился свет  на  Джулию,  а  трепещущие
губы как бы говорили: мы так хорошо понимаем  друг  друга,  разве  это  не
изумительно?
     - Я проделала далекий путь сюда, - произнесла Джулия.
     - Да, я понимаю. А вот я его теперь вижу. - Кэролайн Абендсен  повела
ее назад в гостиную, к группе мужчин.
     - Дорогой,  -  позвала  она,  -  подойди  сюда.  Это  одна  из  твоих
читательниц, которой очень хочется сказать тебе несколько слов.
     От группы отделился мужчина и направился к ней  с  фужером  в  руках.
Джулия увидела перед собой непомерно высокого мужчину с черными  курчавыми
волосами. Кожа  лица  была  смуглая,  а  глаза  казались  фиолетовыми  или
красно-коричневыми за стеклами очков, очень мягкого оттенка.  На  нем  был
дорогой костюм, пошитый на заказ, из натурального материала, скорее всего,
из английской шерсти. Костюм делал шире и без того огромные плечи,  но  на
нем не  образовывалось  ни  единой  складки.  За  всю  свою  жизнь  ей  не
доводилось видеть такого костюма, как этот  -  она,  словно  завороженная,
смотрела на него.
     Первой заговорила Кэролайн.
     - Миссис Фринк проделала на автомашине путь из Кэнон-сити в Колорадо,
только для того, чтобы поговорить с тобой о "Саранче".
     - Я думала, вы живете в крепости, - сказала Джулия.
     Наклонившись слегка, чтобы получше ее  рассмотреть,  Готорн  Абендсен
задумчиво улыбнулся.
     Да, мы жили. Но нам приходилось подниматься туда в лифте,  и  у  меня
развилась паническая боязнь. Правда, насколько я  припоминаю,  страх  этот
возник у меня, когда я был изрядно навеселе, и как мне потом рассказывали,
я отказывался войти в кабину, потому что трос ее наверх  тянет  сам  Иисус
Христос, и мы пойдем в этом случае по его же пути от начала и до конца.  А
я решительно этому противился.
     Она ничего не поняла.
     - Готорн, - пояснила Кэролайн, - сказал, что, насколько я  его  знаю,
если он и увидит в конце концов Христа, то намерен сесть. Он не собирается
стоять.
     Церковный гимн, вспомнила Джулия.
     - Поэтому вы оставили "Высокий Замок" и переехали назад, в  город,  -
сказала она.
     - Мне хочется вас чем-нибудь угостить, - сказал Готорн.
     - Спасибо, - согласилась Джулия. - Но  не  коктейль.  -  Она  мельком
заприметила буфет с несколькими бутылками виски самых  изысканных  сортов,
бокалами, льдом,  миксером,  соками  и  ломтиками  лимона.  Сопровождаемая
Абендсеном, она направилась к буфету.
     - Только "Харпер" со льдом, - попросила она. -  Мне  всегда  нравится
именно так. Вам знаком Оракул?
     - Нет, - ответил Готорн, приготавливая ей напиток.
     Его ответ поразил ее.
     - "Книга Перемен"?
     - Нет, не знаком с ней, - повторил он, передавая ей бокал.
     - Не дразни ее, - заметила Кэролайн Абендсен.
     - Я прочла вашу книгу, - сказала Джулия. - Фактически, я закончила ее
сегодня вечером. Каким образом вы узнали о том, другом  мире,  который  вы
описываете?
     Он ничего не ответил. Стал потирать костяшкой  пальца  верхнюю  губу,
глядя куда-то мимо нее и хмурясь.
     - Вы пользовались Оракулом? - продолжала Джулия.
     Готорн скользнул по ней взглядом.
     - Я не хочу, чтобы  вы  отделались  от  моего  вопроса  смешками  или
шуткой, - сказала Джулия. - Скажите мне об  этом  прямо,  не  превращая  в
предмет для острот.
     Закусив губу, Готорн вперил взгляд в пол.  Обхватив  себя  руками  за
плечи,  он  стал  раскачиваться  вперед-назад  на  пятках.  Другие  гости,
находившиеся в гостиной, поблизости от  них,  притихли,  и  от  Джулии  не
ускользнула перемена в их поведении. Казалось, их покинуло  веселье  после
ее вопросов. Но она  и  не  пыталась  вернуть  или  сгладить  впечатление,
произведенное ее словами. Она была совершенно  искренней.  Слишком  важным
это было. И она проделала такой большой путь и такое совершила, что теперь
просто не в  состоянии  была  требовать  от  него  ничего  другого,  кроме
чистейшей правды.
     - Это... тяжелый для меня вопрос, - наконец произнес Абендсен.
     - Нет, это вовсе не так, - настаивала Джулия.
     Теперь притихли все, кто находился в  комнате.  Взгляды  гостей  были
прикованы к Джулии, стоявшей вместе с Кэролайн и Готорн Абендсеном.
     - Извините меня, - произнес Абендсен, но я не  в  состоянии  ответить
вот так, запросто. Вы должны это понимать.
     - Тогда почему же вы написали эту книгу, - спросила Джулия.
     Посмотрев не нее внимательно, Абендсен спросил:
     - Что это за булавка на вашем платье? Чтобы отвратить опасных для вас
злых духов из потустороннего мира? Или просто, чтобы все держалось вместе?
     - Почему вы сменили тему? - не унималась  Джулия.  -  Уклоняетесь  от
ответа на мой вопрос и делаете вот такое бессмысленное замечание.  Это  же
несерьезно.
     - У каждого, - произнес Готорн Абендсен, - есть свои  особые  секреты
ремесла. У вас свои, у меня - мои. От вас требовалось прочесть эту  книгу,
воспринимая  все,  что  в  ней  написано,  за  чистую  монету,  так,   как
воспринимаю я то, что вижу...  -  он  сделал  жест  в  ее  сторону.  -  Не
задаваясь, есть ли в вашей булавке подтекст, не пытаясь  разобраться,  что
там внутри, какие там проволочки и прутики и  как  все  подбито  резинкой.
Разве такого рода доверие  не  является  частью  человеческой  натуры,  не
проявляется ли оно вообще в нашем отношении к окружающему? -  То,  что  он
сейчас раздражен и сильно волнуется, подумала  Джулия,  он  уже  не  такой
вежливый, уже не изображает из себя гостеприимного хозяина. И у  Кэролайн,
заметила она краем глаза, такое  выражение  лица,  будто  едва  сдерживает
охвативший ее гнев. Она плотно сомкнула губы и перестала улыбаться.
     - В своей книге, - сказала Джулия, - вы ясно указали на то, что выход
есть. Разве не это вы имели ввиду?
     - Выход? - иронически повторил он.
     - Вы очень сильно повлияли на меня, -  сказала  Джулия.  -  Теперь  я
вижу, что ничего не надо бояться, ничего не надо  желать  или  ненавидеть,
избегать или опасаться. И что преследовать.
     Он заглянул ей в лицо, продолжая смотреть  в  фужер,  будто  стараясь
отыскать в нем что-то.
     - А по-моему, в вашем мире есть очень много такого, за что можно было
бы не пожалеть свечки.
     - Я понимаю, что происходит у вас в душе, - сказала Джулия.  Для  нее
это было старое, привычное выражение на лице мужчины, но сейчас, здесь, ее
совсем не тронуло, когда она распознала его. Она сейчас ощущала  себя  уже
совершенно другой по сравнению с тем, какой была раньше. - В досье гестапо
говорится, что вас влечет к таким женщинам, как я.
     Выражение лица Абендсена почти не изменилось.
     - Гестапо не существует с 1947 года.
     - Тогда СД или чего-то еще такого же.
     - Извольте объяснить, - резко спросила Кэролайн.
     - Давно хочу, - сказал Джулия. - Я доехала до Денвера с  одним  таким
же. Они намерены здесь показаться в самом  ближайшем  времени.  Вам  нужно
уехать в такое место, где они бы не могли вас найти,  нельзя  держать  дом
вот так, нараспашку, пуская у себе кого угодно, как пустили меня. Рядом со
следующим, кто будет сюда пробираться, может  не  оказаться  кого-то  воде
меня, кто бы мог остановить его.
     - Вы говорите - следующий, - произнес после некоторой паузы Абендсен.
- А что стало с тем, с кем вы ехали до Денвера?
     - Я перерезала ему горло, - ответила она.
     - Это уже что-то,  -  сказал  Готорн.  -  Когда  тебе  говорит  такое
женщина, женщина, которой ты никогда в своей жизни не видел раньше.
     - Вы мне не верите?
     Он кивнул.
     - Что вы! - Он улыбнулся ей робко,  нежно,  даже  как-то  безнадежно.
По-видимому, ему даже и в голову не пришло не  верить  ей.  -  Спасибо,  -
сказал он.
     - Пожалуйста, спрячьтесь от них.
     - Ну, - произнес он, - мы пытались это делать, это вам  известно.  Вы
могли об этом прочесть на  обложке  книги...  обо  всем  этом  арсенале  и
проволокой под  током.  И  мы  написали  это  для  того,  чтобы  сложилось
впечатление, что мы все еще принимаем необходимые меры предосторожности. -
Голос его звучал устало, вымучено.
     - Ты, по крайней мере, мог бы носить при себе оружие,  -  сказал  его
жена. - Я знаю, что  в  один  прекрасный  день  кто-то  из  тех,  кого  ты
приглашаешь, пристрелит  тебя,  прямо  во  время  разговора,  какой-нибудь
специалист из наци в отместку. И ты будешь так же с  ним  философствовать,
как сейчас с нами. Я это предвижу.
     - Они в состоянии убрать, кого им  надо,  -  сказал  Готорн,  -  если
захотят, независимо от того, будет ли он прятаться в "Высоком  Замке"  или
за проволокой под током.
     Он фаталист, отметила  про  себя  Джулия.  Равнодушие  к  собственной
жизни. Неужели он узнал об этом таким же образом, как и о мире,  описанном
в его книге?
     - Это Оракул написал вашу книгу, разве не так? - спросила Джулия.
     - Вы хотите знать правду? - спросил Готорн.
     - Хочу и имею на  это  право,  -  ответила  она,  -  понимая,  что  я
совершила. Разве это не так? Вы же знаете, что это так.
     - Оракул, - произнес Абендсен, спал крепким сном все то время, что  я
писал книгу. Крепко спал в углу моего кабинета. - Во взгляде его  не  было
ни малейшей тени озорства. Напротив, лицо его казалось  вытянулось,  стало
еще более серьезным, чем когда бы то ни было.
     - Скажи ей, - вмешалась Кэролайн. - Она права. Она имеет право  знать
об этом, за все то, что она сделала ради тебя.
     Повернувшись к Джулии, она произнесла:
     - Тогда я скажу,  миссис  Фринк.  Одну  за  другой  Готорн  перебирал
альтернативы. Тысячи их. С помощью линий Оракула. Эпохи. Темы.  Персонажи.
Сюжет. На это ушли годы. Готорн даже спросил у  Оракула,  будет  ли  иметь
успех его книга. И он ответил, что успех  будет  полным,  по  сути  первым
настоящим за всю его писательскую карьеру. Так что вы оказались правы. Вы,
должно быть, сами очень часто обращались к Оракулу,  чтобы  догадаться  об
этом.
     - Я хотела бы  узнать,  спросила  Джулия,  -  для  чего  это  Оракулу
понадобилось писать роман? Спрашивали ли вы у него об этом? И почему роман
именно о том, что немцы и  японцы  потерпели  поражение  в  войне?  Почему
именно такой сюжет и никакой другой? Почему он не мог нам сказать об  этом
прямо, как обычно раньше? Здесь кроется какой-то глубинный смысл,  вы  так
не думаете?
     Ни Готорн, ни Кэролайн ничего не отвечали.
     - Он и я, - в конце концов нарушил молчание  Готорн,  -  давным-давно
заключили соглашение, как делить гонорар. Если я спрошу  у  него,  если  я
спрошу у него, почему он пишет "Саранчу",  то,  чтобы  не  портить  с  ним
отношения, я передаю ему свою долю. Вопрос этот подразумевает  то,  что  я
ничего не делаю, только печатаю на  машинке,  а  это  и  не  соответствует
действительности, и просто непорядочно.
     - Тогда я спрошу, - сказала Кэролайн. - Если ты отказываешься.
     - Это не твой вопрос, чтобы ты могла его задавать, - сказал Готорн. -
Пусть лучше она  спросит.  -  Он  указал  на  Джулию.  -  У  вас  какое-то
неестественное, странное мышление. Вы об этом догадываетесь?
     - Где ваш экземпляр? - спросила Джулия. - Мой  остался  в  машине,  в
мотеле. Я сбегаю за ним, если вы не позволите воспользоваться вашим.
     Повернувшись, Готорн направился к одной из дверей в гостиную.  Она  и
Кэролайн последовали за ним, через всю, полную гостей, комнату. У двери он
их оставил. Когда он вышел, все увидели в его руках два черных тома.
     - Я не пользуюсь стеблями тысячелистника, - сказал он Джулии. - Никак
не могу сохранить их полный комплект, все время теряю.
     Джулия уселась за журнальный столик в углу гостиной.
     - Мне нужна бумага и карандаш, чтобы записать вопрос.
     Кто-то из гостей подал ей бумагу и карандаш. Все, кто был в  комнате,
образовали вокруг нее и Абендсенов круг, внимательно следя за происходящим
и стараясь не пропустить не единого слова.
     - Мо