е догадался, что у него ничего не вышло.
     - Что случилось? - спросил он, принимая у Эда корзину и ставя  ее  на
пол кабины. - Господе Иисусе, ты пропадал целые полтора  часа.  Неужели  у
него ушло столько времени на то, чтобы сказать тебе "нет"?
     - Он не сказал "нет", - ответил  Эд.  У  него  был  усталый  вид.  Он
забрался в кабину и сел.
     - Что же тогда он сказал? - открыв  корзину,  Фринк  увидел,  что  не
хватает многих предметов, притом самых лучших. - В чем же дело?
     - Взял на комиссию, - сказал Эд.
     - И ты ему позволил? - он  не  мог  поверить  этому.  -  Ведь  мы  же
договаривались...
     - Сам не пойму, как это получилось.
     - Господе Иисусе, - взмолился Фринк.
     - Извини меня. Он спрашивал так, будто  намерен  был  купить.  Выбрал
много. Я решил, что он покупает.
     Они еще долго сидели вместе в кабине пикапа и ничего не говорили...



10

     Для  Бейнса  последние  две  недели  тянулись  мучительно  долго.  Он
ежедневно  звонил  из  своего  номера   гостиницы   в   торговую   миссию,
интересуясь,  не  появился  ли  пожилой  господин.  Ответ  неизменно   был
отрицательным. Голос Тагоми с каждым днем становился все более  сдержанным
и официальным. Собираясь позвонить в шестнадцатый раз, Бейнс подумал,  что
рано или поздно, ему скажут, что мистер Тагоми отсутствует.  Или,  что  он
больше уже не отвечает на мои звонки. И тем дело закончится.
     Что же произошло? Куда запропастился мистере Ятабе?
     У него было одно весьма правдоподобное  предложение.  Смерть  Мартина
Бормана привела Токио в состояние оцепенения. Мистер Ятабе несомненно  был
уже неподалеку от Сан-Франциско, всего лишь  в  одном-двух  днях  морского
плаванья, когда к нему поступили новые инструкции:  вернуться  на  острова
метрополии для проведения дальнейших консультаций.
     Мне очень не повезло,  подумал  Бейнс,  возможно,  даже  фатально  не
повезло.
     Но он вынужден был оставаться там, куда прибыл, в Сан-Франциско,  все
еще не прекращая попытки добиться встречи, куда он добрался из Берлина  на
ракете "Люфтганзы" за сорок пять минут. И вот  такое  невезение.  В  очень
своеобразную эпоху мы живем. Мы способны  путешествовать  куда  только  не
пожелаем, даже на другие планеты. И все  ради  чего?  Чтобы  сидеть  здесь
бездействуя, день за днем все больше падая духом и теряя надежду, впадая в
бесконечную апатию. А тем временем другие не дремлют, они не сидят,  сложа
руки, безнадежно добиваясь.
     Бейнс развернул дневной выпуск "Ниппон  Таймс"  и  еще  раз  прочитал
заголовки:

     "ДОКТОР ГЕББЕЛЬС НАЗНАЧЕН РЕЙХСКАНЦЛЕРОМ.
     Вызывающее  удивление   решение   проблемы   верховного   руководства
комитетом партии. Речь по  радио  расценена  как  решающий  фактор.  Толпы
берлинцев встретили сообщение дружным одобрением.
     Ожидается правительственное заявление.
     Геринг будет назначен шефом полиции вместо Гейдриха."

     Он еще раз прочел всю статью, затем отложил газету, поднял  трубку  и
назвал номер Торговой миссии.
     - Это мистер Бейнс. Могу ли я связаться с мистером Тагоми?
     - Одну минуту, сэр.
     Минута затянулась надолго.
     - Мистер Тагоми слушает.
     Бейнс сделал глубокий вздох и произнес:
     - Простите за это удручающее нас обоих положение, сэр...
     - О, мистер Бейнс.
     - Нет  пределов  вашему  долготерпению  по  отношению  ко  мне,  сэр.
Когда-нибудь, я в этом убежден, вы поймете причины, которые побуждают меня
откладывать наше совещание, пока не прибудет пожилой господин...
     - К сожалению, он еще не прибыл.
     Бейнс закрыл глаза.
     - Я считал, что, возможно, со вчерашнего дня...
     - Боюсь, что нет. - Чисто формальная  вежливость.  -  Я  надеюсь,  вы
извините меня, мистер Бейнс, но возросшая загруженность делами...
     - Всего доброго, сэр.
     Щелчок  телефона.  Сегодня  мистер  Тагоми  положил  трубку  даже  не
попрощавшись. Бейнс медленно опустил руку на рычаг.
     Нужно что-то предпринимать, я не могу больше ждать.
     Его руководство очень ясно дало ему понять, что он не имеет права  ни
при каких обстоятельствах устанавливать связь с абвером. Он должен  просто
ждать,  пока  ему  не  удастся  связаться  с   представителями   японского
верховного военного командования; он должен принять участие в совещании  с
японцами, после чего вернуться в Берлин. Но  никто  не  мог  предусмотреть
заранее, что Борман умрет именно в  этот  специфический  отрезок  времени.
Следовательно...
     Приказы следует поменять. На более практичные рекомендации. В  данном
случае, его собственные, поскольку здесь не было  никого  другого,  с  кем
можно было бы проконсультироваться.
     В ТША были задействованы, по меньшей мере, десять агентов абвера,  но
часть из них - а возможно и все - были известны местному  отделению  СД  и
его правомочному старшему региональному  шефу,  Бруно  Краусу  фон  Мееру.
Много лет назад у него  была  мимолетная  встреча  с  Бруно  на  одном  из
партийных собраний. У этого человека была весьма сомнительная репутация  в
кругах полиции, поскольку именно он в 1943 году раскрыл  британско-чешский
заговор с целью покушения на  Рейнхарда  Гейдриха,  и  следовательно,  он,
можно сказать, спас вешателя от смерти. В любом случае,  Бруно  Краус  фон
Меер уже пошел в гору среди высших чинов СД. Он не был рядовым полицейским
чиновником.
     Он был, по сути, весьма опасным человеком.
     Не  исключена  была  также  возможность,   что,   несмотря   на   все
предпринятые меры предосторожности, как со стороны абвера в Берлине, так и
Токкока  в  Токио,  служба  СД  уже  знала  об  этой  попытке  встречи   в
Сан-Франциско в конторе одной из  высоких  торговых  миссий.  Однако,  эта
территория  находилась  под  полным  контролем  японцев.  Служба   СД   не
располагала здесь официальными полномочиями вмешиваться. Она могла  только
предпринять  все  необходимые   меры   для   того,   чтобы   ответственный
представитель немецкой стороны на этой встрече - в данном случае, он сам -
был незамедлительно арестован,  как  только  снова  ступит  на  территорию
рейха, однако она вряд ли могла что-либо предпринять против представителей
с японской стороны либо против осуществления самой этой встречи.
     По крайней мере, он на это надеялся.
     Существовала ли возможность того, что СД удалось  задержать  пожилого
японского господина где-то  по  дороге?  Из  Токио  в  Сан-Франциско  путь
долгий, особенно для лица столь престарелого и болезненного, что оно  даже
не решилось попытаться прибегнуть к услугам воздушного транспорта.
     Что мне надо сделать, сообразил Бейнс, это выяснить у тех, кто  стоит
выше меня, ожидается ли все еще прибытие мистера Ятабе.  Они  обязаны  это
знать. Если служба СД перехватила его, или правительство в Токио  отозвало
- они должны знать об этом.
     Но если им удалось подобраться к этому пожилому  господину,  рассудил
он тут же, то они определенно намерены добраться и до меня.
     И  все  же,  даже  при  таких  обстоятельствах,  положение  не   было
безнадежным. И мистера Бейнса, пока он ждал день за днем в  одиночестве  в
своем номере "Абирати-отеля", осенила такая идея.
     Уж лучше  передать  Тагоми  информацию,  которой  я  располагаю,  чем
возвращаться в Берлин с пустыми руками. По крайней мере, так будет хотя бы
шанс,  пусть  хоть  и  весьма  незначительный,  что  в  конце  концов  эта
информация достигнет тех, кому она с самого начала предназначалась. Однако
Тагоми может только слушать - в этом был главный недостаток идеи. В  самом
лучшем случае, он сможет его выслушать, зафиксировать услышанное  в  своей
памяти, а затем как можно быстрее отправиться в служебную командировку  на
острова метрополии. Тогда  как  мистер  Ятабе  принадлежит  к  тем  высшим
кругам, где делается политика. Он может не только слушать, но и говорить.
     И все же это лучше, чем ничего. Времени оставалось все меньше.  Чтобы
начинать все сначала, надо старательно все утрясти, осторожно, не  вызывая
подозрений, на что уйдет еще несколько  месяцев,  пока  не  удастся  вновь
установить такой хрупкий контакт между одной  из  группировок  Германии  и
одной из группировок в Японии...
     Это, несомненно, очень удивит  мистера  Тагоми,  подумал  он  не  без
злорадства. Неожиданно узнать, какого рода знание обременяло мою  душу.  И
насколько далеко оно от технологии изготовления деталей из пластмасс.
     Возможно, у него даже будет нервное расстройство. Он  либо  выболтнет
эту информацию кому-нибудь из своего окружения  или  целиком  замкнется  в
себе; прикинется даже перед самим собою, что он ничего такого  не  слышал.
Просто  откажется  мне  поверить.  Встанет,  раскланяется   со   мною   и,
извинившись, покинет комнату, едва я начну говорить.
     Несообразной. Вот какой он сочтет для себя  складывающуюся  ситуацию.
Ему не положено слышать о таких вещах.
     Так легко, подумал Бейнс. Выход для него настолько простой, настолько
доступный. Я хотел бы оказаться на его месте.
     И се же, поразмышляв, он рассудил, что подобное невозможно  даже  для
мистера Тагоми. Мы не так уж сильно отличаемся друг  от  друга.  Он  может
заткнуть уши, когда это сообщение  будет  исходить  от  меня,  исходить  в
словесной форме. Но позже... Когда уже дело будет не в словах... Если б  я
только был в состоянии растолковать ему это сейчас.  Или  кому  бы  то  ни
было, с кем мне придется в конце концов говорить...
     Выйдя  из  номера  гостиницы,  мистер  Бейнс  спустился  на  лифте  в
вестибюль. Ступив на тротуар, он велел швейцару нанять для себя велокэб  и
вскоре уже следовал в направлении Маркет-стрит  при  содействии  энергично
работавшего ногами ездового-китайца.
     - Здесь, - сказал он ездовому, когда заметил нужную  ему  вывеску.  -
Протяните к самому бордюру.
     Велокэб остановился у пожарного гидранта. Мистер Бейнс расплатился  с
ездовым и отпустил его.  За  ними  как  будто  никто  не  следовал.  Бейнс
прошелся  немного  по  тротуару  пешком  и  вскоре   еще   с   несколькими
покупателями вошел в крупный центральный магазин готового платья "Фуга".
     Внутри   повсюду   толпились   покупатели.   За   прилавками   стояли
девушки-продавщицы, большей частью  белые,  заведующими  секциями  служили
японцы. Шум стоял ужасающий.
     Несколько освоившись, мистер  Бейнс  отыскал  отдел  мужской  одежды,
остановился  возле  стоек  с  висевшими  на  них  брюками   и   начал   их
рассматривать.  Вскоре  к  нему  подошел  приказчик,   молодой   белый   и
поздоровался с ним.
     - Я возвратился  за  парой  темно-коричневых  широких  брюк,  которые
присмотрел вчера. - Встретившись со взглядом приказчика, он добавил.  -  Я
вчера разговаривал с другим человеком. Он  повыше  вас.  С  рыжими  усами.
Довольно худой. На пиджаке у его было имя "Ларри".
     - Он сейчас ушел на обед, - сказал приказчик, - но скоро вернется.
     - Я пока пройду примерить эти брюки, - сказал мистер Бейнс, снимая их
со стойки.
     - Пожалуйста, сэр. -  Приказчик  показал  ему  пустую  примерочную  и
отошел в ожидании других покупателей.
     Бейнс вошел в примерочную и прикрыл за собой дверь. Сел  на  один  из
двух находившихся там стульев и стал ждать.
     Через  несколько  минут  раздался  стук.  Дверь   отворилась,   и   в
примерочную вошел невысокий японец средних лет.
     - Вы из-за границы, сэр?  -  спросил  он  у  Бейнса.  -  А  я  должен
подтвердить вашу платежеспособность? Позвольте взглянуть на ваши бумаги. -
Он прикрыл за собой дверь.
     Бейнс достал бумажник. Японец присел и начал изучать его  содержимое.
Приостановился, увидев фотографию девушки.
     - Очень хорошенькая.
     - Моя дочь Марта.
     - Мою дочь тоже зовут Марта, - сказал японец. - Сейчас она в  Чикаго,
проходит курс игры на фортепиано.
     - Моя дочь, - сказал Бейнс, - скоро выходит замуж.
     Японец вернул бумажник Бейнсу и замер в ожидании.
     - Я здесь вот уже две недели, - начал Бейнс, - я мистер Ятабе еще  не
показался. Я хочу выяснить, прибудет ли он все-таки сюда. А если  нет,  то
что мне делать.
     - Приходите сюда завтра во второй половине дня, - сказал  японец.  Он
поднялся со стула, вслед за ним поднялся и Бейнс. - До свидания.
     - До свидания, - произнес Бейнс. Выйдя  из  примерочной,  он  повесил
брюки назад на стойку и направился к выходу из  магазина  готового  платья
"Фуга".
     Это не отнимет много времени, рассуждал  он,  идя  вместе  с  другими
пешеходами по заполненному людьми тротуару. Сможет ли он на самом  деле  к
завтрашнему  дню  получить  столь  необходимые  ему  сведения?  Успеет  ли
связаться с Берлином, проделать  все  работы  по  шифровке  и  расшифровке
радиограмм,  соблюдая  всю   необходимую   предосторожность   при   каждом
предпринимаемом шаге?
     По-видимому, успеет.
     Теперь я жалею, что не вышел на связь с этим  агентом  раньше.  Я  бы
избавил себя от стольких тревог и беспокойств. И, очевидно, это не связано
с таким уж большим риском; похоже, что  все  прошло  достаточно  гладко  и
потребовало фактически всего-то минут пять или шесть.
     Бейнс  бесцельно  брел  по  улице,  разглядывая  витрины   магазинов.
Чувствовал  он  теперь  себя  гораздо  лучше.  Вскоре  он  обнаружил,  что
разглядывает почерневшие от копоти и загаженные мухами рекламные фотоафиши
притонов и кабаре, на которых у  совершенно  голых  белых  обольстительниц
груди свисали, как наполовину выпустившие воздух  волейбольные  мячи.  Это
зрелище немало позабавило его, и он замешкался у афиши, а  мимо  него  все
спешили вверх и вниз по Маркет-стрит занятые своими делами пешеходы.
     По крайней мере, он все-таки, наконец-то, что-то сделал.
     На душе стало легче.


     Упершись поудобнее в дверцу  машины,  Джулия  читала.  Рядом  с  нею,
высунув из окна локоть, Джо правил машиной, слегка касаясь  баранки  одной
рукой. Из угла его рта торчала сигарета. Он был хорошим водителем,  и  они
уже отъехали довольно далеко от Кэнон-сити.
     Из автомобильного радиоприемника лилась слащавая  популярная  музыка,
вроде той, что играют в пивных на открытом воздухе - аккордеоны наигрывали
одну за другой бесчисленные польки или тирольки -  она  никогда  не  могла
уловить разницы между ними.
     - Дешевка, - изрек Джо, когда  музыка  прекратилась.  -  Послушай,  я
неплохо разбираюсь в музыке. Я скажу тебе, кто был великим дирижером.  Ты,
наверное, его не помнишь. Артуро Тосканини.
     - Не помню, - машинально произнесла Джулия, не отрываясь от книги.
     - Он был итальянцем. Но нацисты так и  не  дали  ему  дирижировать...
после войны. Из-за его политических взглядов. Сейчас его уже нет в  живых.
Мне  не  нравился  этот  фон  Кароян,  бессменный  дирижер   Нью-йоркского
филармонического оркестра. Мы должны были посещать его концерты, все  наше
рабочее общежитие.  Что  мне  нравится,  поскольку  я  воп  -  попробуй-ка
догадаться? - Он взглянул на нее. - Тебе нравится эта книга? - спросил он.
     - Очень увлекательная.
     - Я обожаю Верди и Пуччини. Все, чем нас  пичкали  в  Нью-Йорке,  это
тяжеловесные, напыщенные Вагнер и Орф, и мы еще были обязаны ходить на эти
пошлые драматические партийные спектакли  нацистов  США  в  Мэдисон  Сквер
Гарден, со всеми  этими  знаменами,  барабанами,  фанфарами  и  мерцающими
факелами. История готических племен или другой общеобразовательный  вздор,
где  вместо  нормальной  речи  говорили  нараспев,  чтобы  это   считалось
"искусством". Ты хотя бы бывала в Нью-Йорке до войны?
     - Да, - ответила она, стараясь не прерывать чтения.
     - Там на самом деле были в те годы шикарные театры? Я много  об  этом
слышал. Теперь там то же самое, что и в киноиндустрии. Все  под  контролем
берлинского картеля. За тринадцать лет, что я бывал в Нью-Йорке,  не  было
ни одной премьеры хорошего мюзикла или оперы, только эти...
     - Не мешай мне читать, - сказала Джулия.
     - И то же самое в книжном бизнесе, - продолжал Джо как ни  в  чем  не
бывало. - Все тоже. Один картель,  управляемый  из  Мюнхена.  В  Нью-Йорке
теперь только печатают. Одни только огромные печатные станки - а вот перед
войной Нью-Йорк был центром мировой издательской индустрии, так во  всяком
случае говорят.
     Заткнув  уши  пальцами,  чтобы  не  слышать  его  голоса,   она   вся
сосредоточилась на книге, лежавшей у нее на коленях. Она сейчас читала  ту
главу  "Саранчи",  где  описывалось  совершенно   сказочное   телевидение;
особенно понравилась ей та часть, в которой говорилось о дешевых небольших
приемниках для отсталых народов Африки и Азии.

     "...только присущие янки "ноу-хау" и система массового производства -
Детройт, Чикаго, Кливленд, какие волшебные названия! - могли совершить это
чудо,  наводнить  этим  бесконечным  и  до  глупости  благородным  потоком
однодолларовых  (в  китайских  неконвертируемых  долларах)   телевизионных
комплектах в каждую деревню,  любое  захолустье  Востока.  И  когда  такой
комплект  собирался  каким-нибудь  изможденным,   лихорадочно-восторженным
юношей в деревне, жаждущим не упустить шанс, тот, который предоставили ему
великодушные американцы, этот крохотный аппаратик  со  встроенной  в  него
батарейкой величиной не больше  игрушечного  биллиардного  шарика  начинал
принимать. И что же он принимал? Сгрудившись  перед  экраном,  деревенская
молодежь - а зачастую и старшие - видела слова. Наставления. Прежде всего,
как научиться читать.  Затем  остальное.  Как  выкапывать  более  глубокий
колодец, как вспахивать более  глубокую  борозду.  Как  очищать  воду  для
питья, лечить своих больных. А над головой у  них  вращалась  американская
искусственная луна, разнося телевизионные сигналы по  всему  миру...  всем
страждущим, всем алчущим массам Востока."

     - Ты читаешь все подряд, - спросил Джо, - или многое пропускаешь?
     - Это ведь замечательно, - сказала она. - У него мы  посылаем  еду  и
знания всем азиатам, миллионам их.
     - Благотворительность во всемирном масштабе, - заметил он.
     - Да. Новый курс правительства Тагвелла. Оно поднимает благосостояние
масс. Вот послушай. - Она начала читать вслух.

     "...чем был Китай? Единым нищим организмом, с жадностью  взирающим  а
Запад; его великий  президент-демократ,  который  провел  китайский  народ
сквозь военные годы, теперь вел его в годы мира, вел в Декаду перестройки.
Но для Китая это  было  никакая  не  перестройка,  потому  что  эта  почти
сверхъестественная  плоская   и   обширная   равнина   никогда   не   была
обустроенной, все еще дремала в своем извечном  сне.  Пробуждающееся,  да,
существо, гигант, которому еще  нужно  было  обрести  сознание  взрослого,
войти в современный мир с его реактивными самолетами и  атомной  энергией,
его автострадами и заводами, с его  достижениями  в  области  медицины.  И
откуда же раздаться тем раскатам грома, которые разбудят  полностью  этого
гиганта? Чан Кай-Ши знал  это,  знал  еще  тогда,  когда  сражался,  чтобы
победить Японию. Он  раздастся  из  Соединенных  Штатов.  И  к  1950  году
американские инженеры и техники, преподаватели, врачи, агрономы  наводнили
подобно какому-то новому виду жизни каждую провинцию, каждый..."

     - Ты знаешь, что он сделал, автор этой книги?  -  прервал  ее  чтение
Джо. - Он позаимствовал лучшее у нацистов, их социализм, организацию Тодта
и те успехи в экономике, которых мы добились при Шпеере, и кому же он  все
это приписал? Новому курсу. И отбросил то, что было плохого,  связанное  с
СС, истреблением целых народов и расовым  неравенством.  Но  ведь  это  же
утопия! Ты себе можешь представить, если  бы  союзники  победили,  был  бы
способен этот  Новый  курс  оживить  экономику  и  обеспечить  тот  подъем
всеобщего  благосостояния,  о  котором  он  твердит?  Черта  с   два.   Он
рассказывает  нам  об  одной  из   форм   государственного   синдикализма,
корпоративного государства, вроде того, что мы  создали  под  руководством