Приблизительно". Я начал играть
терминами, и мне немного полегчало. К Бояну я постучался в дверь,
глупо хихикая.
     Все прошло следующим утром. Машка поздоровалась со мной как ни в
чем не бывало, и в автобусе мы сели рядом. Беззаботно трепались,
вспоминали наше бурное прошлое, сплетничали будто две подружки.
Будущая победа связала нас накрепко, а вчерашний эпизод только
разорвал натянутость в отношениях, не выясненных до конца.
Раскрепостил. Мы уже стояли на круге почета. В начальной фазе, спиной
к спине. И ясно было, что когда мы сойдемся лицом к лицу, то
поцеловаться для нас не составит проблемы. Десять лет нам
понадобилось для того, чтобы, так и не став любовниками, остаться
друзьями.
     Я глядел на проплывающую за окном Европу и думал: сбывается мой
сон потихоньку. Вот и прокатились мы с Кристин по воде, по тонкому
льду. Хорошо, что она об этом не знает. И не узнает никогда.



        "ГЛАВА ТРЕТЬЯ"


     Гармиш-и-так-далее-кирхен встретил нас легким снежочком и
отличной, на мой вкус, хард-слаломной трассой. Едва заглянув в
легенду, я понял, что вот тут-то мы с Марией действительно всем
покажем. Настроение подскочило, тело рвалось в бой, на тренировках
лыжи ехали сами. Ребята нас беспардонно нахваливали. Собранный и злой
тренер, помолодевший лет на десять, орал "Давай-давай! Темпо! Витесс!
Гоу, твою мать!" - то есть всячески демонстрировал превосходное
настроение. Менеджер круглые сутки висел на компьютере, окучивая
спонсоров. Кажется, они все в нас поверили. И заодно в себя. Команда
готовилась к стартам задорно и весело, как в юниорские времена.
     Даже когда я от полноты чувств запутался в шпильке, то не ощутил
испуга и не получил взыскания. Поднялся, выкопал из сугроба улетевшую
лыжу, подъехал к тренеру и спросил: "Помните?". Старик фыркнул,
сверкнул глазом, сказал: "Гоу-гоу, хватит расслабляться..." и удостоил
будущего чемпиона ласкового отеческого шлепка. Сверху в меня, хохоча,
тыкали пальцами. "Отчего все флаги на месте? - поинтересовался Илюха.
- Устал, что ли?". Вспомнил старый мой подвиг. Мне было от силы
двенадцать, я начал очень мощно ходить слалом, жутко обнаглел, и наш
старик (тогда еще молодой) гениальным образом вправил мои свернувшиеся
набекрень мозги. Я на тренировке подкатил к нему с претензией: зачем
он флаги так широко разнес? Вон там очень сильно тормозишься, и вон
там еще. Можно спрямить трассу? Скорости хочется. Он посмотрел на меня
с легким изумлением, подумал и сказал - отчего же, очень даже можно.
Расставил всю группу по горе и, семафоря руками, начал двигать нашими
силами флаги. Через пять минут трасса преобразилась до неузнаваемости.
Особенно на самом крутом участке - там стояла почти сплошная шпилька,
флагов десять выстроилось практически на одной прямой. "Ну как? -
спросил меня тренер ласково. - Зашибись?". Я посмотрел на трассу
сверху вниз, и в душе шевельнулось смутное ощущение, что меня гнусным
образом надули. В то же время, когда тебе всего двенадцать, ты легко
поддаешься на самые откровенные провокации. Я не мог не кивнуть в
ответ, гордо и самоуверенно. "Дуй!" - милостиво разрешил тренер,
взвешивая в руке секундомер. И я дунул.
     Так получилось, что собственно происшествия никто толком не
разглядел. Я поднимался к тренеру наверх один - у Ленки отчего-то
начал болтаться задник, и вся наша братия, стоя примерно на середине
горы, лечила строптивое крепление. А тренера в самый патетический
момент отвлек кто-то из помощников, и он обернулся к трассе поздно -
уже на мой адский грохот. Сам же герой спектакля вообще мало что
понял. Сначала было здорово: с трассой пришлось воевать, я полностью
выкладывался, скорость оказалась как просил - чтоб в ушах свистело.
Потом началась та самая шпилька на крутяке. Последней мыслью в голове
пронеслось: ой, дурак, не надо было на этот флаг заходить, лучше бы
вылетел, ну ее, эту трассу, переставим все обратно! Но я уже атаковал
тот злосчастный флаг. Дальше ничего не помню. Только сильный удар,
после которого я временно ослеп, потому что все вокруг заволокло
снежной пылью. Когда дым рассеялся - то есть пыль осела, - первым, что
я увидел, было синее небо и мои ярко-красные ботинки на его фоне.
Оказалось, что моя скромная персона стоит на ушах (в действительности
я сделал "березку" и медленно из этого положения опадал), уже без лыж,
палок, шапки и очков. Еще куда-то исчез атакованный мною флаг. Детали
экипировки валялись повсюду, расходясь от места падения по спирали.
Одна лыжа торчала из сугроба неподалеку, другую обнаружили в двухстах
метрах ниже. Я оказался в совершеннейшем порядке, только резко
присмирел. Встал, оделся, нацепил одну лыжу, сполз туда, где раскопали
вторую, пристегнул ее и поехал медленно к подъемнику. Чувствую - не то
что-то. Левая нога едет нормально, а правая, которой я и врубился во
флаг (озадаченные ребята все искали его и не могли найти) слегка
подтанцовывает. Только остановившись у нижней опоры, я присмотрелся и
увидел: от самого носка крепления правая лыжа задиралась вверх. Я ее
согнул. Никогда не думал, что это в человеческих силах. Горной лыжей
можно выдолбить прорубь во льду (сам делал), можно спилить в прыжке
одним махом нетолстое деревце (наслышан), можно человека зарубить
насмерть как секирой (общепризнанно). Это удивительная конструкция,
она легко прогибается, но ни при каких обстоятельствах не гнется.
Скорее уж расслоится - было у меня такое (и будет еще). Я заехал
наверх, подкатил к тренеру. "Ну что, дунул?" - спросил он все так же
ласково. "Угу, дунул. Вот, лыжу согнул. Извините". - "Главное, шею не
согнул. Голова не кружится? Эх, ты... Горнолыжник! Будешь еще поперед
батьки в пекло лезть?". Горнолыжник вздохнул. Очень хотелось ответить
"Буду!", но это не соответствовало истине. Я человек открытый и
правдивый, чем горжусь и на чем стою. Пришлось честно помотать
головой: "Не-а". - "Правильно, - кивнул тренер. - Ты запомни, Павел,
далеко не все старшие умнее тебя. Но у них есть колоссальное
преимущество: они давно живут. Это называется жизненный опыт. Так что
не валяй дурака, а присматривайся. Я бы даже сказал - подсматривай.
Наблюдай, учись. Пока глаз острый и можешь видеть многое, лови момент.
Дальше пригодится, не будешь чужие ошибки повторять. Ладно, топай на
базу, хватит с тебя полетов на сегодня. А завтра будешь весь день
ходить по широко разнесенным флагам. Пока не научишься проходить их
быстро. Тормозится он, видите ли! Хреновому лыжнику всегда флаг
мешает".
     Кстати, помешавший мне флаг так и не нашли, он мистическим
образом растворился в пространстве. Улетел. И слава богу. Случись на
месте этого пластикового хлыста боевая профессиональная конструкция,
торчащая из "стакана" с пружинным демпфером, намертво вмороженного в
покрытие трассы, я при тогдашнем своем петушином весе не смог бы ее
вышибить и согнул бы себе не только лыжу. От чего, естественно,
увлекательное приключение уже не вызывало бы таких развеселых
воспоминаний. Затерлось бы, стало невнятным эпизодом из прошлого. Наша
память не любит боли, она ее постепенно вытесняет. Сколько раз мне
бывало очень больно - переломы, вывихи, ушибы. Сколько раз я крыл
проклятую трассу русскими и нерусскими словами. И таскали меня на
себе, искалеченного, с теми же выражениями в тот же адрес такие же
неоднократно переломанные, вывихнутые, ушибленные. И я их таскал. У
нас, конечно, всегда доктор поблизости. Иногда прямо на склоне,
заранее в лыжи обутый, так что есть кому пострадавшего обработать. Но
все равно удовольствие маленькое, особенно когда перелом. Вдвойне худо
если завозились, припоздали, и у сломавшегося шок проходит. Хорошо
помню по себе - медленно, но верно общая тупость и ушибленность
сознания отступает, на ее место начинает просачиваться боль. Она все
острее с каждой минутой. И ты готов на что угодно, хоть на удар по
голове, лишь бы ее не чувствовать. "Эй, кто-нибудь, выверните мне
пробки, я больше не могу", - сказал однажды Илюха прежде, чем
отключиться... И вот, сделает док блокаду, шину наложит, рукой махнет
- грузите, мол. А у "груза" из горла хрип, того и гляди от натуги
глаза лопнут. Потому что кричать хочется, а нельзя, плохо это. Сто раз
тот же доктор прямо на горе уговаривал - кричите, дурни, нужно
кричать, - а мы как партизаны упирались. Ну, и везешь сломанного друга
осторожно вниз, а друг знай себе губу кусает. Или что подвернется, то
и грызет. Почти с каждым такое было. Машка перчатку изжевала до
состояния тряпки, я воротник прокусил. А Димон, тот просто так сжимал
кулаки, что у него потом целую неделю даже ложка из руки выпадала... И
ведь специально не договаривались, само так сложилось: молчаливый
заговор молчания. Потому что знали - когда один кричит, у других,
которые рядом стоят и переживают, что-то внутри прямо так и рвется на
части. Одно слово: веселые картинки. Но каждый раз мы возвращались
обратно на трассу - не за новой ведь болью, правда же?
     Конечно, нет. Мы возвращались просто съезжать. Так, чтобы в ушах
свистело, а из глаз даже сквозь очки выбивало слезу. И о боли не
вспоминали. Хотя ноги частенько ныли. Не там, где сломано, вывихнуто,
ушиблено, а просто там, где они в ботинках. Спортсмены ведь
застегиваются до посинения, намертво. И обувь у нас куда жестче
обычной. Вниз едешь как летишь, а на подъемнике, бывает, схватывает.
По молодости лет перестегиваться обычно лень, да и боль терпимая, вот
и ждешь только одного - скорее бы подняться и опять съехать. Забавный
такой замкнутый круг. Бесконечный, как трос подъемника или гусеница
ратрака. И по большому счету лишенный всякого смысла. Горные лыжи
чистой воды развлечение, более оторванный от жизни зимний вид спорта
только прыжки с трамплина. Вот уж окончательно идиотское действо, не в
смысле дебильное, а в смысле когда человеку совсем заняться нечем.
Хотя кидаться вниз головой с моста на эластичном канате... Пардон, не
люблю я свободного падения, не радует оно меня. Специфика прыжков на
классических горных лыжах в том, что ты летишь больше вперед, чем
вниз. И бугры-трамплины на скоростной трассе для лыжника скорее
малоприятное препятствие, нежели большое удовольствие. В полете
теряешь скорость, чем дольше провисишь в воздухе, тем хуже результат.
Я всегда умел грамотно "делать" трамплины, даже гордился этим, когда
регулярно ходил скоростной, и меня другим в пример ставили. Но первый
же прыжок с фристайловской "подкидушки" быстро сбил с парня излишнюю
спесь. Меня туда заманили почти обманом, "на слабо". И ка-ак швырнуло
бесстрашного горнолыжника с этой штуки вертикально в небо... Пока
возносился, чувствовал себя прилично. Но когда завис в верхней точке
полета и глянул вниз, понял: не мое занятие. Вишу - желудок в зубах,
душа в пятках, вижу - подо мной несусветная ямища, и мне сейчас туда
сыпаться. Бр-р-р... Чисто из принципа еще пару раз прыгнул - себе
доказать, что не трус. Но радости не ощутил ни малейшей. И с тех пор
ко всем, кто прыгает, отношусь со смесью зависти и подозрения. Вроде
того, как они сами к "челленджерам". Однажды даже сцепился с нашими
лыжными акробатами - мол и как вам не страшно так кувыркаться? А те в
ответ: мы-то фигуры красивые в воздухе изображаем, а если кто на самом
деле кувыркается, так это вы, суициды недоделанные. Я говорю: нечего
гнать, мы не самоубийцы, мы просто и есть недоделанные, поэтому нас в
нормальные лыжи не берут, а съезжать-то хочется. Они: ну вот и
кувыркайтесь себе на здоровье. Плюнул я, залез в автобус и поехал с
ребятами к Ленке в больницу, как раз она тогда докувыркалась. Что
примечательно - сыпанулась бедная при обработке трамплина. Посмотрел я
на нее и в который раз порадовался, что больше не хожу скоростной. А
почему не хожу, об этом после как-нибудь.
     Этап в Гармише удался на славу - наверное поэтому мне почти
нечего о нем вспомнить. Нормальная работа, общий душевный подъем,
никаких пророческих снов, внутренняя установка на отличный результат.
При жеребьевке нам с Марией выпали удобные стартовые номера, на гору
мы вышли в самом что ни на есть боевом настроении. И без особого
напряга исполнили серебряный дубль. В какой-то момент казалось, что я
возьму одиночное золото, первое в своей жизни, а Машка останется при
серебре - ее объехала распроклятая Ханна. Но тут прискакал американец
Фил и выдавил меня на второе место среди мужчин, а на третье сполз
Боян, испортив музыку болгарам. Опять. Наверное в десятый раз за сезон
у болгар сломался бронзовый дубль. Бедняга Ангел глядел сущим
дьяволом, да и Веселина, обычно вполне оправдывавшая свое имя, что-то
не очень радовалась жизни. Мы, как могли, пытались дать им понять, что
нам стыдно - я понимающе кивал издали, Фил смущенно улыбался. Боян
просто хохотал. Он тоже начал ездить сильнее, будто за мной тянулся.
Почувствовал, видимо, что с другом-соперником происходит нечто
особенное и поймал ту же волну. На финишной площадке бросал на меня
задумчивые взгляды и разве что не принюхивался. К сожалению, толком
поговорить нам не дали, за бортиком маячил его тренер, а эта братия
жестко отсекает любое общение между лыжниками разных команд, едва те
дотягиваются до призовых мест. Да и все равно не разболтаешься
особенно сразу после трассы.
     Вокруг нас с Марией творилось что-то невообразимое. Еще бы: на
предыдущем этапе двойная бронза, теперь двойное серебро - что же
дальше? Я ответил: дальше будет еще лучше. "Вы планируете золотой
дубль на последнем этапе, Поль? Вы намерены сделать "трижды двадцать"?
Признайтесь, это будет мировая сенсация!" - "Мы сделаем все, что в
наших силах". Уффф... А ведь и правда - "трижды двадцать", я совсем об
этом не подумал. Двадцатый сезон "Челлендж", двадцатый золотой дубль,
две тысячи двадцатый год. Мировая сенсация. Войти в историю. Надо же,
забыл. Или побоялся вспоминать? Ответственности испугался? Стало вдруг
очень неуютно, и впервые в жизни захотелось поменьше задерживаться на
пьедестале. А окружающая действительность бурлила и фонтанировала.
Наши из-за бортика орали радостную чушь. Илюха со своим шестым местом
сиял как именинник. Тренера журналисты рвали на части, требуя большую
пресс-конференцию. Как объяснить неожиданный взлет русской команды?
Это чисто тактическая находка или какой-то прорыв в тренировочном
процессе? Старик не успевал вертеть головой от одного микрофона к
другому. Мария рядом со мной упоенно позировала. Я терпел. Оказалось,
что я очень устал.
     В гостиницу нас почти внесли. Поздравления сыпались потоком, от
дружеских шлепков болели плечи, губная помада была на мне, казалось,
повсюду. Главный помощник старика, не дожидаясь указания, принес
героям дня телефоны. И я очень удивил всех, когда свой не взял. Герою
дня было не до того. Меня ощутимо потряхивало, больше всего хотелось
пойти в спортзал, аккуратно "замяться", принять душ, хлопнуть стакан
кефира и надолго заснуть. Что такое? Надорвался за шаг до
окончательной победы? Вспомнил прозвище "Князь Серебряный"? Нечто
подобное со мной бывало раньше. Но, ради Бога, только не теперь! Я все
сделаю, чтобы выиграть. На этот раз - да. Просто дайте мне отдохнуть,
прийти в себя. Я не создан побеждать так легко, как это получается у
других. Каждую победу рву у судьбы из рук зубами. Пустите. Дайте
уйти.
     Как же, дадут они. Прибежал слегка ошалевший тренер, оценил
ситуацию и начал меня внимательно обнюхивать. А обнюхав, принялся
спасать. "Павел, ты уезжаешь. Немедленно. Собирай вещи. Через два часа
отправляются в Киц квартирьеры, вот с ними и поедешь. Хочешь, возьми с
собой Марию. Не хочешь - двигай один. Это приказ".
     Гений. Покажите мне тренера, который способен выпустить из рук
своего лучшего бойца, когда тот в явном кризисе. За неделю до
решающего этапа. Да ни в жизнь! А я, тупица, думал, будто старик уже
ни на что не годен. И тут он мастерски цепляет меня за самую тонкую
струну. Доверие. Вот чего мне вечно не хватало. Я его постоянно
требовал, меня им никогда не баловали. Спортсмену много доверия не
положено, это вам не нормальный рядовой гражданин. А так хотелось
почувствовать себя именно нормальным, обычным, простым человеческим
существом. Не ощущающим постоянно контроля, пусть легкого и
ненавязчивого, но от этого не менее давящего. Надо же - дождался.
Внутри что-то перевернулось, да так и замерло. И стало вдруг
легко-легко.
     "Спасибо. Даже не знаю, что сказать... Просто - спасибо". - "Не
за что. Как вести себя - знаешь. Учую малейшее нарушение режима...
Обижусь. Телефон свой не забудь". - "Теперь не забуду". Поворачиваюсь.
Стоит. Подслушивала. "Паш, можно я с тобой?". Глаза честные и усталые.
Тренер позади еле слышно фыркает. "Соглашайся, Павел. Хорошая идея.
Побудете наконец-то сами по себе немножко. Обсудите в спокойной
обстановке свои шансы. Тактику и практику, так сказать". Да что же он,
мысли читает? "Конечно, Машенька, поехали". Она меня от всей души по
многострадальному захлопанному плечу - шмяк! Я чуть не выругался.
     Оставшиеся до отъезда два часа тянулись бесконечно. Наверное я
все-таки побаивался, что в последний момент тренер передумает и меня
завернет. Поверить не мог в простую человеческую доброту. И когда
пришло время уезжать - только у двери, ведущей на улицу, понял, что
всю дорогу от своего номера шел, крадучись. Огляделся смущенно - не
видел ли кто посторонний, как я рассудком трогаюсь, - и одного
свидетеля действительно нашел. В дальнем углу гостиничного холла
развалился поперек дивана Ангел Шаренков. Видимо удрал от товарищей по
команде залечивать потрепанные нервы. Судя по выражению лица,
чувствовал он себя раз в десять хуже моего - я даже ощутил некий
прилив бодрости. И конечно вернулся подбодрить удрученного коллегу. Мы
с болгарами всегда были на короткой ноге, с момента прихода в
"Челлендж". Внешне не похожи совершенно, а контакт установили мигом, и
никогда об этом не жалели. Естественно, каждый спортсмен
международного уровня - настоящий гражданин мира, и в любой части
света чувствует себя комфортно. Среди каких угодно лиц. Но иногда до
одури хочется увидеть своих. А мы с болгарами свои вполне. Я бы
поостерегся обзывать наш менталитет "родственным", но что-то такое
общее у нас есть помимо алфавита и коммунистического прошлого. В
общем, хоть и скребли у меня на душе кошки, а не мог я к Ангелу не
подойти. "Ты чего? Совсем Попангелов упал?". Это у Шаренкова прозвище
такое - "Попангелов упал". В честь его соотечественника Попангелова,
который однажды замечательным образом рухнул. Выходит он как-то на
этап Кубка Мира в Шладминге, а телекомментатор задумчиво говорит - ну
вот, стартовал болгарский спортсмен Попангелов. В Китсбюэле на
слаломной трассе Попангелов упал... Попангелов как по команде - хрясь!
Комментатор секунду думает, а потом на одном дыхании выкрикивает:
и-при-этих-моих-словах-падает-Попангелов-в-Шладминге!.. Причем
интонация у него такая восторженная, словно он лично уронил
Попангелова и очень своим достижением гордится. Лет сорок этой
истории, дошла она до нас через третьи руки и десятые уши. Но уж
больно хороша[5]. Когда Ангел в порядке, он за "Попангелова" может
далеко послать. Не обиженно, а так, мол от Попангелова слышу. А вот
если у парня дурное настроение, тогда наоборот. Скажешь ему - эй,
Попангелов, ты почто упал? - и, глядишь, у него уже в глазу искорка
загорелась. Вот и сейчас Ангел поглядел на меня и слегка оживился.
Душераздирающее зрелище - талантливый спортсмен, угодивший в полосу
невезения. Грех такому руку не протянуть. "В Гармише Попангелов еще не
совсем падает, - сообщил Ангел. - Вот в Китсбюэле его точно завалят.
Некоторые". - "Да ладно, Ангел, что за глупости..." - "Отличный дом
себе нашел. Мечта. Думал, куплю. А денег заработать не получается.
Некоторые боги так бьются между собой из-за золота, что обычным людям
невозможно даже на третье место выйти. Не могли до следующего года
подождать...". Ничего себе жалоба. Прижало мужика. Допустим, какой-то
там дом его не очень волнует, а вот спонсоры у болгар разволновались