лостиво сообщил, кто именно меня продал -
это тоже оказался, мягко говоря, не француз. Оказывается, агентура
Федерации давно следила за одним любителем тотализатора из нашей
команды, и когда тот совсем заигрался, взяла его на пушку ("Димон, кто
же еще, - подумал я. - Это ж надо было так нарваться!"). Чтобы
замолить собственные мелкие грешки, парень сдал им действительно
крупную аферу - мою. И следили за мной с самого воскресного утра,
когда я еще только готовился к старту. Кто бы мог подумать, что я
преподнесу блюстителям спортивной нравственности такой подарочек, как
убийство...
     Меня топили по всем статьям. Фактически все, что я сейчас
рассказал, и что должно было, по идее, составлять тайну следствия,
вовсю гуляло по Сети. Журналисты подхватили инициативу, начали рыть -
и заодно со мной досталось русской команде в целом. Вспомнили нашу
безобразную (на самом деле именно такую) пьянку на позапрошлом
закрытии сезона. Естественно, просмаковали ту самую историю с
вождением по встречной полосе, завершившуюся таранным ударом в
полицейскую машину. Расписали в красках нашу повальную сексуальную
распущенность, что оказалось для меня, например, крайне интересно,
потому что некоторых вещей я за собой и не подозревал. Вытащили на
свет Божий какую-то ветхозаветную драку - я ее припомнить вообще не
смог.
     А хуже всего было то, что всячески склонялось имя Крис. Невестой
убийцы ее, конечно, не называли, за такое можно и судебный иск
схлопотать, но ссылок на наши отношения было предостаточно. Что именно
творилось с девочкой в те дни, я не знал (на свидания ко мне приходил
только адвокат, остальных всех, как свидетелей, не пускали) - и от
этого особенно терзался. Мне становилось все хуже, еще немного, и я
признался бы в чем угодно, лишь бы увидеть Кристин. Впечатление
складывалось такое, будто я сижу уже целую вечность. В
действительности не прошло и недели. Все-таки слаб человек. И вот,
только я начал подумывать, а не свихнуться ли, как меня - бац! -
отпустили. Вообще. На все четыре стороны. Закрыли дело.
     За меня заступилась, ни больше ни меньше, старая добрая
Ски-Федерация, которая давно уже точила клыки на Хард-Ски-Федерацию,
цинично подрывающую устои и вообще позорящую горнолыжный спорт.
Несколько авторитетнейших мастеров классического скоростного спуска,
настоящих экспертов по даунхиллу, выступило с заявлением, не
оставившим камня на камне от полицейской экспертизы. Оказалось, что
при компьютерном моделировании были допущены грубые ошибки, а
интерпретировал модель э-э... не очень умный человек. Выяснилось, что
из всех доступных траекторий полета я выбрал лучшую. Скорее всего -
инстинктивно (опять "инстинктивно"!), что делает честь моей
квалификации и опыту. И падать мне было вовсе незачем, а в том, что
боковой ветер дунул, винить некого. Об убийстве не может быть и речи,
имел место чистой воды несчастный случай. Что же до намеков на якобы
существующие мотивы, так предъявите доказательства... Чего-чего, а
доказательств у следствия не хватало катастрофически. Скорее уж они у
меня появились - вот как надо подозреваемых обрабатывать!
     С ног до головы оплеванный, раздавленный и сомневающийся - а не
убийца ли я на самом деле, - опытный лыжник с завидными инстинктами
был удостоен витиеватых извинений и доставлен в гостиницу. Там на меня
набросились тренер, Машка и Генка. Я боялся, что побьют, но оказалось
наоборот - встретили как героя. Заслонили от ворвавшихся следом
журналистов, отвели в номер, напоили коньяком, накормили какими-то
таблетками и уложили спать. Я пытался спросить, где Кристин, и как
дела у мамы, но мне коротко ответили, что все хорошо, беспокоиться не
о чем, а теперь нужно отдохнуть. Я действительно задремал, увидел во
сне, что мы с Крис попали в лавину, и с перепугу тут же проснулся.
Очень мне не понравилось, что я из снежного плена выбрался, а любимую
вытащить не сумел. За окном уже светало, на столике лежал телефон.
Дождаться утра оказалось труднее всего.
     Мама, услышав мой голос, заплакала, пришлось ее утешать. Отец шел
на поправку, необходимые суммы были уплачены, проблемы временно
отступили на второй план. Я пообещал, что скоро приеду, и мы все
обсудим. "Бедный мой, - сказала мама, - как ты натерпелся". То, что я
человека задавил, ей было совершенно до лампочки. Так и начинаешь
понимать, что такое материнское сердце.
     Крис на вызовы не отвечала, и это мне очень не понравилось. Я
спустился в гостиничный узел связи, с наслаждением уселся за
нормальный компьютер с нормальным монитором и принялся искать следы
моей девочки. Но она будто сквозь землю провалилась. Тогда я вызвал
Бояна. Тот отозвался сразу - вид у парня был помятый. "Ты?" - спросил
он без особой радости во взгляде. "Я. Боян, ты уж прости, что у тебя
из-за меня..." - "Ерунда. Это ты, Павел, меня прости". - "За что?!" -
"За то, что я разломал твой золотой дубль. Теперь я понимаю, что
натворил. Знаешь... Все-таки забери машину. Видеть ее не могу, стыдно
мне. Правда, давай, приезжай за ней". - "Я обязательно приеду, нам
есть, о чем поговорить. Слушай... Ты случайно не знаешь, где сейчас
Кристин?".
     Он не знал. Никто не знал. А я не знал такой французской ругани,
какой меня обложил ее отец. До сих пор жалею, что не запомнил -
обстановка мешала. И очень рад, что он тогда не спустил меня с
лестницы, она была узкая и высокая.
     Я догадывался, что Крис не хочет меня видеть, но все-таки
продолжал искать. Проклятье, ведь именно она трясла Ски-Федерацию,
чтобы та устроила выступление "классиков" в мою защиту. Мог я после
этого не поговорить с ней? Хотя бы поговорить. И я искал. Когда совсем
отчаялся, пришел в детективное агентство, и мне раздобыли ее адрес
всего лишь за сутки. Раньше нужно было догадаться, но у меня тогда,
похоже, наступило временное умопомрачение.
     Я поехал к ней, и первое, что она сделала, увидев меня -
попятилась. Да, она не простила мне ту боль, которую ей причинили
допросы в полиции и статьи в периодике. Но было и другое. "Зачем ты
это сделал, Поль? Неужели тебе... хотелось?" - "Чего, единственная
моя?" - "Я ведь знала, что хард-слалом убивает в человеке все
человеческое. Но ты был такой хороший... И я не верила. Ничему не
верила. Пока сама не построила модель и не посмотрела. И не сравнила с
раскадровкой твоего прыжка. Ты мог отклониться, Поль. Элементарно. И
ты не мог не увидеть, как именно. Ты знал. На раскадровке заметно, как
ты колеблешься. Этого никто не понял, ты сам вряд ли поверишь, это
почти неуловимо, тут нужно тебя знать, чувствовать, видеть со стороны
так, как могу только я. Бедный Поль, ты даже себе не сможешь
признаться, что выбрал самый рискованный путь из трех, нет, четырех
возможных. Тебе просто жажда риска застелила глаза. Безумная жажда
пройти по краю. Проклятый хард-слалом, он сделал тебя наркоманом. А
потом и убийцей. Ты этого не понимаешь. Но мне хватит, что понимаю я".
     Кажется, я встал перед ней на колени и зарыдал. Не помню. Уже не
помню.



        "ГЛАВА ВОСЬМАЯ"


     Теоретически Моннуар - "черная гора", но в оригинале
подразумевалось кое-что другое. Просто Роджер трудился горнолыжным
инструктором в Монтане, а мечтал о собственном пансионате во
французских Альпах. И когда у него, как в сказке, умер состоятельный
бездетный дядюшка, Роджер забрал наследство и рванул претворять в
жизнь мечту. Чайники и неумехи отставному слаломисту надоели, он делал
ставку на отдых для лыжной элиты, которая иногда просто должна
забираться в глухомань подальше от светской жизни, но при этом хочет
съезжать. Для человека со связями решение неглупое и вполне
реализуемое. Всего-то и нужно - разбить несколько черных трасс,
навесить подъемники, соорудить уютную базу гостей на двадцать
максимум, набрать постоянную клиентуру и получать от жизни глубокое
удовольствие.
     Место для базы Родж нашел роскошное. Даже с исторической
достопримечательностью: примерно в километре верх по горе обнаружился
намертво забитый в скалу антикварный ледоруб девятнадцатого века от
неизвестного первовосходителя. А глухомань какая! По европейским
меркам вообще уникальная - до ближайшего шоссе два километра вниз по
самой горе, и потом еще три лесом. Итого где-то восемь. Но зато склоны
- закачаешься. Кругом стопроцентный черный - цвет полупрофессиональной
трассы, на которую чайника просто не выпустят. Праздных туристов даже
бесплатно не заманишь, а для молодых "экстремальщиков" слишком дорого.
Заброска наверх вертолетом. Отъезд домой либо тоже по воздуху, либо
своим ходом на лыжах прямо вниз к шоссе с дикими выкрутасами в густом
ельнике - так сказать, прощальный удар по нервам, - а там уж или
автобус, или клиенту его собственную машину из города подгонят.
Обозвал Роджер все это великолепие "Моннуар", имея в виду, что
трассы-то черные, устроил на последние деньги роскошную презентацию с
буфетом и фейерверком - и не прогадал. Он нащупал тот баланс, который
очень понравился состоятельным лыжникам: полный отрыв от цивилизации в
двух шагах от таковой. Сидишь на горе, защищенный от случайных
контактов - к тебе даже автомобильной дороги нет. Захотел вернуться в
мир - встал на лыжи, забросил за спину рюкзак, и почесал вниз.
Удивительная свобода выбора и полная независимость. Русскому этого не
понять, он в таких условиях вырос, страна наша обширна и пустынна:
вышел за город погулять, накатил полбанки, телефон потерял, заблудился
- полный Робинзон. Но для европейца, который привык, что любой его
случайный плевок непременно попадает в чью-то машину... В общем,
большинство гостей даже от вертолета отказывалось. Подъедут на такси,
навьючат на себя амуницию, пролезут лесом до подъемника, и вваливаются
к Роджу уже по уши счастливые. В итоге получилось безотходное
предприятие. Никаких затрат на рекламу - только куцая страничка в Сети
с информацией о наличии мест. Вся обслуга из родственников, которым
при определенном усилии воли можно вообще не платить. Единственный
предмет необходимой роскоши - трое инструкторов-спасателей, надежных
Парней-На-Все-Руки-Ноги и прочие места. Когда я впервые забрался на
гору к Роджу - тоже лез наверх с лыжами на загривке, - мне один из
его инструкторов навстречу попался. Ехал, взяв расчет, жениться на
богатой клиентке. Узнал меня. "Поль, неужели это вы? Мужик, как я за
тебя переживал! Да ну их всех, трам-тарарам, меня тоже в свое время
подставили, трам-тарарам... А ты что, на мое место? Нет? А
присмотрись, работа непыльная, и ни одна сволочь тебя не обидит. Здесь
только свои".
     Сволочь тем не менее нашлась - ею оказался Роджер, который
терпеть не мог, когда к его клиентам пристают чужаки, явившиеся без
приглашения. То, что он меня тоже узнал, не имело в данном случае
значения. В Моннуар не пускали непрошенных гостей. Мне такой обычай
показался разумным, и поэтому я не стал качать права. Но и уйти
несолоно хлебавши я не мог. Здесь была Крис. И я уговорил, скорее даже
умолил Роджера просто сообщить ей - тут Поль.
     Состоялся тот самый прощальный разговор, точнее ее монолог.
Съезжая обратно к шоссе, я с горя чуть не убился. Запутался в этих
елках-палках дурацких, летел кубарем, лицо расцарапал, лыжу потерял.
Зато слегка остыл и успокоился. Нет лучшего способа вправления мозгов,
чем глубокое пике с заныриванием в сугроб головой вниз. Сполз я
кое-как к дороге и подумал: а неплохо было бы осесть на годик-другой в
таком вот Моннуаре инструктором. Пока страсти не поулягутся - и вокруг
меня вообще, и у меня внутри в частности. Оглянулся. А почему,
собственно, не здесь? Кристин сюда больше не приедет, уже не
спрячешься тут от меня, да и осквернил я это место своим визитом...
Короче говоря, через пару недель я легко сдал экзамен на
инструктора-спасателя, получил сертификат и штурмовал "черную гору"
снова, уже как официально приглашенный соискатель вакантного места.
Родж долго кривил бровь, а потом сказал: "Отказать тебе, парень, не
по-христиански будет. Мы тут все за тебя переживали. Меня ведь тоже в
свое время так подставили, трам-тарарам... Вот. Но если хоть один
клиент спросит, какого черта здесь эта русская морда ошивается -
прогоню тебя мгновенно, так и знай". Я молча кивнул, мы ударили по
рукам. В Моннуаре оказалось тепло, уютно, и очень по-домашнему. Густав
и Пьер, новые коллеги, в тот же вечер страшно меня напоили.
Сопровождая это задушевными рассказами о том, как они за меня
переживали, и как их, несчастных, в свое время, трам-тарарам,
несправедливо обижали.
     И потекла жизнь. Делать приходилось все - утюжить гору на
ратраке, сопровождать клиентов вверх-вниз, подъемникам устраивать
профилактику, и неусыпно бдить, дабы никто из гостей не сломался.
Потом Густав взял расчет и поехал жениться на богатой клиентке. Его
сменил Тони. Я уже считался местным старожилом. И ни один гость не
поинтересовался, какого черта здесь эта русская морда. Впрочем,
я не мозолил глаза клиентуре и на гору выходил редко. Добровольно
взвалил на себя большинство работ по железу - спокойный, тихий, даже
незаметный человек. Парни надо мной деликатно подтрунивали - мол
некоторые заезжие дамы и барышни проявляют к тебе, коллега, весьма
прозрачный интерес, а ты по углам прячешься. Вовсе я не прятался. И
тем более - по углам. Просто казалось, должно пройти какое-то время,
пока не сотрется из памяти навязчивый образ Кристин. Я ведь ее не
терял, не прогонял. Она сама ушла - испуганная мной и разочарованная
во мне. Познавшая в одном внезапном прозрении другую мою сторону,
обычно скрытую от нее. Ту сторону, с которой глядел не милый парень и
талантливый лыжник, а мужчина и хард-слаломист. Прыгая сквозь беднягу
Киркпатрика, я просто физиологически не мог видеть трех-четырех
резервных траекторий, которые вычислила Крис. Потому что ее расчет был
женский, а мой - чисто мужской. Идти по кратчайшей линии, навязывая
свою волю трассе. Спрямить дугу. Удержать скорость. Хоть задавить, но
победить. А я ведь победил, верно?
     Незаметно летели дни, изменялся мир, я тоже вместе с ним. Пару
раз летал в Россию, общался с родителями. Осторожно переправил им
деньги со швейцарского счета, чтобы покрыть все долги. Был на свадьбе
у Машки с Генкой - оба бросили команду и спорт вообще. Кажется, им
было неплохо вместе, а уж без спорта особенно. Хотел к Илюхе в
больницу зайти, но передумал. С ним вышла мутная история - крепление
не раскрылось, а для человека из-за этого навсегда закрылись горные
лыжи. Мне, конечно, очень хотелось плюнуть ему в лицо, но стыдно
показалось обижать инвалида. А я-то на Димона нехорошо думал... Если
бы! Тренер, временно отстраненный после загадочного случая с Ильей,
ушел в запой и рассказал мне оттуда - в смысле из запоя, - много
интересного о том, кто в команде был дятел и как именно стукал. И про
грызню в руководстве Федерации, из-за которой нас так жестоко
подставили, и про многое другое, что было мне раньше совершенно
неинтересно. Да и теперь не стало. Оказалось, что я все забыл.
Старался - и забыл. Наверное, уйди я из спорта через круг почета,
славное прошлое осталось бы в памяти ярким и героическим. А так
получился фантом, мираж, зыбкий, неустойчивый и имеющий ко мне весьма
сомнительное отношение. Я даже машину у Бояна не забрал - чтобы лишний
раз ничего не вспоминать. Да он и не настаивал особенно, только
побрюзжал немного для порядка. Мы теперь жили в совершенно разных
мирах, и прежняя дружба как-то сама потеряла актуальность. Особенно
после того, как я вернул ему долг.
     На Рождество в Моннуаре собралась очень молодая компания, мы
бесились в снегу, как дети, здорово поддали, и я незаметно для себя
оказался в постели с одной прелестной особой. Ничего - не умер. Даже
наоборот, было здорово. Я в нее с отвычки чуть не влюбился. И понял -
все, отпустило. Можно жить. Как пишется в романах, "тени прошлого
отступили". Можно все начинать с самого начала и ни о чем былом не
жалеть. Молодой сильный парень, тридцати еще нет, впереди открытый
мир. Поработаю на Роджа годик, а там что-нибудь достойное выдумаю, на
зависть всем. "Ски Мэгэзин" уже принял несколько моих статей по теории
горнолыжного поворота (конечно, псевдонимных). Их тогда здорово
разбередило - кто это такой умный проклюнулся. Меня тоже. Я менялся, и
этот новый "я" был мне весьма интересен. Роджер подсматривал, как
парень растет, и кажется, по-отечески радовался. Жена его со мной
просто нянчилась. С парнями мы подружились - не разлей вода. И заезжие
девочки меня весьма жаловали. Есть что-то неповторимо прекрасное в
любви, когда за окном холодно и снег. Женская нагота в такой
обстановке всегда откровение, кожа - шелк, ласки - пламя... А утром
натянешь трусы чисто для приличия, выскочишь на двор, в сугроб
рухнешь, и давай кувыркаться!.. Тони и Пьер сначала пугались, но Родж
им объяснил, что у русских метаболизм особенный. Не знаю, как у других
русских, а я всегда это знал - мой дом там, где снег.
     Ничего, потом они сами начали из сауны выскакивать, да по
сугробам прыгать. С визгом, улюлюканьем и безо всякого там
метаболизма. В общем, не жизнь - сплошной праздник.
     А потом неподалеку лавина сошла - повалило разом опору линии
электропередач и сотовый ретранслятор. Порвало, естественно, сетевой
кабель - недешевый, между прочим, - который Родж на ЛЭП подвесил.
     И вот тут-то началось самое увлекательное. На порядок веселее
хард-слалома. И пожалуй, гораздо страшнее, чем даун.



        "ГЛАВА ДЕВЯТАЯ"


     Лавину мы услышали ночью - далекую, нестрашную. Она погрохотала
себе, я уже собирался гасить свет, чтобы дальше спать - и тут в
комплексе отрубилось все. Напрочь. Понятненько... Как любой нормальный
горный отель, Моннуар обрыва коммуникаций не боялся - у нас был
дизель-генератор, сателлитный телефон, запас дров, свечи наконец. И
целый погреб выпить-закусить. Увы, я по аварийному расписанию отвечал
не за провиант, а как раз за электричество. Пришлось вытащить из-под
кровати фонарь, одеться и спуститься в холл. Там уже рвал и метал
Роджер. С утра мы ждали группу в десять человек - что теперь делать,
заворачивать их с полдороги?
     Дизель запустился легко, в окнах комплекса загорелись тусклые
огоньки. Я внимательно осмотрел станцию электропитания, убедился, что
движок вышел на режим, и потопал обратно. В холле страсти не утихли,
скорее наоборот. Родж позвонил в город, ремонтники обещали все сделать
за сутки, максимум двое. Но как же наши гости? Подъемники будут
стоять, то, что выдает генератор, им на ползуба. Сотовые телефоны
молчат, выход в Сеть накрылся, это клиентам тоже вряд ли понравится.
"Ерунда, - сказал я, - зато какое приключение!". Взгляд Роджера стал
более осмысленным. "Да, но подъемники... Допустим, когда гости
приедут, мы отвезем их наверх ратраком. А дальше что?" - "А дальше, -
вступил Тони, - то же самое. Подъемники у нас три четверти времени
крутятся вхолостую. Потому что клиенты обычно съезжают пачками,
группами. Значит, теперь будут съезжать одной дружной компанией.
Цепляться к ратраку - и наверх. Очень весело. Ради такого случая я
готов их таскать. Конечно, можно будет использовать только одну
трассу. Но во-первых, это всего на пару дней. А во-вторых, у нас ведь
стихийное бедствие..." - "...и уж это мы обеспечим! - неожиданно
подбросил идею Пьер. - Родж, ты представь - костры на улице! И на них
жарится мясо! В комнатах свечи! Заодно солярку побережем... Глинтвейн!
Поход с термосом глинтвейна куда-то в полную опасностей морозную ночь!
Виски! Рекой!" - "Шампанское из горла, - поддакнул я. - И шаманские
пляски. Просто незапланированное Рождество. Подумай, Родж. Гости
приезжают к нам за рутинными, в общем-то, развлечениями. И тут
взбираются они на гору - а здесь такое...". - "В действительности
проблема только одна, - подытожил Тони. - Выбрать трассу. Самим. Чтобы
уже поставить гостей перед фактом - вот "альфа", по ней и съезжайте. А
то еще начнут кочевряжиться, выбирать, голосование устроят, и между
собой перегрызутся". Роджер, который