язки  камзола,  либо  положил  их  на
подлокотники скамьи - и елозит на сиденье, налегая на  него  всем  своим
весом. Он всегда испытывает вещи на  прочность,  пробуя,  нельзя  ли  их
сломать.
   Аш завернулась в ковер плотнее. Ей надоело уворачиваться от  Марафиса
всю последнюю неделю - с  той  ночи,  как  он  загородил  ей  дорогу  на
лестнице. Нож, однако, не любил, когда его  избегали,  и  взял  привычку
загораживать ей дорогу каждый раз, когда это  могло  сойти  ему  с  рук.
Встречая Аш одну в коридоре или на лестнице, он останавливался перед ней
и стоял, вынуждая ее обходить его. Он не трогал  ее,  не  заговаривал  с
ней, но его маленький рот кривился от удовольствия,  а  глазки  смотрели
мимо Аш, точно ее тут вовсе не было. Он пробовал ее  на  прочность,  как
кожаные завязки или каменную скамью.
   Аш запустила пальцы в волосы. Она найденыш и жива только потому,  что
Пентеро Иссу взбрело в голову ее  спасти.  Она  не  знатная  дама  и  не
служанка, а непонятно кто. Потому Марафис и  ведет  себя  так  с  ней  -
пробует, до какого предела он может дойти, прежде чем Исс его остановит.
   - Барышня, - зашептали за дверью, - можно мне войти? Аш  не  хотелось
никого видеть - только не теперь.
   - Уйди прочь, - сказала она. Слабость собственного  голоса  неприятно
удивила ее, и она попыталась еще раз:
   - Я устала, Ката. Дай мне поспать.
   - Я принесла горячее молоко и розовые  коврижки.  Значит,  ее  послал
Исс. Аш встала, и коврик соскользнул на пол.
   - Подожди минутку, я оденусь. - Бесполезно прогонять  Кату,  раз  она
получила приказ от Исса: девчонка будет  стоять  под  дверью  всю  ночь,
каждые несколько минут спрашивая позволения войти, пока  не  возьмет  Аш
измором. Пентеро Исс ни на кого не повышает голоса, никому не  угрожает,
но умеет заставить людей делать то, что ему нужно.
   Натянув свежую полотняную  сорочку,  Аш  глубоко  подышала,  стараясь
вернуться в свое обычное состояние. В эти последние дни  ей  становилось
все труднее вспомнить, какое же состояние для нее обычно. Она больше  не
чувствовала себя здоровой,  постоянно  испытывала  усталость,  потела  и
зябла. И ее тело... Аш окинула себя взглядом. Это уж  точно  обычным  не
назовешь: груди выросли, откуда ни возьмись, за каких-нибудь два месяца.
   - Теперь можешь войти. - Аш отошла в угол, не  желая,  чтобы  Марафис
увидел ее, когда Ката откроет дверь.
   Ката была  маленькая,  с  оливковой  кожей,  темноглазая,  с  черными
кудряшками, из которых шпильки всегда вылетали. Аш каждый раз  при  виде
ее испытывала укол зависти. Ката заставляла ее чувствовать себя бледной,
тощей и ужасно прямой. У самой Каты все круглилось: губы, щеки, бедра  и
волосы. Волосы Аш, очень светлые,  с  серебристым  отливом,  спадали  до
пояса ровно, как вода. Аш пробовала и горячие щипцы, и влажные тряпочки,
и закалывала их, и в косы заплетала на ночь, но  волосам  было  хоть  бы
что: они всякий раз распрямлялись снова.
   - Поставь поднос на консоль, Ката. Служанка так и подскочила.
   - Ах, барышня, вот вы где - за  дверью  прячетесь.  Как  же  вы  меня
напугали!
   Аш не обратила на это внимания - Ката всегда чего-нибудь пугалась.
   Водрузив медный поднос на консоль, Ката  подошла  к  каминной  доске,
чтобы зажечь лампы. Аш хотела остановить ее, но промолчала. Пентеро Исс,
несомненно, приказал Кате рассмотреть барышню как следует, и чем быстрее
это случится, тем быстрее Ката  уйдет.  Пока  служанка  наполняла  лампу
кусочками янтаря, который носила в тряпичной сумке у  пояса,  Аш  успела
поправить волосы и растереть щеки. Хорошо бы еще дрожь унять, но с  этим
уж ничего не поделаешь.
   - Одной, пожалуй, хватит, - сказала Аш, когда фитиль,  погруженный  в
смоченный маслом янтарь, загорелся. - Поди сюда, и покончим с этим.
   - С чем покончим, барышня?
   Аш улыбнулась. Ката - страшная лгунья.
   - Ведь это мой приемный отец послал тебя  поглядеть  на  меня?  -  Аш
тряхнула плечами, приспустив сорочку. - Этого довольно, или  мне  догола
раздеться?
   Ката затрясла кудряшками.
   - Ой, барышня, какая  же  вы  злая!  Ничего  такого  его  милость  не
говорили, а ужин я вам принесла по доброте  сердечной  -  и  вот  что  я
получила за свои  хлопоты.  -  Ката  посмотрела  на  окованный  серебром
туалетный столик Аш, где громоздились в беспорядке книги и  манускрипты.
- Слишком много вы читаете для своего же блага, а горячий  ужин  никогда
не повредит, и ничего в нем  плохого  нет,  кроме  разве  что  пенки  на
молоке.
   Обрадовавшись вдруг тому, что Ката здесь, Аш поправила рубашку.  Ката
у нее уже год и два месяца, дольше всех прочих служанок.  Хорошо,  когда
знаешь человека настолько, что его можно подразнить.
   -  Извини,  Ката,  но  розовые  коврижки  всегда  выдают  Исса.   Они
совершенно безвкусные, пахнут увядшими розами и при  этом  очень  дорого
стоят.
   Ката тихонько фыркнула.
   - Ну, если они вам не нравятся...
   - Бери, бери. А в следующий раз, если тебе  вздумается  заявиться  ко
мне среди ночи, принеси мне свежего хлеба, соленого масла, да  побольше,
и пива вместо молока. Только пусть оно  будет  темным  и  таким  густым,
чтобы ложка стояла - такое процеживают через рядно, чтобы убрать  лишний
хмель. - Аш держалась как  могла,  но  на  слове  "рядно"  сплоховала  и
расхохоталась.
   - Ну, барышня, вы и вправду злая!
   Смех Каты, чуть-чуть громкий для того, чтобы называться  женственным,
нравился Аш. Иногда она забывала, что Ката на целый год моложе ее.  Ката
была такая взрослая, такая.., округлая, но стоило ей засмеяться, как она
снова превращалась в ребенка.
   Но сейчас улыбка внезапно исчезла с лица Аш.
   - Ката...
   - Да, барышня?
   - Ты все еще... - глядя в темные глаза служанки,  устремленные  прямо
на нее, Аш пожалела, что заговорила об  этом,  -  все  еще  в  дружбе  с
Марафисом Глазастым?
   Ката изменилась в лице.
   - А если и так, то что? Вас это не касается.
   Аш вздохнула и решила не продолжать, но все-таки сказала:
   - Он такой здоровый и сильный - как бык.  Будь  поосторожнее,  вот  и
все.
   Ката, свирепо тряхнув головой, заявила:
   - Это мое дело, чем я занимаюсь в свое свободное  время.  Я  взрослая
женщина, не то что некоторые, а те, которые  даже  и  не  целовались  ни
разу, могут оставить свое мнение при себе.
   Аш, вспыхнув, промолчала, и у нее, как это ни смешно, защипало глаза.
   Ката, сразу остыв, положила руку ей на плечо.
   - Прошу простить меня, барышня. Я ничего такого не хотела говорить. У
вас тоже вот-вот крови придут, я уверена. - Говоря это, Ката подвела  Аш
к кровати. - И как только это случится, у вас будут нарядные  платья,  и
камеристка, чтобы убирать волосы, а искатели  вашей  руки  выстроятся  в
очередь от Морозных ворот  до  Красной  Кузницы.  -  Ката,  усадив  свою
госпожу на постель, потрогала ей лоб. - Да вы  дрожите,  барышня.  То  в
жар, то в холод вас бросает.
   - Это ничего, Ката. Расскажи еще о том, что будет, когда  придут  мои
крови. - Аш не слишком волновали поклонники,  выстроившиеся  в  очередь,
чтобы просить ее руки, а всякая  камеристка,  которая  хоть  чего-нибудь
стоит, наверняка откажется от места через неделю, отчаявшись  справиться
с волосами,  не  желающими  завиваться.  И  все-таки  ей  нравилось  это
слышать. Слушая Кату, она начинала почти что верить, что  все  хорошо  и
будет хорошо и что странный, почти голодный  взгляд,  которым  последние
несколько месяцев смотрел на нее приемный отец, - всего лишь игра света.
   Ката взяла щетку и принялась расчесывать волосы Аш.
   - Сейчас, барышня, дайте подумать. У вас,  конечно  же,  будут  новые
туфельки, с десяток  пар:  дневные  из  тончайшей  кожи  и  вечерние  из
вышитого шелка с кружевом. Вам понадобится  новое  платье  для  верховой
езды - с отделкой из  черно-бурой  лисы,  что  бы  там  ни  говорил  его
милость, - и настоящая дамская лошадь вместо той старой  клячи,  которую
дает  вам  мастер  Хейстикс.  Может  быть,  его  милость  возьмет   даже
какую-нибудь старую монахиню учить вас хорошим манерам. Грамоте вы уже и
так обучены - его милость об этом позаботился.
   Аш кивнула, довольная. Ката ловко водила щеткой  по  волосам,  и  это
позволяло барышне думать о своем под щебетание горничной.
   Слишком многое изменилось за этот год. Прежде ее  приемный  отец  был
другим: он посылал за ней каждый день и не жалел своего времени,  обучая
Аш читать и писать.  Он  мог  поручить  это  священникам  и  писцам,  но
предпочитал делать это лично. И не только  потому,  что  он  старательно
удалял от Аш всех, с кем она могла бы подружиться, - а  она  рано  стала
замечать, что ни ее любимые прислужницы, ни живущие в крепости ребятишки
не остаются при ней надолго. Нет, Иссу на самом деле нравилось ее учить.
Наука составляла одну из радостей его жизни.
   - ..и у вас, само собой, будет новая комната с  настоящими  слюдяными
окнами и...
   Аш моргнула, внезапно заинтересовавшись.
   - Новая комната?
   - Ну да. Это верно, как лед на Кости.
   - Но почему?
   Ката отложила щетку, стрельнула глазами по сторонам, словно  опасаясь
нежелательных ушей, и понизила голос.
   - Разговоры об этом уже ведутся. На днях, когда я..,  ну..,  зашла  с
Ножом в Кузницу, туда явился его милость и сказал Ножу,  чтобы  тот  был
готов перевезти вас по его указанию. Но когда Разварная Телятина  увидел
меня, он осекся на полуслове и глянул на меня - вы знаете как, - бледный
такой и страшный, что твой покойник. Я прямо стрелой оттуда вылетела, не
дожидаясь его приказа. - Ката просто сияла  -  она  любила  рассказывать
секреты.
   Аш сглотнула, радуясь, что сидит, а не стоит.
   - Перевезти меня по его указанию?
   Ката, кивнув, отошла к туалетному столику и  сунула  в  рот  одну  из
деликатесных розовых коврижек.
   - Точно так, - подтвердила она с набитым ртом.  -  Мне  сдается,  это
будет один из тех роскошных верхних покоев в Фитиле, с черным мрамором и
дымчатыми стеклами в  полу.  Может  быть,  даже  с  отдельным  входом  и
лестницей. - Ката взяла еще одну коврижку, посмотрела на нее и  положила
назад. - Поклянитесь, что возьмете меня с собой, барышня. Я  не  вынесу,
если меня снова отправят на кухню и заставят скрести горшки.
   - Помолчи, Ката. - Болтовня служанки начинала раздражать Аш.
   Ката обиженно закрыла рот, взмахнула  юбками  и  принялась  проверять
ставни, ворошить угли в жаровне и делать прочие ночные приготовления.
   Аш почти перестала обращать на нее  внимание.  Значит,  ей  предстоит
переезд? Это просто немыслимо. Комната в Бочонке была ее домом,  сколько
Аш себя помнила. Из всех четырех башен крепости только Бочонок и был  ей
знаком. Здесь она в шесть  лет  сломала  себе  руку,  лазая  по  внешним
укреплениям, а в восемь не выходила из комнаты два месяца из-за  красной
горячки, и приемный отец навещал ее каждый день, принося ей замороженный
мед и желтые груши; здесь, когда ей было одиннадцать, ее птичка заболела
в своей клетке, начала выщипывать себе перышки и клевать  ноги,  а  Исс,
чтобы угодить  Аш,  провел  небольшую  церемонию,  прежде  чем  поручить
Кайдису прекратить мучения птички. Здесь Аш провела всю свою жизнь.
   В полном расстройстве она села на кровать с ногами  и  обняла  руками
колени. Ей никто даже слова не  сказал  о  переезде,  и  в  крепость  не
приглашали ни каменщиков, ни плотников. Должна же была эта новость  хоть
как-то дойти до нее? Аш потерла голые икры.  Простыня  под  ногами  была
мокрая от пота и ледяная.
   Нет, не станет она вспоминать свой сон. Он ничего не значит. Ничего.
   Ката засунула две оставшиеся коврижки в сумку у пояса.
   - Не нужно ли еще чего, барышня?
   - Нет. - Но что-то в Кате, идущей к двери, заставило Аш передумать. -
То есть да. Еще одна вещь.
   - Какая? - Ката надула свои и без того пухлые губки.
   - Я знаю, что ты сейчас увидишь моего приемного отца... -  Аш  жестом
пресекла возражения Каты. - Не отрицай. Я тебя за это не виню.  Если  не
хочешь возвращаться на кухню, сделай вот что  -  я  бы  на  твоем  месте
поступила именно так. - Ката продолжала дуться, но Аш гнула свое:
   - Можешь сказать ему все: что мне нездоровится, что я плохо выгляжу и
что даже постель у меня в беспорядке. Не говори только,  что  я  знаю  о
переезде, который он задумал. Пожалуйста.
   Ката посмотрела на свою госпожу.  Аш  знала,  что  Ката  завидует  ее
платьям и разным красивым вещицам вроде серебряных щеток  и  черепаховых
гребенок, но знала и то, что  Ката  может  быть  доброй,  когда  это  ей
выгодно. Однажды она прошлась до самых Нищенских ворот, чтобы купить  Аш
засов для двери.
   С преувеличенно тяжелым вздохом Ката тряхнула кудряшками.
   - Ладно уж, не скажу - для своей же пользы. Если  Разварная  Телятина
узнает, что я вам это разболтала, хотя  мне  и  слышать-то  об  этом  не
полагалось, он мигом меня на кухню наладит, а то и пониже.
   Спасибо тебе, Ката.
   Ката, фыркнув, направилась к двери.
   - Но уж про вас мне ему все придется рассказать. От этого  никуда  не
денешься. Сами знаете, какой он.
   Аш, кивнув, встала и задула лампу. Она хорошо знала, какой он.
 
*** 
 
   Мясные мухи  жужжали  в  своей  сетке,  трепеща  черными  прозрачными
крылышками так  часто,  что  взгляд  не  улавливал  этих  движений.  Но,
несмотря на свои усилия, эти четыре тощие мухи с  длинными  суставчатыми
лапками летали медленно, беспорядочно кидаясь из стороны в сторону. Это,
разумеется, были самки. Блестящие зеленые мешочки у них под брюшком были
набиты сотнями яиц. Пентеро Исс, правитель  города  Вениса,  командующий
гвардией Рубак, хранитель Крепости  Масок  и  властелин  Четырех  Ворот,
старался держать садок на расстоянии. Мухи были  в  самой  поре,  им  не
терпелось отложить яйца, и  они  вполне  могли  прогрызть  сетку  своими
крепкими челюстями, особенно если почуют кровь.
   Исс зачарованно следил за мухой, подлетевшей к его  бледным  держащим
садок пальцам. Его кожа была чистой и неповрежденной, совсем  не  такой,
как требовалось мухе, но Иссу встречались мясные  мухи,  способные  сами
наносить нужные им раны. У этой такого случая не будет. Исс вынул  из-за
пояса кусок голубого фетра и накрыл им верхнюю часть сетки. Он будет  на
месте через четверть часа - за это время мухи не успеют заснуть даже и в
темноте. Исс хорошо изучил их - сонными их делал не мрак, а холод.
   Идя по заброшенной восточной  галерее  к  Кости,  Исс  сосчитал  дни.
Шесть. Он, конечно же, вел записи, но своему скрупулезному  уму  доверял
больше, чем каракулям  на  пергаменте.  Не  следует  терзать  Скованного
слишком скоро после предыдущей процедуры. Тщательность  нужно  соблюдать
во всем, особенно в подобных делах.
   Но шести дней вполне  достаточно.  Шесть  дней  -  как  раз  то,  что
требуется.
   Зима пришла в горы и в Венис рано, и в восточной галерее стоял мороз.
Исс подавил дрожь. Он вырос в ненависти к холоду. Холод - это  когда  не
хватает дров в очаге и одеял. Ему это было хорошо известно. Ребенком  он
мечтал о  жарком,  трескучем  пламени  и  множестве  пуховых  перин.  По
прошествии сорока лет он все это имел, но не считал, что этого довольно.
   Он правитель, а не король - он может править еще лет двадцать, но под
конец все равно умрет не  своей  смертью.  Так  уж  заведено  в  Венисе.
Историки  могли  бы  назвать  Юрона  Чистого,  Риза  Грифона  и   других
правителей, скончавшихся во сне. Но Исс сам видел, стоя  во  мраке,  как
пятеро присяжных братьев порезали Боргиса Хорго на куски. Он был старый,
сухой и сморщенный - Исс подивился тому, сколько в нем оказалось  крови.
Эта кровь до сих пор снилась ему, и порой она была его кровью.
   Их было так много. Боргис Хорго,  Раннок  Хьюс,  Терик  Хьюс,  Коннад
Хьюс, Левик Криф, прозванный Полукоролем, Карат Лоре, Сторновей Лысый  -
этот перечень  тянулся  в  глубь  веков,  к  Терону  Пенгарону,  убитому
наемниками своего племянника на том месте, где теперь стоит  Кость.  Все
они умерли смертью правителей: от ножа в спину, от стрелы,  от  яда,  от
дубинки, от измены. Единственным законом  о  престолонаследии  в  Венисе
было право сильного. Как только соперник отыскивал в нынешнем  правителе
слабость, он устраивал заговор и помогал  правителю  умереть.  Исс  знал
свою судьбу, но не желал с ней мириться.
   Правителем быть недостаточно - он должен стать кое-кем повыше.
   Дыша холодным воздухом, он приблизился к Кости. Известняк, бледный  и
гладкий, как озерный лед, вытягивал тепло сквозь подошвы  его  башмаков.
На поясе терлись о двойной шелк мантии тяжелые предметы. Каменная лампа,
искусное изделие дикарей, живущих на северном побережье, со стенками  из
китового уса и верхушкой из обструганного рога,  берегла  свет  и  тепло
лучше всякой другой.  Ее  можно  перевернуть,  но  огонь  все  равно  не
погаснет. Вот и сейчас, колотясь о его бедро, она давала приятное тепло.
Что до двух других свертков, то хорошо бы тетушка Вене упаковала их  как
следует. И подогретый мед, и протертые желтые бобы способны оставить  на
шелке никому не нужные пятна.
   Исс открыл, что мясные мухи должны хорошо питаться  после  того,  как
отложат яйца. Это общее заблуждение, что взрослые самки кормятся кровью.
Исс наблюдал за ними и знал, что это не так. Больше всего они любят мед,
предпочтительно  теплый.  Выращенные   в   холодном   климате   Северных
Территорий, они хранили в себе память о Дальнем Юге, своей родине.
   Желтые же бобы предназначались для Скованного. Исс отдал тетушке Вене
распоряжение сдабривать их маслом, яичными желтками и  солить  умеренно,
как для ребенка.
   Неся перед собой свой покрытый садок, Исс подошел к Кости.  У  двери,
как всегда, было еще холоднее,  чем  в  галерее.  Сырость  камня  сильно
возросла за последние несколько дней, и арка у входа  покрылась  голубым
льдом. Исс достал ключ.  Пронзенные  чудища,  многоголовые,  с  толстыми
змеиными хвостами, смотрели со своих  мест  у  подножия  шпиля,  как  он
отпирает замок. Лампа мигнула, и рельефные каменные фигуры заплясали  на
своих кольях. Исс поправил огонь, и чудища успокоились.
   Дверь с тихим шорохом открылась. Из  щели  просочился  морозный  пар,
словно  только  что  пробудившийся  призрак.  Мухи  сложили  крылышки  и
повалились на дно садка.
   Первые морозы для Кости всегда самые тяжелые.  Наружные  стены  башни
остаются сырыми круглый год - со всех арок, карнизов  и  угловых  камней
падает капель. Внутри по стенам бегут ручейки,  прочерчивая  дорожки  на
обтесанных камнях и ступенях. В выбоинах собираются лужи, и все, куда ни
глянь, отливает мокрым блеском. Первый мороз обращает всю  эту  влагу  в
ледяной туман. По прошествии недель, когда день  укорачивается  и  башня
снаружи обрастает льдом, вода внутри тоже замерзает. Лед дробит камни  с
той же  легкостью,  как  это  делает  каменщик  своим  молотком.  Каждая
оттепель приближает  Кость  к  полному  разрушению.  Башня,  изглоданная
морозом,  вот-вот   должна   обвалиться.   Препятствует   этому   только
совершенство ее каменной кладки.
   И фундамент, конечно, добавил про себя Исс с невеселой улыбкой. Ни  у
одного здания Северных Территорий нет такого основания, как у Кости.
   Слабый свет каменной лампы лег на лицо Исса, когда он  прошел  сквозь
ледяную  дымку  в  нижнюю  ротонду  башни.  Растрескавшиеся  плиты  пола
колебались у него под ногами. В полу зияли дыры - камни либо разворовали
рабочие, либо  уничтожили  морозы  и  обвалы.  Исс  не  обращал  на  это
внимания. Лестница Кости шла  винтом  по  сердцевине  башни,  через  все
тридцать девять этажей, заканчиваясь внутри шпиля, пронзающего тучи. Она
Исса  тоже  мало  интересовала.  Вся  надземная  часть  Кости  мертва  и
бесполезна, как почерневшая от обморожения нога. Камень  обретает  жизнь
только внизу, в Перевернутом Шпиле.
   Подойдя  к  подножию   лестницы,   Исс   сгорбился,   протиснулся   в
пространство под ее первым витком и  прошел  несколько  шагов,  пока  не
уперся в стену.
   Сжав к