я дышал  собственным  прокисшим  потом.  Есть  ему  не
давали, и он пил только воду с пола своей темницы, которая то прибывала,
то убывала, смывая его нечистоты.
   Она здесь, и с ней ничего не случилось.
   Каждый раз, очнувшись, он произносил про себя эти слова. Со  временем
он перестал понимать их смысл, но они все  равно  успокаивали  его,  как
молитва на незнакомом языке.
   Ему часто виделся Дрей. Брат бегал в высокой летней траве на  выгоне;
брат учил его ставить верши для ловли форели на зимнем замерзшем  озере;
брат ждал его на границе лагеря в день,  когда  они  предали  огню  тело
Тема. События на Дороге Бладдов всегда разыгрывались чуть медленнее, чем
в действительности, и Райф снова и снова видел две  твердые  точки  глаз
Дрея, заносящего свой зазубренный для войны молот над головой бладдийки.
   Нет, нет. Райф в своих снах боролся с этой памятью. Это не  его  брат
опустил свой молот в тот день на Дороге Бладдов. Не тот  Дрей,  которого
он знал.
   Голод, грызущий тело Райфа, постепенно  перекинулся  на  ум,  отнимая
рассудок и не давая ни минуты покоя. Ожидание было  еще  хуже  побоев  -
ведь в эти промежутки он оставался совсем один, и  его  мучили  мысли  и
сны. Инигар Сутулый указывал на него пальцем, называя Свидетелем Смерти.
Тем, охваченный пламенем, вставал из костра на Пустых Землях  и  шевелил
губами, произнося имена своих убийц, но Райф, как ни силился, не мог его
расслышать.
   Эффи стояла рядом с ним по колено в воде и  хладнокровно  перечисляла
тех, кого он убил... Среди них  почему-то  оказывались  Шор  Гормалин  и
Бенрон Лайс, и Райфу хотелось сказать Эффи, что она  ошибается,  что  он
никогда не убивал черноградцев, но она исчезала, не дождавшись его слов.
Потом под водой стал являться Мейс Черный Град - он скалил  свои  желтые
волчьи зубы, смеялся и говорил: "Я предупреждал, что ты  доведешь  меня,
Севранс".
   Райф уходил от боли, впадая в беспамятство, и к ней  же  возвращался,
приходя в себя. Синяки покрывали его тело, но он их  не  видел.  Ссадины
заживали, гноились и открывались снова, оставляя рубцы и  язвы,  которые
он знал только на ощупь. Невидимые бладдийцы каждую ночь хватали его  за
горло и окунали его голову под воду, так что легкие чуть не лопались,  и
душили  шнурком  от  амулета.  Теперь  тошнотворный  мрак   беспамятства
полностью заменял ему сон.
   И вдруг  побои  прекратились.  Пробужденный  от  бесчувствия  скрипом
двери, Райф ждал первого удара. Он весь оцепенел от боли, его тошнило от
нее. Руки, на которых он  висел,  тупо  ныли.  Каждый  вздох  давался  с
трудом.
   Она здесь, и с ней ничего не случилось. Кто? Эффи? Разве она здесь?
   Он уловил дуновение воздуха, и все мысли вылетели у него  из  головы.
Он  ненавидел  свое  тело  за  то,  что  оно  дрожит,  ненавидел  страх,
охвативший его  внезапно,  как  ребенка,  которому  мерещатся  чудища  в
темноте.
   Ожидаемый  удар  так  и  не  обрушился.  Вместо  этого  кто-то   стал
отвязывать  веревку,  на  которой  он  висел.  Во  рту  стало  кисло  от
собственного бессилия. Обычно его так и  били,  подвешенного,  а  потом,
когда он уже не мог уберечь себя от падения, роняли  на  скамью  или  на
пол. Изменение этого распорядка вызвало в  нем  тревогу.  Когда  сильные
руки подхватили его под мышками, он издал что-то вроде шипения.
   Пальцы, вцепившись в  колпак  у  основания,  запрокинули  его  голову
назад.
   - Не  время  драться,  черноградец.  -  Голос  был  грубый,  с  чужим
выговором.
   Его обладатель подержал Райфа на весу,  разрезая  последние  путы,  и
опустил на скамью.
   Облегчение пропитало Райфа, как вода, сделав его  холодным  и  вялым.
Еще чьи-то руки стиснули ему горло, но Райфу  было  уже  все  равно.  По
крайней мере его будут бить лежа.
   Нож, уколов кожу, перепилил веревку, удерживающую на месте колпак  из
мешковины. Между губами проступила кровь. От бладдийца  с  ножом  разило
горелым салом и жареным луком, и этот запах забивал Райфу рот.  Закончив
резать, бладдиец сдернул колпак.
   Райф зажмурил глаза еще крепче. Он давно  уже  не  видел  лиц  людей,
избивавших его, и не имел  желания  видеть  их  теперь.  Свежий  воздух,
хлынувший в лицо, тоже был  неприятен.  Райфу  вдруг  очень  захотелось,
чтобы побои начались поскорее.
   Раздался плеск  -  это  ушел  человек  с  ножом.  Райф  услышал,  как
закрылась дверь, но продолжал лежать тихо, не  доверяя  своим  чувствам.
Раньше его никогда не оставляли вот так, в сознании. Шли минуты.  Волчья
река с громом катилась за стенами  башни.  Где-то  высоко  через  равные
промежутки, как пульс, капала вода. В темнице не чувствовалось  никакого
движения. Райф сосредоточился на дыхании - это по крайней  мере  он  еще
мог делать.
   - Открой глаза и посмотри на меня.
   Голос шел от двери -  не  тот,  прежний,  но  с  тем  же  бладдийским
выговором. Этот был жестче, старше и звучал устало.
   Вода плескалась о стены камеры.
   - Я сказал, ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
   Райф разлепил склеенные веки, и  из  них  потекла  кровь.  Сквозь  ее
пелену он увидел крепко сбитого, грузнеющего человека среднего  роста  с
такими ослепительными сединами, что его длинные косы казались сотканными
из серебра.
   Собачий Вождь.
   Райф сразу понял, что это он.  Этот  человек  наполнял  темницу,  как
священный камень. Нельзя было не смотреть в его  голубые  глаза,  нельзя
было не ежиться от его присутствия.  Сколько  же  он  простоял  здесь  в
полной тишине, не давая о себе знать?
   Собачий Вождь молчал. Он смотрел  на  Райфа,  прожигая  его  взглядом
насквозь, вытягивая  из  него  ответы,  он  давил  на  него  всем  своим
существом так, что Райф не мог дышать.
   Выдерживая его взгляд, Райф думал о четырех бладдийцах в печном  доме
Даффа, думал о бегущих по снегу женщинах и детях и сгорал от стыда.
   А Собачий Вождь все смотрел, видя его насквозь, и  вода  у  него  под
ногами колыхалась от тяжелого дыхания, словно в нее  бросали  камни.  Он
двинулся с места, и Райф напрягся, готовясь к удару, но Бладд повернулся
к нему спиной.
   Этот  исполненный  презрения  жест  пронзил  сердце  Райфа   холодным
кинжалом. "Ты недостоин моего кулака, - говорил он.  -  Недостоин  моего
взгляда".
   Собачий Вождь открыл дверь темницы и вышел вон, а  Райф  почувствовал
себя  усохшим,  как  слетевший  с  дерева  лист.  Он  ничто.   Презрение
бладдийского вождя отняло у него то,  что  не  могли  отнять  побои.  Он
клятвопреступник, изгой, душегуб. Слух о том, что он сотворил у  печного
дома, разошелся повсюду, как и  предсказывал  Ангус.  Теперь  имя  Райфа
Севранса и его деяния известны всем. Все знают, что  он  был  на  Дороге
Бладдов и предал свой клан.
   Райф подтянул колени к груди, молясь о приходе  сна  и  забвения.  Ни
думать, ни чувствовать ему не хотелось. Но одной боли было недостаточно.
Гноящиеся глаза, надломленные ребра, рассеченные уши и губы, надорванные
мышцы рук и ног - все это вдруг стало терпимым.  Райф  лежал  в  тусклом
свете, и голоса из прошлого мучили его.
   "Ты не годишься для этого клана, - вещал Инигар Сутулый. - Ты  избран
быть Свидетелем Смерти".
   "Ты же знал, что я все равно уйду! - кричал на него Райф. - Почему ты
не помешал мне дать Первую Клятву?"
   Инигар качал головой из мрака, позванивая серебряными медальонами  на
кафтане из свиной кожи.
   "Спроси об этом Каменных Богов, Райф Севранс. Они лепят твою  судьбу,
не я".
   Райф отворачивался, собирая в комок пышущее жаром тело. "Будь  с  ней
ласков, Райф Севранс, - говорила Рейна об Эффи. - Вы с Дреем - все,  что
у нее осталось".
   "Я поручусь за него", - откликался Дрей со двора круглого дома.
   Райф завыл в голос.
   Несколько часов спустя он все-таки забылся лихорадочным  сном.  Когда
он очнулся, мир был размыт по краям. Кто-то  поставил  рядом  с  ним  на
скамью миску с густой серой жижей. Райф смотрел на нее, не шевелясь. Его
трясла лихорадка и мучила жажда, но он не мог двинуться, чтобы напиться.
Он мог только смотреть на миску, а потом и ее перестал видеть.
 
38 
ВОЖДИ И ДЕВИЦЫ 
 
   Вайло Бладд сунул в рот квадратик черной жвачки.  Полуволк  и  другие
собаки расположились кругом около него, стиснув мощные челюсти и  прижав
уши в знак повиновения. Время  от  времени  кто-то  из  них  постанывал,
словно от боли.
   Вайло сидел в тишине и жевал. Вдали  черной  лентой  блестела  Волчья
река, и на ее середине выступала бугром Ганмиддишская Пядь. Стоял мороз,
но Собачий Вождь почти не чувствовал  холода.  Над  кланом  простиралось
безоблачное ночное небо с месяцем и тысячью льдисто-голубых звезд.  Сидя
на плоском камне, где обычно тупили молоты или разделывали выловленную в
реке форель, Вайло видел и Ганмиддишскую башню, и круглый дом.  И  то  и
другое принадлежало теперь ему, как вся земля до Горьких холмов.
   Позади по  снегу  захрустели  шаги.  Собачьему  Вождю  не  надо  было
оборачиваться, чтобы знать, кто идет. Он видел это по поведению собак.
   - Он жив еще?
   Клафф Сухая Корка не ответил, но Вайло  и  без  того  знал,  что  его
вопрос услышан и понят. Клафф присел на  корточки  рядом  с  собаками  и
посмотрел на реку, грея руки о шею полуволка. Немного погодя он сказал:
   - Он все еще в горячке. Каудо не понимает, как он умудрился протянуть
последние пять дней. Говорит, всякий другой черноградец давно бы помер.
   Вайло выплюнул жвачку в перчатку. Ему вдруг захотелось уйти с холода,
сесть у очага и обнять двух оставшихся внуков. Он молча встал.
   Собаки были такой же частью его, как седые косы, и они вскочили в тот
самый миг, как скрипнули сапоги их хозяина. Сухая Кость тоже  встал.  Он
мог бы и не делать этого - после  взятия  Ганмиддиша  он  завоевал  себе
такое уважение, что мог не вставать  ни  перед  кем,  даже  перед  своим
вождем, - однако встал так же быстро, как всегда. Другие могли приписать
это силе привычки, но  Вайло  было  лучше  знать.  Клафф  -  бастард,  а
бастарды всегда встают.
   Вайло положил руку ему на плечо, и они вдвоем  вернулись  к  круглому
дому.
   Ганмиддишский круглый дом по сравнению с дхунским и  бладдийским  был
невелик. Построенный из базальта и зеленого речного камня, он  стоял  на
высоком берегу над рекой, в старой дубраве под названием Гнездо. Главное
здание поднималось над землей на полных шесть этажей,  оправдывая  девиз
Ганмиддиша: "Мы возвышаемся над горами и над врагами". Вайло, как  почти
все  северные  кланники,  не  доверял  круглому  дому,  вздымающемуся  к
облакам. Круглый дом должен черпать  силу  из  земли  и  живущих  в  ней
Каменных Богов,  но  многие  южные  кланы  строили  себе  высокие  дома,
изобличая   влияние   горных   городов    и    воздушного,    небесного,
неосновательного бога, которому там поклонялись.
   Собачий Вождь покачал головой, подходя  с  Клаффом  к  отполированной
бурями южной стене круглого дома. Эта  победа  почти  не  доставила  ему
радости. Краб Ганмиддиш, здешний вождь, пришел к власти всего через пять
лет после самого Вайло. Краб ругался, как зверолов, мог полезть в  драку
со всяким, кто не так на него  посмотрел,  и  зачал  столько  незаконных
детей, сколько другому обедов не съесть,  но  Вайло  он  нравился.  Краб
никогда не лгал, охотно признавал своих побочных отпрысков, а десять лет
назад, когда ветрянка скосила всех ягнят клана Визи, послал им в подарок
шестьдесят голов.
   Вайло всосал воздух сквозь больные зубы. Он  ничего  не  имел  против
Краба, если не считать недавней дружбы, которую тот завязал  с  Градским
Волком. Поход на Баннен породил в Крабе тревогу, и он, не  полагаясь  на
один Дхун, начал переговоры с Черным Градом. Дхун слаб, разбит  и  всего
лишен - Черный Град силен и крепнет  с  каждым  днем.  Кто  упрекнул  бы
ганмиддишского вождя за то, что он решил поплясать под две скрипки?  Что
до Мейса Черного  Града,  он  сражался  за  Баннен  рядом  с  Дхуном,  а
вернувшись в свою темную вонючую берлогу, посмотрел, должно быть, на  юг
и спросил себя: "И что же я получил за свои хлопоты?"
   Вайло тряхнул косами. Вряд ли Градский Волк, отправившись в следующий
раз на защиту кого-нибудь из вассалов Дхуна, вернется  домой  с  пустыми
руками. Честолюбия ему не занимать - Вайло это сразу почуял.
   - Краб бежал на восток, в Крозер, - сказал Сухая Кость,  следуя,  как
всегда, за мыслями своего вождя.  -  Он  собрал  вокруг  себя  восемьсот
человек и занял старый форт.
   Вайло проворчал что-то в ответ. Враги потихоньку скапливаются на  его
границах. Дхун разделился между  Гнашем,  Банненом  и  Молочным  Камнем,
Ганмиддиш теперь окопался в Крозере. В другое время это поглотило бы все
его внимание, но сейчас он никак не мог сосредоточиться на чем-то одном.
Черноградец слишком близко. Половина окон круглого дома смотрит на башню
и на Пядь. Стоит только поднять голову, и увидишь.
   Вайло посмотрел и теперь, напоследок,  пока  Сухая  Кость  не  закрыл
тяжелую входную дверь, оставив за порогом мороз и ночь. Тридцать  этажей
зеленого гранита высились  над  рекой,  как  указующий  в  небеса  перст
Каменного Бога. Там, где башня выходит из воды,  сидит  Райф  Севранс  -
Свидетель Смерти.
   По телу Собачьего Вождя прошла дрожь,  и  все  его  семнадцать  зубов
задребезжали.
   - Нан, приведи ко мне ребят. Я  буду  в  покоях  вождя,  -  велел  он
пожилой бладдийке с косами цвета и вида корабельных канатов, подоспевшей
с пивом и овсянкой, пока  Вайло  с  Клаффом  шли  через  сени.  Женщина,
встретившись на миг глазами с Вайло, кивнула и удалилась.
   Нан Калдайис приехала с ним из  Дхуна.  Теперь,  когда  их  матери  и
старшей сестры не стало, за внуками присматривала она. Вайло доверил  бы
Нан что угодно, даже собственную  жизнь.  Она  ходила  за  его  женой  в
последний год ее болезни, а после ухаживала за внуками  и  невестками  и
много лет давала Вайло утешение, в котором он нуждался.  Из  детородного
возраста она давно вышла, и Вайло  это  устраивало.  Тридцать  пять  лет
назад в день своей свадьбы он поклялся себе, что не произведет  на  свет
ни одного бастарда.
   Тихий голос Сухой Кости вторгся в его мысли.
   - Скажи только слово  -  я  соберу  дружину  молотобойцев  и  провожу
малышей обратно в Дхун.
   Остановившись у двери  в  покои  вождя,  Вайло  посмотрел  в  голубые
сулльские глаза Клаффа.
   - По-твоему, мне не следовало привозить их сюда.
   Это не было вопросом, но Сухая Кость все равно ответил:
   - Да. В  этом  круглом  доме  им  не  место.  Рано  или  поздно  Краб
попытается отбить его назад.
   - А насколько безопасно им будет в Дхуне со своим отцом?
   - Все безопаснее, чем здесь, на границе городских владений,  всего  в
сутках езды от Баннена с Крозером и ненамного дальше от Гнаша.
   Вайло грохнул по двери кулаком, и собаки испуганно присели.
   - Думаешь, я сам не знаю? Думаешь, я не лежу  без  сна  каждую  ночь,
пережевывая те же самые мысли?
   Сухая Кость, не отвечая на гнев вождя, наклонил свою красивую  голову
и тихо произнес:
   - Каждый переезд, который ты предпринимаешь, опасен  для  них.  Пусть
лучше сидят в Сердце Кланов, в Дхуне.
   Он был прав, и Вайло это знал. Войдя в зеленые стены  чертога  вождя,
он повернулся к Клаффу и сказал:
   - Я боюсь отсылать их с глаз  долой,  Сухой.  Ведь  их  двое  теперь,
только двое.
   Клафф кивнул и этим ограничился. Он  не  стал  говорить  утешительных
слов, не стал напоминать вождю, что  его  сыновья  еще  молоды  и  могут
завести дюжину детей каждый. Вайло, благодарный ему за это,  уже  второй
раз этой ночью тронул Сухую Кость за плечо.
   - Через несколько дней отвезешь их обратно.
   Клафф ответил неуловимой улыбкой, и тут двое детишек, о  которых  шла
речь, вбежали в  дверь.  Не  обращая  на  деда  никакого  внимания,  они
направились к собакам.
   Поглядев, как они  возятся,  кувыркаются  и  визжат  среди  черных  с
рыжиной зверюг, известных всему Северу как "костяшки  Собачьего  Вождя",
Вайло ухмыльнулся.
   - Не похоже, что  они  будут  сильно  скучать  по  мне.  Сухая  Кость
собрался уходить, но  Вайло,  остановив  его  едва  заметным  движением,
спросил:
   - Как там эта девушка?
   - Хорошо. Нан была у нее сегодня. Говорит, она не из тех,  что  морят
себя голодом или выкидывают  штуки  похуже.  Мне  сдается,  девчонка  ей
приглянулась.
   Вайло задумчиво потер подбородок, унимая зубную боль.
   - Сколько ж ей лет-то?
   - Совсем ребенок, - пожал плечами Клафф. - Длинная и худющая.
   - Вели привести ее сюда, Сухой. Хочу сам поглядеть на дочь правителя.
   - Сюда? - Клафф бросил взгляд на детей, которые  хихикали,  почесывая
ногами живот полуволка.
   - Да. Раз Нан о ней хорошего мнения, я готов допустить  ее  к  своему
очагу.
   Сухая Кость вышел, притворив за собой дверь тихо, будто слуга,  а  не
человек, семь дней назад взявший клан Ганмиддиш. "Дай мне двести  воинов
с мечами, - сказал он накануне, - и храни молчание, пока дело  не  будет
сделано". Вайло и посейчас не знал, как Сухой умудрился  это  совершить.
Чтобы двести человек взяли такой здоровенный  круглый  дом?  Притом  без
всякой бойни.., не то что в Визи.
   Усевшись на табурет у огня, Вайло хлопнул себя  по  ляжкам,  подзывая
детей и собак, и лапы вместе с ногами затопотали по  камню  наперегонки.
Дети плюхнулись на пол у его ног, Вайло отстегнул  от  пояса  поводки  и
начал запрягать собак. Они терпеть этого  не  могли,  но  в  присутствии
детей  сдерживали  свой  нрав,  и  Вайло  управился  с  ними  почти  без
кровопролития, а потом накинул срединный ремень на крюк в стенке очага.
   - Деда, а зачем ты их привязал? - спросила Кача, ставшая  теперь  его
старшей внучкой, и сочувственно посмотрела на полуволка.
   Вайло взъерошил угольно-черные волосы девчушки.  В  ее  матери  текла
южная кровь, вот и получилась красотка, смуглая и черноглазая.
   - Потому что я жду гостя, а собаки гостей недолюбливают.
   Одна из собак, поджарая злобная сука, зарычала,  и  Вайло  цыкнул  на
нее, хотя и беззлобно. Когда он снова повернулся к внучке, его  внимание
привлек красный свет, падающий в узкое окошко на противоположной  стене:
бладдийский огонь на башне. Он горит уже семь дней и ночей - достаточно,
чтобы во всех городах узнали, что Собачий Вождь стоит у их дверей.
   Вайло хотел отвести взгляд, но  не  мог.  Было  время,  когда  взятие
Ганмиддиша кое-что значило для него. В ту пору мысль о войне  и  набегах
поднимала его с постели каждое утро и не давала ему и его воинам  уснуть
допоздна. Он дрался, потому что был зубаст и любил  свои  победы  больше
самой жизни. Теперь он дрался из одной только ненависти.
   Ненависти и страха.
   Вайло встал и закрыл железные ставни на все семь крючков, а потом еще
задвинул засов.
   Это из-за Черного Града Клафф Сухая Кость предпринял  вылазку  против
Ганмиддиша. Клафф видел женщин и детей, найденных у дороги  Бладдов.  Он
сам помогал их откапывать. Всякий клан, собирающийся  заключить  союз  с
Градским Волком, должен знать, что добром для него это  не  кончится.  И
Собачий Вождь, и Сухая Кость хорошо это  понимали.  Не  обмолвившись  об
этом ни словом, они знали, что война не будет окончена,  пока  не  падет
Черный Град.
   Вайло тяжело,  всем  телом,  оперся  на  закрытые  ставни.  Огонь  на
Ганмиддишской башне продолжал пылать у него перед глазами, а заключенный
в нем черноградец жег его душу.
   Это не просто мальчишка. Направляясь вчера днем  в  башню,  Вайло  не
знал, с чем столкнется. Этого парня прозвали  Свидетелем  Смерти  с  той
ночи, когда он убил трех бладдийцев у печного дома Даффа.  Говорят,  что
он дрался, как Каменный Бог, а до того признался в открытую, что  был  в
засаде на Дороге Бладдов.
   Рука Вайло стыла на холодном железе. Теперь этот черноградец здесь, у
него в плену. Он видел его своими глазами и вдыхал  его  вонь.  Клафф  и
другие думали, что он прикончит черноградца. Он прочел это на их  лицах,
выйдя из башни, когда они стояли полукругом  около  челна.  Сухая  Кость
даже позаботился о том, чтоб