- Я видел, что ты сделал с лошадью -  ты  ее  поджарил.  Вот  так  ты
должен согреть и меня, только осторожно, не обжигая. Ход  присмотрит  за
тем, чтобы ты мне не навредил.
   Ход ласково улыбнулся, показав застрявшие в  зубах  волокна  вяленого
мяса.
   - Пусть дьявол тебе поможет, если навредишь, Женомуж.
   Вейс попятился. Врачевать, и кого - Ножа! Его обуял ужас. Он не  врач
и не обучен, как некоторые чародеи, обращению с кровью и внутренностями.
К болезням он питал отвращение, и желтая распухшая плоть  Марафиса  была
ему противна, как вид кишащих на трупе червей. Да и сил у него нет.  Как
может он чародействовать после того,  что  случилось  вчера?  Он  должен
отдохнуть и выспаться.
   - Давай помоги Ходу отнести меня в хижину.
   - Я не могу тебя вылечить. Это  просто  невозможно.  Марафис  тряхнул
головой и сморщился, поплатившись за это усилие.
   - У тебя нет выбора, Женомуж. Четверо лучших моих людей мертвы.  Один
получил стрелу в печень,  другому  продырявили  грудь  мечом,  еще  двое
погибли в Лохани. Будь ты мужиком, а не полубабой,  ты  бы  их  спас.  Я
хорошо знаю твою черную душонку, Сарга Вейс. Ты  хотел  убраться  отсюда
подобру-поздорову, вернуться к своему хозяину и сплести ему  сказочку  о
том, какой ты герой и какая злосчастная судьба постигла нас,  остальных.
Так вот, этому не бывать. Ход лишился двух пальцев, но он и с восемью  с
тобой справится. Он убьет тебя по одному моему  слову,  и  у  меня  язык
чешется это слово сказать. Ты мне нужен только как лекарь - вот  и  лечи
меня. Может, тогда Ход забудет о потере своих  братьев  и  оставит  тебе
жизнь.
   Вейс смотрел в одинокий глаз  Ножа.  Даже  простертый  на  льду,  тот
оставался опасным. Вейс верил, что он  способен  на  все:  стоит  только
вспомнить, что он выжил, провалившись под лед на морозе, чтобы убедиться
в силе его воли.
   - Никак слезу собрался пустить, Женомуж?
   Вейс злобно посмотрел на Хода и с  удовлетворением  увидел,  как  эта
толстошеяя скотина отвела взгляд. Гвардейцы уже не впервые прохаживались
по поводу красных, воспаленных глаз Вейса. Сердито смахнув с них  слезы,
маг сказал:
   - Отнесем его в хижину.
   Марафис молчал, пока они поднимались с ним на берег. Основную тяжесть
Ход принял на себя - Вейс  держал  Ножа  за  ноги.  Они  продвигались  с
трудом, и Нож, должно быть, сильно страдал, но ни разу не вскрикнул и не
выругался. Кто-то возможно, восхитился бы подобной стойкостью, но  Вейсу
было не до того: страх перед тем, что ему предстояло,  давил  на  грудь,
как свинец.
   Добравшись наконец до хижины,  он  ощутил  новую  боль,  дергавшую  в
голове, как больной зуб.
   - Втащи его в дом и раздень, - сказал  он  Ходу.  -  И  выломай  пару
половиц. Нужно будет быстро развести огонь.
   - Тебе тоже нечего топтаться на пороге, Женомуж. Пойдешь  с  нами.  -
Ход перетащил Марафиса через порог. Сам Нож молчал -  возможно,  впал  в
беспамятство.
   - Мой господин вызывает меня. Я должен поговорить с  ним.  Эти  слова
возымели ожидаемое действие:  Ход,  как  и  все  невежественные  Рубаки,
боялся колдовства, как самого Ободранного. Он потрогал эмблему у себя на
груди и произнес вполголоса имя Создателя.
   - Ступай, -  прошипел  Вейс,  довольный  его  суеверным  страхом,  на
котором легко было сыграть. - Лучше тебе не оставаться здесь, когда мне,
явится его двойник.
   Ход запер дверь очень проворно для человека с восемью пальцами и  при
этом прищемил  полу  своего  плаща.  Он  оторвал  застрявший  кусок,  не
открывая двери, - решил, видно, пожертвовать ошметком кожи, лишь  бы  не
увидеть, чего доброго, призрак.
   Вейс ехидно улыбнулся. Двойниками и призраками  очень  удобно  пугать
детей  и  таких  вот  полудурков.  Но  улыбка  тут  же  погасла,  и  он,
прислонившись к стене хижины, открылся тому, кто вызывал его.
   От боли и потрясения у него захватило дух. Пентеро Исс  ожил  в  нем,
как второе сердце. Все волосы на  теле  Вейса  встали  дыбом,  все  поры
раскрылись, источая пот. Как Исс это делает?  На  таком  расстоянии  для
этого требуется невероятная сила. Он ведь не просто  говорит  издали,  а
входит в чужое тело, подвергая себя  опасности  обратного  удара.  Вейс,
конечно, сам впустил Исса в себя, но разум и тело  не  всегда  действуют
заодно, и самосохранение может оказаться сильнее мысли. Что,  если  нить
порвется?
   "Успокойся, Сарга Вейс. Я ведь говорил тебе, что свяжусь  с  тобой  в
пути".
   Вейс передернулся так, что позвонки захрустели,  и  страх  объял  его
чистым спиртовым огнем.
   "Что вы хотите от меня?"
   "Асария с вами?"
   "Нет. Она едет на север, в Иль-Глэйв. Нож попытался взять ее вчера на
озере, но лед проломился, и она убежала".
   "А что семерка?"
   "Семерки больше нет. Нож обморожен, Ходу обрубили  пальцы,  остальные
мертвы". Вейсу даже в голову не пришло солгать -  ведь  Исс  был  внутри
него.
   "Я пошлю к вам другую семерку. Ступайте в Иль-Глэйв и ждите их там".
   "Но нам придется вернуться в Венис. Нож нуждается..."
   "Позаботься о нем, Сарга Вейс, - для этого ты ему и придан. Вы должны
следовать за Асарией на Север и вернуть  ее  назад.  Семья  Ангуса  Лока
живет около Иль-Глэйва, и он непременно  заедет  к  своим.  Найди  и  их
заодно".
   Спорить  Вейс  не  мог.  Сила  Пентеро  Исса  намного  превышала  его
собственную - от нее веяло чем-то чуждым, потусторонним.
   "И не вздумай надуть  меня",  -  прозвучало  уже  издали  -  это  Исс
удалялся на юг, в Венис, в уютное тепло своего тела.
   Вейс обмяк, привалившись к обледенелой бревенчатой стене. Последствия
разговора с Иссом чувствовались, как песок на губах, но  Вейс  не  любил
плеваться и вместо этого сглотнул. Откуда Исс получил такую силищу? Ведь
он слаб - Вейс прощупал правителя  на  этот  предмет  еще  в  их  первую
встречу. И вдруг такое.
   Пытаясь успокоиться,  Вейс  провел  рукой  по  лицу  и  скривил  рот,
уколовшись об однодневную щетину.
   - Входи, Женомуж!
   Вздрогнув от голоса Хода, Вейс сделал  несколько  вдохов  и  выдохов,
оторвался от стены и вошел. Марафис лежал с разутой желтой ногой, и кожа
слезала с его обмороженного лица  клочьями.  Вейс  собрал  свои  силы  в
кулак. Его страх уже проходил, как бывает всегда, когда человек в  гневе
желает доказать свое превосходство тем, кто считает  себя  сильнее  его.
Так, значит, Ход убьет его в случае неудачи?  А  кто  сказал,  что  Ход,
проснувшись, не увидит, что его оставшиеся восемь пальцев отвалились так
же, как первые два? И что Пентеро Исс не почувствует, что кто-то вторгся
в его собственное тело и что источник его тайной силы перешел в  другие,
более искусные руки?
   Вейс потешил себя этими мыслями ровно столько, чтобы успокоиться. Его
ждала работа, и гордость, при всей его ненависти к Марафису  Глазастому,
не позволяла ему оплошать.
   Подавив дрожь отвращения, он вошел в каналы обмороженной плоти Ножа.
 
31 
ИЛЬ-ГЛЭВ 
 
   Райф узнал дхунитов еще за пятьсот шагов. В  синих  с  медью  военных
цветах Дхуна, на тяжело нагруженных битюгах, с блестящими,  как  стекло,
начищенными копьями, они ехали на  юг  по  Глэйвской  дороге,  заставляя
сторониться повозки и ручные тачки. Их было всего двое, но они бросались
в глаза, словно стальная гора. Они сидели прямо, смотрели вперед,  держа
руки на древках притороченных к седлам копий, и  синие  татуировки,  как
вены, змеились под их дхунскими шлемами.
   Ангус сказал что-то - предупредил,  кажется,  что  на  них  лучше  не
пялить глаза, - но Райф не обратил на это внимания.
   Кланники на Глэйвской дороге! Райф  невольно  ощупал  кожаную  ленту,
связывающую его волосы. Черноградского серебряного обруча давно уже нет,
а черные прошвы на его тулупе под грязью можно и не разглядеть. Все, что
осталось у него от клана, -  это  серебряный  колпачок  на  тавлинке  со
священным камнем да серебряная проволока на рукояти  Темова  меча.  Даже
волосы у него скоро станут длиннее, чем носят  в  Черном  Граде.  У  них
стригутся короче, чем во всех других кланах,  презирая  всяческие  косы,
хвосты и бритые макушки, столь же обычные в клановых землях,  как  белый
вереск, расцветающий по весне на заливных лугах.
   - Посторонись, Райф. Дай им проехать.
   Краем глаза он увидел, как Ангус  сворачивает  на  обочину.  Даже  он
уступает дорогу дхунитам! От этой мысли у Райфа что-то заныло в груди.
   Наезженная   дорога   звенела   под   тяжкими   подковами    битюгов.
Послеполуденное солнце светило прямо в лицо  дхунитам,  неспешно  едущим
навстречу. Они метнули быстрый взгляд на Райфа и столь же быстро  отвели
глаза. Он по-прежнему держался  на  середине  дороги,  но  они  даже  не
подумали свернуть и продолжали  ехать  прямо  на  него,  словно  он  был
какой-нибудь кучкой пыли.
   Райф ударил Лося каблуками и съехал с дороги. Дхуниты проследовали по
освобожденному им месту, едва он успел свернуть в канаву. Гордо  вскинув
голову, они, ни разу не оглянувшись, продолжили путь на юг.
   Через несколько минут комья грязного снега, потревоженного дхунитами,
снова осели в колеях. Райф чувствовал, что Ангус смотрит на него, но  не
обернулся, даже когда дядя сказал:
   - Давай-ка опять  выбираться  на  дорогу.  Я  хочу  поспеть  в  Глэйв
дотемна.
   Райф, отдышавшись, кивнул. Выкарабкавшись  из  канавы,  он  занял  на
дороге место впереди  Ангуса  и  нарочно  поехал  скоро,  чтобы  несущий
двойную ношу гнедой его не догнал.
   Итак, в глазах дхунитов он ничто.
   Намотав поводья на кулак,  он  ехал  по  буграм  и  ухабам  Глэйвской
дороги. Масляная поверхность Лохани внизу приобрела цвет  птичьей  крови
при свете солнца, проглянувшего впервые за несколько, дней. Вдоль дороги
тянулись  крестьянские  усадьбы,  мельницы,  коптильни,   печные   дома,
разрушенные сторожевые укрепления и озерные хижины на сваях.  По  дороге
проезжали в основном ломовики и торговцы, но порой можно было  встретить
знатную даму в алом бархате и соболях, сопровождаемую слугами, или  пару
рыцарей-Клятвопреступников в блестящей стальной чешуе, кожаных плащах  и
шипастых ошейниках, прозванных епитимьей.
   Райф почти не смотрел на проезжих. Ангус крикнул ему, что город  того
и гляди покажется, но он и к этому отнесся безучастно. Он все еще словно
видел пустые, равнодушные взоры дхунитов. Он  перестал  быть  своим  для
кланников. Одет он все так же, и волосы у него  не  успели  отрасти,  но
недели, проведенные с Ангусом,  сделали  его  другим.  Еще  месяц  назад
дхуниты окликнули бы его, осведомились о взятых в Черный  Град  новиках,
спросили бы, что он делает так далеко от дома и не  нуждается  ли  он  в
помощи  или  провизии.  Теперь  они  увидели  в  нем  просто  встречного
всадника, ничего не значащего в их мире.
   Тяжело вздохнув, Райф ослабил поводья и стал думать  о  другом.  Лось
как раз поднимался по крутому склону высоко над озером.
   Здесь дорога была особенно плоха,  и  мерзлая  грязь  летела  комьями
из-под копыт. После пяти часов солнечного тепла земля  немного  оттаяла.
Райф сосредоточился на особенно предательском участке, покрытом осыпью и
мокрым льдом, но сзади донесся тихий свист Ангуса, и он поднял глаза.
   Город встал перед ним, как глыба золотистого света.  Каменные  стены,
сланцевые  крыши,  игольчатые  башни  -  все  это  закат  преобразил   в
сверкающий металл. Тысяча слезовидных окон отливала  темным  янтарем,  а
мосты, выступы и укрепления сияли, точно их окунули в золото. В озере  у
южной стены, словно в старом зеркале, плавал другой, дымчатый город.
   Въехав наверх, Райф оглядел берег, дивясь усилиям, затраченным, чтобы
освободить его ото льда, но потом увидел пар и бурлящую воду.
   -  Горячие  ключи  питают  озеро  круглый  год,   -   сказал   Ангус,
поравнявшись с ним. - Иль-Глэйв стоит на них.
   Райф кивнул. Со времени посещения  Вениса  он  невзлюбил  города,  но
золотые  песчаниковые  стены  Иль-Глэйва   вызвали   в   нем   невольное
восхищение. Он яростно почесал грудь. Она уже совсем зажила, но призраки
бладдийских клинков не оставляли его в покое. Два дня назад он проснулся
с засохшей кровью под ногтями и заново разодранными рубцами.
   - Мы, пожалуй, воспользуемся  входом  для  нищих,  -  щурясь,  сказал
Ангус. - Думаю, на рынке в  этот  час  безопасно,  -  Дернув  головой  в
сторону Аш позади себя, он добавил:
   - Чем скорее мы доставим нашу девочку к Геритасу Канту, тем лучше.
   Райф не ответил. Города - это по ведомству Ангуса, пусть он и решает,
как им войти и где остановиться. Лишь бы Аш занялись поскорее, остальное
не столь важно.
   Взглянув на  нее,  Райф  убедился,  что  ничего  не  изменилось.  Она
по-прежнему сидела, привалившись к Ангусу, с сомкнутыми бледными веками;
волосы на виске, прижатом к плечу Ангуса, примялись,  маленький  розовый
рот чуть-чуть приоткрыт. С той ночи в белой дубраве она  не  сказала  ни
слова. И Райф, и Ангус за последние четверо  суток  много  раз  пытались
разбудить ее, но она почти не открывала глаз, хотя  ежилась  и  пыталась
освободиться от их тычков и потряхиваний. Ангус с  великим  трудом  поил
ее, разжимая ей челюсти и вливая в горло бульон или воду,  но  накормить
не мог.
   Иногда, вот как и этим утром перед дорогой, она делалась беспокойной,
и  руки  ее  начинали  медленно  подниматься.  Ангус  в  таких   случаях
закладывал ей руки за  спину  и  заматывал  овчиной,  спутывая  ее,  как
норовистую  лошадь,  а  потом  скатывал  в  кулаке  замшевый  лоскут   и
заталкивал ей глубоко в глотку. Райф не мог  на  это  смотреть.  Что  же
такого ужасного в ней таится, если ее приходится связывать и затыкать ей
рот?
   Проведя рукой по отросшей за неделю  щетине,  Райф  нахмурился.  Даже
теперь, не глядя  на  Аш,  отделенный  от  нее  двенадцатью  шагами,  он
чувствовал, как ее присутствие давит  на  него.  Чувствовал  через  свой
амулет. Аш вторгалась в его ум,  занимая  пространство,  предназначенное
для Дрея, Эффи и Тема.
   Свирепо тряхнув головой, Райф не дал своим мыслям зайти за эту черту.
Прошлой ночью, когда он протирал сырой тряпочкой лицо Аш,  Ангус  сказал
ему: "Ты так нежно  заботишься  о  ней,  будто  это  Эффи".  Райф  тогда
прекратил свое занятие и ушел в темноту за костром. Асария  Марка  -  не
Эффи, и он возненавидел Ангуса за то,  что  тот  своими  словами  как-то
связал их. Он заботился об Аш потому, что они с  Ангусом  только  это  и
делали  с  тех  пор,  как  спасли  ее  у  Тупиковых  ворот.   Это   была
необходимость, такая же,  как  чистка  лошадей  и  ежевечерняя  просушка
одежды над костром. Аш ему не родная и никогда не заменит в  его  сердце
Эффи или Дрея.
   Однако же она сказала ему правду. Пока Ангус  плясал  вокруг  истины,
точно клановый ведун вокруг огней  в  Ночь  Богов,  она  честно  сказала
Райфу, кто она. Он ценил это - она  поступила  достойно,  как  настоящая
кланница.
   - Подержи-ка поводья, Райф, а я пока позабочусь о нашей пьянчужке.  -
Ангус, подмигнув, передал поводья гнедого Райфу. Вчера утром он, оставив
Райфа с Аш в осиновой роще, отправился в  крестьянский  дом  в  четверти
лиги от дороги Вернулся он со  свежей  едой,  новыми  мехами  для  воды,
старой седельной сумкой, ведерком парного молока  и  кроличьей  фляжкой,
доверху наполненной ядреной березовкой. Теперь  он  как  раз  достал  ее
из-за пазухи и принялся кропить водкой голову и плечи  Аш.  -  Если  кто
спросит, скажем, что днем она высосала целый бурдюк.
   Райф кивнул. Аш дышала едва заметно, и его тревожило ее безучастие  к
падающим на  нее  ледяным  каплям.  Он  прикинул,  за  какое  время  они
доберутся до города.
   - А этот человек, к которому мы едем... Он сумеет помочь ей?
   Ангус закупорил фляжку и забрал у Райфа поводья.
   - Геритас Кант знает, как заклинать бури, знает истинные  имена  всех
богов, умеет толковать пророчества и владеет  древним  языком  Ловцов  и
суллов. Он заставляет ястребов носить его письма, может перечислить  все
сражения с Теневых Времен, лечит телесные и душевные хвори и  читает  по
звездам. Если кто-то и способен помочь ей, так это он.
   - Значит, он чародей?
   - Он сделает все, что велит ему долг, - помедлив, ответил Ангус.
   Не зная, как расценить этот ответ, и не желая вступать  в  хитроумное
препирательство с Ангусом,  Райф  оставил  этот  разговор.  Глядя  прямо
вперед, он стал думать об Иль-Глэйве. Город стоял в устье узкой равнины.
Борозды на снегу, бревенчатые дома и голубой  дровяной  дым  говорили  о
том, что вокруг города  в  основном  пахотные  земли.  Возделанные  поля
окружал с запада редкий, наполовину  вырубленный  лес,  а  низкая  гряда
Горьких  холмов  тянулась  на  северо-восток  к  Баннену,  Ганмиддишу  и
Крозеру.
   Теперь, когда яркий солнечный  свет  померк,  город  казался  меньше,
дряхлее - вовсе не столь великолепным, как показалось Райфу  при  первом
взгляде. В отличие от Вениса с его четкими  линиями  и  белой  известкой
молодого города, построенного  одним  поколением  каменщиков,  Иль-Глэйв
выглядел изношенным, многослойным и беспорядочным, как всякое поселение,
строившееся на протяжении многих  веков  разными  руками.  Опять-таки  в
отличие от Вениса он не умещался в своих стенах, и из  прорех  восточной
стены выплескивались наружу харчевни, конюшни, крытые рынки, разрушенные
арки и разбитые молнией башни.
   Ангус, съехав  с  дороги,  направился  как  раз  к  этим  пригородным
домишкам. Запахло дымом и  горелым  салом,  а  немного  погодя  к  этому
прибавился сернистый запах горячих ключей. Ветер доносил до них  детский
плач, шипение мяса на решетке, собачий брех и журчание воды, бегущей  по
трубам. Приблизившись к первому ряду домов, Ангус велел Райфу спешиться.
Сам он уже соскреб с лица  сало  и  воск  и  теперь  разматывал  кожаную
обвязку с ушей.
   На земле лежал легкий снег, и Райф с удовольствием шагал по нему.  Он
понял, почему Ангус  приказал  ему  сойти:  двое  вооруженных  всадников
привлекают слишком много внимания. Райф потихоньку сдвинул назад ножны с
мечом Тема. Он и без указания Ангуса  знал,  что  чужих  взглядов  лучше
избегать, и не видел почти ничего, кроме сапог встречных прохожих.
   Ангус   двигался   через   рынок,   постоянно   петляя   и   внезапно
останавливаясь.  Деревянные  ларьки,  крытые   шкурами   или   лапником,
напоминали Райфу о  клановых  ярмарках,  которые  устраивались  в  Дхуне
каждую весну. Да и товары здесь продавались такие  же:  ножи  с  резными
самшитовыми рукоятками, сушеная рыбья кожа для  обтяжки  луков,  готовое
куропаточье оперение для стрел, стрелковые кольца для лучников,  роговые
браслеты со  вставками  из  черноградского  серебра,  горшки  с  воском,
костный клей, ярко-желтое тунговое масло, привозимое в птичьих черепах с
Дальнего Юга, шкуры рыси и морской выдры, разноцветные  кожи  из  города
Лейса, янтарные бусы, нанизанные на  жилы  карибу,  пурпурные  шелка  из
Ганатты, синие мидии, снизки  грибов,  зеленое  тюленье  мясо,  соленья,
гагачьи тушки, круги мраморно-желтого сыра, подогретое  пиво  с  яичными
желтками, горячие, неведомо чем начиненные колбасы и крупный белый  лук,
обжаренный дочерна. У Райфа потекли слюнки. Последние два  дня  они  ели
мало и всухомятку. Но Ангус не проявлял интереса к съестному и продолжал
лавировать между лотками с видом человека, праздно гуляющего по рынку.
   - Вот и они, - тихо молвил он через некоторое время. - Не  смотри  на
них. Говорить буду я.
   Райф, жадно разглядывавший жареную  баранью  ногу,  посыпанную  белым
перцем и тимьяном, понятия не имел, кто такие эти "они". Он замедлил шаг
и подождал Ангуса, не отрывая глаз от сапог.
   По мерзлой грязи застучали сдвоенные шаги,  сопровождаемые  звяканьем
металла, и в переднюю ногу гнедого уперлась узловатая ивовая палка.
   - Что ты здесь видишь, Толстый Боллик? - проскрежетал чей-то голос.
   - Приезжих, Науз. По одежке вроде  бедные,  а  по  коням  очень  даже
ничего.
   Райф, подняв глаза, увидел двух человек в белых  должностных  одеждах
Иль-Глэйва с че