уже  жарили  свежую
дичину. Должен сказать, что я привык к этому далеко не  сразу.  И  между
нами говоря, у лесной  крысы,  даже  убитой  выстрелом  в  сердце,  вкус
дерьмовый.
   Райф  улыбнулся,  и  Ангус,  чьи  глаза  снова  стали  медными,  тоже
заухмылялся.
   - Я, бывало, говорю ему: "Морс, а в  голову,  к  примеру,  ты  им  не
можешь попасть?" А он: нет, мол, только в сердце.
   Быстрый оценивающий взгляд Ангуса мигом привел Райфа в чувство.
   - А кто он был, этот Морс?
   - Почему "был"? Он и теперь здравствует, хотя стал уже  не  тот,  как
двадцать лет назад. Как знать - может, вы с ним еще встретитесь. - Ангус
помолчал, преодолевая сугроб, бывший гнедому по грудь, и добавил:
   - Я спросил его однажды,  может  он  и  людей  убивать  так  же,  как
зверей?
   - А он что?
   - Сказал, что это не одно и то же. Он пытался, но не смог.
   Райф покраснел до ушей под лисьим капюшоном. Он вспомнил бладдийского
копейщика, распоровшего бедро Рори Клиту, вспомнил, как взял его  сердце
на прицел..,  и  убил  его.  Райф,  испытав  внезапное  удушье,  откинул
капюшон. Было так, словно здесь, на  краю  тайги,  он  заново  переживал
тошноту и слабость, охватившие его тогда после выстрела.
   - Возьми-ка выпей. -  Ангус  протянул  ему  фляжку,  но  Райф  потряс
головой. Он откинул капюшон не больше мгновения назад, но Ангус каким-то
образом успел достать и откупорить флягу.
   Не смущаясь отказом Райфа, Ангус хлебнул из нее сам. Заткнув  фляжку,
он улыбнулся и сказал:
   - Отдохнем немного, когда доедем до леса.  Там  и  лошадей  покормим.
Снег под деревьями не должен быть глубок - успеем еще отхватить до темна
кусок дороги.
   На этот раз Райф был благодарен ему  за  перемену  разговора.  Сердце
колотилось, и вкус металла сочился в рот, словно кровь  из  поврежденной
десны. Говорить Райфу не хотелось, но он принудил себя спросить:
   - Мы поедем на юг по тайге до Черной Лохани?
   - Нет. Проедем немного на юг, а потом повернем  на  запад.  Мне  надо
заехать в несколько мест по дороге.
   - Куда - в печные дома?
   - Ага. Спиртное у меня всегда кончается в самое неподходящее время, и
я не упускаю случая пополнить запас. Притом  жена  Даффа  легко  орудует
иголкой и ниткой, а Дара  съест  меня  заживо,  если  я  не  привезу  ей
какую-нибудь новую тряпку.
   Райф кивнул, но без особой охоты. Печные дома были  становым  хребтом
клановых земель. Помещались они где угодно: в крытых шкурами  землянках,
бревенчатых хижинах и старых амбарах. Необходимой принадлежностью такого
дома было одно:  печь.  Дома  покрупнее,  такие,  как  у  Даффа,  больше
походили на постоялые дворы - там хозяин  топил  печь  круглые  сутки  и
предоставлял путникам койки для  ночлега,  горячую  еду,  теплый  эль  и
конюшню. Другие представляли собой заброшенные лачуги с  законопаченными
воском щелями и поленницей в углу. Запас вяленой и сушеной провизии  там
подвешивался к стропилам,  чтобы  медведи  не  достали.  Печными  домами
пользовались все, кто путешествовал из одного клана в  другой.  Без  них
было просто не обойтись в краю, где  буря  может  нагрянуть  из  Великой
Глуши быстрее, чем охотник успеет освежевать лося.
   Печные дома считались ничейной землей. Человек из любого клана,  будь
то мужчина или женщина, мог остановиться в  любом  печном  доме.  Войны,
пограничные споры, кровная месть и охотничье  соперничество  -  все  это
кланник оставлял за порогом, входя в дом.
   Печные законы в клановых землях соблюдались свято, и хотя в  лесах  и
на пустошах около больших печных  домов  не  раз  завязывались  драки  и
битвы, в их стенах оружия никто не обнажал. Сделать это означало навлечь
позор и осуждение на себя и  свой  клан.  Едучи  по  глубокому  сыпучему
снегу, Райф думал о том, кого может встретить у  Даффа.  Его  настроение
омрачилось. Там могут оказаться охотники из  любого  клана  -  днем  они
охотятся в восточной части тайги, а ночью  греются  у  громадной  печки,
похожей на пивоваренный чан.
   И бладдийцы тоже наверняка там будут.
   Райф впервые за день нащупал свой амулет и стал вертеть его  в  руке.
Ему не хотелось думать о том, что может произойти  между  бладдийцами  и
черноградцами, когда распространится весть о резне  на  Дороге  Бладдов.
Тяжкое это будет испытание для печных законов.
   -  Ты  лук-то  натянул?  -  спросил  едущий  впереди  Ангус.  -   Мне
причитается парочка зайцев за то, что я тебе  его  одолжил.  Да  смотри,
чтобы они были жирные, а не какие-нибудь тощие белые крысы.
   Райф посмотрел через плечо Ангуса на черный клин леса, к которому они
приближались. То редкая, то  густая,  местами  выгоревшая  и  заваленная
буреломом, тайга тянулась на многие лиги к югу и западу от земель клана.
На северном ее краю высилась  стена  старых,  совершенно  прямых  черных
елей, поглощающих свет и гасящих ветер. Райфу казалось, что он  въезжает
в громадное величественное  здание.  Снег  под  ногами  с  каждым  шагом
становился тверже и мельче. Все шумы улеглись.  Лапы  елей  над  головой
сплетались в заснеженный свод.
   Райф, сглотнув, вынул лук из чехла. Ему никак не удавалось отделаться
от металлического привкуса.
   Ангус, придержав коня, оглянулся через плечо.
   - Может, остановимся покормить лошадей?
   Райф  помотал  головой.  Останавливаться  ему  не  хотелось.  Он  уже
высматривал дичь. Так  вел  себя  каждый  кланник,  въехавший  в  тайгу,
особенно тот, кто выбирал себе лук  в  качестве  главного  оружия.  Райф
ненавидел себя за это, но какая-то его часть находила в этом облегчение.
Когда охотишься, думать не обязательно.
   Время шло. Ангус, туго завязавший свой капюшон,  молчал.  То  и  дело
попадались замерзшие пруды, поросшие  вороньей  ягодой  скалы,  покрытые
ледяной травой и недотрогой поляны. Запах смолы приставал к одежде,  как
пыль.
   Белая куропатка, жирная, как булка, вспорхнула между елями,  стряхнув
снег с хвои. Райф натянул лук, прицелился и "позвал" птицу к себе. Тепло
ее крови заполнило  его  рот,  и  быстрое  биение  куропаточьего  сердца
отозвалось в груди, как пульс.  Птица  была  молодая,  сильная,  вдоволь
наклевавшаяся вороньих ягод и мягких  ивовых  листьев.  Райф  дохнул  на
тетиву, чтобы согреть ее, и пустил стрелу.
   Раздалось тихое "чвак", и стрела сбила птицу наземь. Райфу  не  нужно
было смотреть - он и так знал, что попал в сердце.
   - Отличный выстрел, - сказал Ангус.
   Райф потупился. Дядя смотрел на него пристально, и глаза у него  были
цвета старого дерева. Ангус повернул коня.
   - Стой тут, я привезу птицу.
   Сплюнув, Райф стал смотреть, как дядя  пробирается  между  деревьями.
Рука Райфа рассеянно огладила лук. Тот,  сделанный  из  дерева  и  рога,
ошкуренный до стеклянной гладкости, не  походил  на  те,  которыми  Райф
пользовался прежде. В изгиб были глубоко  вдавлены  серебряные  и  синие
метки - Райф не знал, как это делается.
   Когда Ангус вернулся с куропаткой, Райф уже подстрелил  двух  зайцев.
Первый вскинулся из-под ног гнедого, другой  сидел  в  зарослях  мерзлой
полыни, и Райф постарался убедить себя, что  увидел  его  до  того,  как
отпустил тетиву.
   - Вечером попируем на славу, - сказал Ангус, вынимая стрелы из дичи и
укладывая ее в сумку. - Полезный ты человек, Райф Севранс.
   Райф ждал, когда дядя заметит, что зайцы убиты выстрелом в сердце, но
Ангус ничего не сказал на этот счет и стал обтирать стрелы,  пока  кровь
не застыла.
   Они покормили коней, привесив им к мордам торбы,  и  ехали,  пока  не
стемнело. Ангус привел их к заброшенному печному дому,  известному,  как
раньше думал Райф, только кланникам. Это  была  землянка,  выкопанная  в
толще песчаника и глины. Вход в нее, скрытый в островке каменных  сосен,
загораживала сланцевая глыба величиной с тележное колесо.  Райф  очистил
ее края от корней и мха, Ангус же тем временем  сходил  с  топориком  на
ближний пруд и наколол льда.
   Райф отвалил камень сам, не дожидаясь Ангуса. Когда  он  управился  с
этим, у него ныли все мышцы и шерстяное исподнее промокло  от  пота.  Но
Райф не стал отдыхать, а взял из котомки топор и пошел рубить дрова.
   Ангус нашел его час спустя. Тулуп и перчатки Райфа стали клейкими  от
смолы, к рукавам прилипла хвоя, сосуды  на  правой  руке  полопались  от
натуги,  прихваченная  морозом  кожа  пожелтела.  За   спиной   у   него
громоздилась куча поленьев, изрубленных чуть ли не в щепки.
   - Довольно с тебя на сегодня, парень. - Ангус взял у  Райфа  топор  и
повел племянника прочь. -  Пойдем-ка  со  своим  старым  дядькой.  Печка
греет, как теплое сердце, на ней стоит сытная еда, и хотя  с  тобой  нет
твоего клана, мы с тобой все же родня.
   Райф дал увести себя в печной дом.
   Стараниями Ангуса яма с глиняными стенками превратилась  в  теплое  и
светлое жилье. На медной печурке дымилась мокрая тряпка,  которой  Ангус
сразу обернул руки Райфа, спасая их от обморожения. Затем  он  откупорил
кроличью фляжку, охлаждавшуюся в набитом снегом котелке.
   - Выпей, - сказал он, и Райф выпил. Холодная водка обожгла горло.
   Землянка была крошечная, с низким потолком. Кое-где из  стен  торчали
сосновые корни, словно кости из размытой дождем могилы.  Райф,  усевшись
на пол перед печкой, ел и пил то, что  подавал  ему  Ангус.  Поджаренные
зайцы  таили  под  черной  хрустящей  корочкой  обжигающе  горячий  сок,
куропатка, начиненная полынью и зажаренная прямо в перьях, таяла во рту.
   Дыма было много, несмотря на открытую вьюшку: печка  была  старая,  и
дымоход у нее прохудился.
   Райф чувствовал онемение во всем теле. Он  уже  не  помнил,  когда  в
последний раз вот так отдыхал или спал.
   - Птичка была что надо, - сказал Ангус, обсасывая крылышко.  -  Лучше
бы, конечно, было ее ощипать, но это занятие мне ненавистно больше всего
на свете. - Он уже стер с лица все защитные слои  и  пристально  смотрел
сквозь дым на Райфа. Отставив миску с костями, он спросил:
   - Когда ты подстрелил  ее,  ты  почувствовал  какой-нибудь  вкус  или
запах? Райф покачал головой.
   - Такой медный, как у крови?
   - Нет. Почему ты спрашиваешь?
   - Потому что такое случается,  когда  человек  прибегает  к  древнему
знанию.
   - Древнему знанию?
   - К чародейству, как говорят  некоторые.  Мне  самому  это  слово  не
нравится -  оно  пугает  людей.  -  Ангус  бросил  взгляд  на  Райфа.  -
Предпочитаю сулльское название: раэр-сан, древнее знание.
   При упоминании о суллах Райфа пробрал озноб. Их старались не поминать
вслух. С порубежниками, которые жили на  землях  суллов,  доводились  им
родней и покупали у кланов меха и древесину, дело обстояло иначе - о них
говорили свободно, но с суллами ни один человек дела  не  имел.  Великие
воины Облачных Земель со своими серебряными метательными ножами, бледной
сталью, круто выгнутыми луками и чубами на головах не удостаивали  кланы
своим вниманием. Стараясь говорить небрежно, Райф спросил:
   - А каковы признаки человека, занимающегося древним знанием?
   - Говорят, что такие часто чувствуют вкус и запах  металла.  И  после
ворожбы  их  охватывает  слабость.  Зрение   мутнеет,   желудок   сводит
судорогами,  сильно  болит  голова.  Степень  недомогания   зависит   от
количества истраченной силы. Я видел раз, как один  кувыркнулся  с  коня
прямо в грязь, и прошла неделя, прежде  чем  он  поднялся  на  ноги.  Он
попытался сделать то, что превышало его силы и  его  мастерство,  и  это
чуть его не убило.
   У Райфа горели щеки. Он тоже чуть не  упал  с  коня,  когда  попал  в
сердце бладдийскому копейщику.
   - Было время, когда мастера древнего знания  ценились  высоко.  Тогда
известка, скрепляющая кладку Горных Городов, была еще бела, как снег,  а
в кланах правили короли, а не вожди. Есть люди, которые скажут тебе, что
строители Вениса обязаны древнему знанию не меньше, чем своим  мастеркам
и зубилам. А кое-кто добавит, что у  лордов-основателей  текла  в  жилах
немалая толика Древней Крови.
   - Древней Крови?
   Глаза Ангуса сменили цвет.
   - Это просто так говорится. Древняя Кровь, древнее знание - это  одно
и то же.
   Ответ был  уклончив,  и  Райф  догадался,  что  сейчас  Ангус  уведет
разговор в сторону. Так оно и вышло.
   Кланники в те времена тоже занимались такими вещами. Так, по мелочам:
знахарство, прорицания и тому подобное. Только во  времена  Хогги  Дхуна
кланы решительно отмежевались от всякого колдовства.
   - Ни один кланник, достойный своего амулета, не станет  делать  того,
что противно естеству.
   - Да  неужто?  -  Ангус  поскреб  щетину  на  подбородке.  -  А  как,
по-твоему, кланник получает свой амулет? Случайно? По воле  судьбы?  Или
ведун тянет соломинки из шапки?
   - Он сновидит.
   - Вот то-то, сновидит. В этом, ясное дело, ничего противного естеству
нет. - Ангус красноречиво покрутил головой. - А взять,  к  примеру,  сам
священный камень. Я так понимаю, что каждый человек таскает с собой  его
порошок, так что  известка  у  вас  всегда  под  рукой.  Едешь,  скажем,
где-нибудь и видишь разрушенную стенку.  Берешь  несколько  чашек  воды,
немного золы из костра, пригоршню порошка священного камня - глядишь,  и
починил.
   Райф сердито посмотрел на дядю.
   - Мы носим священный камень с собой, потому что это Сердце Клана.  Мы
всегда так делали.
   Ангус, к его удивлению, мирно кивнул.
   - Да, парень, ты прав. Мне не следовало тебя  дразнить.  Такой  уж  я
есть - иногда меня так и разбирает. Будь Дара  здесь,  она  бы  выкинула
меня на снег. - Ангус встал и сунул куропаточьи кости в печку.
   Райф смотрел, как пляшет пламя под дымовым отверстием. Щеки и пальцы,
тронутые морозом, покалывало, и усталость охватила его, как  прибывающая
вода. Даже раздражение против Ангуса не желало проявляться.
   -  А  в  наши  дни  кто-нибудь  занимается  древним  знанием?   Ангус
подкладывал дрова в печь, но Райф уловил в нем какаю-то перемену.
   - Есть кое-кто, только их мало.
   - И в кланах тоже?
   - Возможно. Но и в кланах, и за их пределами на это смотрят  косо.  В
городах  теперь  царит  Единый  Бог,  а  он  ревнив.  Всякая  сила,   не
принадлежащая ему, притесняется и подлежит забвению. Хогги Дхун пришел к
этому еще тысячу лет назад, когда  изгнал  из  клана  всех  чародеев.  У
Единого Бога длинные руки. Он живет в горных городах, но будь  уверен  -
его власть простирается и на кланы.
   - Но мы поклоняемся Каменным Богам.
   - Верно. Благодарите за это последнего из клановых королей.
   Райф запустил руку в волосы, не понимая, куда Ангус клонит.
   - Почему ты все время упоминаешь Хогги Дхуна? Он ненавидел  города  и
их ревнивого бога. Он перебил десять тысяч горожан в  битве  у  Каменных
Пирамид. Он сделал Горькие холмы своей стеной и поклялся,  что  ни  один
человек, не входящий в клан, не поставит за ними своего  дома.  Он  спас
кланы и никогда не имел дела с Единым Богом.
   Ангус загружал печку на ночь, выбирая самые толстые поленья.
   - Тут ты прав. Хогги в самом деле спас кланы. Он знал,  какая  угроза
таится в городах. Он знал, что при  малейшей  возможности  они  перейдут
через Горькие холмы и разобьют священные камни кланов в прах.  Он  знал,
что они думают о кланах с их девятью богами. Хогги Дхун  был  не  дурак.
Одной рукой он сражался с городами, а другую протянул им навстречу.
   Хогги Дхун не протягивал им руку.
   - Вот как? Значит, это простое  совпадение,  что  он  объявил  старую
науку вне закона в то же самое  время,  когда  это  сделали  в  городах?
Простые совпадения - древнее знание,  а  не  поступок  умного  человека,
который, видя, что мир меняется, решил измениться вместе с ним?
   - Я не понимаю.
   - Все очень просто. Отречься от Каменных  Богов  Хогги  Дхун  не  был
готов. Он знал, каким жестоким варваром считают его в городах,  и  знал,
что войны за веру в Мягких Землях на Юге могут легко перекинуться  и  на
Север. Поэтому вместо того, чтобы обособиться со своими богами и навлечь
на себя  гнев  городов,  он  предпочел  бежать  вместе  со  стаей.  Всех
приверженцев древнего знания изгнали или затравили собаками.  Для  Хогги
это были пустяки. Каменные Боги всегда были  суровы  и  не  скорбели  об
умерших. Одним этим ловким ходом Хогги Дхун  обратил  Горные  Города  из
врагов в сторонников. Он и потом сражался с ними -  ты  знаешь  об  этом
лучше меня, - но сражения всегда велись за землю, а не  за  веру.  Общая
вера - великая сила, но ничто не вяжет так крепко, как общая ненависть.
   Райф уставился на Ангуса, не зная,  что  и  думать.  Хогги  Дхун  был
последним из великих клановых королей, и никто в клане  не  излагал  его
историю таким умаляющим его образом.
   - Если Горные Города так стоят за свою  веру,  почему  они  тогда  не
пошли на суллов? Сулльские боги древнее клановых.
   Ангус закрыл печную дверцу, и стало темно.
   - Потому что у суллов им нужно было отнять только землю, а не богов.
   Райф закрыл глаза, ожидая, что Ангус скажет еще  что-нибудь,  но  тот
умолк и стал устраиваться на ночлег у противоположной стены.  Райф  чуть
было не заговорил сам, чтобы  нарушить  молчание,  -  ему  почему-то  не
хотелось оставаться наедине со своими  мыслями.  Через  некоторое  время
дыхание Ангуса стало ровным, и Райф решил, что дядя спит. Скоро ли уснет
он сам? Скоро ли к нему явятся страшные сны?
 
19 
ВИСЕЛИЦА 
 
   Аш задержала дыхание, сморщилась изо всех сил  и  принялась  кромсать
свои волосы. Смотреть, как они падают  на  снег,  она  не  могла.  Дура,
говорила она себе. Тщеславная, малодушная дура. Это всего лишь волосы  -
они отрастут. Но все-таки она так и не смогла себя заставить обрезать их
так коротко, как собиралась.  Руки  отказывали  ей,  нож  норовил  взять
пониже, и у нее не хватало духу с этим бороться.
   Поначалу она намеревалась остричься, как мальчик, но это было  решено
при свете дня, когда решения легче принимаются и выполняются. Теперь,  в
полночь, на этой очищенной от снега  железной  скамейке  на  улице  Пяти
Изменников в Нищенском Городе, среди мрака, нависших крыш и  куч  черной
грязи, ей вообще ничего не хотелось делать.  И  она  очень  любила  свои
волосы, хотя они и не завивались и не так блестели, как у Каты.
   Тщеславная, малодушная дура,  опять  обругала  себя  Аш,  перепиливая
ножом последние пряди. Ну вот. Готово.  Она  провела  рукой  по  неровно
отхваченным,  доходящим  теперь  до  плеч  волосам,  привыкая  к  новому
ощущению и новому весу. Голова ее стала  необычайно  легкой,  словно  Аш
выпила за ужином слишком много красного вина. Бледные серебристые пряди,
длинные, как змеи, клубились на снегу  у  ее  ног.  Отпихнув  их  носком
сапога, Аш постаралась себе внушить, что это просто куча старой соломы.
   Услышав близко шаги и чей-то смех, она нагнулась и собрала  волосы  в
матерчатый мешочек у пояса. За них  можно  выручить  хорошие  деньги  на
улице Стриженой Овечки, но Аш не была уверена, стоит  ли  продавать  их.
Она слышала, о чем говорят в городе. Все как один  высматривали  высокую
тонкую девушку  с  длинными  светлыми  волосами  и  плоской  грудью.  Аш
посмотрела  на  свою  грудь.  Эта  подробность  ее  словесного  портрета
мало-помалу отходила в прошлое. Просто  удивительно,  как  быстро  может
расти какая-то часть тела, если ей этого хочется. Даже если это тело  не
кормят ничем, кроме овса и гусиного жира.
   Аш затаилась, пока шаги и смех не  смолкли  вдали.  Грубый  шерстяной
плащ  кололся,  и  обитающая  в  нем  живность  копошилась  лениво,  как
свойственно живности подобного рода в холодные ночи начала зимы.  Хорошо
хоть эти твари не кусаются - надо быть благодарной и за это.
   Свою прежнюю одежду Аш  продала  в  ту  же  ночь,  как  вырвалась  из
крепости, пока еще весть о ее побеге не разнеслась по городу и никто  не
начал искать девушку, подходящую под описание воспитанницы Пентеро Исса.
Ее платье, хоть и простое, было отличного качества, и в городе не  найти
было обуви лучше ее сапожек из телячьей кожи. Старая перекупщица  охотно
дала Аш