азали, что я вам не нужна.  Я
не виновата, что вы ревнуете меня к Ножу. Не виновата, что  вы  плоская,
как доска, и ни один мужчина на вас не  взглянет.  Что  вам  нужно,  так
это...
   - Замолчи! - Аш заломила ей руку  еще  сильнее,  сама  дивясь  своему
гневу. Ее всю трясло, но впервые за много месяцев это  было  вызвано  не
страхом. Хорошо было показать кому-то свою власть,  пусть  даже  простой
служанке. - Открой дверь, живо.
   За те четырнадцать месяцев, что она знала Кату,  Аш  никогда  еще  не
видела, чтобы девушка поворачивалась так  быстро.  Она  подняла  щеколду
проворнее, чем совала в карман розовые  коврижки.  По  круглому  нижнему
коридору Бочонка прохаживались двое Рубак в кожаных плащах, пристегнутых
к  камзолам  свинцовыми  пряжками  величиной  с  мелкую  птичку.  Легкие
полушлемы затеняли им глаза. Они не  улыбнулись  и  вообще  не  выказали
никаких чувств. Это говорило о многом: должно быть,  всей  крепости  уже
известно, что, куда бы ни шла Найденыш, Нож следует за ней по пятам.  Аш
захлопнула за собой дверь и направила Кату прямо на гвардейцев,  вынудив
тех посторониться и пропустить их.
   Аш поднималась по лестнице, чувствуя, как колотится сердце  в  груди.
Одно прикосновение!  Одно-единственное,  и  то,  что  обитает  в  Кости,
узнало, что она здесь. За всю свою жизнь она ни разу не чувствовала, что
так нужна кому-то. Это затрагивало в ней нечто такое, чего  она  назвать
не могла.
   Протяни руку, госпожа. Мы чуем тебя. Чуем кровь, и кожу, и свет.
   - О-ой! Барышня! Вы мне так руку сломаете.
   Аш, вздрогнув, увидела, что скрутила Кату слишком  сильно,  лишив  ее
руку притока крови, и отпустила ее. От этого  внезапного  движения  Ката
споткнулась и тут же принялась тереть свою руку, наговорив  хозяйке  еще
кучу разных вещей. Аш ее не  слушала.  Спокойно,  так,  как  будто  Ката
молчала, а не рыдала и не выкрикивала угрозы, она сказала:
   - Иди за мной.
   Аш преодолела последние ступени, зная, что Ката ее послушается. Дверь
ее комнаты стояла приотворенной. Толкнув ее, Аш оказалась лицом к лицу с
Кайдисом Зербиной, слугой Пентеро Исса. Высокий темнокожий Кайдис застыл
на месте, придерживая своими длинными  гибкими  руками  целый  ворох  ее
вещей: зеленый шерстяной коврик, теплый зимний плащ,  одну  из  янтарных
ламп и серебряную щетку для волос.
   Аш, наверно, следовало удивиться,  встретив  его  здесь,  но  она  не
удивилась. Спокойствие по-прежнему владело ею. Она повела подбородком  в
сторону ноши Кайдиса.
   - Все в порядке, Кайдис,  продолжай.  Я  знаю,  ты  не  ждал  меня  с
прогулки так скоро, но вина в этом только моя.  Прими  мои  извинения  и
закончи то, что начал.
   В Кайдисе, как и в Кате, текла южная кровь, но держался он в  отличие
от Каты мягко и вкрадчиво. Он посещал Храм Костей  и  никогда  не  носил
ничего теплее полотна, даже в самые холодные дни. Общий язык не был  для
него родным.
   - Прошу прощения, госпожа. Не стану вам больше  мешать.  -  Он  низко
поклонился, звякнув костяными браслетами на  запястьях,  и  попятился  к
двери.
   - Нет, - остановила его Аш. - Я же  сказала  -  продолжай.  Меня  это
ничуть  не  беспокоит.  -  Как  ни  странно,  ее  это  действительно  не
беспокоило.  Кайдис  Зербина,  Ката  и  Марафис  Глазастый  всего   лишь
выполняли приказ. Только один человек правит Крепостью Масок, только  он
имеет доступ в Кость, только он мог сказать ей, чтобы она утром вышла во
Двор погулять. Приемный отец хотел убрать ее с дороги,  чтобы  перенести
побольше ее вещей. Возможно, она и не хватилась бы ничего, кроме коврика
и лампы, а обе эти вещи могли нуждаться в чистке или починке, так что их
отсутствие легко было объяснить.
   Кайдису явно не улыбалось заканчивать свою работу при ней. Его темные
глаза с белками миндального цвета и тяжелыми веками  нервно  шмыгали  по
сторонам.  Аш  подозревала,  что  он  продолжает  собирать  вещи,   лишь
повинуясь ее  приказу,  а  не  из  желания  взять  еще  что-нибудь.  Она
придержала для него дверь, благосклонно наклонив голову.
   - Кайдис, - сказала она, когда  он  уже  прошел  несколько  шагов  по
коридору, - я не стану говорить моему приемному отцу  о  том,  что  тебя
здесь  застала.  Думаю,  и  тебе  стоит  промолчать.  Кому  же   приятно
признаваться в своих оплошностях.
   - Да, госпожа, - ответил Кайдис, склонив свою длинную газелью шею.
   Аш, не успел он еще дойти до лестницы,  перенесла  свое  внимание  на
Кату. Девушка стояла у стены коридора, красная и заплаканная,  продолжая
тереть свою руку, как будто все еще не верила, что  хозяйка  с  ней  так
обошлась. Одного шага Аш  было  достаточно,  чтобы  она  съежилась.  Аш,
наверно, следовало бы устыдиться  того,  что  она  нагнала  на  служанку
такого страху, но в какой-то крошечной степени ей это даже нравилось.
   - Зайди сюда. Живо.
   Ката,  чьи  глаза  стали  огромными  от  негодования,  смешанного   с
подозрительностью, все  же  повиновалась,  и  достаточно  быстро,  чтобы
последние шпильки вылетели у нее  из  кудрей,  осыпавшись  на  камень  с
музыкальным звоном. Аш закрыла за ней дверь.
   - Сядь, - кивнув на кровать, сказала она, и Ката села. Аш повернулась
к ней спиной. - Сейчас  я  задам  тебе  несколько  вопросов.  Ты  можешь
выбирать: либо ты ответишь честно и выйдешь отсюда через четверть  часа,
либо будешь лгать и поплатишься за это. - Аш круто обернулась. - Ну  так
как?
   - Ничего вы мне не сделаете. Я закричу. Непременно закричу.
   Нагнувшись и приблизив  свое  лицо  почти  вплотную  к  Катиному,  Аш
сказала:
   - Кричи сколько влезет. Нож  где-то  там  и  услышит  тебя,  если  ты
завопишь погромче. Только сперва подумай вот о чем: ты, конечно, спишь с
ним, но охранять-то ему велено  меня.  Меня,  а  не  кухонную  девчонку,
которая не знает, что ей во благо, а что во вред. - Аш, видя  в  Катиных
глазах горькую обиду, заставила себя продолжать еще жестче, чем прежде:
   - Подумай хорошенько. Если мы обе начнем  кричать,  кому  из  нас  он
придет на помощь?
   Ката молчала, покусывая губу. Аш выпрямилась.
   - То-то же. Зачем мой приемный отец  приставил  Марафиса  следить  за
мной?
   - Не знаю, - мрачно ответила Ката. - Сам Нож думает, что  это  просто
дурь. Говорит, что ваш вид ему опостылел и  у  него  есть  другие  дела,
кроме как приглядывать за тощим, без капли жира, цыпленком.
   Аш пропустила шпильку мимо ушей.
   - Так он не знает почему?
   - Нет. Но говорит, что скоро это кончится. Телятина сказал - на днях.
   Аш нахмурилась. Марафис вряд ли согласился бы состоять телохранителем
при каком-то найденыше без веской  причины.  Аш  была  уверена,  что  он
что-то знает. И что бы он ни говорил Кате, ему  доставляет  удовольствие
следить за ней, Аш, как кот за мышью, - просто он не хочет  признаваться
в этом девушке, с которой спит. Смутившись такому обороту своих мыслей и
зная, что, если дать им волю, они лишат ее уверенности, Аш заговорила  о
другом:
   - Что случилось с одеждой,  которую  я  дала  тебе  починить  на  той
неделе?
   - Ее унес Исс.
   - Куда?
   - Не знаю. Он сказал, что хочет собрать побольше вещей, чтобы переезд
прошел гладко. Сказал, что хочет  устроить  вам  сюрприз,  а  мне  велел
притвориться, будто я беру их в починку.
   - Что он еще велел тебе сделать? Ката молчала.
   - Я спрашиваю - что еще? Ката пошаркала ногами по полу.
   - Ничего.
   Она лгала. Аш, поразмыслив немного, покачала головой.
   -  Знаешь,  Ката,  мой  приемный  отец  не  единственный,  кто  может
распоряжаться тобой. Я ведь могу и не брать тебя с собой, когда  перееду
в новые покои. Могу  сказать  Иссу,  что  не  нуждаюсь  больше  в  твоих
услугах, что ты ложишься в постель с каждым встречным и поперечным и что
ты украла у меня...
   - Ничего я у вас не  крала!  -  Ката  вскочила,  сжав  кулаки.  -  Вы
солжете, если так скажете.
   - Тише, девочка, - обронила Аш скучающим, как она надеялась, тоном. -
Я могу сказать все, что захочу, и ничего мне за это не будет. Неужели ты
вправду думаешь, что мой приемный отец поверит тебе, а не мне?
   Это заставило Кату задуматься. Лицо ее потускнело,  и  она  сделалась
совсем юной и ранимой, какой,  в  сущности,  и  была.  Всего-то  навсего
пятнадцати лет. Решимость Аш колебалась - ей очень хотелось обнять  Кату
и заверить, что она никогда про нее ничего плохого не скажет, даже  если
та действительно что-то украла. Ката моложе  ее  почти  на  год,  но  Аш
вплоть до этого дня, до этой самой  минуты,  чувствовала  себя  младшей.
Странно, но то, что пугало Аш, в то же  время  делало  ее  сильной.  Она
должна знать. И пойдет на все ради этого знания.
   Укрепившись духом, Аш сказала:
   - Я думаю, мы обе знаем ответ  на  мой  вопрос,  Ката.  Тебя  отошлют
обратно на кухню по  одному  моему  слову,  как  бы  старательно  ты  ни
исполняла приказы Исса. Я его воспитанница, его названая дочь. Скажи то,
что я хочу знать, и клянусь: он не услышит от меня о тебе ничего,  кроме
хорошего.
   Ката, продолжая стоять, сделалась как-то меньше ростом. Плечи  у  нее
опустились, спина сгорбилась, и даже кудряшки как будто развились.
   - Обещайте, что возьмете меня с собой, когда уйдете отсюда.
   Аш закрыла глаза, и в груди у нее кольнуло что-то, словно надорванный
мускул.
   - Если я перейду в роскошную комнату со слюдяными окнами  и  камином,
обещаю взять тебя с собой. - Аш чувствовала себя лгуньей.  Она  говорила
правду и все-таки лгала.
   Ката, сама ужасная лгунья, услышала только правду. И просияла.
   - Значит, уговор?
   Аш кивнула, умудрившись не покраснеть при этом.
   - Должна сказать вам, барышня, что таких странных вещей я в жизни  не
слыхала. Могу только догадываться, что это связано с вашим  созреванием.
- Заметив недоумевающий взгляд Аш, Ката,  всегда  любившая  рассказывать
секреты, пояснила:
   - Ну, это такое время, когда ваши крови наконец придут и  вы  сможете
выйти замуж и спать с мужчинами. Так вот, как только  его  милость  меня
наняли, а в особенности последние три месяца,  он  потребовал,  чтобы  я
каждое утро проверяла ваш ночной горшок и простыни, нет  ли  там  крови.
Понимаете - женской крови. Велел сказать ему  об  этом  в  ту  же  самую
минуту, как у вас начнется. Он прямо свихнулся на этом деле. Мурашки  по
коже бегут, как подумаешь, право слово.
   - Простыни? Ночной горшок?
   - Да, и ночные рубашки тоже, и нижнее белье.
   Аш тихо вздохнула. Сила покидала ее так  же  быстро,  как  и  пришла.
"Нельзя вечно оставаться ребенком, Асария. Скоро,  скоро  древняя  кровь
покажет себя".  Слова  приемного  отца,  всплывшие  в  памяти,  ледяными
каплями падали ей на лицо. Исс ждет, когда у нее начнутся месячные.  Все
его осмотры и ощупывания сводятся к этому. Для  чего?  Что  ему  от  нее
нужно? Что он сделает, когда кровь наконец проступит? От этих  мыслей  у
Аш особенно сильно свело живот. Опершись рукой о стену, она сказала:
   - Оставь меня, Ката. Я хочу побыть одна. Маленькая горничная, выпятив
губы, шагнула вперед, потом назад.
   - Вы ведь не скажете Иссу, что я вам это рассказала,  нет?  Он  будет
буйствовать, как лесной кот в капкане, если узнает. Если, конечно, можно
назвать буйным человека, который никогда не  повышает  голос,  а  только
смотрит на тебя холодным взглядом и...
   - Обещаю, что не скажу ему ни слова, - оборвала ее Аш. Недоставало ей
только напоминания о том, каким  холодом  способен  обдать  ее  приемный
отец. Ката открыла дверь, и Аш сказала ей напоследок:
   - Мне жаль, что я сделала тебе больно. Правда жаль. Я больше не буду.
   Ката обернулась к ней с улыбкой:
   - Ничего, барышня. От тетушки Вене я еще и не то получала. Почем зря.
   Аш тоже хотела улыбнуться, но не сумела, а когда она придумала ответ,
Ката уже ушла. Аш уставилась на  закрытую  дверь.  Почему  Ката  никогда
прежде не упоминала о том, что ее били?
   Путь до кровати показался  Аш  очень  долгим.  Судороги,  усилившись,
пронизывали живот, и ей хотелось одного: спать. После она решит, что  ей
делать, а теперь спать. Глаза закрылись, погрузив ее в темноту и  покой,
мысли прервались, и Аш сковал глубокий сон.
   Здесь так холодно, госпожа. Так темно. Протяни руку.
   Аш ворочалась  в  постели,  пытаясь  отвернуться  от  сновидения.  Ее
преследовали струящиеся тени с  потрескавшимися,  кровоточащими  руками.
Они росли и перемещались, и тьма сочилась из них, как вода из льдин.
   Протяни нам руку, прекрасная госпожа. Протяни.
   Аш повернулась на другой бок и увидела  перед  собой  пещеру  черного
льда. Нет. Только не это. Еще  поворот.  Тени  скользнули  по  ее  лицу,
холодные,  как  вода  из  глубокого,  черного-пречерного  колодца.  Чуть
подальше копошились какие-то существа, мокрые и скрюченные, как звери  с
ободранными шкурами. Почва заколебалась у Аш под ногами, и пещера  вдруг
оказалась под ней. Вход туда зиял, как огромная прорубь на морском льду,
и внизу колыхалась черная смола. Аш попятилась. Она не пойдет  туда,  не
сделает этого последнего шага.
   Протяни руку, госпожа.
   Мокрые пальцы хватали ее, поднимаясь все выше  и  выше.  Аш  пыталась
помешать им, но это было все равно что пытаться согнуть колени в  другую
сторону.
   Протяни руку! Протяни!
   Нет. Аш мотала головой, пытаясь вырваться, но  шевелились  только  ее
руки: они все поднимались и поднимались, пока не  вытянулись  вперед  на
уровне плеч. Тени нажимали со всех сторон,  и  их  глаза  мелькали,  как
змеиные языки.
   ПРОТЯНИ
   Упершись  ладонями  во  что-то  бледное  и  мерцающее,  как  лед,  Аш
оттолкнулась и вылетела из этого места. Боль раскаленной иглой  пронзила
ее руки, впилась в  сердце,  и  внутри  что-то  порвалось.  Аш  услышала
грохот, точно разбилась на куски огромная  льдина,  и  медленно  поплыла
назад.
   Аш  очнулась  в  мире,  затуманенном  болью.  Она  долго  лежала,  не
шевелясь, на животе, с обкрученными вокруг тела  простынями.  Руки  были
протянуты вперед, к ближней стене. Попробовав подтянуть их  к  себе,  Аш
сразу почувствовала неладное. Ладони горели, будто обожженные. На одной,
раскрытой, подушечки пальцев покраснели. Аш приблизила к глазам  другую,
сомкнутую, и медленно разжала пальцы. Когда они  раскрылись  наполовину,
по запястью стекла капля чистой воды. Вздрогнув,  Аш  распрямила  их  до
конца.
   Лед. Маленькая льдинка упала с ее ладони на постель.
   Рожденная на льду. Слова Каты пришли  первыми,  опередив  потрясение,
страх и необходимость найти объяснение. Ее обжег лед, а не огонь.
   Голубая льдинка имела форму клина, и на ней виднелись линии  давления
вроде  тех,  которые  Аш  видела  на  камнях,  добываемых   у   подножия
Смертельной горы. Мокрое пятно под ней ширилось на глазах.
   Аш отвела взгляд. Который теперь час? Сколько времени она проспала? В
предвечернем свете вся комната казалась серой. Лампы не были зажжены, но
маленькая жаровня еще тлела, давая тусклый меркнущий свет.  Аш  поднесла
горящие руки к губам и подула на них, а потом принудила себя встать.
   Тогда она и почувствовала это. Замерев, приподнявшись на левом  локте
и колене, она правой рукой ощупала  себя  сзади  сквозь  юбку  и  нижнее
белье. Пальцы не сразу нашли нужное место. Что-то  мокрое,  на  сей  раз
теплое, проступало между ног. Медленно, словно ее окружала  вода,  а  не
воздух, Аш отвела руку назад. Она не хотела смотреть, не хотела  видеть,
но дело зашло слишком далеко, и из всех перемен, ожидающих  ее  впереди,
эта, уж верно, самая легкая.
   Темная кровь пристала к пальцам, как  патока.  Месячные.  Аш  глубоко
вздохнула,  пытаясь  вновь  обрести  спокойствие,   владевшее   ею   при
разговорах с Катой и Кайдисом  Зербиной.  Сейчас  она  нуждалась  в  нем
больше, чем когда-либо прежде. Время шло, но дрожь в руках не унималась,
и Аш поняла наконец, что спокойнее уже не будет.
   Она медленно свела ноги вместе, чтобы еще больше не запачкать одежду,
и встала с постели, держа на отлете окровавленную руку. Убедившись,  что
на простынях крови нет, Аш разделась донага. Пятна  остались  только  на
нижней юбке и панталонах. Аш достала  из  комода  ножик  для  фруктов  и
принялась кромсать  им  пострадавшее  белье.  Это  отняло  у  нее  много
времени. Ножик был тупой, руки у нее тряслись по-прежнему, а белье  было
зимнее  и  потому  плотное.  Все  это  время  Аш  крепко  сжимала  ноги,
застопоривая что-то внутри себя.
   Изрезав полотно на достаточно мелкие куски, она стала  класть  их  на
угли жаровни. Угли пришлось долго размешивать и  раздувать,  прежде  чем
они дали  подходящее  пламя.  Лоскутки  сгорали  быстро,  съеживаясь  за
несколько мгновений. Дыма было много, и Аш подумывала открыть ставни, но
у нее и без того было много  дел,  и  она  решила  не  обращать  на  дым
внимания.
   Зажав между ног кусок полотна, она вернулась к постели. Лед  растаял,
оставив темную лужу, похожую на глаз. Через час и  она  высохнет,  и  не
останется ничего, что напоминало бы о льдинке. Аш не  отрывала  глаз  от
пятнышка. Вот и ей надо сделать то же самое: растаять бесследно.
 
13 
ДОРОГА БЛАДДОВ 
 
   Красный туман окружал их,  точно  пар,  валящий  от  чана  с  кипящей
кровью. Погода стояла морозная и  такая  тихая,  что  слышно  было,  как
трещит лед на озере в пяти лигах от них. Светало, и  солнце  поднималось
где-то за Медными холмами, освещая дорогу странным кровавым огнем.  Райф
мог видеть только двух всадников впереди себя, ничего больше.
   Панцирь из вареной кожи, затвердевший на морозе, натирал  шею.  Ночью
Райф не выспался, как, впрочем, и все остальные. Они ночевали  без  огня
на северо-восточном краю Дхуна.
   - Стой! - прошипел в тумане Корби Миз. Его голос, созданный Каменными
Богами для того, чтобы  реветь  во  всю  глотку,  как  положено  каждому
молотобойцу во время боя, не был приспособлен для шепота. Все равно  как
если бы собака замяукала.
   Все, однако,  немедленно  подчинились,  осадив  коней.  Металлические
части уздечек обмотали тряпками, чтобы не  обморозить  лошадей,  поэтому
шума почти не было. Даже молотобойцы натерли свои цепи мукой,  чтобы  те
не звякали и не выдавали их. Сильный ветер,  задувший  две  ночи  назад,
поднял поземку, и позаимствованная Райфом кобылка увязала по самые бабки
в сухом снегу.
   Дружина  образовала  неровный  круг  на  поросшем  редкими  деревьями
склоне, удерживая коней на месте. Люди дышали  паром,  и  их  глаза  под
капюшонами чернели, как угли. Баллик Красный  вынул  лук  из  футляра  и
прогревал между пальцами навощенную  тетиву.  Дрей  и  несколько  других
молотобойцев ослабили ремни так, чтобы легче было отстегнуть молот.
   Корби Миз откинул капюшон, чтобы все могли видеть  его  лицо.  Мотнув
подбородком на юго-восток, он сказал:
   - Дорога проходит под нами, вон за теми каменными соснами. Мы  должны
быть хорошо прикрыты, хотя в этом треклятом тумане не отличить  кротовую
кучу от лося. Когда Рори вернется, мы будем знать  больше.  В  последний
раз, когда я тут был, по обе стороны дороги росли деревья, но  это  было
десять лет назад, и с тех пор многое изменилось. Собачий вождь не дурак,
не забывайте об этом. -  Корби  окинул  быстрым  взглядом  Райфа  и  еще
нескольких недавних новиков. - Он видит, где можно устроить  засаду.  По
словам Мейса, он приказал срубить все деревья вдоль дороги  Бладдов.  Но
сюда он не скоро доберется, если, конечно, не прячет  в  своих  собачьих
штанах целую армию дровосеков. Однако дело не в этом, а в  том,  что  он
знает, откуда ждать беды. Можете прозакладывать свои стрелковые  пальцы,
что всякий его человек, едущий этой дорогой, будет  вооружен  до  зубов,
насторожен, как бабенка, присевшая в кустах по нужде, и готов к бою  при
первом же звуке стрелы, попавшей в дерево. Туман  нам  на  руку,  но  не
следует  лодырничать,  полагаясь  на  него.  Бладдийцы   вышлют   вперед
дозорных, и когда те увидят, что им не разглядеть даже ушей собственного
коня, они перестанут смотреть и будут слушать. Поэтому держите лошадей в
узде, не шевели