умал Райф. Ворон знал все с  самого
начала.
 
12 
ПРИГОРШНЯ ЛЬДА 
 
   У Аш сводило живот, пока они с Катой спускались по лестнице во  двор.
Ей опостылело все время чувствовать себя больной, опостылело день и ночь
сидеть под надзором у себя в комнате. Сны ее  тоже  довели.  Теперь  она
видела их каждую ночь. Каждую ночь. Она не  могла  припомнить,  когда  в
последний раз спала просто так, без  сновидений.  Не  могла  припомнить,
когда в последний раз  просыпалась  утром,  чувствуя  себя  отдохнувшей.
Теперь она просыпалась среди ночи, в  ту  глухую  пору,  когда  не  спят
только воры да ночная стража, и чувствовала себя так, будто  только  что
бегала по улицам. Просыпалась обессиленная и  дрожащая.  По  шее  стекал
пот, сердце стучало, как безумное, и простыни, туго  обкрученные  вокруг
горла, оставляли рубцы, которые держались часами.  А  недавно  и  синяки
стали появляться...
   Аш потрясла головой. Нет, об этом думать не надо.
   - Что с вами, барышня? Озябли уже?
   - Нет. То есть да. Мне просто холодно,  вот  и  все.  -  Аш  мысленно
выругала себя. Послушать ее - дура дурой. - Дай мне мои перчатки. Живо.
   Ката фыркнула, собираясь что-то сказать, но они  уже  приближались  к
нижней ротонде, где мужчины в черных кожаных плащах Рубак,  с  кровавыми
мечами на поясе или за спиной шагали, следуя в Красную  Кузницу.  Никто,
даже до крайности  обиженная  девица,  не  стал  бы  привлекать  к  себе
внимание Рубак. От одного вида их мечей, как девицы, так и  мужние  жены
могли лишиться чувств. Говорили, что краску для этих клинков получают из
смеси ртути и человеческой крови.
   Занервничав вдруг, Аш выхватила у Каты свои перчатки из телячьей кожи
и натянула их на руки с гораздо большей силой, чем было необходимо,  так
что костяшки хрустнули.
   - Снег, кажется, не идет? - спросила она, сходя  в  ротонду.  Марафис
Глазастый, начальник Гвардии Рубак, отстав от нее на  десяток  ступеней,
шел за ней, как страшный, молчаливый пес. Право же, это смешно. Что ему,
больше  делать  нечего?  Кто  же  будет   выслеживать   контрабандистов,
прижигать  руки  ворам  и  рубить   пальцы   уличным   девкам,   которые
недоплачивают протектору?
   - Я же говорила - на улице холодно и сухо.
   Аш подскочила от повышенного тона Каты и солгала:
   - Ну да, я слышала. - Почему она испытывает  такую  слабость?  Почему
каждый громкий звук, даже скрип половицы, заставляет ее вздрагивать?
   Подойдя к высокой железной двери, ведущей из Бочонка во двор,  Аш  на
всякий  случай  завязала  последние  ленты  своего  плаща.  Пентеро  Исс
несколько недель не разрешал ей выходить на воздух, а  верхом  по  двору
она последний раз ездила поздней осенью. С тех  пор  сильно  похолодало.
Приготовившись к худшему, Аш переступила через порог. Да, очень сильно.
   Мощенный плитами двор служил сердцем Крепости Масок. По всем  четырем
его углам стояли башни, а огораживали его здания  крепостные  стены.  Он
был достаточно длинен для скачек и достаточно  широк  для  состязаний  и
турниров, которые устраивались  каждую  весну.  Летом  здесь  собирались
бароны для придворных торжеств, а в темные месяцы, предшествующие  зиме,
Пентеро Исс наблюдал с обсидиановой площадки на фасаде Фитиля, как судят
государственных изменников.
   На дворе тонким слоем лежал  снег.  Прихваченный  сильными  морозами,
стоявшими на прошлой неделе, он хрустел под ногами. Аш  на  каждом  шагу
казалось, будто она что-то ломает. Двор был замощен почти полностью,  но
скаковая дорожка вдоль внешней стены давно заросла цепкой желтой травой,
занесенной сюда со Смертельной горы. В  трещинах  каменной  кладки  тоже
пробивалась трава, и маслянистый зеленый мох покрывал плиты  у  подножия
трех башен. Только у Кости ничего не росло - ни  травинки,  ни  пятнышка
мха. Фундамент  скованной  льдом  башни,  словно  корни  черного  ореха,
отравлял все живое вокруг.
   Аш вздрогнула. И откуда только берутся такие мысли? Почва под  башней
перенасыщена влагой, только и  всего.  Слишком  много  воды  стекает  по
стенам Кости. Мысли Аш опасно приблизились к той ночи, когда она  прошла
через железную дверь в заброшенное восточное крыло.  Испугавшись  этого,
Аш сказала первое, что пришло ей в голову:
   - Тебе не обязательно сопровождать меня, пока я  буду  ездить,  Ката.
Можешь остаться на конюшне и погреться.
   Ката ответила неразборчиво. Ее темные локоны в эти минуты сражались с
шерстяной шапочкой и, судя по всему, побеждали. Упругие завитки  придали
шапочке опасный крен - стоит дунуть ветру, и она  слетит.  Аш  незаметно
наблюдала за служанкой. Даже при такой стуже,  когда  рассолу  в  бочках
впору замерзнуть, Ката оставалась красивой. Кожа  у  нее  блестела,  как
намазанный маслом хлеб, губы ярко алели. Аш знала, что у нее самой  щеки
и губы бледные и  бескровные,  как  простокваша,  а  резкий,  отраженный
снегом свет подчеркивает мешки под глазами. Аш  сама  начинала  пугаться
своего вида - она таяла на глазах.
   Не замечая, что Аш за ней наблюдает, Ката оглянулась через  плечо  на
Марафиса. Между ними двумя промелькнуло что-то, не совсем  понятное  для
Аш, и служаночка тут же старательно вздрогнула.
   - Бр-р. Ну и холодина  тут,  барышня.  Как  бы  мне  не  простудиться
насмерть. Я не такая, как вы, рожденная на льду. Тетушка  Вене  говорит,
что раз у меня кожа такая смуглая, а ноги такие волосатые, что их  то  и
дело приходится выщипывать, то моя семья наверняка происходит с Дальнего
Юга. Я, пожалуй, и правда побуду на конюшне, как вы говорите. Мне что-то
неможется.
   "Рожденная на льду". Аш не понравились эти  слова.  Переступив  через
кучку дымящегося конского навоза, она  заставила  себя  думать  о  более
насущных вещах. Ката явно хочет побыть с Марафисом. Конюшня -  известное
место для романтических встреч. За такую малость, как мясной  пирог  или
ломоть хорошего сыра, мастер Хейстикс всегда готов закрыть глаза на  то,
что происходит в каком-нибудь из его свободных стойл.  Кое-кто,  правда,
утверждает, что глаза он закрывает не очень плотно и что в дверях у него
проделаны особые щелочки, которые он предоставляет  желающим  за  особую
плату. Аш иногда  думала  об  этих  щелочках  перед  тем,  как  заснуть.
Интересно было бы посмотреть, чем люди там занимаются.
   - Да, Ката, оставайся там. Я и одна отлично  проведу  время.  Обещаю,
что галопом скакать не буду. -  Аш  посмотрела  на  крепостную  стену  с
железными перилами, площадками для лучников и  амбразурами.  Отсюда  все
равно никуда не ускачешь.
   Ката надула свои красивые губки.
   - Хорошо, как прикажете.
   Аш взглянула через ее плечо на Марафиса, стоящего в тени  у  западной
стены Бочонка. Он углядел что-то  в  снегу  -  то  ли  булыжник,  то  ли
замерзшую тушку зайца, то ли деревяшку -  и  усердно  долбил  это  своим
сапогом. Заметив, что Аш смотрит  на  него,  он  улыбнулся.  Жутко  было
видеть, как растягивается  этот  маленький  рот  -  казалось,  что  кожа
вот-вот лопнет и потечет кровь. Аш отвернулась.
   - Чего же ты ждешь? - бросила она горничной. - Ступай  на  конюшню  и
вели мастеру Хейстиксу оседлать и вывести Кочерыжку.
   Ката сердито повернулась и пошла исполнять приказание. Аш пожалела  о
своей резкости, но не стала звать Кату назад.  Растирая  щеку  варежкой,
она несколько раз глубоко  вздохнула,  чтобы  успокоиться.  Напрасно  ей
вздумалось выйти. Как ни странно, приемный отец сам  предложил  ей  это,
зайдя прошлой ночью в комнату Аш. "Названая  дочка,  ты  бледна,  словно
лилия, вмерзшая в лед. Завтра ты выйдешь погулять. Прокатишься по двору,
разомнешь ноги, подышишь свежим горным воздухом. Твоя  комната  пропахла
лампадным маслом и пылью. Я беспокоюсь за тебя".
   Аш пнула ком замерзшего снега. Исс всегда беспокоится за нее.
   Из конюшни вышел мастер Хейстикс,  ведя  в  поводу  коренастую  сивую
лошадку. На нем был кафтан, сшитый из старых  попон  и  обрывков  сбруи.
Большую голову покрывал колпак из конского волоса, в ухе висела  серьга,
некогда бывшая трензелем. У мастера  Хейстикса  в  хозяйстве  ничего  не
пропадало - его конюхи даже навоз каждый день подбирали со двора.
   - День добрый, барышня. Вот вам и Кочерыжка.  Будьте  поосторожнее  с
удилами - рот у нее здорово изранен. Сновагрызла дверь в деннике,  ну  и
занозилась.
   Аш приняла у него поводья. Она не слишком любила  мастера  Хейстикса,
но ей нравилась простота его обхождения. Он был конюшим в Крепости Масок
еще до ее рождения, когда правителем был Боргис  Хорго,  а  Пентеро  Исс
занимал тот же пост,  что  теперь  Марафис  Глазастый.  Мастер  Хейстикс
помнил, что Аш - всего лишь найденыш.
   - Давайте ножку, барышня. -  Мастер  Хейстикс  присел,  подставив  ей
сложенные ковшом руки. Аш уперлась в них  ногой,  и  он  подсадил  ее  в
седло.
   Усевшись, она  оглянулась  на  Бочонок.  Марафис  исчез,  и  глубокие
отпечатки его следов вели прямо на конюшню.  Аш  испустила  тихий  вздох
облегчения. Хорошо хоть на время освободиться от Ножа.
   - Трогай, Кочерыжка, - сказала она, толкнув пятками старую кобылу.  -
Прокатимся пару раз вокруг двора.
   Мастер Хейстикс, удостоверившись, что Аш не  слишком  терзает  лошади
рот, сплюнул на снег и зашагал обратно.
   Когда он ушел, Аш  окончательно  успокоилась.  Кочерыжка  была  самая
смирная лошадь из всех, которых она знала, и за все годы  их  знакомства
Аш  ни  разу  не  удалось  пустить  ее  быстрее,  чем   трусцой.   Более
благородного имени она  у  мастера  Хейстикса  так  и  не  заслужила.  В
последний год он стал звать ее Старой Кочерыжкой, показывая этим, что ее
лошадиный век на исходе.
   Свернув на скаковую дорожку, Аш выбросила из головы все дурные мысли.
Теперь, оказавшись повыше земли, она могла видеть через  северную  стену
город:  его  шпили,  остроконечные  крыши  и  железные   башенки.   Если
хорошенько прислушаться, можно услышать, как дребезжат повозки на  улице
и шумит рынок у Морозных ворот.
   Аш всегда хотелось повидать Морозные ворота. Из всех городских  ворот
они  считались  самыми  красивыми.  Их  свод  вырезан  из  тысячелетнего
кровавого дерева, ствол которого везли  от  самого  Буревого  Рубежа  на
западном побережье. Дело в том, что Морозные ворота выходят как  раз  на
запад. Все четверо ворот построены из того, что добывается в их  стороне
света. Тупиковые сложены из  простого  белого  известняка,  добытого  на
Смертельной горе, Злые ворота, выходящие на восток, вытесаны из огромной
глыбы  гранита,  доставленной  из  каменоломен  Транс-Вора,   Нищенские,
северные, отлиты из синего чугуна, руду для которого добывают в клановых
землях.
   Морозные - единственные ворота, сделанные из дерева. Но оно, судя  по
словам Каты, которая побывала там несколько раз,  совсем  не  похоже  на
дерево, скорее на блестящий  черный  камень.  Плотники  ввели  в  дерево
отвердители и предотвращающие гниение вещества, сделав его твердым,  как
сталь. Но ворота, несмотря на это, каждую зиму густо обрастают инеем, за
что и получили свое название.
   А  на  камне  Тупиковых  ворот  вырезана   пара   собачников   и   их
серебристо-голубое яйцо. За этими воротами Аш когда-то нашли.
   Аш отвела глаза от городских крыш. Не стоит об этом думать.  Приемный
отец никогда не выпускал ее за порог  Крепости  Масок.  Чаще  всего  она
видела Венис  в  детстве,  когда  карабкалась  по  бастионам  Бочонка  и
забиралась в галерею для лучников на  его  верхушке.  Оттуда  перед  ней
открывался весь город, дымный, с почерневшим от тележного дегтя  снегом,
забитый тачками, собачьими упряжками и лошадьми,  с  горящими  на  углах
улиц красными глазами жаровен.
   И во всем этом - в тлетворной черноте Нищенского Города,  в  красивых
домах знати, в рыночных площадях с их кожаными навесами на столбиках  из
лосиной кости, - чувствовалась рука первых строителей города. Стены были
широкими  и  прямыми,  как  бычьи  спины,  кладка  отличалась  точностью
часового  механизма,  гладкость  дорог  позволяла  кататься  по  ним  на
коньках, и прочный камень, которым они были вымощены,  даже  мертвым  не
дал бы встать из могил.
   Люди говорили, что Робб Кло сломал спину горы, чтобы построить Венис.
Но что, если гора когда-нибудь вздумает отомстить?
   Посмотрев вперед, Аш увидела, что Кочерыжка трусит в  сторону  Кости.
Даже на таком расстоянии были ясно видны струи ледяного пара,  исходящие
от стен башни. Аш содрогнулась. Самая  высокая  башня  крепости,  словно
пояс чернока-менных сосен высоко в горах, создавала собственную  погоду.
Ледяной воздух проникал в  грудь,  запуская  длинные  голубые  пальцы  в
область сердца.
   Это просто башня, сказала она себе. Камень, известь и дерево.
   Кочерыжка, невзирая на холод,  трюхала  своей  дорогой.  Аш  покрепче
перехватила повод, но, вспомнив о занозах во рту у кобылы, не стала  его
натягивать. Что такого случится, если  она  подъедет  поближе  к  башне?
Теперь белый день, ее видно из Красной Кузницы и из Бочонка, и снаружи в
Кость нельзя войти - та дверь уже много лет как запечатана.
   Какими бы разумными ни были эти  доводы,  Аш  все-таки  напряглась  в
седле, плотно обхватив ногами бока кобылы.
   Она не слишком удивилась, когда  Кочерыжка  сошла  с  дорожки,  решив
обойти башню сзади. Старая кобыла сама выбирала, куда ей ехать. Повернув
шею, Аш бросила взгляд на конюшню. Ни Каты, ни Ножа по-прежнему не  было
видно. Ката как-то сказала ей, что,  когда  мужчина  и  женщина  ложатся
вместе, у них уходит больше времени на возню с завязками и крючками, чем
на саму любовь. Аш нахмурилась. Что до нее, она бы мигом скинула платье.
   Пока она размышляла об этом,  Кочерыжка  свернула  в  закоулок  между
крепостной стеной и башней, и Аш забыла обо всем  на  свете,  увидев  на
снегу  следы.  Две  пары  ног  и  две  глубокие  борозды  вели  прямо  к
заколоченной двери. Следы на вид были  свежие  и  вели  только  туда,  а
обратно нет.
   - А ну-ка потише, - сказала Аш то ли себе, то ли кобыле.  Теперь  она
видела, что следы тянутся от южных ворот. Аш знала по опыту,  что,  если
она направится туда, ее  остановят  еще  до  стены.  Эти  ворота  всегда
охраняло с дюжину гвардейцев.
   - Стой, - промолвила Аш, слегка натянув поводья.  Кобыла  с  радостью
подчинилась ей и принялась обнюхивать что-то около крепостной стены.  Аш
спрыгнула, посмотрела налево, потом направо и подошла к двери в башню.
   Доски с нее сорвали, оставив вокруг  кайму  из  погнутых  гвоздей.  С
притолоки свисали  толстые  сосульки,  и  Аш  на  капюшон  капала  вода.
Замочная скважина была прорезана  в  медной  плите  величиной  с  голову
Кочерыжки, и кто-то потратил немало времени,  скалывая  оттуда  лед.  Аш
помедлила, отступила на шаг и вдруг, к собственному удивлению, нажала на
дверь. Та не уступила.
   Аш следовало бы испытать облегчение, но чувство,  испытанное  ею  при
соприкосновении с дверью, осталось в нервах  ее  руки.  Помимо  воли  ей
вспомнилась та ночь, когда она проникла в восточную галерею. Аш сама  не
понимала, что почувствовала тогда, и много раз пыталась убедить  себя  в
том, что все случившееся было плодом ее  воображения  вкупе  с  холодом,
страхом и тьмой. Но теперь чувство чьей-то нужды  вернулось  к  ней  так
резко, что вызвало привкус металла у нее во рту.
   Что-то внутри Кости хотело, чтобы это случилось.
   В глубине  души  Аш  всегда  это  знала,  с  той  самой  минуты,  как
почувствовала чье-то присутствие в башне, но она  загоняла  свое  знание
все дальше и  дальше,  погружая  его  в  тень.  Зато  теперь  все  стало
предельно ясно.
   Медленно, мелкими шажками Аш попятилась прочь от  Кости,  прижимая  к
себе руку. Пальцы, коснувшиеся двери, были как лед.
   - Пойдем, Кочерыжка, - сказала она, разозлившись на собственный голос
за то, что он так слабо звучит. -  Вернемся  на  конюшню.  -  Кобыла  не
обратила на нее внимания, и Аш пришлось  подойти  к  ней  самой.  Ей  не
хотелось поворачиваться спиной к двери,  и  желание  бежать  было  таким
сильным, что она прикусила губу, боясь ему поддаться. Но нельзя же  было
оставлять лошадь на дворе. Мастер Хейстикс сказал бы  ей  не  одну  пару
теплых слов, если бы она это сделала.
   Кочерыжка продолжала что-то нюхать у стены. Аш нагнулась, чтобы взять
уздечку, и вся кровь отхлынула от ее лица. В снегу лежала голубая лента,
словно жилка под белой кожей руки. Аш сразу узнала ее. Это была  завязка
ночной сорочки, которую Аш отдала Кате  починить.  Ткань  износилась,  и
ленты  плохо  держались  на  ней.  Аш  подняла  ленту  со  снега.   Ката
спрашивала, не надо ли ей чего-нибудь починить на зиму, и Аш  отдала  ей
целую охапку плащей, платьев и сорочек. Горничная пока не вернула их, но
это еще ничего не значило - в шитье Ката была не сильна.  На  то,  чтобы
подшить подол, у нее уходило целое утро.
   Лента была холодной и влажной, как голубая льдинка. Аш  присмотрелась
к двум бороздам на снегу, сопровождавшим следы  ног.  Что-то  большое  и
тяжелое втащили в башню. Вроде кровати. Аш  нахмурилась.  Почему  именно
кровать? Мало ли что могло оставить такие следы. Все постепенно начинало
обретать смысл. Внутренняя дверь  в  башню  вдвое  уже  этой,  и  ничего
крупнее человека в нее не пролезет. Если Иссу понадобилось  перенести  в
Кость что-то объемное, он мог воспользоваться только этим путем.
   Аш вертела ленту в пальцах. Что общего с этим могут иметь ее  ношеные
вещи?
   "...и у вас, конечно, будет новая комната..."
   Нет. Аш потрясла головой, отгоняя от себя слова Каты. Это безумие. Не
может быть, чтобы приемный отец собирался поселить ее здесь. Только не в
Кости. Он любит ее и беспокоится о ней. Только что,  прошлой  ночью,  он
говорил, что она слишком бледная, и велел ей выйти погулять. Аш стиснула
ленту в кулаке. Надо поскорее вернуться в  свою  комнату.  Что-то  здесь
неладно.
   Аш быстрым шагом двинулась вперед, ведя за собой Кочерыжку. Марафис и
Ката до сих пор оставались на конюшне, и даже мастер Хейстикс не  выслал
конюха за лошадью. Дойдя до конюшенной двери, Аш  совсем  запыхалась,  и
сильные судороги сводили ей живот. Она не знала, что делать,  не  знала,
что думать, не хотела верить одолевающим ее мыслям.
   - Эй, госпожа, вам чего?
   Аш вздрогнула. Сама того не ведая, она вошла внутрь. Из-за груды сена
вышел молодой конюх, прыщавый и плоскоголовый.
   - Вы бы вышли, барышня.  Мастер  Хейстикс  не  любят,  когда  господа
суются сюда без него. А Кочерыжку я возьму.
   Чувствуя себя полной дурой, Аш отдала ему поводья. И о чем она только
думает? Сама завела лошадь в конюшню,  как  простой  посыльный.  В  этот
самый миг по конюшне прокатился грохот. Аш, и без того уже  на  пределе,
подскочила. Внутрь  хлынул  свет,  и  половина  задней  стены  отошла  в
сторону. Ну конечно, с  облегчением  вспомнила  Аш.  Здесь  есть  другой
выход, ведущий к товарным воротам.
   Как  раз  в  это  мгновение  из  ближнего  денника  появился  Марафис
Глазастый, застегивая пояс. Увидев Аш, он ухмыльнулся и стал делать  это
нехитрое  дело  так,  что  смотреть  было  противно.  Почувствовав,  что
краснеет, Аш повернулась и выбежала вон, преследуемая его смехом.
   Оказавшись снаружи, Аш тут же бросила ленту и втоптала ее в снег. Она
чувствовала омерзение к этому месту,  к  Марафису,  прыщавому  конюху  и
мастеру Хейстиксу. Ко всему, что творилось у  нее  за  спиной.  Где  эта
Ката?
   - Ой, барышня, разве нам уже пора?
   Аш обернулась. Ката, без шапочки, с растрепанными кудряшками,  лениво
улыбалась своей госпоже, прислонившись к двери.
   - Я, наверно, вся раскраснелась. Надо поваляться в снегу, чтобы кровь
остудить.
   Аш, подскочив к Кате, схватила ее за руку и потащила прочь.
   - Вы делаете мне больно! - вырываясь, вскрикнула Ката. Аш заломила ей
руку за спину. Она кипела  от  гнева,  злилась  на  все  и  всех,  и  ей
опротивело бояться.
   - Ничего с тобой не сделается. Шагай.
   Ката повиновалась, но молчать было не в ее натуре.
   - Вы сами велели мне идти на конюшню! Ск