выпытать у нее тайну или же, застав врасплох, прочесть ее мысли. А пока он
захотел увидеть Нольдорцев и поговорить с сыновьями Феанора, его родичами,
жившими не так далеко.
     Но когда Маэглин сообщил о своих намерениях Эолу, его отец  пришел  в
ярость.
     - Ты принадлежишь дому Эола, Маэглин, сын мой! - сказал он,  -  а  не
Гондолидрим. Вся эта страна - достояние Телери, и ни  я,  ни  мой  сын  не
будем иметь дело с убийцами наших родичей, захватившими наши  владения.  В
этом ты должен повиноваться мне, или же я заключу тебя в оковы!
     Маэглин не ответил,  но  стал  холодным  и  молчаливым  и  больше  не
путешествовал с Эолом. И Эол перестал доверять ему.
     Случилось так, что в середине лета гномы, по своему обычаю,  устроили
пир в Ногроде и пригласили Эола, и тот уехал.
     На время Маэглин и его мать получили свободу идти  куда  пожелают,  и
они часто ездили в поисках солнечного света к  опушке  леса.  И  в  сердце
Маэглина горело желание навсегда покинуть Нан Эльмот.  Поэтому  он  сказал
Аредель:
     "Госпожа, уйдем, пока есть время! На что надеяться в этом  лесу  тебе
или мне? Нас держат в оковах, и пользы здесь для меня не будет, потому что
я узнал все, чему мой отец мог  научить  меня  или  что  Наугрим  захотели
открыть мне. Неужели мы не отыщем Гондолин? Ты станешь моим проводником, а
я буду охранять тебя!
     Тогда Аредель обрадовалась и с гордостью посмотрела на сына, и сказав
слугам Эола, что они отправляются на поиски  сыновей  Феанора,  Аредель  с
Маэглином уехали и направились к северной опушке Нан Эльмота.
     Там они переправились через мелководный поток Келона в земли  Химлада
и поехали к переправам Ароса и дальше, на запад, вдоль границ Дориата. Эол
вернулся с востока быстрее, чем рассчитывал Маэглин, и обнаружил, что  его
жена и сын отсутствуют уже два дня, и так велика была его ярость,  что  он
последовал за ними даже при свете дня.
     Вступив в Химлад, он преодолел свой гнев и продолжал путь осторожнее,
помня о грозящей ему опасности,  ибо  Колегорм  и  Куруфин  были  могучими
вождями, отнюдь не испытывавшими любви к Эолу. Кроме того, у Куруфина  был
скверный характер.
     Но разведчики Аглона видели скачущих к переправам  Ароса  Маэглина  и
Аредель, и Куруфин, решив, что приближается нечто  странное,  выступил  из
прохода к югу и встал лагерем вблизи переправы. И прежде чем Эол углубился
в Химлад, его подстерегли всадники Куруфина и привели к своему вождю.
     Тогда Куруфин сказал Эолу:
     -  Какое  дело  у  тебя,  Темный  Эльф,  в  моей  стране?   Вероятно,
безотлагательное, раз заставляет столь "светлую"  личность  путешествовать
днем?
     И Эол, понимая грозящую ему опасность, сдержал  злые  слова,  готовые
вырваться у него.
     - Я узнал, вождь Куруфин, - сказал он, - что  мой  сын  и  моя  жена,
Белая Госпожа Гондолина, поехали навестить тебя, пока меня не было дома, и
мне показалось естественным присоединиться к ним в этом.
     Тогда Куруфин рассмеялся Эолу в лицо и сказал:
     - Они могли бы найти здесь менее теплый прием, чем рассчитывали, если
бы ты сопровождал их. Но дело не в  этом,  потому  что  цель  у  них  была
другая. Еще не прошло двух дней, как  они  пересекли  Ароссиах,  а  оттуда
быстро поехали на запад. Мне кажется, что ты обманываешь меня, если только
сам не обманут!
     И Эол ответил:
     - Тогда, быть может, вождь, ты разрешишь мне  уйти  и  разобраться  в
этом деле?
     - Я даю тебе свое разрешение, но не свою любовь! - сказал Куруфин.  -
Чем скорее ты покинешь мою страну, тем больше доставишь мне удовольствия!
     Тогда Эол вскочил на коня, сказав:
     - Хорошо, вождь Куруфин, найти родича, столь отзывчивого в  нужде!  Я
вспомню об этом, когда вернусь!
     И Куруфин хмуро посмотрел на Эола.
     - Не козыряй передо мной происхождением твоей жены, -  сказал  он.  -
Потому что тот, кто крадет дочь Нольдора и  женится  на  ней,  не  принеся
даров, не прося разрешения, пусть не добивается родства с ее родом. Я  дал
тебе разрешение уйти, воспользуйся им и убирайся! По законам Эльдара я  не
могу убить тебя сейчас, но вот что я посоветую тебе: немедля возвращайся в
свое жилище во мраке Нан Эльмота, потому что сердце  предсказывает  мне  -
если ты будешь преследовать тех, чью любовь ты потерял,  тебе  никогда  не
вернуться туда!
     Тогда  Эол  погнал  коня  прочь,  и  ненависть  ко   всему   Нольдору
переполняла его, так как теперь он понял, что Маэглин и Аредель  бежали  в
Гондолин.
     И, влекомый яростью и стыдом от своего унижения, он пересек переправы
Ароса и выбрался на дорогу, которой они проехали раньше. Но  хотя  беглецы
не знали, что Эол следует за ними, хотя конь у него был более быстрый, ему
так и не удалось увидеть их, пока они не достигли Бритиаха,  где  оставили
своих лошадей.
     Тут злая судьба предала их, потому что лошади громко заржали, а  конь
Эола услышал это и поспешил к  ним.  Эол  увидел  издалека  белое  одеяние
Аредель и заметил путь, каким она шла, разыскивая тайную тропу в горы.
     Так Аредель и Маэглин пришли к внешним воротам Гондолина и  к  темной
страже под горами.
     Там ее  встретили  с  радостью,  и  миновав  семь  ворот,  Аредель  с
Маэглином пришли к Тургону на Амон Гварет.
     И король  с  изумлением  выслушал  все,  что  рассказала  Аредель,  и
благожелательно посмотрел  на  Маэглина,  сына  его  сестры,  видя  в  нем
достойного числиться среди князей Нольдора.
     - Воистину я рад, что Ар-Фейниэль вернулась в Гондолин, - сказал  он,
- и теперь мой город станет прекрасней, чем в те дни, когда  я  считал  ее
погибшей. А  Маэглин  будет  пользоваться  величайшими  почестями  в  моем
королевстве.
     Тогда Маэглин низко поклонился и признал Тургона своим повелителем  и
королем, обещая во всем повиноваться его воле.
     Но после этого он замолчал и обратился в зрение, потому что величие и
великолепие Гондолина превзошли все, что Маэглин мог представить  себе  по
рассказам матери.
     Его поразило могущество города, его войска и многочисленные предметы,
незнакомые и прекрасные, которые он увидел.
     И все же ни на что так часто не обращались его глаза, как на  Идриль,
дочь короля, сидевшую рядом с отцом. Она была золотоволосой,  как  Ваньяр,
родичи ее матери, и  она  показалась  Маэглину  солнцем,  озарившим  своим
светом весь королевский дворец.
     А Эол, следуя за Аредель, обнаружил сухое русло  и  тайную  тропу  и,
пробираясь украдкой, пришел к страже, где был схвачен и допрошен. И  когда
стражники услышали, что он притязает на Аредель, как  на  свою  жену,  они
изумились и послали в город гонца, и тот явился во дворец короля.
     - Повелитель! - воскликнул он. - Стража взяла  в  плен  кого-то,  кто
скрытно подобрался к тайным воротам. Он называет себя Эолом, и это высокий
Эльф, смуглый и угрюмый, из рода Синдар. Но он  называет  госпожу  Аредель
своей женой и требует, чтобы его привели к тебе. Великим гневом охвачен он
и едва его сдерживает, но мы не  убили  его,  хотя  так  приказывает  твой
закон.
     Тогда Аредель сказала:
     - Увы! Эол выследил нас, как я и опасалась. Но это было сделано очень
скрытно, потому что мы не видели и не  слышали  преследования,  когда  шли
тайным путем.
     И она обратилась к вестнику:
     - Он говорит правду: это Эол, я его жена, и он отец  моего  сына.  Не
убивайте его, но приведите сюда на суд короля, если король пожелает этого.
     Так и сделали. Эола привели во дворец Тургона и поставили  перед  его
высоким троном, гордого и угрюмого. Не менее, чем его сын, он был  изумлен
всем тем, что увидел, но сердце Эола переполнилось еще  большим  гневом  и
ненавистью к Нольдору.
     Однако, Тургон принял его достойно, поднялся  и  взял  его  за  руку,
сказав:
     - Добро пожаловать, родич, потому что таким я считаю тебя. Ты  будешь
жить здесь в свое удовольствие, но только  ты  должен  поселиться  в  моем
королевстве и не покидать его. Таков мой закон: ни один из тех, кто  нашел
дорогу сюда, больше не покинет эту страну.
     Но Эол отдернул свою руку.
     - Я не признаю твоего закона, - сказал он. - Ни ты, и никто другой из
твоего рода не  имеете  права  основывать  королевства  или  устанавливать
границы в этой стране,  здесь  или  там.  Это  земля  Телери,  которым  вы
принесли войну и смятение, ведя себя надменно  и  поступая  несправедливо.
Меня не интересуют твои тайны, и не шпионить за тобой явился  я  сюда,  но
чтобы потребовать свое собственное: мою жену и моего сына, но поскольку на
Аредель, твою сестру, ты имеешь  некоторые  права,  пусть  она  останется.
Пусть птица вернется в свою клетку, где она вскоре снова зачахнет, как это
было с ней прежде, но это не касается Маэглина. Моего сына вы не  посмеете
удерживать! Идем, Маэглин, сын Эола! Твой отец  приказывает  тебе!  Покинь
дом его врагов и убийц его родичей или будь проклят! Но Маэглин ничего  не
ответил.
     Тогда Тургон вернулся на свой высокий  трон,  оперся  в  раздумье  на
посох и сурово сказал:
     - Я не буду спорить с тобой, Темный Эльф! Одними лишь мечами Нольдора
защищены твои не  знающие  солнца  леса.  Своей  свободой  скитаться,  где
пожелаешь, ты обязан моему роду, а не будь нас, ты давно уже трудился бы в
рабстве в подземельях Ангбанда. Но здесь король - я, и желаешь ты того или
нет, мое решение - это закон! Единственный выбор предоставляется тебе, как
и твоему сыну: поселиться здесь или умереть здесь!
     И Эол взглянул в глаза Тургона и не устрашился,  и  долго  стоял,  не
говоря ни  слова,  не  двигаясь,  и  молчание  заполнило  зал,  и  Аредель
испугалась, потому что знала, как опасен Эол.
     Внезапно, быстрым змеиным движением он выхватил из-под плаща дротик и
метнул его в Маэглина, вскричав:
     - Я выбираю второе,  и  для  моего  сына  так  же!  Тебе  не  владеть
принадлежащим мне по праву!
     Но Аредель, прыгнув, стала перед дротиком, и он ударил ее в плечо,  а
Эол был схвачен многими руками и заключен в оковы.
     Его увели, пока другие оказывали помощь Аредель. Но  Маэглин  смотрел
на своего отца и молчал.
     Было решено, что на следующий день Эол предстанет  перед  королевским
правосудием, и Аредель с Идриль просили Тургона о милосердии.  Но  вечером
Аредель стало плохо, хотя рана казалась  незначительной,  и  она  впала  в
беспамятство, а ночью умерла, потому что  конец  острия  был  отравлен,  и
никто не догадался об этом, пока не оказалось слишком поздно.
     И потому, когда Эол предстал перед Тургоном, он не нашел  милосердия.
Его отвели к Карагдуру, обрыву черной  скалы  на  северной  стороне  холма
Гондолина, чтобы сбросить его вниз с отвесных скал города, а Маэглин стоял
рядом и молчал.
     Но под конец Эол воскликнул:
     - Ты оставляешь своего отца и родича, сын-предатель! Но  знай:  здесь
ты похоронишь все свои надежды и здесь ты умрешь такой же смертью, как я!
     И тогда Эола сбросили с Карагдура, и он умер, и все в Гондолине сочли
это справедливым. Но Идриль  была  встревожена,  и  с  этого  дня  она  не
доверяла своему  родичу.  Но  Маэглин  преуспевал  и  стал  великим  среди
Гондолидрим, превозносимый всеми,  пользующийся  большой  благосклонностью
Тургона, так как если он и сам охотно и усердно учился  всему,  чему  мог,
зато и у него можно было узнать многое. И Маэглин собрал вокруг себя  всех
наиболее склонных  к  кузнечному  и  рудному  ремеслу  и  начал  поиски  в
Эпхориате (в Окружающих горах), где обнаружил богатые залежи  руды  разных
металлов. Больше всего он ценил прочное железо из рудника  в  Анхабаре  на
севере Эрхориата и добыл оттуда огромное количество кузнечного  металла  и
стали, так что оружие Гондолидрим стало крепче и острее. Все это сослужило
добрую службу в дни, которые уже надвигались.
     Маэглин был мудрым и осторожным советчиком, а в случае  необходимости
- стойким и отважным. И это нашло подтверждение в последующие дни: когда в
ужасный  год  Нирнает  Арноедиад  Тургон  отказался  от  затворничества  и
отправился на север на помощь  Фингону,  Маэглин  не  остался  наместником
короля в Гондолине, но участвовал в войне и  сражался  рядом  с  Тургоном,
показав себя беспощадным и не знающим страха в битве.
     Казалось, что счастье благоволит Маэглину,  возвысившемуся  до  самых
могучих князей Нольдора, ставшему вторым из наиболее  известных  вождей  в
этом королевстве. Но он никому не открывал своего сердца, и  хотя  не  все
шло так, как ему хотелось, он молчал об этом, скрывая свои мысли,  и  мало
кому удавалось прочесть их, и уж конечно не Идриль. Потому что с первых же
дней жизни в Гондолине Маэглин носил в себе печаль, чем дальше, тем  более
тяжкую, отнимавшую у него всякую  радость:  он  был  влюблен  в  красавицу
Идриль и желал ее безнадежно.  Эльдарцы  не  вступали  в  брак  при  столь
близком родстве, да прежде никто и не желал этого. К тому  же,  Идриль  не
слишком любила Маэглина, а зная его помыслы о ней, она  стала  любить  его
еще меньше. Она видела в нем что-то чужое, исковерканное, как впоследствии
стали считать и Эльдарцы: злые плоды убийства родичей, после которого тень
проклятия Мандоса затмила последние надежды Нольдора.
     Но шли годы, а Маэглина по-прежнему влекло к Идриль. Он  ждал  своего
часа, и любовь его погрузила во мрак его  сердце.  И  он  все  чаще  искал
возможности удовлетворить свое желание в чем-нибудь другом,  не  уклоняясь
ни от какого тяжелого труда  или  ноши,  если  это  вело  к  усилению  его
могущества.
     Так в Гондолине, в зените расцвета королевства, во время величия было
брошено в почву темное семя зла.



                         17. О ПРИХОДЕ ЛЮДЕЙ НА ЗАПАД

     Когда минуло более трехсот лет с тех пор, когда  нольдорцы  пришли  в
Белерианд, в дни долгого мира, Финрод  Фелагунд,  повелитель  Нарготронда,
отправился поохотиться вместе с Маглором и Маэдросом,  сыновьями  Феанора,
на  восток  от  Сириона.  Но  утомившись  от  погони,  они  направились  к
увиденному ими издалека Эред Линдону.
     Воспользовавшись дорогой гномов, Финрод пересек  Гелион  у  переправы
Сарк-Атрада и, свернув  к  югу,  у  истоков  Аскара,  оказался  на  севере
Оссирианда.
     Когда наступил вечер, в долине среди предгорий, ниже истоков  Талоса,
он увидел свет и услышал вдалеке звуки пения.
     Финрод очень удивился, потому что Зеленые Эльфы той  страны  не  жгли
костры и не пели но ночам.
     Сначала он испугался, не набег ли это  Орков  с  севера,  но  подойдя
ближе, понял, что ошибся, потому что певцы пользовались  языком,  которого
Финрод никогда прежде не слышал. И это не было наречием  ни  карликов,  ни
Орков.
     Тогда Фелагунд, бесшумно затаившись среди деревьев, взглянул вниз  на
лагерь и увидел там незнакомый народ.
     То  была  часть  племени  Старого  Беора,   как   стали   звать   его
впоследствии, вождя Людей.
     После долгих лет скитаний на пути с востока он провел их через  Синие
Горы первым из расы людей, вошедших в Белерианд: и  они  пели,  охваченные
радостью, веря, что избавились от всех опасностей  и  пришли,  наконец,  в
страну, не знающую страха.
     Долго наблюдал за ними Фелагунд,  и  любовь  к  ним  проникла  в  его
сердце, но он продолжал скрываться за деревьями, пока все они не уснули.
     Тогда он спустился к  спящим  и  сел  возле  их  угасающего  огня,  у
которого никто не держал стражи. Он взял примитивную арфу, лежавшую  рядом
с Беором, и заиграл на ней. И люди никогда  не  слышали  подобной  музыки,
потому что некому еще было обучать их искусству,  кроме  темных  Эльфов  в
диких землях.
     Люди проснулись и слушали, как он играет и поет, и каждый думал,  что
видит красивый сон, пока не замечал рядом проснувшихся товарищей.
     Но никто из них не сказал ни слова и не  пошевелился,  пока  Фелагунд
играл - так прекрасна была музыка, так удивительна песня. Мудростью дышали
слова короля Эльфов, и сердца тех, кто  слушал  его,  становились  мудрее,
потому что все, о чем он пел: о сотворении Арда и о  блаженстве  Амана  за
тенями моря - представало их глазам как отчетливое видение,  и  каждый  из
них истолковывал его речь Эльфов в меру своего разумения.
     Вот как случилось, что люди назвали короля Фелагунда, первого из всех
Эльдарцев, именем Ном, что означает "мудрость" на языке  этого  народа,  а
народ короля они позже назвали Номин, Мудрые.
     Люди считали даже, что Фелагунд был одним из Валар, которые, как  они
слышали, живут далеко на западе.
     И Фелагунд жил среди людей и учил их истинному знанию, и они полюбили
его и признали его своим повелителем, и  навсегда  остались  верными  дому
Финарфина.
     Эльдарцы больше всех прочих народов были искусны в изучении языков, и
Фелагунд, к тому же, обнаружил, что может читать те мысли  людей,  которые
они желают выразить словами, так что эти слова легко можно было понять.
     Говорят также, что те люди долго имели дело с темными  Эльфами  и  от
них узнали многое из их наречия. А так как все языки  Квенди  исходили  из
одного источника, а речь Беора различными  словами  наоборот  походила  на
речь Эльфов, то спустя некоторое время  Фелагунд  мог  уже  объясняться  с
Беором и пока жил там, они часто беседовали. Но когда  Фелагунд  спрашивал
Беора о появлении людей и об их путешествиях, тот мало что  мог  сообщить,
потому что сам знал мало, так как отцы этого народа почти не  рассказывали
о своем прошлом, обходя молчанием свои воспоминания.
     - Тьма лежит позади нас, - сказал Беор, -  и  мы  повернулись  к  ней
спиной и не желаем возвращаться туда даже в мыслях. Наши сердца  стремятся
к Западу, и мы верим, что там мы найдем свет!
     Но впоследствии среди Эльдарцев говорили, что когда люди проснулись в
Хильдориене при восходе Солнца, шпионы Моргота  были  настороже  и  вскоре
сообщили ему о происшедшем, и он счел это столь  важным,  что  тайно,  под
покровом тьмы, покинул Ангбанд и отправился в Средиземье, оставив  Саурона
вести войну. То, что он общался с людьми, Эльфы отчетливо ощущали  даже  в
том народе друзей Эльфов, который они узнали первыми (подобно тому, как  в
нольдорцах ощущалась тень убийства родственников и приговора Мандоса).
     Главным желанием Моргота всегда было  испортить  или  уничтожить  все
новое и прекрасное. И несомненно, этого же он добивался и тогда: страхом и
ложью сделать людей врагами Эльдара и повести их с востока на Белерианд.
     Но этот замысел созревал медленно и никогда не был доведен  до  конца
полностью, потому что, как говорят,  сначала  людей  было  очень  мало,  и
Моргот, боясь возрастающей мощи и объединения Эльдара, вернулся в Ангбанд,
оставив в  то  время  среди  людей  лишь  немногих  слуг  из  числа  менее
могущественных и хитроумных.
     Теперь Фелагунд узнал от Беора, что было много и других людей того же
племени, также отправившихся в путешествие на запад.
     - Другие мои родичи,  -  сказал  Беор,  -  пересекли  горы  и  бродят
недалеко отсюда, а Халадин, народ, отличающийся  от  нас  речью,  все  еще
находится в долинах  на  восточных  склонах,  ожидая  вестей,  прежде  чем
отважится на дальнейший путь. Есть и другие люди, чей язык  более  схож  с
нашим, мы иногда встречаемся с ними. Они раньше нас отправились в поход на
запад, но мы обогнали их, потому что это многочисленный народ  и  движется
медленно. И всеми ими правит один вождь, которого они зовут Марах.
     Зеленые Эльфы Оссирианда были обеспокоены появлением людей и,  узнав,
что среди них находится  вождь  Эльдарцев,  пришедших  из-за  моря,  Эльфы
послали к Фелагунду вестников.
     - Вождь, - сказали те, - если ты имеешь власть над этими пришельцами,
прикажи им вернуться тем же путем, каким они прибыли, или же идти  дальше,
потому что мы не желаем, чтобы чужестранцы нарушали мир страны, в  которой
мы живем. А этот народ рубит деревья и охотится на зверей, и потому мы  не
друзья им! Если  они  не  уйдут  отсюда,  мы  вынудим  их  к  этому  всеми
способами, какими сможе