вершенствовал  свое  искусство,  так  что  Гондолин  на  Амон
Гварете стал поистине прекрасным и достойным  сравнения  даже  с  Тирионом
Эльфов за морем.
     Высокими и белыми были его стены, гладкими его  ступени.  Стройной  и
прочной была его башня короля. Там играли  сияющие  фонтаны,  а  во  дворе
Тургона стояли подобия деревьев  древности,  которые  создал  сам  Тургон,
использовав все искусство Эльфов.
     Дерево, сделанное им из золота, называлось Глиндаль,  а  другое,  чьи
цветы были из серебра, носило название Бельтиль.
     Но прекраснее всех других чудес Гондолина была Идриль, дочь  Тургона,
прозывавшаяся Келебриндаль, Сереброногая,  чьи  волосы  напоминали  золото
Лаурелина до прихода Мелькора.
     Так Тургон долго жил в блаженстве, а Невраст оставался заброшенным  и
бесплодным вплоть до разрушения Белерианда.
     В то время, пока Гондолин строился  втайне,  Финрод  Фелагунд  жил  в
подземельях Нарготронда, а Галадриэль, его  сестра,  жила,  как  уже  было
сказано, в королевстве Тингола  в  Дориате.  Иногда  Мелиан  и  Галадриэль
говорили о Валиноре и о древнем блаженстве. Но дальше черного часа  смерти
деревьев Галадриэль не шла и всегда умолкала.
     И однажды Мелиан сказала:
     - Есть какое-то несчастье, которое лежит на тебе и на твоем роде. Это
я могу увидеть в тебе. Но все остальное от  меня  скрыто.  Потому  что  ни
видением, ни  мыслью  я  не  могу  проникнуть  в  то,  что  произошло  или
происходит на Западе: тень лежит на всей земле Амана и уходит далеко через
море. Почему ты не расскажешь мне все?
     - Потому что это несчастье уже в прошлом, - ответила Галадриэль, -  и
я предпочитаю радость,  еще  оставшуюся  здесь,  печальным  воспоминаниям.
Ведь, может быть, будет еще достаточно горя,  хотя  надежда  кажется  пока
яркой.
     Тогда Мелиан посмотрела ей в глаза и сказала:
     - Я  не  верю,  что  Нольдорцы  пришли  сюда  посланцами  Валар,  как
говорилось сначала, хотя они и появились в час нашей крайней нужды. Потому
что они никогда не говорят с Валар, а их вожди не принесли Тинголу никакой
вести ни от Манве, ни от Ульмо, ни даже от Ольве, брата короля, и  от  его
собственного народа, что ушел  за  море.  По  какой  причине,  Галадриэль,
высший народ Нольдора покинул Аман, подобно изгнанникам? Может, некое  зло
лежит на сыновьях Феанора, раз они стали своенравными и недобрыми? Разве я
не близка к истине?
     - Близка, - сказала Галадриэль, - но только никто нас не  изгонял,  а
мы ушли по собственной воле, но против воли Валар. И мы явились сюда  чрез
многие опасности и вопреки Валар: отомстить Морготу и вернуть себе то, что
он захватил!
     И тогда Галадриэль рассказала Мелиан  о  Сильмарилях  и  об  убийстве
короля Финве в Форменосе. Однако, пока она еще не сказала ни  слова  ни  о
Клятве, ни об убийстве родичей, ни  о  сожжении  кораблей  в  Лосгаре.  Но
Мелиан заметила:
     - Теперь ты сообщила мне многое, а еще больше я  почувствовала.  Тень
омрачила вас на долгой дороге из Тириона, но я вижу  там  зло,  о  котором
должен узнать Тингол.
     - Может быть, - сказала Галадриэль, - но не от меня.
     И Мелиан больше не говорила  с  Галадриэль  об  этом,  но  рассказала
королю Тинголу все, что услышала о Сильмарилях.
     - Это великие вещи, - сказала она, - более великие, чем считают  сами
Нольдорцы, потому что в тех камнях, трудах  погибшего  Феанора,  заключены
ныне свет Амана и судьба Арда. И я предсказываю, что никакой мощи  Эльдара
не вернуть их, и мир будет  разрушен  в  предстоящих  битвах  прежде,  чем
Сильмарили удастся отобрать у Моргота. Смотри: они убили Феанора  и  убьют
еще многих других, как я предполагаю. А первым из тех, кому  они  принесли
смерть, был Финве, твой друг. Моргот убил его, прежде чем покинуть Аман!
     Тогда  Тингол   погрузился   в   молчание,   исполненный   печали   и
предчувствий, но потом сказал:
     - Теперь  я,  наконец,  понял  причину  прихода  Нольдора  с  Запада,
которому я прежде очень удивлялся. Не для того, чтобы оказать нам  помощь,
пришли они (это случайное совпадение), потому  что  тех,  кто  остается  в
Средиземье, Валар предоставляют самим себе, пока не настанет крайний  час.
Для  мести  и  возвращения  утраченного  пришли  Нольдорцы?   Тем   больше
уверенность, что  они  будут  союзниками  против  Моргота  и  не  окажутся
предателями в этой борьбе.
     Но Мелиан сказала:
     - Верно, что по этим причинам они пришли сюда, но и по другим  также.
Остерегайся сыновей Феанора! Тень гнева Валар лежит на них, и я  чувствую,
они причинили зло и Аману, и собственному роду. До времени  уснувшая  беда
разделит князей Нольдора.
     И Тингол ответил:
     - Что мне до этого? О Феаноре мне известно, что он действительно  был
великим. О его сыновьях я слышал  мало  приятного,  однако,  они  все  же,
вероятно, окажутся смертельными врагами нашего врага!
     - Их мечи и их советы будут иметь два  конца!  -  сказала  Мелиан,  и
впоследствии они больше не говорили об этом.
     Вскоре среди Синдара из уст в уста начали  распространяться  слухи  о
делах Нольдорцев до их появления в Белерианде. Не  было  сомнений,  откуда
исходили эти слухи, в которых злая правда искажалась и отравлялась  ложью.
Но  синдарцы  были  еще  неосторожны  и  доверчивы,  и,  как  легко  можно
догадаться, Моргот им первым адресовал измышления своей злобы, потому  что
они еще не знали его.
     И Сирдан, услышав эти черные известия, обеспокоился, ибо он был  мудр
и  быстро  понял,  что  правду  или  ложь  несут  вести,  но   сейчас   их
распространяет чья-то злоба. Правда, он  полагал,  что  это  злоба  князей
Нольдора, возникшая как следствие зависти,  существовавшей  между  домами.
Поэтому он послал вестников к Тинголу с тем, чтобы они рассказали ему все,
что слышал Сирдан.
     Случилось так, что в это время сыновья Финарфина опять  были  гостями
Тингола, потому что им хотелось повидаться с сестрой Галадриэль.
     Тогда Тингол, будучи в сильном возбуждении, сказал гневно Финроду:
     - Нехорошо поступил ты, родич, скрыв от меня столь  важные  сведения.
Но теперь я узнал о всех злых делах Нольдора.
     И Финрод спросил:
     - Что плохого я сделал тебе, вождь? И какими  злыми  делами  в  твоем
королевстве опечалили тебя Нольдорцы? Никакого зла они не замыслили  и  не
делали ни твоим родичам, ни кому-либо из твоего народа.
     - Ты удивляешь меня, сын Эрвен, - сказал Тингол, - тем, что пришел  к
накрытому столу твоего родича с  руками,  обагренными  от  убийства  родни
твоей матери, и ничего не говоришь в свою защиту, не ищешь прощения.
     Тогда Финрод  сильно  смутился,  но  промолчал,  потому  что  не  мог
защитить себя, не обвинив при этом других князей Нольдора.
     А этого он не склонен был делать перед Тинголом. Но в сердце  Ангрода
снова  проснулись  воспоминания  о  словах  Карантира,  и  он  с   горечью
воскликнул:
     - Вождь, я не знаю, какую ложь ты слышал, не знаю, откуда она пришла,
но руки наши не обагрены кровью! Нет вины на нас, разве лишь в том, что мы
безрассудно слушали слова безумного Феанора,  и  речи  его,  будто  хмель,
ударили нам в голову. Никому не чинили мы  зла  во  время  пути,  но  сами
потерпели великую несправедливость и простили ее. И за все это нас назвали
твои доносчики предателями Нольдора:  несправедливо,  как  тебе  известно,
потому что мы, храня верность, молчали перед тобой и  тем  заслужили  твой
гнев. Но теперь мы больше не станем сносить эти обвинения,  и  ты  узнаешь
всю правду!
     И Ангрод заговорил с горечью против сыновей  Феанора  и  рассказал  о
кровопролитии в Альквалонде, о приговоре Мандоса и о сожжении  кораблей  в
Лосгаре. И он воскликнул:
     - Почему мы, претерпевшие тягость битого льда, должны нести  прозвище
предателей и убийц родичей?
     - Но тень Мандоса лежит и на вас, - сказала Мелиан.
     Тингол долго молчал, прежде чем заговорил снова:
     - Сейчас уходите, - сказал он, - потому  что  сердце  горит  во  мне!
Позже вы сможете вернуться, потому что я не закрою навсегда перед вами мои
двери, родичи, попавшие в злую западню! Я сохраню дружбу с Фингольфином  и
его народом, потому что они жестоко поплатились за причиненное ими зло.  И
в нашей ненависти к той силе, что была причиной всех этих бед, мы отбросим
свои обиды. Но запомните мои слова: никогда больше не стану я слушать язык
тех, кто убил моих родичей в Альквалонде! И во всем моем королевстве, пока
длится моя власть, не будут открыто говорить на  нем.  Пусть  весь  Синдар
услышит мой призыв: никогда они не должны говорить на языке  Нольдора  или
отвечать на него! А все те, кто станет пользоваться  им,  будет  считаться
убийцами своих родичей и отъявленными предателями своего рода!
     И тогда сыновья Финарфина с тяжестью покинули Менегрот, понимая,  что
слова  Мандоса  оказались  истинными  и  что  ни   один   из   Нольдорцев,
последовавших за Феанором, не мог избежать тени, упавшей на его род.
     И все случилось так, как сказал Тингол, потому что синдарцы  услышали
его слова, и впоследствии по всему Белерианду они  отказались  от  наречия
Нольдора и избегали тех, кто громко говорил на нем.
     Изгнанники же приняли наречие Синдара для повседневного употребления,
и только вожди Нольдора в разговорах друг  с  другом  пользовались  высшей
речью Запада.
     Кроме того, это наречие всегда оставалось языком науки, где бы ни жил
этот народ.
     Пришел срок, когда Нарготронд был полностью  построен  (Тургон  в  то
время все еще жил во дворце Виньямара), и сыновья Финарфина собрались  там
на праздник, и Галадриэль пришла  из  Дориата  и  на  время  поселилась  в
Нарготронде.
     Король Финрод Фелагунд не имел тогда жены, и Галадриэль спросила его,
почему это так. Но когда Фелагунд заговорил, провидение сошло на  него,  и
он сказал:
     - Мне так же суждено принести клятву, и я должен остаться  свободным,
чтобы исполнить ее и уйти во тьму!
     Но, говорят, что на самом деле он любил Амарие, из  рода  Ваньяр,  но
она не ушла с ним в изгнание.



                                16. О МАЭГЛИНЕ

     Аредель Ар-Фейниэль, Белая Госпожа Нольдора, дочь Фингольфина, жила в
Неврасте с Тургоном, ее братом, и отправилась с ним в Скрытое Королевство.
Но ее утомила охрана столицы  Гондолина,  и  чем  дольше,  тем  больше  ей
хотелось вновь скакать верхом по широким равнинам и бродить в  лесах,  как
она поступала в Валиноре. И когда с момента окончания постройки  Гондолина
прошло двести лет, Аредель  обратилась  к  Тургону  и  просила  разрешения
покинуть город.
     Тургон не хотел разрешать этого и долго  отказывал  ей,  но  в  конце
концов уступил, сказав:
     - Иди, если хочешь, хотя мой разум против этого,  и  я  предсказываю,
что злом обернется твой уход и для тебя, и для меня. Но  ты  пойдешь  лишь
только для того, чтобы найти Фингона, нашего брата, и те, кого я  пошлю  с
тобой, чтобы найти Фингона, должны будут вернуться в Гондолин  так  скоро,
как только смогут.
     Но Аредель ответила:
     - Я твоя сестра, но не слуга тебе, и  за  пределами  твоей  страны  я
пойду туда, куда сочту нужным. А если ты откажешь мне в сопровождающих,  я
уйду одна!
     Тогда Тургон сказал:
     - Для тебя мне не жаль ничего из того, чем я владею. Но я хочу, чтобы
за пределами моих стен не было никого, кто знает дорогу  сюда,  и  если  я
доверяю тебе, сестра моя, то языкам других я доверяю меньше!
     И Тургон избрал  трех  вождей  из  числа  своих  приближенных,  чтобы
сопровождать Аредель, и приказал им проводить ее в Хитлум к Фингону,  если
они смогут убедить ее.
     - И будьте осторожны, - сказал он, - ибо, хотя Моргот все еще окружен
на севере, в Средиземье есть много опасностей, о которых госпожа ничего не
знает.
     И тогда Аредель покинула Гондолин, и уход ее тяжестью лег  на  сердце
Тургона.
     Но когда Аредель достигла переправы  Бритиаха  на  реке  Сирион,  она
сказала своим спутникам:
     - Теперь повернем на юг, потому что я не поеду в Хитлум.  Сердце  мое
влечет меня к сыновьям Феанора: моим старым друзьям!
     И так как отговорить ее было невозможно, они повернули на юг, как она
приказала, и попросили дозволения пройти через Дориат.
     Но стражи границ отказали им, потому что Тингол не разрешал никому из
Нольдора, кроме его родичей из дома Финарфина, пересекать пояс  Мелиан,  и
меньше всего тем, кто был другом сыновей Феанора.
     Поэтому стражники сказали Аредель:
     - Вы не сможете, госпожа, найти способ  попасть  в  страну  Колегорма
через королевство Тингола. Вам следует ехать вне пределов пояса Мелиан  на
юг или на север. Самый быстрый путь - использовать  тропы,  что  ведут  от
Бритиаха  на  восток,  через  Димбар,  и  вдоль  северной  границы   этого
королевства, пока вы не минуете мост Эсгалдуина и переправы  Ароса.  Тогда
вы окажетесь в землях, что лежат за холмом Химринг. Там и  живут,  как  мы
полагаем, Колегорм и Куруфин, и, возможно, вы найдете их. Но  дорога  туда
опасна.
     Тогда Аредель повернула обратно и избрала нелегкий путь между  дикими
ущельями Эред Горгорота и северными границами Дориата. Но приблизившись  к
недоброй местности Нан Дургонтеб, всадники заблудились во тьме, и  Аредель
отбилась от своих спутников и пропала.
     Они долго и тщетно искали ее, опасаясь, что она попала в западню  или
напилась  из  отравленных  источников  этой  страны.  Но  падшие  создания
Унголиант, поселившиеся в глубоком овраге, проснулись и стали преследовать
их, и им едва удалось спасти свои жизни.
     Когда,  наконец,  спутники   Аредель   вернулись   и   рассказали   о
случившемся, Гондолин погрузился в глубокую скорбь, и Тургон долго сидел в
одиночестве, молча перенося горе и гнев.
     Аредель же, после напрасных поисков своих спутников, поехала  дальше,
потому что она была бесстрашной и твердой сердцем, как и все дети Финве.
     Она продолжала свой путь и  переправилась  через  Эсгалдуин  и  Арос,
оказалась в землях Химлада между Аросом и Келоном, где  тогда,  перед  тем
как рухнула осада Ангбанда, жили Колегорм с Куруфином.
     В это время их не было дома: они уехали с  Карантиром  на  восток,  в
Таргелион. Однако, народ Колегорма радушно встретил Аредель и предложил ей
остаться с ними, пока не  вернется  их  повелитель.  Тогда  на  время  она
успокоилась и находила большое удовольствие в свободных скитаниях в лесах,
но время шло, а Колегорм все не возвращался. Беспокойство  снова  овладело
Аредель, и она стала уезжать все дальше и дальше, разыскивая новые тропы и
нехоженные  поляны.  И  в  конце  концов,  случилось  так,   что   Аредель
отправилась на юг Химлада и переправилась через Келон. И  прежде  чем  она
вспомнила об осторожности, Аредель заблудилась в Нан Эльмоте.
     В минувшие эпохи в этих лесах,  когда  чары  еще  лежали  на  них,  а
деревья были молодыми, в сумерках Средиземья бродила Мелиан.
     Но теперь деревья Нан Эльмота стали выше  и  угрюмее  всех  других  в
Белерианде,  и  солнце  никогда  не  проникало  туда.  И  там   жил   Эол,
прозывавшийся Темным Эльфом.
     В древности он принадлежал к роду Тингола, но он не  знал  отдыха,  и
безмятежность Дориата плохо действовала на него.
     Когда же пояс Мелиан окружил лес  Региона,  где  жил  Эол,  он  бежал
оттуда в Нан Эльмот. Там он поселился в глубокой тьме,  потому  что  любил
ночь и сумерки под звездами. Эол избегал Нольдорцев, считая их виновниками
возвращения Моргота, нарушившего  спокойствие  Белерианда.  Гномов  же  он
любил больше, чем кто-либо из народа Эльфов древних времен. От него  гномы
узнали многое о том, что происходило в землях Эльдара.
     Теперь гномы спускались с Синих Гор двумя дорогами:  через  восточный
Белерианд и северным путем, в направлении переправ Ароса,  проходя  вблизи
Нан Эльмота. И там Эол встретился с Наугрим и вступил с ними в сношения. И
по мере того, как росла их дружба, он иногда приходил к  ним  и  гостил  в
подземных жилищах Ногрода или Белегоста.
     Там Эол узнал многое о работе с металлом и стал весьма искусен в ней.
Он изобрел металл прочный, как сталь гномов, но такой ковкий, что Эол  мог
делать его тонким и гибким и все  же  непроницаемым  для  любых  лезвий  и
стрел. Этот металл, который Эол  назвал  Галвори,  был  черным  и  блестел
подобно агату. И Эол одевался в кольчугу из него, куда бы ни шел.
     Но хотя Эол стал сутулым от работы в кузнице, он был  не  гномом,  но
Эльфом из высшего рода Телери, благородным,  хотя  и  угрюмым  с  виду,  и
взгляд его мог глубоко проникать в темные и мрачные места.
     И случилось так, что  он  узнал  Аредель  Ар-Фейниэль,  заблудившуюся
среди высоких деревьев вблизи  границ  Нан  Эльмота  -  белый  проблеск  в
сумрачной стране.
     Прекрасной показалась ему Аредель, и Эол пожелал ее. И он окружил  ее
своими  чарами,  так  что  она  не  могла  найти  дороги  назад,  но  лишь
приближалась к его жилищу в глубине леса.
     Там находились его кузница, его мрачный дом и  его  слуги,  каких  он
имел, молчаливые и таящиеся, подобно их хозяину.
     И когда Аредель, уставшая от  скитаний,  пришла,  наконец,  к  дверям
Эола, он предстал перед нею, радушно встретил ее и ввел в  свой  дом.  Там
она и осталась, и Эол взял ее в жены, и  много  времени  прошло,  пока  ее
родичи услышали о ней снова.
     Никто не утверждает, что Аредель не хотела этого или что долгие  годы
жизни в Нан Эльмоте были ей ненавистны. Потому что, хотя по  приказу  Эола
ей пришлось избегать солнечного света, они много путешествовали вместе при
свете звезд или в лучах серпа луны.
     Она могла бродить и одна, где  хотела,  но  Эол  запретил  ей  только
искать сыновей Феанора или кого бы то ни было из Нольдора.
     И Аредель родила Эолу во тьме Нан Эльмота сына и в сердце своем  дала
ему имя  Ломион,  на  запрещенном  наречии  Нольдора,  что  означает  Дитя
Сумерек. Но отец не дал ему никакого имени, пока мальчику  не  исполнилось
двенадцать лет. А тогда он  назвал  его  Маэглином,  что  означает  Острый
Взгляд, так как Эол чувствовал,  что  глаза  сына  видят  лучше,  чем  его
собственные, и мысль Маэглина могла читать тайны сердец,  скрытые  туманом
слов.
     Когда Маэглин достиг зрелости, он стал похож больше лицом  и  фигурой
на своих родичей - Нольдорцев, но по характеру и складу своего ума он  был
сыном своего отца.
     Маэглин был немногословен, кроме тех случаев, когда дело касалось его
самого, и тогда голос его приобретал силу, способную воодушевить тех,  кто
слушал его, и смутить противостоящих ему. Маэглин был высок и  черноволос,
с глазами темными, но яркими и пронзительными,  как  глаза  Нольдорцев,  а
кожа его была белая. Он часто ходил с Эолом в  города  гномов  на  востоке
Эред Линдона, и там он старательно обучался всему, чему они могли  научить
его. Но больше всего Маэглин стал искусен в поисках руды металлов в горах.
     Однако,  говорят,  что  он  больше  любил  свою  мать,  и  если   Эол
отсутствовал, Маэглин подолгу сидел с ней и  слушал  все,  что  могла  она
рассказать ему о своих родичах и о их деяниях в Эльдамаре и о могуществе и
доблести князей Дома Фингольфина.
     Все это он запечатлел в своем сердце, но  прежде  всего  то,  что  он
слышал о Тургоне и о том, что Тургон  не  имел  наследника.  Эленве,  жена
Тургона, погибла при  переправе  через  Хелкараксе,  и  дочь  его,  Идриль
Келебриндаль, была его единственным ребенком.
     И в этих рассказах у Аредель пробудилось желание снова увидеть  своих
родичей, и она удивилась тому, что прежде ее  утомляли  свет  Гондолина  и
фонтаны в лучах солнца, и ветер, волнующий  зеленую  траву  под  весенними
небесами. К тому же, Аредель часто оставалась одна, когда и сын, и муж  ее
отсутствовали.
     И эти же рассказы  стали  причиной  первых  ссор  Маэглина  с  Эолом.
Поскольку мать ни за что не хотела открыть сыну, где живет  Тургон  и  как
можно попасть туда, Маэглин стал дожидаться своего часа, не теряя  надежды