на запад.
     Но едва ли какое-либо судно смогло бы пройти между ними,  потому  что
там всегда волны с угрожающим шумом разбивались о черные скалы, скрытые  в
тумане. И моряков в сумерках охватывала огромная  усталость  и  пресыщение
морем. Но стоило им высадиться на острова, как они попадали  в  ловушку  и
погружались в сон, которому длиться до изменения мира.
     Так осуществлялось предсказание Мандоса в Арамане,  и  Благословенное
Королевство закрылось для Нольдора.
     Из многих посланцев, что в последующие дни отправились в плавание  на
запад, никому не удалось попасть в Валинор, кроме одного, самого  могучего
из тех, кто упоминается в песнях.



                                 12. О ЛЮДЯХ

     Теперь Валар мирно жили за своими  горами  и,  дав  Средиземью  свет,
надолго оставили его без внимания.
     И владычеству Моргота не было препятствий, кроме доблести Нольдора.
     Но Ульмо, которому все  воды  приносят  вести  о  земле,  по-прежнему
беспокоился об изгнанниках.
     Так началось исчисление лет Солнца.
     Более быстрыми и краткими  были  они,  чем  долгие  годы  деревьев  в
Валиноре.
     В это время воздух Средиземья стал тяжелым от дыхания всего живого  и
от  смертности,  а  перемены  в  старении  чрезвычайно  ускорились.  Жизнь
изобиловала на суше и в водах во вторую весну Арда, и Эльдарцы умножились,
и под новым Солнцем Белерианд стал зеленым и прекрасным.
     И при первом же восходе Солнца  на  земле  Хильдориена,  в  восточных
областях Средиземья, пробудились младшие дети Илюватара.
     Открыв глаза, дети посмотрели в ту сторону,  где  на  западе  впервые
взошло солнце, и туда же большей частью обращали они свои стопы,  скитаясь
по земле.
     Атани, Второй Народ - так называли их  Эльдарцы,  и  еще  -  Хильдор,
Последующие, и дали им еще много других имен: Апановар  -  Послерожденные,
Энгвар - Подверженные болезням, Феримор - Смертные. И они  называли  людей
захватчиками и Чужими, Неуклюжими и Боящимися ночи, Детьми Солнца.
     В этих историях, рассказывающих о древних днях, когда  смертных  было
еще немного, а угасание Эльфов еще не началось, о  людях  говорится  мало,
разве что о тех отцах людей, Атанатари, кто в первые годы  Солнца  и  Луны
скитался на севере мира.
     Ни один Валар не пришел в Хильдориен,  чтобы  руководить  людьми  или
призвать их поселиться в Валиноре, и люди скорее боялись Валар, чем любили
их, и не понимали намерений могущественных, будучи в отчуждении от них и в
борьбе с миром.
     Тем не менее Ульмо принимал в  них  участие  -  по  совету  Манве,  и
вестники Ульмо часто приходили к людям по рекам и ручьям. Но люди почти не
понимали языка воды,  и  в  те  дни  понимали  его  еще  меньше,  пока  не
встретились с Эльфами.
     Поэтому, хотя они и любили воду, и шум ее волновал их сердца, все  же
люди не постигли смысла посланий Ульмо.
     Рассказывают, что вскоре они встретили во многих местах темных Эльфов
и те помогли им, и люди в начале своем стали товарищами и учениками  этого
древнего народа, скитальцев расы Эльфов, никогда  не  ступавших  на  землю
Валинора и знавших о Валар только по слухам.
     Тогда еще прошло немного времени с тех пор,  как  Моргот  вернулся  в
Средиземье, и власть его была ограничена, в первую очередь  -  неожиданным
появлением великого света.
     Холмы и  равнины  были  почти  безопасны,  и  новые  творения,  давно
задуманные Яванной и посеянные ею во  мраке,  вступили,  наконец,  в  пору
роста и цветения. И дети рода людей  широко  распространились  на  западе,
севере и юге, и радость их была подобно радости утра, когда  роса  еще  не
высохла, и каждый лист зелен.
     Но рассвет краток, а день зачастую не оправдывает своих  обещаний,  и
уже приближалось время великих войн на севере, когда Нольдору,  Синдару  и
людям предстояло сражаться  против  войск  Моргота  Бауглира  и  оказаться
побежденными.
     К этому привела хитрая ложь Моргота, которую он посеял  в  древности,
как сеял и впоследствии среди своих врагов, а так же  проклятье,  причиной
которого было убийство в Альквалонде, и клятва Феанора.
     Здесь рассказывается лишь о немногих деяниях тех дней, а больше всего
- о Нольдоре, о Сильмарилях и о смертных, попавших в  ловушку  собственной
судьбы.
     В те дни Эльфы и люди были сходны ростом и силой, но  Эльфы  обладали
большей мудростью, умением и красотой, а те из них, кто жил в  Валиноре  и
видел великих, так же превосходили темных Эльфов во всем этом,  как  те  в
свою очередь превосходили народ смертной расы. Лишь только  в  королевстве
Дориата, королева которого, Мелиан, была в родстве с Валар, Синдарцы почти
равнялись с Калаквенди Благословенного Королевства.
     Бессмертными были Эльфы, и мудрость их росла  от  эпохи  к  эпохе,  и
никакая болезнь, никакое мировое поветрие не  могли  принести  им  смерть.
Однако тела их были материальны и могли быть разрушены. И в те  дни  Эльфы
были более подобны телам людей, так как пока еще недолго существовал огонь
их духа, пожиравший их изнутри с течением времени.
     Люди же были более уязвимы, им больше грозила смерть  от  оружия  или
несчастного случая, а излечивались они не так легко.
     Они были подвержены болезням, старели и умирали. Что происходило с их
душами после смерти, Эльфам неизвестно.  Некоторые  утверждают,  что  души
людей тоже уходят в залы Мандоса, но там они отделены от Эльфов,  и  волей
Илюватара один лишь Мандос знает, куда они отправляются, когда пройдет  их
время ожидания в этих безмолвных залах близ Внешнего моря.  Никто  еще  не
вернулся из Дома Смерти, один лишь Берен, сын Барахира, чья рука коснулась
Сильмарилей. Но он никогда не говорил об этом со смертными людьми.
     Возможно также, что судьба людей после их смерти не зависит от  Валар
и не была предсказана Музыкой Аинур.
     В последующие дни, когда из-за торжества Моргота Эльфы и люди  начали
отдаляться друг от друга, чего он больше всего  хотел,  раса  Эльфов,  еще
остававшихся в Средиземье, пришла в упадок, и главную роль в судьбах земли
стали играть люди. Квенди же скитались в безмолвных местностях страны и на
островах, предпочитая лунный и звездный  свет,  леса  и  пещеры,  и  стали
подобны теням и воспоминаниям. А были и  такие,  что  уплывали  на  запад,
навсегда покидая Средиземье.
     Но в начале лет Эльфы и люди были союзниками и считали себя родичами,
а некоторые из людей даже познали мудрость  Эльдара  и  стали  великими  и
доблестными среди предводителей Нольдора.
     И славу, и красоту Эльфов, их службу в полной мере разделили  потомки
Эльфа и смертного - Эрендиль и Эльвинг, и Эльронд, их дитя.



                         13. О ВОЗВРАЩЕНИИ НОЛЬДОРА

     Как было сказано, Феанор и его сыновья первыми из изгнанников  пришли
в Средиземье и обосновались в пустоши Ламмота (что означает "Великое Эхо")
на внешних берегах залива Дренгист. И когда Нольдорцы  вступили  на  сушу,
эхо в холмах умножило их крики, и все побережье севера  наполнилось  шумом
бесчисленных громких голосов, а треск пылающих в Лосгаре кораблей уносился
ветрами моря, напоминая звуки  чьего-то  великого  гнева.  И  вдалеке  все
слышавшие этот шум приходили в изумление.
     Пламя того пожара видел не только Фингольфин,  покинутый  Феанором  в
Арамане, но и Орки, и наблюдатели Моргота.
     Ни одна история не рассказывает,  какие  мысли  возникли  у  Моргота,
когда он узнал о том, что  Феанор,  злейший  его  враг,  привел  с  запада
войско. Возможно, Моргот мало опасался его, поскольку еще не испытал мечей
Нольдора, и вскоре стало ясно, что он решил оттеснить Нольдорцев обратно в
море.
     Под холодными звездами, еще до восхода  Луны,  войско  Феанора  стало
подниматься вверх по длинному заливу Дренгист,  пронизавшему  отзывающиеся
холмы Эред Ломина, и ушло от побережья в  обширную  страну  Хитлума.  Так,
наконец, они оказались у озера Митрим и встали  лагерем  на  его  северном
берегу в местности, носившей то же название.
     Но войско Моргота,  разбуженное  шумом  в  Ламмоте  и  светом  пожара
Лосгаре, прошло перевалами Эред Витрина, Гор Мрака, и  внезапно  атаковало
Феанора, прежде чем его лагерь был окончательно устроен  и  подготовлен  к
обороне. И там, на зеленых полях Митрима, началась вторая битва  из  числа
войн в Белерианде.
     Она была названа Дагор-нуин-Гилиат, Битва под  Звездами,  потому  что
луна еще не взошла. И так она стала известна в песнях.
     Нольдорцы, будучи в меньшем числе  и  захваченные  врасплох,  все  же
быстро одержали победу, так как свет Амана не померк в их взоре. Они  были
смелы и проворны, и страшны в ярости, а мечи их - длинны  и  ужасны.  Орки
бежали перед ними, а  Нольдорцы  изгнали  врагов  из  Митрима,  нанеся  им
жестокие потери и преследуя их за Горами Мрака вплоть до обширной  равнины
Ард-Галена, лежавшей к северу от Дор-Финиона.
     Там на помощь беглецам пришли армии Моргота, ушедшие на юг, в  долину
Сириона, и осаждавшие Сирдана в гаванях Фаласа, и так  же  разделившие  их
участь.  Потому  что  Колегорм,  сын  Феанора,  получив  сведения  о  них,
подстерег их с частью войска Эльфов  и,  обрушившись  на  врага  с  холмов
вблизи Эйфель Сириона, загнал их в топи Сереха.
     Воистину недобрыми были  вести,  доставленные  в  Ангбанд,  и  Моргот
пришел в замешательство.
     Десять дней  длилась  эта  битва,  и  из  всего  войска,  что  Моргот
подготовил для завоевания Белерианда, из  нее  вернулось  не  больше,  чем
горсть листьев.
     И все же у него была причина для великой радости, хоть он и  не  знал
об этом некоторое время.
     Дело в том, что Феанор в своем гневе против врага не остановился,  но
продолжал теснить остатки Орков, считая, что так он  доберется  до  самого
Моргота. И он громко смеялся, сжимая рукоять своего  меча,  радуясь  тому,
что бросил вызов гневу Валар и злу, подстерегавшему его на пути  -  потому
что он видел час своего отмщения. Феанор ничего не знал об Ангбанде  и  об
огромных оборонительных силах, быстро подготовленных Морготом. Но если  бы
он даже и знал, это бы не остановило его, потому что Феанор был одержимым,
сжигаемым пламенем собственного гнева.
     Вот как случилось,  что  он  далеко  оторвался  от  авангарда  своего
войска, и, видя это, слуги Моргота  защищались  из  последних  сил,  и  на
помощь им из Ангбанда  вышли  Балроги.  Там,  на  границах  Дор-Даэделота,
страны Моргота, Феанор и некоторые его друзья были окружены.
     Он долго сражался, неустрашимый, хоть и опаленный пламенем и покрытый
множеством ран, но в конце концов он был повержен Готмогом,  предводителем
Балрогов, кого впоследствии убил в Гондолине Эктелион. Там  бы  Феанору  и
погибнуть, если бы в этот момент ему на помощь не подоспели его сыновья  с
большими силами. И Балроги, оставив Феанора, отступили в Ангбанд.
     Тогда сыновья подняли своего отца и унесли его обратно в  Митрим.  Но
когда они приблизились к Эйфель  Сириону  и  вступили  на  тропу,  ведущую
вверх, к горному перевалу, Феанор приказал им остановиться, так  как  раны
его были смертельны, и он знал, что час его пришел.
     Взглянув в последний раз со склонов Эред  Витрина,  он  увидел  вдали
пики Тангородрима, величайшей из башен Средиземья,  и  узнал  предвидением
смерти, что никаким силам Нольдора никогда не низвергнуть ее.
     И  он  трижды  проклял  имя  Моргота  и  возложил  на  своих  сыновей
исполнение их клятвы и месть за отца.
     А потом он умер. Но  не  было  у  него  ни  похорон,  ни  надгробного
памятника, так как настолько свирепым был пылавший в нем огонь,  что  тело
Феанора обратилось в пепел, и ветер развеял его, как дым.
     И подобных Феанору не появилось больше в Арда, а дух его  никогда  не
покидал залов Мандоса.
     Так окончил свои дни  могущественнейший  из  Нольдорцев,  чьи  деяния
приобрели  самую  величайшую  известность  и  вызвали   самые   величайшие
несчастья.
     В это время в Митриме жили Серые Эльфы, народ Белерианда, скитавшийся
за горами, к северу. И Нольдорцы с радостью  встретились  с  ними,  как  с
долго отсутствующими родичами. Но сначала им было нелегко объясняться друг
с  другом,  ибо  в  их  долгой  разлуке  наречия  Калаквенди  Валинора,  и
Мориквенди в Белерианде развивались самостоятельно.
     От Эльфов Митрима Нольдорцы узнали о могуществе Эру  Тингола,  короля
Дориата, и о волшебном поясе,  ограждающем  его  королевство,  а  вести  о
великих подвигах на севере пришли на юг, в Менегрот и в гавани  Бритомбара
и Эглареста.
     И тогда все Эльфы Белерианда исполнились изумления и надежды, узнав о
приходе их могучих родичей, так неожиданно  вернувшихся  с  запада  в  тот
самый час, когда в этом была нужда. Все сначала  поверили,  что  Нольдорцы
явились как посланники Валар, чтобы избавить Средиземье от бед.
     Но чуть ли не в час смерти Феанора к его сыновьям пришли вестники  от
Моргота, признавшего свое поражение и предлагавшего условия  мира,  вплоть
до возвращения одного Сильмариля.
     Тогда Маэдрос Высокий, старший сын, убедил  своих  братьев  притворно
согласиться на переговоры с Морготом и  встретиться  с  его  посланцами  в
условленном месте.
     Однако, Нольдорцы так же мало доверяли Морготу, как и он им. По  этой
причине каждая сторона явилась на переговоры с большими  силами,  чем  это
было обусловлено. Но Моргот послал больше и в том числе - Балрогов.
     Маэдрос был атакован из засады  и  всех  его  спутников  перебили,  а
самого же его отряд Моргота захватил живым и увел в Ангбанд.
     Тогда братья Маэдроса отступили и устроили огромный лагерь в Хитлуме.
Но Моргот держал Маэдроса как заложника и сообщил, что не  освободит  его,
если Нольдорцы не прекратят войну и не вернутся на запад или  хотя  бы  не
уйдут из Белерианда на юг мира.
     Однако, сыновья Феанора знали, что Моргот предаст их и  не  освободит
Маэдроса, как бы они ни поступили. К тому же они были связаны клятвой и ни
по какой причине не могли отказаться от войны со своим врагом.
     Поэтому  Моргот   приковал   Маэдроса   к   поверхности   обрыва   на
Тангородриме, связав запястье его правой руки со стальным кольцом в скале.
     В это время в лагерь в Хитлуме пришли вести  о  том,  что  Фингольфин
вместе с теми, кого он вел, пересек битый лед, и тогда  же  весь  мир  был
поражен появлением Луны. А когда войско Фингольфина добралось до  Митрима,
на западе, пламенея, взошло солнце. И Фингольфин развернул свои голубые  и
серебряные знамена и велел трубить  в  трубы.  А  под  ногами  его  войска
распустились цветы, и эпоха звезд кончилась.
     При восходе великого  светила  слуги  Моргота  бежали  в  Ангбанд,  и
Фингольфин, не встретив сопротивления, проник в укрепления  Дор-Даэделота,
пока враги  его  прятались  под  землей.  Тогда  Эльфы  ударили  в  ворота
Ангбанда, и вызов их труб потряс вершины Тангородрима, и Маэдрос,  услыхав
его среди своих мучений, громко закричал, но  голос  его  затерялся  среди
отзвуков в каменных стенах.
     Однако, Фингольфин,  отличавшийся  характером  от  Феанора,  опасаясь
хитрости Моргота, отошел от Дор-Даэделота и  повернул  обратно  в  Митрим,
получив сведения, что там он сможет найти  сыновей  Феанора.  К  тому  же,
Фингольфин хотел иметь защиту от Гор Мрака, пока его народ будет  отдыхать
и набираться сил, потому что он увидел силу Ангбанда и не рассчитывал, что
крепость падет от одного лишь звука труб.
     Поэтому, придя в Хитлум, он основал свои первые лагерь и поселение  у
северных берегов озера Митрим.
     Никакой любви не испытывали те, кто следовал за Фингольфином, к  дому
Феанора, потому что велики были страдания, перенесенные ими при  переправе
через льды. И Фингольфин считал сыновей Феанора соучастниками дел их отца.
     И тогда возникла опасность столкновения двух войск. Но как ни  велики
были потери в пути, народ Фингольфина и Финрода, сына Финарфина,  все  еще
оставался более  многочисленным,  чем  войско  Феанора.  И  эти  последние
отступили и перенесли свои жилища на южный берег, и озеро разделило их.
     Многие из народа Феанора сожалели о сожжении в Лосгаре  и  поражались
мужеству покинутых ими товарищей, которое  помогло  им  перебраться  через
льды севера, и они предложили бы им свою дружбу, если бы стыд  не  удержал
их.
     Так, из-за проклятья, лежавшего на них, Нольдорцы ничего не добились,
пока Моргот колебался, в страхе перед светом,  который  был  еще  новым  и
сильным для Орков.
     Но Моргот собрался с мыслями и смеялся, видя разобщение его врагов.
     В своих подземельях он создавал огромные клубы дыма  и  пара,  и  они
вырывались наружу из вершин Железных Гор. Издалека, из Митрима, можно было
видеть эти дымящиеся вершины, пачкающие чистое небо в первое утро мира.
     С востока пришел ветер и понес  тучи  прямо  с  дымом  через  Хитлум,
затмевая новое солнце. И они извивались над полями и долинами и, черные  и
ядовитые, ложились на воды Митрима.
     Тогда  Фингон  Доблестный,  сын  Фингольфина,   решил   покончить   с
отчуждением среди Нольдорцев, прежде чем их враг  успеет  подготовиться  к
войне, потому что земля в странах  севера  дрожала  от  грохота  подземных
кузниц Моргота.
     Когда-то в блаженстве Валинора, еще до того, как  Моргота  освободили
от цепей и ложь  его  омрачила  сердца,  Фингон  был  в  тесной  дружбе  с
Маэдросом, и хотя он не знал еще, что Маэдрос вспомнил о нем при  сожжении
кораблей, мысль об их  давней  дружбе  жгла  сердце  Фингона.  Поэтому  он
отважился на подвиг, который заслуженно упоминается на празднестве  князей
Нольдора: один, без чьей либо помощи, он отправился на поиски Маэдроса.
     Воспользовавшись той самой тьмой, что  создал  Моргот,  он  незаметно
проник  в  укрепления  своих  врагов.   Взобравшись   высоко   на   отроги
Тангородрима, Фингон со скорбью взглянул на опустошенную страну, но он  не
нашел ни прохода, ни трещины, через  которую  смог  бы  проникнуть  внутрь
крепости Моргота. Тогда, как вызов Оркам, все еще  укрывавшимся  в  темных
подвалах под землей, Фингон взял свою арфу и запел  свою  песнь  Валинора,
сложенную Нольдорцами в  древности,  и  голос  его  взлетел  над  мрачными
провалами, не слыхавшими раньше ничего подобного - только крики  страха  и
горя.
     Так Фингон нашел то, что искал.  Ибо  высоко  над  ним  кто-то  слабо
подхватил его песню, и чей-то голос позвал его. То был Маэдрос,  запевший,
несмотря на свои муки. И Фингон взобрался к подножию  обрыва,  на  котором
висел его родич, но дальше  подняться  не  смог.  И  он  заплакал,  увидев
жестокую затею Моргота. И Маэдрос, испытывая сильные страдания и  не  имея
надежды, просил Фингона застрелить его из лука. И Фингон наложил стрелу  и
натянул лук. И он безнадежно воззвал к  Манве,  сказав:  "О  король,  кому
дороги все птицы, сделай  так,  чтобы  полет  этой  оперенной  стрелы  был
быстрым, и вспомни о сострадании к Нольдору в час его нужды!"
     Ответ на его просьбу последовал мгновенно, так  как  Манве,  которому
дороги все птицы и кому на Таникветиль они приносят вести  из  Средиземья,
еще раньше послал туда племя  орлов,  приказав  им  поселиться  на  утесах
севера и наблюдать за Морготом  -  потому  что  Манве  все  еще  испытывал
жалость к изгнанным Эльфам. И орлы сообщили опечаленному Манве  о  многом,
что происходило в те дни.
     И теперь, едва Фингон натянул свой  лук,  с  огромной  высоты  слетел
Торондор,  король  орлов,  самый  могучий  из  всех  птиц,  существовавших
когда-либо. Его распахнутые крылья простирались на тридцать фатомов.
     Остановив руку Фингона, он схватил его и поднял до уровня скалы,  где
висел Маэдрос, но Фингон не смог освободить его запястья от  адских  оков:
ни рассечь их, ни вырвать из камня. И потому  в  своем  страдании  Маэдрос
снова просил Фингона убить его, но Фингон отсек ему руку выше запястья,  и
Торондор унес их обоих в Митрим.
     Прошло время, и рана Маэдроса зажила, потому что в  нем  пылал  огонь
жизни,